Поединок со Змеем

Пробовали сами Карлики волшебный мёд или не пробовали, никто теперь не узнает. Но если и пробовали, не пошёл он им на пользу. Злые делаются только хуже, когда им достаются знания. Спустя малое время Карлики пригласили к себе одного Великана вместе с женой и убили обоих. Так трижды были попраны законы гостеприимства, но тут подоспело злодеям и наказание. Разыскал Фьялара с Галаром безжалостный мститель – сын погибшего Великана. Звали его Суттунг.

Он схватил обоих и посадил на скалу, что во время прилива погружается в море.

– Пощади нас!.. – взмолились Карлики, видя, как жутко и медленно подползает вода. – Мы дадим тебе выкуп!.. Щедрый выкуп! И за мать, и за отца!..

– Не хочу ничего слышать, – рычал с берега Суттунг. – Тоните, предатели!

Но вода знай себе поднималась, и, когда дошла до горла убийцам, с плачем посулили они самое дорогое, что имели, – бесценный мёд. Тут Суттунг смягчился и снял Карликов с камня. Увёз мёд к себе и укрыл в неприступных горах, что звались Хнитбьёрг – Сталкивающиеся скалы. Иногда говорят, эти горы были когда-то облаками, но потом опустились наземь и окаменели. Суттунг поставил котёл и две чаши с мёдом в самой глубокой пещере, а сторожить посадил свою дочь Гуннлёд, ибо понял, каким сокровищем завладел.

Так оказались под спудом мудрость и вдохновение, так превратились они в мёртвую драгоценность, из-за которой сражаются и убивают…

Высмотрел это Один с чудесного престола Хлидскьяльв. И решил вернуть Богам мёд, побывавший у Карликов и у Великанов: ведь это был тот самый напиток, что когда-то поднёс ему, воскресшему, дед Бёльторн. Сказано – сделано. Отправился Вождь Богов в путь и пришёл на луг, где девять рабов косили сено. Он сказал:

– Что-то медленно идёт у вас дело, косы, знать, затупились. Хотите, наточу?

– Хотим, – обрадовались рабы. Тогда Один вынул из-за пояса точило и навострил косы, как обещал. И так славно пошла тут работа, что косцам захотелось непременно купить у незнакомца точило. Каждый принялся просить его для себя:

– Мне!

– Нет, мне!

– Я первым сказал!..

Тогда Один кинул точило в воздух и усмехнулся:

– Ловите, жадные, кому повезёт.

Рабы кинулись ловить, и в спешке все девять полоснули друг друга косами по шее. Остались они лежать мёртвыми на зелёном лугу, а Одина с тех пор стали звать Обманщиком и Сеятелем Раздоров.

Один заночевал у Великана-Турса по имени Бауги, которому Суттунг доводился родным братом. Вечером хозяин и гость разговорились за пивом.

– Рабы у меня погибли, – посетовал Бауги. – Передрались. Видно, стоять моему лугу нескошенным: маловато в Иотунхейме добрых работников… А жалко, такой хороший лужок!

Один, конечно, не стал говорить ему, что это он своим волшебным точилом раздразнил жадность рабов.

– Я прозываюсь Бёльверком – Злодеем, – сказал он Турсу. – Что ты дашь мне в награду, если я целое лето проработаю у тебя вместо тех девятерых? Не заплатишь ли ты мне глотком чудесного мёда, которым, я слышал, владеет твой воинственный брат?

– Брат мой один завладел им и сам решает, кого угощать, а кого нет, и скуп он изрядно, – сказал тогда Бауги. – Но вот тебе моё слово: дойдёт дело до платы, пойдём вместе к Суттунгу, я уж его уговорю.

На том порешили, и, верно, думалось Бауги, что держать слово придётся не скоро. Бёльверк всё лето работал у Великана, и никто не сказал бы, что он делал меньше в одиночку, чем девять рабов. Насушил хозяйским коровам на всю зиму доброго сена. Но вот наступила зима, и он потребовал платы. Бауги пошёл к Суттунгу, как обещал, но тот наотрез отказался налить даже капельку мёда:

– Сам договаривался, сам и плати.

Тогда Бёльверк сказал Бауги:

– Надо попробовать, не удастся ли получить мёд какой-нибудь хитростью.

Вот когда пожалел Великан, что себе на голову взял подобного работника, но сказанного не воротишь – пришлось помогать. Вместе взобрались они к Сталкивающимся скалам… Не было туда хода, кроме Суттунга, никому – вмиг раздавят. Но хитроумный Бёльверк вынул бурав:

– Попробуй, Бауги, не одолеет ли камень железо.

Принялся Бауги сверлить и вскоре сказал:

– Готово… Не пойму только, как ты пролезешь?

Но Бёльверк молча дунул в отверстие, и полетела каменная крошка ему в лицо. Тут он понял, что задумал злой Турс его провести. Снова велел он буравить скалу, и когда подул во второй раз – полетели крошки вовнутрь. Мигом обернулся Бёльверк змеёй и юркнул в дыру. Бауги ткнул вслед буравом, но не достал. Выползла змея в пещеру внутри скалы – и опять стала Одином.

Там над чашами с мёдом сидела Гуннлёд, дочь Великана. Была она, как и большинство Великанш, неуклюжа и некрасива, но мечтала, сидя в тёмной пещере, подобно всем девушкам – о любви. Принял Один обличье красивого юноши, мягкими шагами приблизился к Гуннлёд…

– Ты кто? – испуганно вскрикнула Великанша. – Не пришёл ли ты похитить наш мёд?..

Говорят, Один ничего не ответил ей, лишь улыбнулся. Но так, что Гуннлёд показалось – солнце заглянуло в угрюмое подземелье. И, верно, немного заклятий пришлось ему спеть ей на ушко, чтобы растаяло девичье сердце, чтобы забыла она о строгом наказе отца… но уж этого в точности не знает никто. Три ночи гостил у неё Один, и на прощание она сама попотчевала его мёдом, позволила испить три полных глотка.

Сделал Вождь Богов три глотка и осушил все три сосуда – котёл и две чаши. Превратился в орла и взвился в небо, а Гуннлёд одной рукой махала ему вслед, а другой утирала бегущие слёзы, и была в этот миг сущей красавицей – неуклюжая Великанша, встретившая любовь.

Но надо же было случиться, чтобы как раз в это время шёл к скалам Хнитбьёрг сам хозяин чудесного мёда. Увидал он орла – и, как ни глупы Великаны, смекнул: знать, добрался к его сокровищу Бёльверк-работник. Обернулся Суттунг огромным орлом и кинулся в погоню.

Одину тяжело было лететь с полным ртом мёда, и у самых стен Асгарда Суттунг едва его не настиг. Хорошо ещё, Асы успели поставить во дворе чашу, и Один выплюнул в неё мёд. Позже он отдал его Асам и скальдам – Людям, которые слагают стихи. Их ещё называют «вкусившими мёда». Но часть напитка он второпях всё-таки проглотил, и она вышла наземь из-под хвоста. Говорят, этот мёд достался бездарным поэтам…

А что было дальше с Гуннлёд? Кое-кто полагает, Один взял её в Асгард, сделал своей младшей женой. Но другим кажется, что это не так. Сам он вспоминал Гуннлёд с виноватой и задумчивой грустью:

– Плохо отдарил я деву за нежность, за чистое сердце…

И вот что ещё прибавило Всеотцу седины и горьких складок на лбу: добывая мёд мудрости, он прибегнул к неправде. Трудно было без неё обойтись, но обман никому не прощается – ни на Небе, ни на Земле…

Путешествие Рига

Могущественный Ас носил имя Хеймдалль. Отцом его называли Одина, а матерей у него было сразу девять, и все – сёстры. Вот как их звали: Небесный Блеск, Голубка, Кровавые Волосы, Прибой, Волна, Всплеск, Вал, Бурун, Рябь. Все они были волнами – дочерьми Океана, ибо переменчиво море: оно ведь то ласковое, тихо шепчущее на заре, то шершавое от дождя, то грозное, вздыбленное непогодой. А иногда и кровавое – когда попадает судно на скалы или боевые корабли сходятся в сражении… И кажется Людям, что проще запомнить девять сестёр, а не одну в девяти разных обличьях.

Хеймдалль родился вместе с солнцем из моря, когда весь мир залит был утренним золотом. И частица этого золота осталась с ним на всю жизнь.

Сказывают, даже зубы его отливают золотом. Впрочем, злые языки утверждают, что Хеймдалль вначале был всего лишь барашком на гребне волны, и зубы у него никакие не золотые, а жёлтые, как у барана, прожившего много зим. Но все знают, что злым языкам лишь бы болтать – о Людях ли, о Богах.

А ещё есть у Хеймдалля резвый конь Золотая Чёлка и золотой рог по имени Гьяллархорн – Громкий: во всех девяти мирах будет слышно, когда он затрубит. Хеймдалля называют иногда Белым Асом, ибо велика его священная сила. Меньше сна нужно ему, чем птице в летнюю пору. Зорче сокола, зорче орла Хеймдалль, видит всё за сотни поприщ, – ночью и днём. Может расслышать, как растёт шерсть на овце, как растёт трава, тихо и неприметно поднимающая опавшие листья, раздвигающая камни тонкими корешками…

Хеймдалль выстроил себе двор в Асгарде, в Небесных Горах Химинбьёрг, там, где радуга упирается в Небо. Радугу построили Боги в начале времён, чтобы служила она мостом от Земли до Неба, и назвали её – Биврёст. Трёх цветов этот мост и очень прочен, и сделан – нельзя искуснее и хитрее. Если задумает пройти по нему смертный, чем-нибудь себя запятнавший или просто не заслуживший великую честь пировать у Богов, – сколько бы он ни мчался за радугой на самом быстроногом коне, она лишь отдалится. А полезет на мост обросший инеем Хримтурс или каменный Великан, живущий в горах, – тотчас вспыхнет в радуге красное пламя и прогонит глупого людоеда…

Много в Асгарде прекрасных мест и нарядных чертогов, и все они под защитой Богов. А Хеймдалль живёт у самого края Небес, потому что он страж Асов. Сказывают, он первым узнает, что приблизилась гибель Вселенной, и затрубит в рог Гьяллархорн, созывая Богов и Людей на последнюю битву. И мост Биврёст подломится, когда поедут по нему сыны Муспелля на своих огненных скакунах… Но об этом потом.

Однажды случилось Хеймдаллю путешествовать по Срединному Миру. Долго шёл он берегом моря, узкой тропой между скал, а когда день стал клониться к вечеру, увидел жильё. Чуть видна над землёй была крыша этого дома, слабенький дым еле поднимался над нею, но дверь оказалась не заперта – входи, добрый гость, обогрейся и отдохни. Ас вошёл внутрь и увидел у огня чету Людей – Прабабку и Прадеда, седых, морщинистых, в стариковских уборах. Поздоровался с ними Хеймдалль и назвал себя Ригом: на одном заморском наречии это значило Вождь. Обрадовались гостю хозяева, посадили на почётное место в доме – посередине лавки, у длинной стены против входа. Вынесла Прабабка хлеб из ячменя пополам с отрубями, с толстой коркой, с тяжёлым мякишем. Подала на стол похлёбку и лучшее лакомство, какое нашлось, – жареную телятину.

Учтивым и знатным показался Риг старикам. Вёл он разумную беседу с хозяевами, занятно рассказывал и мудро советовал: как унавоживать поле и собирать с него камни, плести корзины, выхаживать телят и ягнят. Дивились Прадед с Прабабкой мудрости Рига. А пришло время стелить одеяла на лавки, уложили гостя посередине между собой. Так поступали когда-то на свадьбах с изваяниями Богов, чтобы благословили они семью, чтобы священный дух вошёл в тело женщины и воплотился добрым потомством. Откуда могли знать хозяева, что приютили у себя Аса. Три дня он гостил у них в доме, потом распрощался. И вот минул срок, и произошло чудо: Прабабка, седая, морщинистая, родила сына.

Его окропили водою и приложили к Земле, вводя в солнечный мир, и назвали – Трэль. Вырос он некрасивым – черноволосым и смуглолицым, с длинными пятками и толстыми пальцами, – но зато смешливым и сильным. Небогатый был дом у Прадеда и Прабабки, и Трэль привык ко всякой работе: ловко вил лыковые верёвки, делал веники, без устали таскал из лесу хворост. Начал появляться в доме достаток, сделалось веселей.

А когда возмужал Трэль, забрела к его очагу бездомная девушка по имени Тир, с загорелыми руками и босыми исцарапанными ступнями, такая же, как он сам, некрасивая и работящая, и такая же большая охотница посмеяться и поболтать. Понравились они с Трэлем друг другу, и посадил он её рядом с собою на хозяйское место. Жили они в довольстве, два труженика, и родились у них дети: Хёсвир – Смуглый, Фьйоснир – Скотник, дочь Амботт – Служанка и ещё много других, заслуживших такие же имена: Лентяй, Толстушка, Пастух. И говорят, от них-то пошёл весь род рабов. Потому и зовут Люди всякого раба трэлем, а рабыню – тир…

Между тем Риг шёл себе дальше зелёным шепчущим лесом, и вновь тропа вывела его к жилью. Этот дом стоял на поляне: мычали, возвращаясь домой, бурые коровы, хрюкали свиньи. Открыл Ас незапертую дверь и шагнул внутрь. Здесь было больше достатка: стоял в углу красивый ларь, полный добра, а по бревенчатым стенам висели расшитые покрывала и выделанные меховые шкуры. Дружной работой заняты были хозяева – мужчина мастерил ткацкий станок, женщина пряла, вращая веретено. Показались они Ригу моложе Прабабки и Прадеда, и то верно – звали их Бабка и Дед. Славная была чета и нарядная: вьётся у Деда на лбу кудрявая чёлка, русая борода опрятно подстрижена, на плечах искусно скроенная рубаха. У Бабки – хорошая безрукавка, шея в платке, на груди – блестящие пряжки. Приветили хозяева гостя, посадили на почётное место посередине скамьи, принялись угощать. Хлеб в том доме был из просеянной муки, мягкий и вкусный. Много деревянных блюд поставила Бабка на стол – не в нужде жили, хотя и не в роскоши…

Три дня провёл у них Риг. Рассказал, как умножить богатство, как снарядить торговый корабль, как решить любой спор по закону, сойдясь всем народом на собрание-тинг… Потом распрощался, и всё повторилось: родила Бабка сына – краснощёкого, рыжего, с живыми глазами. Был он окроплён водою из чаши и назван Карлом – Земледельцем. Возмужав, стал он приручать могучих быков и ладить сохи для пахоты, строить дома и просторные хлевы, сколачивать повозки и возделывать землю, ловить в море рыбу и ездить на торг. Дед с Бабкой нарадоваться не могли сыну, которым благословил их Риг. Подыскали ему невесту, прозвали её ласково Снёр – Сноха. Носила она платье из козьей шерсти и меховую накидку, чтобы водился достаток, а у пояса – связку ключей, как прилично домовитой хозяйке. Сыграли свадебный пир, начали Карл и Снёр дружно жить-поживать – завели собственный двор, стали награждать слуг, возделывать землю. Говорят, дети Трэля и Тир были у них в работниках. А хозяйские сыновья прозвались Смид – Мастеровой, Дренг – Парень, Брейд – Плечистый, Хёльд – Житель. Были и дочери: Виф – Женщина, Снот – Госпожа, Сванни – Гордая. Вот от кого пошёл в Мидгарде род свободных Людей, землепашцев.

А Риг шёл всё дальше наезженной, широкой дорогой. И вновь дом ждал его на пути – залитый солнцем, входной дверью на юг, чтобы шли внутрь свет и тепло. Настежь была распахнута дверь, а пол устлан соломой. Сновали вокруг проворные слуги – пасли скот, собирали камни с полей, возводили ограды. Не нужно было хозяину рубить дрова и унавоживать землю, а хозяйке – весь день готовить еду, шить, стирать, доить бодучих коров. Оттого тяжкий труд и нужда не состарили их прежде времени, и называли их славными именами – Мать и Отец. Когда пришёл Риг, Отец точил стрелы для охоты, плёл крепкую тетиву, примеривал её к луку. А то оборачивался к хозяйке – подолгу смотрели друг другу в глаза мужчина и женщина, и крепко переплетались их пальцы. В голубой, до пят, вышитой рубахе сидела хозяйка и всё прихорашивалась – то рукав, то пояс поправит, то ожерелье на шее. Блестящие светлые брови были у Матери и кожа белее чистого снега.

Усадили они с Отцом Рига посередине лавки, завели с ним беседу, и говорят, что ни Прадеду с Прабабкой, ни Деду с Бабкой не дал он стольких советов, как этим двоим. А дошёл черёд до угощения – внесли работники стол, и разостлала на нём Мать для гостя льняную узорчатую скатерть, поставила блюда с насечкой из серебра, кувшин заморского вина и драгоценные кубки. Подала жареную птицу, мясо и сало, пшеничный хлеб и тонкие румяные блины. Даже в Асгарде не устыдились бы таких яств! До позднего вечера сидел Риг с хозяевами за угощением и разговором, и так все три дня подряд. И вот каким сыном благословил Ас хозяйку: румяным, светловолосым и стройным. Окропили его водой, спеленали шелками. Дали ненаглядному имя Ярл – Вождь воинов. Начал он подрастать, и заметили Люди, что глаза у него были зоркие, умные и блестящие – но и страшен порою становился их взгляд…

Юному Ярлу пришлось по душе воинское молодечество: потрясал он отцовским щитом, луки гнул, готовил тетивы, стрелы точил, охотился с собаками на медведей и свирепых волков, метал дротики, учился владеть копьём и мечом. И плавать, конечно, – ведь воины ходят на кораблях.

И говорят, Хеймдалль вновь посетил этот дом под именем Рига. Поведал он Ярлу таинства рун, научил обрядам, чтобы освящать наследную землю, назвал его своим сыном – ведь и Риг, и Ярл значило Вождь, только на разных языках. Стал Ярл ходить с оружием и щитом, а когда встречал другого такого же сильного и удалого – схваткой решали, кому уступать тропу. Бывало, смертью кончалась такая молодецкая сшибка, но бывало, и побратимством. Собрал себе Ярл дружину на загляденье, и называли его щедрым вождём: без скупости дарил он сокровища, дорогие кольца, поджарых коней, рубил на части серебряные кручёные ожерелья, чтобы каждому досталось. А потом заслал сватов к Херсиру – правителю части страны: полюбилась ему дочь Херсира, умница с пригожим белым лицом и тонкими пальцами. Звалась она Эрна – Умелая. Херсир хорошо принял сватов, ведь подвиги Ярла снискали ему немалые владения – целых восемнадцать дворов. Отдал он дочь замуж за Ярла. Сыграли свадьбу, и начали молодые жить в довольстве, достатке и счастье. Давали они своим детям хорошие имена: Наследник, Сын, Продолжатель. Младшим у них был Кон – Отпрыск. Все удались молодцами как на подбор, особенно младший. Умел он не только сражаться, укрощать коней и двигать на расчерченной доске резные фигурки, – лучше отца понял он силу рун, могучих волшебных заклятий. Мог облегчить женщине роды, успокоить морскую бурю, вещим словом затупить вражеские мечи. Говорят, даже язык птиц разумел. И однажды, проезжая по лесу и беседуя с птицами, услышал он голос ворона: рассказывал мудрый ворон о героических подвигах, о дальних странах и о достойных мужах, с которыми настоящему воину подобало бы сражаться и брататься. И думают Люди, что это Один, Отец Богов и Людей, послал юному Кону свой знак, призывая его к служению. Оттого называют Одина Покровителем Воинов, а лучших, могущественнейших вождей – конунгами, потомками Кона…

Вальхалла

У Одина было в Асгарде жилище Валаскьяльв, построенное Богами на самой заре времён; крыша его блестела на солнце, выложенная серебром. Много чудес было в этом чертоге, но главное – престол Хлидскьяльв. И если восседал на нём Один или другой какой-нибудь Ас, был им виден оттуда сразу весь мир. Холодное море, скалистые острова, извилистые фиорды. И боевые корабли конунгов, спешащие по фиордам навстречу друг другу – добывать славу и девичью любовь, отмщать за друзей, заключать нерушимое побратимство…

Было ведомо Одину – однажды настанет день последней битвы Богов, день, когда хватит в избытке ратной работы всякому войску, как бы велико оно ни было. Понадобятся тогда Всеотцу все герои Мидгарда. Вот почему дал он каждому человеку вечную душу, не умирающую, даже когда тело становится прахом или пеплом. Вот чего ради стал он бросать между конунгами руны раздора, руны сражений, испытывая мужество воинов и отбирая лучших.

Один велел героям огораживать поле битвы священным орешником и щадить тех, кто израненным выползал за ограду. И кружили над местом сражения девы валькирии, избирая самых достойных. Вот как звали вещих валькирий: Мист – Туманная, Хильд – Сражение, Херфьётур – Опутывающая войско, Хлёкк – Шум битвы. Много было валькирий, и одни вели род от Богов, другие были сёстрами и дочерьми конунгов Мидгарда. Даровали они вождям победы и поражения, а павших мчали на крупах своих могучих коней в Асгард, мчали по звонкому радужному мосту, мимо Небесных Гор, к престолу Отца Богов.

Скакали валькирии по воздуху и по морю, защищали своих избранников от случайной стрелы, отгоняли от их кораблей ведьм и мерзостных Троллей, охочих до человеческой крови. Ездила с ними и Скульд, младшая Норна. И думают Люди, немалое дело доверил им Один – отбирать дружину для боя, которым решится судьба девяти миров! Иные удивляются: женщины? Что они понимают в сражениях, деле мужчин? Но хорошо знает Вождь Асов – никто лучше женщины не отличит показную храбрость от истинной, переменчивость труса от верности и благородного мужества…

Смерть от оружия была жертвой Одину, и оттого называли его Отцом Убитых, а павшие воины становились его приёмными сыновьями – эйнхериями. Иногда, лунными ночами, Люди видят войско эйнхериев во главе с Одином, мчащееся по Небу на призрачных скакунах. Тогда те, кто уже не помнит древних сказаний, пугаются грозных теней и в ужасе шепчут:

– Дикая охота!..

Для дружины Вождя Богов выстроен в Асгарде славный чертог, прозванный Палатами павших в битве – Вальхаллой. И говорят, что попавшему в Асгард нетрудно узнать Вальхаллу с первого взгляда: кровля её из боевых щитов, копья служат стропилами, дорогое оружие развешано по стенам, а на лавках всюду кольчуги. Парит над чертогом птица Одина – могучий орёл, а у западной двери раскачивается в петле волк, принесённый в жертву, – ибо Вальхалла не только пиршественные палаты, но и святилище. Шумит кругом двора река Тунд, вздувшаяся от непогоды, и стоят в чистом поле Ворота мёртвых – Вальгринд, не знающие ни замка, ни запора. Ибо не все приезжают в Вальхаллу с валькириями на конях, лишь самые достойные, не совершившие стыдных поступков. Иные из воинов идут на Небо пешком, и приходится им одолевать вброд реку Тунд и ворота Вальгринд, и таково испытание, которое им уготовано.

Говорят ещё, в Вальхалле бок о бок сидят за столами заклятые враги, в земной жизни так и не сумевшие примириться. Теперь они видят, что все их прежние распри – щенячья возня по сравнению с тем великим боем, что ждёт их и Богов на закате времён. Оттого каждый день поутру эйнхерии снимают со стен оружие и щиты и бьются между собою, как встарь, и сражённые насмерть поднимаются исцелёнными, едва коснувшись Земли. А потом все вместе моют звонкие чаши и понаряднее украшают чертог, если знают, что в Мидгарде нынче была великая битва и скоро валькирии привезут им новых друзей…

Велика дружина у Всеотца – пятьсот сорок дверей устроено в Вальхалле, и говорят, что из каждой выйдет по восемьсот воинов, когда рог Гьяллархорн позовёт их готовиться к последнему бою… Но об этом потом.

Ярко освещают Вальхаллу мечи, висящие по стенам: столь ярко блестят они, отточенные, что не нужен огонь. Ещё есть там очаг и над ним на цепи – закопчённый котёл по имени Эльдхримнир; повар Андхримнир всякий день варит в нём чудесного кабана. Так велик тот кабан, что хватает его насытиться всем эйнхериям, уставшим в бою, – а наутро он снова цел и бежит искать желудей. Но, верно, пристала к его щетине толика сажи от котла, оттого и прозвали чудесного вепря – Сэхримнир.

И неправ тот, кто думает, будто эйнхерии лакомятся мясом всухомятку или пьют обычную воду.

Низко склонились над пиршественным чертогом зелёные ветви Иггдрасиля; коза Хейдрун стоит на крыше Вальхаллы, на золочёных щитах, обрывая листву ясеня и молодые побеги. И струится из козьего переполненного вымени в большой жбан не молоко – золотистый хмельной мёд, и хватает его допьяна напоить всех гостей…

Сам Один пирует в чертоге вместе с эйнхериями. Подносят ему валькирии еду и питьё, но не нужна пища Вождю Асов – всё бросает он волкам Гери и Фреки – Алчному и Жадному, лежащим у ног. Славный мёд – вот Одину и еда и питьё. Всякое утро посылает он двух вещих воронов облететь мир: Хугин и Мунин – Мыслящий и Помнящий – вот их имена. Без устали кружат они над Землёй, и страшится за них Отец Богов и Людей: возвратятся ли? Но всегда возвращаются птицы ко времени вечернего пира. Садятся на плечи Одину и нашёптывают ему обо всём, что делается на свете. Оттого-то воины, выступившие в поход, всегда радуются при виде двух воронов, с громким карканьем летящих вслед кораблю: это значит, сам Один незримо с ними в походе, и вот-вот появятся девять валькирий на взмыленных жеребцах, проскачут по вспененным гребням волн, сквозь седые клочья тумана – звать самых достойных на пир в чертоге Вальхаллы…

И кажется Людям – немалая это награда за раны и кровь, за смертные муки.

Валькирия и викинг

Бывает, однако, и так: шлёт Всеотец валькирию привезти в Асгард героя, уже совершившего достаточно подвигов, уже доказавшего, что достоин пить мёд на пиру у Богов. Спешит валькирия в битву, готовая подправить копьё, занесенное врагом, чтобы сразило оно героя, чтобы замерло пронзённое сердце, чтобы вылетела душа… И – в последний миг останавливается рука, не может подняться на храбреца, и вторгается в сердце героя не смерть, а любовь. Покидает подруг валькирия и живёт как обычная женщина, старится, умирает…

Вот что рассказывают про бесстрашного викинга Хельги и валькирию по имени Сигрун.

Отец Сигрун, прославленный вождь, решил породниться с конунгом Хёдброддом, богатым и знатным. Между тем дочьвалькирия видеть не могла жениха:

– Злой конунг, кошачье отродье! – вот как она про него говорила. Но отец стоял на своём:

– Пойдёшь замуж за Хёдбродда. Такова моя воля.

А потом Один послал её в битву:

– Ждёт Вальхалла лучшего из героев, жду я славного Хельги.

Сигрун послушно оседлала коня и отправилась на берег моря, к Волчьему Камню, туда, где Хельги поставил свой боевой корабль. На берегу, возле леса, гремело сражение; Сигрун быстро высмотрела вождя… но вместо того, чтобы отобрать его жизнь, принялась ему помогать. Что поделаешь, дрогнуло девичье сердце при виде героя, забилось больно и сладко. Видела Сигрун: вот он свалил грозного врага один на один, рассёк на нём шлем… но не стал добивать беспомощного, дал уползти. Когда же посрамлённые недруги с позором бежали, низкие тучи в небе неожиданно разорвались, и Хельги заметил прекрасную всадницу в забрызганной кровью кольчуге, в серебряном шлеме и с копьём, как будто светившимся в тонкой руке. Отчаянный викинг убрал в ножны меч и пошёл ей навстречу, и всей его храбрости еле хватило, чтобы робко спросить:

– Кто ты, дева? И почему ты так невесела? Могу ли я чем-нибудь тебе послужить?

Сигрун назвалась и ответила:

– Вечной рабыней буду я тому, кто отнимет меня у Хёдбродда, злого конунга, кошачьего отродья.

– Я сделаю это с радостью, – молвил Хельги. – Только незачем тебе становиться рабыней, лучше будь мне женой…

Долго они разговаривали. И Сигрун сложила с себя доспехи валькирии, попрощалась с подругами и с волшебным конём и не вернулась к отцу. Когда же Хёдбродд разыскал беглянку-невесту, Хельги одолел его в поединке. Они были счастливы с Сигрун, родились у них красавицы-дочери и славные сыновья.

Но дома у Сигрун остался брат Даг, весь в отца, жестокий и жадный. Он дал клятву отомстить Хельги и в конце концов выполнил клятву – сразил викинга насмерть, ударил в спину копьём. Говорят, то копьё дал ему сам Один, которому Даг принёс богатую жертву. Давно хотел Всеотец видеть Хельги у себя в Вальхалле, давно хотел, чтобы тот возглавил эйнхериев… и вот – время пришло. Тело Хельги внесли в могильный курган, а Даг поехал к сестре:

– Я убил твоего мужа. Собирайся домой.

Но Сигрун не было дела до воли Богов и до той чести, что ждала Хельги на Небесах. Она прокляла брата:

– Пусть не плывётотныне корабль твой,как бы ни дулветер попутный!Пусть не бежитконь твой послушно,когда от враговспасенья ты ищешь!Пусть не разитмеч твой в битве,разве что самсражён им будешь!

Перепуганный Даг пытался оправдываться, валил всю вину на Одина, предлагал сестре золото и половину владений… Но Сигрун не взяла назад проклятия и не поехала с ним. Часто сидела она на кургане, и Люди видели – лунными ночами тень Хельги вставала к ней из могилы. Непокорный викинг не торопился за пиршественный стол Вальхаллы, не хотел разлучаться с любимой. И вот однажды утром служанки нашли Сигрун мёртвую на кургане, и на губах у неё была такая счастливая улыбка, что Люди поняли: даже воля Всеотца склонилась перед любовью – валькирия и викинг вознеслись в Асгард вдвоём. Хельги возглавил эйнхериев, как Одину и хотелось. И вот что ещё говорят: иногда, раз в сто зим, души Хельги и Сигрун вновь сходят на Землю, вселяются в смертных Людей. Никогда не умирает любовь.

Богиня любви

Мудрые Люди рассказывают: никогда не достигли бы Асы такого могущества, если бы не их дочери, сёстры и жёны – прекрасные и мудрые Асиньи. И если лучшим из Асов справедливо считают Одина, то самая великая и славная среди Богинь – конечно же, Фрейя, дарительница любви.

Ещё называют её Невестою Ванов, ибо отец её Ньёрд попал к Асам сначала заложником и лишь потом, прижившись, был введен в родство и стал зваться Асом. Добрая Фрейя всех благосклоннее к людским молитвам, особенно, когда влюблённые ждут её помощи. Очень по душе Богине, когда поют песни о верности и любви. А ездит она на двух пушистых ласковых кошках, запряжённых в лёгкую колесницу.

Те, кто видел палаты Фрейи в Асгарде, сказывают – дивно велики они и прекрасны. Недаром зовётся этот чертог Сессрумниром – Вмещающим много сидений. Часто ездит Фрейя вместе с Одином на поля битв, и верят Люди, что достаётся ей половина убитых героев, тогда как другие отправляются к Одину в Вальхаллу. Может быть, Фрейя берёт к себе в Сессрумнир тех, кто был влюблён?..

Как все Ваны, она сильна в колдовстве и научила Асов этому искусству, дарующему высшую власть. Есть у Фрейи волшебное соколиное оперение: немало помогло оно Асам, когда выручить мог лишь быстрый полёт. Ещё есть чудесное ожерелье: так хитро выковали его Карлики Брисинги, что можно носить его и как ожерелье, и как пояс; и верно сказывают мудрые Люди – нет лучшего лекарства роженице, чем пояс Богини Любви. Но так вышло, что колдовством начали заниматься трусливые Люди, привыкшие бить исподтишка вместо честного поединка. Вот почему мужчины бросили колдовство, считая его недостойным своего мужества. Только женщинам оно позволительно, да и то, немногие похвалят колдунью. Особенно когда она переодевается в мужскую одежду, чтобы верней соткать свои чары. А колдуна-мужчину с презрением называют – муж женовидный. Поистине нет худшего оскорбления ни у Богов, ни у Людей. И никто не осудит женщину, надумавшую разойтись с постылым супругом, если вдруг обнаружится, что одежда его похожа на женскую.

…Многие Асы сватались к Фрейе, покорённые нежностью и красотой дочери Ньёрда. И наконец отдала она сердце одному из них, стал её избранником Ас по имени Од. Родились у них милые дочери: Хносс и Герсими – Драгоценность и Сокровище. А потом Од снарядил свой корабль и отправился в дальние странствия. Захотелось ему посмотреть, что же там за тёмными волнами Океана, мглистым кольцом окружившего населённую Землю… Ушёл он в поход и не возвратился, говорят, до сего времени. Горько плачет по нему Фрейя, и слёзы Богини превращаются в червонное золото. Много неведомых стран объездила она в поисках мужа – и вечно ждёт своего путешественника, затерявшегося в Океане, вечно смотрит с надеждой в непогожую даль – не появятся ли знакомые паруса…

Может быть, потому и прозвали её Богиней Любви?..

Сватовство Фрейра

Брат Фрейи, Фрейр из племени Ванов, владеет дождями и солнечным светом, животворящим влажную Землю. Оттого не восходит посеянное зерно и не зреют плоды, если нет на то его воли. Есть у Фрейра вепрь Золотая Щетинка, на котором он ездит, и корабль Скидбладнир – Выстроенный из тонких дощечек. Хитро сделан этот корабль: куда бы ни шёл он, попутный ветер всегда тут как тут и наполняет полосатый парус. А выйдя на берег, можно свернуть чудесное судно, как простой платок, и спрятать в кошель.

Фрейр умеет за себя постоять, когда его обижают. Владеет он добрым мечом, похожим на солнечный луч, и сказывают, что ясный клинок сам наносит удар, если держит его рука мудрого храбреца. Фрейр не всегда носит этот меч, и как-то раз на него, безоружного, напал хримтурс по имени Бели – Фрейр его уложил обломком оленьего рога, подхваченным с земли, и не счёл это подвигом, сказав, что хватило бы кулака. Есть пророчество, что достанется Фрейру в последнем бою один из самых страшных врагов – огненный исполин Сурт, но и перед ним он не струсит…

И всё-таки Люди молят Фрейра не об удаче в бою, а об урожае и мире, просят у него приплода скота, счастливого брака и здоровых, крепких детей. Знают мудрые Люди, что безмятежная жизнь ему милее войны.