Вердикт

Четверым присяжным-курильщикам требовался перекур, и Лу Дэлл радостно сопроводила их в маленькую квадратную комнату с открытым окном возле мужского туалета, которую обычно использовали для содержания малолетних правонарушителей, ожидавших вызова в суд. “Если вы и после этого суда не бросите курить, значит, что-то здесь не так”, — неловко пошутила она. Ни один из четверых не улыбнулся. “Простите”, — извинилась Лу Дэлл и закрыла за собой дверь. Джерри Фернандес, тридцативосьмилетний торговец автомобилями, неудачно женатый и сильно задолжавший в казино, зажег первую сигарету и дал прикурить трем женщинам, вышедшим вместе с ним. Все четверо глубоко затянулись и выпустили в окно густые клубы дыма. “За Джекоба Вуда”, — словно тост, произнес Джерри. Женщины хранили молчание, они были слишком поглощены курением.

Председатель, мистер Граймз, уже прочел им краткую, но энергичную лекцию о недопустимости обсуждения обстоятельств дела, он этого не потерпит, сказал он, потому что судья Харкин без устали сурово требует от него этого. Но сейчас Хермана в комнате не было, а Джерри распирало любопытство.

— Интересно, старина Джекоб пытался когда-нибудь бросить курить? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Сильвия Тейлор-Тейтум, свирепо затянувшись своей длиннющей тонкой сигаретой в стиле “эмансипэ”, ответила: “Не сомневаюсь, что скоро мы это узнаем”, — и выпустила столб голубоватого дыма через свой длинный острый нос. Джерри обожал прозвища и про себя уже нарек ее Пуделихой из-за чрезвычайно узкого лица, острого вытянутого вперед носа и густых курчавых седеющих волос, разделенных пробором строго посередине и падающих на плечи тяжелыми прядями. Ростом не меньше шести футов, угловатая, она отпугивала людей неизменно хмурым выражением лица. Пуделиха словно бы предупреждала, чтобы ее не трогали.

— Интересно, кто будет следующим? — сказал Джерри, пытаясь завязать разговор.

— Наверное, все эти доктора, — ответила Пуделиха, глядя в окно.

Две остальные дамы продолжали курить молча, и Джерри сдался.

* * *

Женщину звали Марли, во всяком случае, так она предпочитала называть себя в данный период жизни. Тридцать лет, короткие темные волосы, карие глаза, рост средний, стройная, одежда очень простая, рассчитанная на то, чтобы не обращать на себя внимание. Марли шикарно выглядела в обтягивающих джинсах и мини-юбках, она вообще шикарно выглядела — в одежде или без, но в настоящий момент стремилась к тому, чтобы ее никто не замечал. Она дважды до сих пор посещала здание суда — один раз две недели назад, когда присутствовала на другом процессе, второй — во время отбора присяжных уже для нынешних слушаний. Она прекрасно здесь ориентировалась: знала, где находится кабинет судьи и где судья обедает, знала имена адвокатов истицы и ответчика, всю эту информацию не так уж легко было раздобыть. Она прочла материалы дела, ей было известно, в каком отеле прячется во время слушаний Рэнкин Фитч.

В перерыве, проскочив мимо металлодетектора у главного входа, она шмыгнула в задний ряд зала суда. Зрители разминались, а адвокаты, собравшись группами, что-то обсуждали. В углу она увидела Фитча, болтавшего с двумя мужчинами, которых она сочла консультантами. Он ее не заметил. В зале находилось человек сто.

Прошло несколько минут. Она внимательно следила за дверью позади судейской скамьи и, когда из нее вышел судебный пристав с чашкой кофе в руках, поняла, что вот-вот появится судья. Тогда она достала из сумочки конверт, выждала минуту, приблизилась к охраннику, стоявшему у входной двери, мило улыбнулась ему и сказала:

— Не могли бы вы сделать мне одолжение?

Он почти было улыбнулся ей в ответ и тут заметил конверт:

— Попытаюсь.

— Я должна бежать. Не передадите ли вы это вон тому джентльмену в углу? Мне не хочется мешать ему.

Охранник обернулся в указанном ею направлении и спросил:

— Которому?

— Вон тому грузному человеку с бородкой в темном костюме. В этот момент из-за судейской скамьи появился бейлиф и провозгласил:

— Встать, суд идет!

— Как его зовут? — понизив голос, спросил охранник. Она вручила ему конверт и ткнула пальцем в имя, написанное на нем.

— Рэнкин Фитч. Благодарю вас. — И, похлопав охранника по руке, исчезла.

Фитч склонился к кому-то, сидевшему в зале, и что-то ему шепнул, а затем, когда в свою ложу начали входить присяжные, стал пробираться к выходу. На сегодня он увидел достаточно. Обычно после того, как жюри бывало сформировано, Фитч проводил в зале суда не много времени. У него были иные способы наблюдать за ходом процесса.

Охранник остановил его у двери и вручил конверт. Увидев свое имя, написанное печатными буквами, Фитч насторожился. Он был неизвестной, безымянной тенью, ни с кем не знакомился и жил под псевдонимом. Его базирующаяся в федеральном округе Колумбия фирма называлась “Западноарлингтонское товарищество” — название максимально невыразительное и никому ничего не говорящее, он сам такое придумал. Никто не знал его имени — кроме, разумеется, подчиненных, клиентов и нескольких нанятых им адвокатов. Фитч взглянул на охранника и, даже не. буркнув “спасибо”, отступил в проход. Не веря глазам своим, он уставился на депешу. Без сомнения, почерк женский. Он медленно вскрыл конверт и достал из него единственный листок белой бумаги. Посредине аккуратными печатными буквами было написано: “Дорогой мистер Фитч, завтра присяжный номер два, мистер Истер, наденет серый пуловер с красным воротом, вельветовые брюки цвета хаки, белые носки и коричневые кожаные туфли со шнурками”.

Шофер Хосе неторопливо вышел из-за фонтана и, словно послушный сторожевой пес, встал рядом с хозяином. Фитч перечитал записку, перевел невидящий взгляд на Хосе. Затем вернулся к входной двери, открыл ее и попросил охранника на минуту выйти.

— Что случилось? — спросил тот. Ему надлежало стоять внутри зала у двери, а он не привык нарушать приказы.

— Кто вам это дал? — спросил Фитч настолько любезно, насколько умел.

Два других охранника с металлоискателями с интересом наблюдали за ними.

— Женщина. Я не знаю, как ее зовут.

— Когда она это вам вручила?

— Перед тем как вы направились к выходу. Минуту назад. Услышав это, Фитч быстро огляделся по сторонам:

— Вы ее где-нибудь видите?

— Нет, — ответил охранник, пошарив взглядом.

— Вы можете ее описать?

Он был копом, а у копов должна быть развита наблюдательность.

— Конечно. Под тридцать. Рост — пять футов шесть или семь дюймов. Короткая стрижка. ^Брюнетка. Карие глаза. Чертовски любезная. Стройная.

— Во что она одета?

Он не заметил, но признаться в этом не захотел.

— Ну... светлое платье, вроде бы бежевое, хлопковое, на пуговицах спереди.

Фитч выслушал, поразмыслил немного и спросил:

— Что она вам сказала?

— Ничего особенного. Просто попросила вручить вам это.

Потом ушла.

— В манере речи не было ничего необычного?

— Нет. Послушайте, я должен вернуться на свой пост.

— Да, конечно. Спасибо.

Фитч в сопровождении Хосе спустился по ступенькам и обошел все коридоры первого этажа. Затем они вышли на улицу и обошли здание суда, покуривая и делая вид, что просто дышат воздухом.

* * *

Видеопоказания Джекоба Вуда записывались два с половиной дня. Исключив из записи все препирательства адвокатов, процедуры, которые проводили с больным медсестры, и свидетельства, не имеющие отношения к делу, судья Харкин сократил запись до двух часов тридцати одной минуты.

Но присяжным казалось, что они смотрят ее уже несколько дней. До определенного момента было интересно слушать личные признания бедолаги-курильщика, но вскоре стало жалко, что Харкин не урезал запись еще больше. Джекоб начал курить “Редтопс” в возрасте шестнадцати лет, потому что все его приятели курили именно “Редтопс”. Вскоре курение вошло в привычку, и он за день выкуривал по две пачки. Женившись после демобилизации из Морфлота, он отказался от “Редтопс”, потому что жена уговорила его перейти на сигареты с фильтром. Она хотела, чтобы он вообще бросил курить. Он не мог, но перешел на “Бристолз”, потому что считалось, будто в них содержание смолы и никотина ниже. К двадцати пяти годам он выкуривал по три пачки в день. Это он очень хорошо помнил, так как именно тогда родился их первый ребенок и Селеста Вуд предупредила его, что, если он не бросит курить, внуков ему не видать. Она отказывалась покупать ему сигареты, и Джекоб делал это сам. В среднем у него уходило по два блока в неделю, двадцать пачек, но зачастую приходилось докупать пачку-другую.

Он отчаянно хотел бросить, как-то не курил целые две недели, но однажды ночью, не вытерпев, вскочил и закурил снова. Несколько раз он снижал норму, сначала до двух пачек в день, потом до одной, а потом незаметно для самого себя возвращался к своим трем. Он ходил к врачам и гипнотизерам, пробовал иглоукалывание и никотиновую жвачку. Ничего не помогало. Он не смог бросить курить даже после того, как у него обнаружили эмфизему, а затем и рак легких.

Большую глупость трудно себе представить, и теперь, дожив до пятидесяти одного года, он поплатился за нее жизнью. Прошу вас, взывал он сквозь приступы кашля, если вы курите, остановитесь!

Джерри Фернандес и Пуделиха переглянулись.

Вспоминая о том, что он теряет в жизни, Джекоб заговорил невыносимо печально: жена, дети, внуки, друзья, рыбалка на островах и так далее. Селеста, сидевшая рядом с Рором, тихо заплакала, а вскоре и третий номер, Милли Дапри, соседка Николаса, стала вытирать глаза бумажным носовым платком.

Наконец первый свидетель произнес свои последние слова, и экраны погасли. Его честь поблагодарил присяжных за отличную работу в первый день слушаний и выразил надежду, что завтрашний окажется не менее плодотворным. Потом, посерьезнев, пустился в суровые наставления, напоминая, что обсуждать обстоятельства дела нельзя ни с кем, даже с супругами. И что еще важнее, если кто бы то ни было каким бы то ни было способом попытается вступить в контакт с присяжным, следует немедленно проинформировать об этом суд. Он вдалбливал им все это добрых десять минут, после чего распустил наконец до девяти часов утра.

* * *

Фитч и прежде подумывал о том, чтобы осмотреть квартиру Истера, но теперь это стало необходимостью. Он послал в дом, где жил Николас, Хосе и сыщика по имени Дойл. Истер в этот момент, разумеется, был заперт в ложе присяжных и разделял страдания Джекоба Вуда. За ним внимательно следили два человека Фитча на случай, если слушание будет неожиданно прервано.

Хосе остался в машине у телефона и наблюдал за входной дверью, за которой скрылся Дойл. Дойл поднялся на один лестничный пролет и увидел дверь с номером 312 в конце слабо освещенного коридора. Из соседних квартир не доносилось ни звука. Все были на работе.

Он подергал разболтавшуюся дверную ручку, затем просунул в замочную скважину восьмидюймовую пластмассовую пластинку. Замок щелкнул, и ручка повернулась. Дойл тихонько толкнул дверь, приоткрыл ее дюйма на два и подождал, не включится ли сигнализация. Ничего. Дом был старый и дешевый, то, что в нем не оказалось никакой сигнализации, Дойла не удивило.

Через мгновение он уже был внутри. С помощью миниатюрного фотоаппарата со встроенной вспышкой он быстро снял кухню, каморку-гостиную, ванную и спальню. Крупным планом сфотографировал журналы на дешевом журнальном столике, книги, собранные в стопки на полу, лазерные диски на крышке проигрывателя и разбросанную повсюду одежду. Стараясь ничего не трогать, он нашел в гардеробе серый пуловер с красной отделкой и запечатлел его тоже. Открыл холодильник, сфотографировал его содержимое, затем проделал то же самое с комодом, сделал снимок пространства под раковиной.

Квартирка была маленькой и дешево обставленной, но хозяин, судя по всему, старался держать ее в чистоте. Кондиционер то ли был выключен, то ли не работал. Дойл сфотографировал термостат. Он находился в квартире менее десяти минут, но успел отснять уже две пленки и прийти к заключению, что Истер действительно жил один. Никаких следов пребывания другого человека, особенно женщины, не наблюдалось.

Дойл тщательно запер дверь и удалился. Через десять минут он уже входил в офис Фитча.

Николас ушел из суда пешком. По дороге случайно он остановился у закусочной О’Рейли в Старом рынке, где купил полфунта копченой индейки и коробочку гарнира из макарон. Не спеша дошел до дома, наслаждаясь солнечным светом после целого дня, проведенного в помещении. В угловом магазинчике купил бутылку холодной минеральной воды и выпил ее на ходу. Понаблюдал за чернокожими ребятишками, отчаянно сражавшимися в баскетбол на автомобильной стоянке перед церковью. Нырнул в тенистый небольшой сквер и на минуту почти потерял из виду свою тень. Однако, когда, потягивая воду из горлышка, он вынырнул из сквера с другой стороны, сомнения в том, что за ним следят, рассеялись полностью. Одна из ищеек Фитча, маленький азиат Пэнг в бейсбольной кепочке, почти ударился в панику, когда его подопечный вошел в сквер. Николас наблюдал за ним сквозь шеренгу высоких самшитовых кустов.

Подойдя к своей двери, Николас отодвинул щиток и набрал четырехзначный код. Крохотный красный огонек сменился зеленым, и он отпер дверь.

Камера наблюдения была спрятана в вентиляционном отверстии прямо над холодильником и давала полную панораму кухни и гостиной, видна была также дверь в спальню. Николас проследовал прямо к компьютеру и через несколько секунд уже знал, что, во-первых, никто не пытался его включить и, во-вторых, что ровно в 4.52 произошло НВК — незаконное вторжение в квартиру.

Он глубоко вздохнул, огляделся и решил внимательно все обследовать, хотя и предполагал заранее, что не обнаружит видимых следов вторжения. Дверь выглядела так же, как утром: ручка разболтанна, при желании легко открывается, если посильнее нажать. Кухня и гостиная оставались в точности такими, какими он оставил их. Единственные сколько-нибудь ценные вещи, какие у него были, — стереопроигрыватель, лазерные диски, телевизор и компьютер никто не трогал. В спальне он не обнаружил следов ни грабежа, ни какого-нибудь иного преступления. Вернувшись к компьютеру, Николас затаив дыхание ждал появления картинки. “Пролистав” целый ряд файлов и найдя наконец нужную программу, он остановил видеозапись, которая велась скрытой камерой, нажал кнопку обратной перемотки и остановил перемотку, когда хронометр показал 4.52. Вот так! На черно-белом шестнадцатидюймовом мониторе приоткрылась входная дверь. Объектив тут же автоматически нацелился на нее. Вошедший подождал, не включится ли сигнализация. Нет. Потом дверь открылась шире, и в комнату вошел человек. Николас остановил запись и внимательно вгляделся в лицо на мониторе. Он никогда прежде не видел его.

Николас снова пустил запись, и человек, поспешно достав из кармана фотоаппарат, начал все фотографировать. Он сунул нос во все углы, ненадолго исчез за дверью спальни, где продолжил, видимо, свою съемку. С минуту разглядывал компьютер, но не прикоснулся к нему. Николас улыбнулся: в его компьютер все равно никто не мог бы войти. Этот болван не сумел бы даже включить его в сеть.

Человек пробыл в квартире девять минут тринадцать секунд. Николас мог лишь теряться в догадках, почему он пришел именно сегодня. Легче всего было предположить, что Фитч точно знал: пока идет заседание суда, квартира будет пустой.

В этом визите не было ничего страшного, Николас ожидал его. Он просмотрел запись еще раз, посмеялся про себя и переписал ее в память компьютера.

Глава 7

Когда на следующее утро Николас Истер вышел из дому и окинул взором автостоянку, в микроавтобусе, оборудованном для наблюдения за объектом, сидел сам Фитч. Согласно логотипу на дверце, фургон принадлежал водопроводчику, здесь же зеленой краской по трафарету был начертан фиктивный номер телефона.

— Вот он, — объявил Дойл, и все вскочили с мест. Фитч схватил окуляр, быстро навел его через тонированное боковое окно и выругался.

— Что там? — спросил Пэнг, кореец-техник, который накануне следил за Николасом.

Фитч прильнул к круглому окну, открыв рот:

— Черт меня побери! Серый пуловер, брюки цвета хаки, белые носки и коричневые кожаные туфли.

— Тот самый пуловер, что на фотографии?

— Да.

Пэнг нажал кнопку на портативной рации и предупредил наблюдательный пункт, находившийся в двух кварталах от них. Истер идет пешком, двигается в направлении суда.

В том же угловом магазине-закусочной Николас взял большую чашку черного кофе, купил газету и минут двадцать, сидя на обычном месте и потягивая кофе, просматривал новости. Сквозь темные очки, красовавшиеся у него на носу, он наблюдал за всеми, кто проходил мимо.

Фитч проследовал прямо к себе в офис вместе с Дойлом, Пэнгом и бывшим агентом ФБР по фамилии Свенсон.

— Необходимо найти девицу, — снова и снова повторял Фитч. Был разработан план, согласно которому один человек должен был постоянно находиться в зале и сидеть в заднем ряду, другой снаружи, на верхней лестничной площадке, третий — возле автоматов с водой на нижнем этаже и еще один с рацией — на улице. После каждого перерыва им следовало меняться постами. Всем роздали весьма неопределенное описание внешности девицы. Фитч решил, что будет сидеть точно на том же месте, на котором сидел накануне, и делать то же, что делал.

Свенсон, специалист по наружному наблюдению, сомневался, что эта суета к чему-нибудь приведет.

— Не сработает, — сказал он.

— Почему? — поинтересовался Фитч.

— Потому что она вас увидит. Она что-то хочет сообщить, следовательно, следующий шаг сделает сама.

— Может быть. Но мне нужно знать, кто она?

— Расслабьтесь. Она вас найдет.

Фитч спорил с ним почти до девяти часов, потом проворно побежал в суд. Дойл поговорил с охранником и убедил его показать им девушку, если та вдруг появится.

* * *

В пятницу Николас выбрал Рикки Коулмен, чтобы поболтать за кофе и круассаном. Это была привлекательная тридцатилетняя женщина, замужняя, мать двоих детей, работала она регистратором в частной больнице в районе порта и была фанатом здоровья: не признавала ни кофеина, ни алкоголя, ни, разумеется, никотина. Свои соломенные волосы стригла коротко, под мальчика, а ее очаровательные голубые глаза сквозь очки в изящной оправе выглядели даже еще красивее. Потягивая апельсиновый сок, она сидела в углу и читала “Ю-эс-эй тудей”, когда заглянувший в комнату Николас заговорил с ней:

— Доброе утро Мы, кажется, вчера официально не познакомились?

Она улыбнулась, что делала всегда легко и охотно, и протянула руку:

— Рикки Коулмэн.

— Николас Истер. Рад познакомиться.

— Спасибо за вчерашний обед, — вспомнила она и рассмеялась.

— Не за что. Можно присесть? — Он кивнул в сторону складного стула, стоявшего рядом с ней.

— Конечно. — Она опустила газету на колени.

Все двенадцать присяжных были уже в сборе и, разбившись на группки, болтали кто о чем. Херман Граймз в одиночестве восседал за столом, на своем любимом председательском месте, обеими руками держа чашку с кофе и, без сомнения, прислушиваясь, не обсуждает ли кто-нибудь сюжетов, связанных с судом Лонни Шейвер тоже в одиночестве сидел за столом, просматривая распечатки со своего служебного компьютера. Джерри Фернандес вышел покурить с Пуделихой.

— Ну, как вам нравится быть присяжным? — спросил Николас.

— Не так уж интересно.

— Не пытался ли кто-нибудь подкупить вас вчера вечером?