По рукоять в опасности

— Айвэн, — сказал я, — положите что бы то ни было в подвал банка и пошлите соответствующую письменную инструкцию своему адвокату.

Он покачал головой.

Только не давай мне ничего прятать, думал я, ради Бога, не давай. Оставь меня в покое. Я не привык ничего прятать.

— Допустим, это лошадь, — сказал Айвэн. Мне оставалось лишь вытаращить на него глаза.

— Лошадь ты в подвале банка не спрячешь, — продолжал он.

— Какую лошадь?

Он не сказал какую. Он спросил:

— Где бы ты спрятал лошадь?

— Скаковую?

— Разумеется.

— Ну... — в скаковой конюшне.

— А не в каком-нибудь незаметном сарайчике где-нибудь у черта на куличках?

— Конечно, нет. Лошадей надо кормить. Регулярные посещения такого сарайчика послужат сигналом, что там спрятано что-то важное.

— Неужели ты веришь, что можно спрятать что-то на виду у всех и так спрятать, что никто не поймет, что именно спрятано?

— Вся закавыка в том, — сказал я, — что в конце концов кто-то поймет, что он видит перед собой. Кто-то распознает редкую печать на конверте. Кто-то распознает настоящие жемчужины, когда высохнут ягоды омелы.

— Но ты, однако, держал бы скаковую лошадь среди других?

— И часто перемещал бы ее с одного места на другое, — сказал я.

— А препятствия, которые ты при этом встретил бы?

— Препятствие заключается в том, что лошадь не может участвовать в скачках без обнаружения ее местонахождения. Разве что вы окажетесь таким плутом, который всех обманет, а это не похоже на вас, Айвэн. — И на том спасибо, Александр. — В его голосе слышалась суховатая ирония.

— А если эта лошадь не будет участвовать в скачках, — продолжал я, — она утратит свою ценность и в конце концов ее незачем будет прятать и скрывать.

Айвэн вздохнул.

— А еще какие препятствия? — спросил он.

— Лошади так же узнаваемы, как и люди. У них у каждой свое лицо.

— И ноги...

После небольшой паузы я сказал:

— Вы хотите, чтобы я спрятал лошадь? И подумал: «На кой черт я сказал это?»

— А ты мог бы?

— Если у вас есть для этого серьезные основания.

— За деньги?

— На покрытие расходов.

— Ради чего?

— Вы хотите знать, ради чего бы я сделал это? — спросил я.

Он кивнул.

— Ради интереса, — почти уныло произнес я, хотя на самом деле пошел бы на это, чтобы облегчить его депрессию, вызванную не столько болезнью, сколько какими-то другими обстоятельствами. Я сделал бы это ради того, чтобы успокоить мать.

— А что, если бы я попросил тебя найти лошадь? — сказал Айвэн.

Темнит он, играет в какие-то игры, подумал я.

— Думаю, я постарался бы сделать это, — сказал я.

На столе у самого локтя Айвэна зазвонил телефон, но Айвэн лишь апатично взглянул на него и даже пальцем не шевельнул, чтобы поднять трубку. Он дождался, пока звонки прекратятся, не скрыл своей досады, когда на пороге появилась моя мать и сказала ему, что звонят с пивоваренного завода.

— Я нездоров и просил их не беспокоить меня.

— Это Тобиас Толлрайт, дорогой. Он сказал, что у него важное сообщение для тебя.

— Нет. Нет.

— Прошу тебя, Айвэн. Он, кажется, чем-то очень взволнован.

— Я не желаю говорить с ним, — устало сказал Айвэн. — Пусть Александр возьмет трубку.

И мне, и матери такое предложение показалось бессмысленным, но если уж Айвэну что-нибудь взбрело в голову, его трудно сдвинуть с места. В конце концов я взял трубку и объяснил Толлрайту, с кем он говорит.

— Но мне необходимо говорить лично с сэром Айвэном, — произнес мне в ответ настойчивый голос. — Вы просто не поймете, в чем дело.

— Конечно, — согласился я, — но если вы объясните мне все как следует, я передам ему наш разговор, чтобы он вам ответил.

— Это нелепо.

— Да, но... но все-таки говорите.

— Вы знаете, кто я? — спросил меня голос в трубке.

— Нет. Но это меня не пугает.

— Я Тобиас Толлрайт, из аудиторской фирмы. Мы проверяем счета пивоваренного завода «Кинг Альфред».

— В добрый час, — сказал я.

— Мы установили некоторые несоответствия... Сэр Айвэн — председатель правления и шеф дирекции, а также крупнейший акционер... Было бы неэтично с моей стороны говорить с вами, а не с ним лично. — М-м-м... — сказал я. — Понимаю. Может, вам лучше написать ему.

— Видите ли, это дело неотложное. Напомните ему, что незаконно для общества с ограниченной ответственностью торговать, когда оно несостоятельно, и я боюсь... Я в самом деле боюсь, что могут быть приняты немедленные меры, и тут необходимы полномочия, которыми обладает только сэр Айвэн.

— Хорошо, мистер Толлрайт, подождите, пока я объясню ему это.

— В чем дело? — с беспокойством спросила мать. Айвэн ни о чем не спрашивал, но выглядел вконец измученным.

Он все знал.

— Речь идет о документах, подписать которые можете только вы, — сказал я ему.

Айвэн замотал головой.

— Может ли какая-нибудь из ваших неотложных мер подождать день-другой? — снова обратился я к Толлрайту.

— Я должен обсудить это с сэром Айвэном. Но возможно, что да.

— Что, если он даст мне право действовать от его имени в этом деле? Обмана не получится?

Толлрайт помедлил с ответом. Мое предложение могло быть вполне правомерным, но ему оно не понравилось.

— Мистер Айвэн находится пока еще на ранней стадии выздоровления, — сказал я Толлрайту.

Я не мог прямо сказать ему в присутствии Айвэна, что слишком сильное волнение может оказаться губительно, но, кажется, мозги мистера Тобиаса зашевелились быстрее. Уже без прежних возражений он пожелал узнать, как скоро можно увидеться со мной. — Может, завтра? — предложил я.

— Сегодня во второй половине дня, — решительным тоном выдвинул он встречное предложение. — Приходите в наш главный офис в Рединге. — Он назвал мне адрес. — Дело очень срочное.

— Архисрочное?

Толлрайт откашлялся и повторил это слово так, словно раньше никогда не произносил его:

— Вот именно... ультра.

— Прошу вас, подождите немного, хорошо? — Я опустил трубку и заговорил со своим отчимом, которого тяготила моя беседа с Толлраитом и необходимость выслушивать и — тем более — что-то отвечать мне. — Я могу подписать необходимые бумаги, если вы предоставите мне соответствующие полномочия. Это действительно то, чего вы хотите? Я имел в виду, что вы должны будете доверить мне очень многое.

— Я доверяю тебе, — устало сказал Айвэн.

— Но это должно быть... полное доверие. Он лишь всплеснул в ответ руками.

— Мистер Толлрайт, — сказал я в трубку телефона, — я постараюсь увидеться с вами как можно быстрее.

— Хорошо.

Положив телефонную трубку, я сказал Айвэну, что такое доверие неблагоразумно. Он слабо улыбнулся:

— Твой дядя Роберт говорил мне, что тебе я могу доверить свою жизнь.

— Вы уже более или менее сделали это. — Я решил одним выстрелом убить двух зайцев. — Когда он сказал вам это?

— Несколько дней назад. Он сам скажет тебе то же самое. А кто еще слышал слова дяди Роберта? «Александр умеет прятать...» Черт побери!

— Айвэн, — сказал я, — надо, чтобы документ о предоставлении мне прав доверенного лица был подписан и заверен в присутствии адвоката.

— Позвони Оливеру Грантчестеру. Я поговорю с ним.

Он, однако, не был вполне откровенен со своим адвокатом. Сказал ему только, что хотел бы составить документ о предоставлении прав доверенному лицу, но не сказал, с какой целью. Хотя, подчеркнул Айвэн, дело это крайне срочное, а он до сих пор чувствует себя плохо, и спросил, не будет ли Оливер столь любезен и не приедет ли к нему домой, чтобы сразу все уладить.

Оливер Грантчестер, кажется, легко согласился немедленно выполнить эту просьбу, но уныние Айвэна тем не менее усилилось. С чего бы это, думал я, столь хорошо известный пивоваренный завод, как «Кинг Альфред», попал в трудное финансовое положение? Но лишних вопросов Айвэну я не задавал.

Пивоваренный завод «Кинг Альфред'с Бревери», расположенный вблизи Вонтиджа, старинного города, где родился великий король, поставлял главным образом в Южную Англию и в половину Центральной «Кинг Альфред'с Голд» (превосходное светлое пиво) и «Кинг Альфред'с Бронз» (пиво с горьковатым привкусом). И вся эта продукция обильным пенистым потоком протекала через благодарные глотки потребителей.

В свое время Айвэн подробно знакомил меня со своим заводом. Это были королевство и корона, от которых я отказался. Он предлагал мне их снова и снова и не мог понять, почему я всякий раз предпочитаю вернуться обратно в горы. Телефонный разговор закончился. Айвэн удовлетворенно улыбнулся, когда в двери, ведущей в смежную спальню, появился худощавый человек в короткой белой куртке из хлопка и почтительно доложил, что порядок наведен. Подобострастный Вильфред, предположил я.

Снаружи, в коридоре, заскулил пылесос. От этого шума Айвэн страдальчески скривился. Вильфред выскочил в коридор. Пылесос умолк, и обиженный женский голос произнес:

— Все это очень хорошо, но я должна сделать свою работу, вы сами это прекрасно понимаете.

— Ах, дорогой, — сказала мать и вышла из комнаты, но лишь подлила масла в огонь.

— Я не вынесу этого, — сказал Айвэн.

Он встал и, пошатнувшись, смахнул со стола коробку с салфетками. Я наклонился и поднял ее с пола, заметив, что на нижней стороне коробки записан ряд цифр, в которых я узнал номер телефона Самого в Шотландии.

Перехватив мой взгляд, направленный на эти цифры, Айвэн сказал:

— Возле телефона есть карандаш, но новая прислуга то и дело перекладывает мою записную книжку с места на место. Это просто бесит меня. Вот и приходится пользоваться коробкой для салфеток.

— Почему бы вам не сказать прислуге, чтобы она не трогала вашей записной книжки?

— Да, пожалуй, надо сказать. Скажу.

Я протянул Айвэну руку, чтобы помочь ему тверже держаться на ногах. Он не отказался от моей помощи.

— Надо бы отдохнуть до прихода Оливера, — сказал Айвэн, и я проводил его до постели.

Айвэн улегся прямо на покрывало, не сняв с себя халата и даже не сбросив шлепанцев, и закрыл глаза.

Я вернулся в кабинет и с облегчением уселся в кресло. Таблетка доктора Роббистона по крайней мере смягчила постоянные вспышки острой боли в мышцах. Осталась только общая ноющая боль во всем теле и жжение вокруг левого глаза. Думай о чем-нибудь другом, сказал я себе. О том, как скрыть банкротство...

Я художник, черт побери! Не мировая величина, но и не какой-нибудь ремесленник. Я должен научиться говорить «нет».

Вернулась моя мать. Пылесос хранил молчание. Мать села в кресло и сказала:

— Теперь ты видишь? Я кивнул: