Булычев Кир

Заповедник для академиков (фрагмент)

Кир Булычев

Заповедник для академиков (фрагмент)

Глава первая. 22 октября 1932 года

День был такой дождливый и сумрачный, что Лидия не уловила момента, когда он, закончившись, стал мокрой октябрьской ночью, хотя на часах было всего около шести и люди возвращались со службы. На трамвайной остановке у Коровьего Вала народу было видимо-невидимо, все молчали, терпели Дождь, а от- того почти не двигались -- словно стая воронов на рисунке Беклина. Лидочка пожалела, что не взяла зонтик, хотя отлично знала, почему не взяла -- зон- тик был старый, одна из спиц торчала вверх, к тому же он был заштопан. она не могла ехать в санаторий ЦЭКУБУ с таким зонтиком. А у шляпки поля были маленькие, капельки дождя свисали с полей, росли и срывались, норовя попасть на голую шею -- и, как ни кутайся, им это удавалось.

"Семерки" долго не было, а когда трамвай пришел, Лидии не удалось в него влезть, потому что она была с чемоданом и не протиснулась в дверь -чужие ко- ленки, каблуки и локти оказались сильнее.

Трамвай ушел, сверкая теплыми желтыми окнами, люди внутри шевелились, оживали, а те немногие, кто остался за бортом, смотрели на уходящий трамвай с пустой ненавистью.

Следующий трамвай не шел так долго, что Лидоч- ка совсем промокла и готова была вернуться в обще- житие -- обойдемся без ваших милостей, Академия наук! Но идти обратно было еще противнее, чем сто- ять. И Лидия решила, что, если она досчитает до ты- сячи и трамвая еще не будет, она уйдет. Когда она досчитала до тысячи шестисот, показались огни трамвая, и на этот раз Лидия влезла в вагон, как обезумев- шая миллионерша, которая рвется добыть место в шлюпке тонущего "Титаника". Те, кто лез вместе с ней, ругались, конечно, но поддались ее напору. Ли- дия втиснулась в конец вагона, там меньше толкали, поставила чемодан на пол между ног и хотела отыс- кать петлю, чтобы держаться, но петли близко не бы- ло -- все расхватали. Лидочка расстроилась, но тут высокий мужчина с маленькой изящной головой в зеленой тирольской шляпе и усиками а-ля немецкий фашист Адольф Гитлер подвинул ей свою петлю, а сам ухватился за стойку.

-- Вам так будет удобнее, -- сказал он. В душном тепле набитого трамвая вода начинала испаряться и люди -- пахнуть. Возникли запахи нечи- стого белья, пота, пудры, табака и сивухи. Но от муж- чины в тирольской шляпе пахло приятно и иностран- но. "ороший мужской одеколон. И плащ на нем иностранный. Наверное, дипломат. Или чекист. Нет, чекист не стал бы носить такие усы.

Высокий мужчина смотрел на Лиду спокойно и уверенно -- так, наверное, положено смотреть на женщин на Западе, охваченном мировым кризисом.

Старый вагон трамвая жестоко раскачивало на рельсах, дребезжали стекла в рамах, кондуктор вы- крикивал остановки, люди, отогревшись, пустились в разговоры, наверное, в лодках после гибели "Титани- ка" люди тоже начали разговаривать.

Женщина в'большом сером платке говорила свое- му спутнику, жидкой бородкой и бледностью напоми- навшему расстригу, о том, что Пелагея не пишет, что у них там голод страшный, а расстрига перехватил боковым зрением взгляд Лидии и зашипел, что все это обывательские слухи, которым нельзя верить. И женщина в сером платке быстро согласилась с ним, что это обывательские слухи, и вспомнила о свояке, который уехал на Магнитку, где хорошо платят, а вы- сокий иностранец с усиками а-ля Гитлер заговорщиц- ки улыбнулся Лидочке -- не надо было ни подмиги- вать, ни поднимать брови, чтобы достичь понимания.

Лидочка подумала, что этот иностранец, наверное, тоже едет в Узкое, что было маловероятно, так как по Большой Калужской и улицам, что текут рядом с ней -- Донской, "аболовке, Малой Калужской, -- стоит столько жилых домов и учреждений, что про- стая математика отрицает возможность такого совпадения.

С Октябрьской площади трамвай повернул на Большую Калужскую и побежал, то разгоняясь, то подползая к остановкам, мимо Голицынской больни- цы и деревянных домишек с огородами, фонари горе- ли по улице редко и тускло, прохожих не было видно.

На остановках людей выходило больше, чем входило, и вагон постепенно пустел. Та деревня, что, голодная и пугливая, но невероятно живучая, вторглась в Мос- кву в последние годы, не могла и не смела селиться в центре, а осваивала полузастроенные просторные, от- гороженные заборами домишки Сокольников, Марь- иной рощи, Калужского шоссе и иных московских углов...

Возле иностранца освободилось место, он уверен- но взял Лидочку за мокрый плащовый локоток и по- садил. Он смотрел по-хозяйски, как она садится, слов- но она была его старенькой, нуждающейся в заботе мамой, а потом сказал текучим приятным голосом:

-- Приедете домой, обязательно ноги в горячую воду. Разогрейте -- и в воду. А то завтра гарантирую вам жестокую простуду.

Лидочка хотела было ответить ему, что вряд ли сможет достать таз с водой в санатории ЦЭКУВУ, но такой подробный ответ мог означать желание знакомства с ее стороны, а хорошо воспитанные девушки так не поступают.

-- Я не шучу, -- сказал иностранец, его рука лежа- ла у нее на плече.

Надо было ее оттуда убрать, но как? Двумя пальца- ми? Это слишком брезгливо. Смахнуть движением плеча -- неуважительно к старшему. Впрочем, стар- шинство в таких случаях не играет роли. Через не- сколько минут они расстанутся навсегда.

Тут, к счастью, освободилось еще одно место, и Ли- дочка сразу сказала:

-- Садитесь, вон место. Иностранец послушно сел напротив Лидочки, и

плечу стало легко. Но теперь они были вроде бы знакомы. И можно

было продолжать беседу. -- Вы учитесь? -- сказал иностранец. Ему приходилось тянуться к ней, чтобы она могла его расслы- шать. Опустевший трамвай безбожно дребезжал и гремел.

-- Я работаю! -- крикнула в ответ Лидочка. Она посмотрела в запотевшее окно, протерла его

ладошкой. За окном было темно и неизвестно. Женщина в сером платке и расстрига сошли. Они

остановились под фонарем на остановке и смотрели на Лидочку,словно прощались. А может,ждали,ког- да трамвай уйдет, не хотели показывать, в какую сто- рону направятся. Трамвай поехал дальше.

Иностранец что-то говорил, но Лидочка не слы- шала.

Трамвай дернулся, разворачиваясь, покатился по кругу -- за окном в лужах были видны перевернутые фонари.

Иностранец поднялся и сказал:

-- Приехали! Если вы, конечно, не хотите прока- титься обратно до Октябрьской площади.

-- Это Калужская застава?

-- Вот именно, -- сказал иностранец.

Он был быстр и ловок. Он соскочил на землю и протянул Лидочке руку, помогая сойти. Лидочка при- няла любезность и, как ей показалось, еще более себя закабалила.

-- До свидания, -- сказала она решительно.

-- Рад был с вами познакомиться, -- сказал ино- странец.

Лидочка оглянулась, стараясь понять, куда ей ид- ти. Было сказано: на Калужской заставе в половине седьмого за отдыхающими будет автобус. Вы его уви- дите.

Ничего Лидочка не видела -- площадь была об- ширна, и не понятно, где она заканчивалась, потому что совсем близко она была перерезана пропастью, откуда шел дьявольский дым и вылетали красные ис- кры. Очевидно, что эту демонстрацию ада произво- дил паровоз, который тащил по глубокой выемке состав с грузом. Дождь, блеск воды в лужах, еще не облетевшие толком деревья, палисадники перед крепкими домиками, убегающими в два ряда к Мос- кве. И ни одного автобуса, ни одного мотора. Сразу стало так одиноко, что захотелось нырнуть в трамвай, который как раз в этот момент зазвенел, переклика- ясь с паровозом, сыпанул искрами из-под дуги и по- летел, легкий, по кругу, чтобы вернуться в город. Внутри была видна лишь согбенная фигура кондукто- ра, который сидел на своем месте и пересчитывал деньги из сумки. Надо было его спросить, куда идти, но теперь поздно.

Дождь сыпал еще сильнее, и, главное, он был куда более холодным, чем полчаса назад. И почему она не взяла зонтик!

-- Я вижу, что вы в некоторой растерянности, -- сказал иностранец, о котором Лидочка забыла. -- Мо- жет, вас проводить?

-- Куда? -- удивилась Лидочка. -- Это вам лучше знать. -- Иностранец показал очень ровные белые зубы, наверное, искусствен- ные. -- Но если вы ищете автобус из Санузии, то по- шли вместе.

-- Мне не в Санузию, -- сказала Лидочка разоча- рованно. -- Мне в санаторий ЦЭКУБУ "Узкое".

-- Совершенно верно, -- сказал иностранец. -- Санузия -- это прозвище нашей с вами обители, при- думанное его веселыми обитателями. Эго название вольной и славной республики ученых.

Он уверенно взял у нее из рук чемоданчик и пошел вперед, вроде бы не торопясь, но достаточно быстро, и Лидочке пришлось за ним спешить.

Они пошли прямиком через площадь. Подошвы Лидочкиных башмаков скользили по неровным, не- ухоженным, кое-где ушедшим в глубокие лужи бу- лыжникам. Будь Лидочка одна, пошла бы вокруг площади по дорожке вдоль палисадников, но ино- странец не думал об удобствах дамы, а дама не стала жаловаться. На иностранце, кстати, были рыжие шнурованные сапоги под самое колено на ребрис- той каучуковой подошве и клетчатые брюки гольф, такие мягкие на вид, что хотелось пощупать паль- цами.

В центре площади на широком мосту через ущелье железной дороги, фонарей вообще не было, и Лидоч- ка старалась ощупывать носком ботика дорогу впереди, чтобы не грохнуться. Иностранец вышагивал не оборачиваясь, и Лидочка поняла, что и он боится по- скользнуться.

Впереди тянулись цепочкой тусклые фонари. Под одним из них стояла кучка людей. Люди эти сначала были маленькими, недостижимыми, а потом выросли до нормального размера. Почти все они стояли под зонтами и не страдали от дождя.

Из-за зонтов их лиц не было видно, зато свет фо

наря отражался от зонтов, и все зто напоминало про- винциальный театр, ночную сцену на площади Веро- ны или Модены...

-- Товарищи, -- сказал громко иностранец, не до- ходя иескольких шагов до людей с зонтиками, -- не вы ли несчастные, ожидающие попутного транспорта в государство Санузия?

Зонтики зашевелились, закачались, словно их вла- дельцы только сейчас заметили иностранца и Лидоч- ку, а может быть, только теперь приняли их за людей, достойных приветствия.

-- Матя! -- завопил вдруг один из зонтов утробным басом. -- Матя "авло! Ты приехал?

Зонтик побежал навстречу иностранцу, затем кач- нулся, показал, что под ним скрывался толстый чело- век в широкополой шляпе, как у Горького в Соррен- то. Человек раскачивал зонтом и тянул руку к иностранцу.

-- Рад видеть тебя, Максимушка, -- пропел ино- странец, -- жалею, что не могу раскрыть навстречу тебе объятия, потому что страшно промок.

-- Небось по Риму только в авто "альфа-ромео", -- сказал толстяк и хрипло засмеялся, обращаясь к ос- тавшимся сзади слушателям, словно хотел, чтобы все разделили его радость.

Лидочка стояла близко от толстяка, ей хотелось нырнуть под зонт, который все равно болтался без дела.

-- На время или насовсем? -- спросил Максим. -- Такие вопросы решаются там. -- Иностранец

по имени Матя ткнул пальцем в черное небо. -- Понимаю, -- сказал Максим, -- мне не надо

уточнять.

Лидочка услышала обращенный к ней женский голос:

-- Барышня, идите ко мне, у меня зонтик большой. Большой черный зонт качнулся назад, показывая

Лидочке, куда спрятаться.

Не говоря ни слова, Лидочка нагнула голову и нырнула под зонт, словно вбежала в сухой амбар, и только потом, наслаждаясь счастливой переменой в судьбе, сказала:

-- Спасибо.

Женщина, которая спасла Лидочку, была молода, обладала надтреснутым и интеллигентным голосом, какие раньше культивировались в шикарных детских, а теперь порой возникают даже в коммунальных квартирах. На спасительнице была шляпа с короткой вуалеткой. В темноте были видны только белки глаз и зубы -женщина улыбнулась и дотронулась рукой в перчатке до Лидочкиного плеча, привлекая его по- ближе.

-- Я вас промочу, -- сказала Лидочка. -- Не думайте об этом, -- сказала женщина, -- у меня непромокаемый макинтош. Когда-то мой муж Крафт привез его из Лондона.

Сказано это было не для того, чтобы похвастаться визитом мужа в Лондон -- да и кто будет в тридцать втором году хвастаться такой опасной привилегией? -- это было деловое объяснение достоинств ма- кинтоша.

Из-под зонта было плохо видно вокруг, но зато слышно, как иностранец Матя и его друг Максим включили в свой бодрый разговор других людей, которые были в большинстве между собой знакомы.

Загромыхал поезд, пробираясь ущельем, будто там был иной мир, горячий, таинственный и очень шум- ный.

-- Меня зовут Мартой, -- сказала женщина, -- Марта Ильинична Крафт.

-- Очень приятно. Лида. Лида Иваницкая.- -- У вас ноги не промокли?

-- Нет, у меня ботики совсем новые.

-- Сейчас делают такие плохие ботики, что иногда лучше ходить вообще без них, босиком...

Вдали возникли два белых огня, как глаза чудови- ща, которое надвигалось на них.

-- Автобус идет! -- крикнул кто-то.

-- Чепуха, -- отозвался другой голос, -- это же от Москвы едут.

Огни тем не менее приблизились, и, расплескав близкую лужу, возле группы людей остановился длин- ный черный автомобиль. "офер раскрыл дверцу, от- туда стали вылезать невнятные фигуры. Они сразу раскрывали зонтики -кто-то кого-то окликнул, Мар- та Ильинична сказала:

-- Это из университета. Как же я не догадалась, что ректор выделит авто для Александрийского!

Лидочке положсно было разделить чувства Марты Ильиничны, но она не знала, хорошо или плохо то, что ректор выделил авто для Александрийского. Ей стало холодно -- раньше было какое-то движение, а теперь -- пустое ожидание. К тому же Лидочка опаз- дывала со службы и поесть не успела.

Последним из авто вылезло не его худое и согбен- ное -из-под шляпы торчал длинный нос, нависший над тонкогубым лягушечьим ртом, изогнутым в ух- мылке. Толстый Максим наклонил свой зонтик к это- му человеку, чтобы прикрыть от дождя, но согбенная фигура принялась вяло отмахиваться, а потом откры- ла свой зонт.

-- Но это же безобразие! -- сказал Максим. -- По- чему нельзя довезти вас на моторе до Санузии? Вы мнс ответьте, почему?

-- Не доедешь, -- сказал шофср, обходя авто спе- реди, чтобы забраться на свое место, -- туда от Ка- лужского шоссе никакой дороги нет.

-- Это неправда! -- сказал ндруг иностранец. -- Зачем лгать? Я летом приезжал на моторс, мы отлич- но доехали..

-- Тогда дождей не было, -- сказал шофер и хлоп- нул дверцей.

-- При чем тут дожди?! -- Все ополчились на шо- фера, и это было нелепо, только Марта Ильинична сказала Лиде с усмешкой:

-- Как у нас любят разоблачить стрелочника! -- При чем тут дожди?! -повторил грозно Мак- сим, направив острие зонта на шофера. -Трубецкие ездили, нс жаловались.

-- А при царе дороги чинили, -- сказал шофер, по- вернул ключ, и мотор послушно заревел.

Сделав широкий круг по площади, автомобиль ум- чался, разбрызгивая лужи. Его задние красные огонь- ки долго были видны, потом смешались с огоньками трамвая, который как раз разворачивался за оврагом.

-- Не исключено, гго он прав, -- сказала согбен- ная фигура, у которой оказался красивый низкий го- лос. -- Трубецкие платили, за дорогами было кому следить.

-- Не вообще, Пал Андреевич, -- сказал Мак- сим, -- а только за теми, что принадлежали лично им, и ремонтировали нс они сами, а крепостные или зависимые бссправные люди.

-- Максим, -- загудел иностранец, -- ну что ты не- сешь! Мы же нс в кружке по ликвидации нашей по- литической неграмотности.

-- Есть элементарные вещи, которые приходится напоминать, -- сказал Максим.

Александрийский опирался на трость, но не пото- му, что почитал ото красивым, а тяжело, словно под- держивал себя.

-- А что с ним? -- спросила Лидочка. Марта Ильинична сразу поняла:

-- У него больное сердце. Врачи говорят, что анев- ризма. Каждый шаг достается сму с трудом ... и он еще читает лекции. Это самоубийство, правда'?

-- ЕМе знаю, -- сказала Лидочка. Раздражение к со- гбенной фигуре ужс пропало. Может, потому, что Ли- дочке понравился голос.

Разговоры затихли -- все уже замерзли и утоми- лись от дождя и ветра. К счастьк~, вскоре приехал и автобус из Узкого. Он являл собой довольно жалкое зрслище -- даже неопытному взору было очевидно, что он персделан из грузовика, над кузовом которого сделали ящик с затянутыми целлулоидом окошками, а впутри поперек кузова были положены широкие до- ски. Александрийского посадили в кабину, в которой приехала медицинская сестра из санатория. Она хоте- ла устроить перекличку под дождем, но все взбунтовались. Александрийский спорил и намеревался лезть в кузов. Тогда иностранец, который оказался также знаком с Александрийским, сказал ему, пере- катывая голосом слова, как бильярдные шары:

-- А ты, голубчик Паша, намсрен доставить себя в виде хладного трупа? Разве это по-товарищески?

Лидочка с Мартой влезлн в автобус последними, они уселись на задней доске, глядя наружу, -- сзади автобус был открыт. Лидочка шепотом спросила у Марты, кто такой Максим. Марта сказала:

-- Современное ничтожество при большевиках. Администратор "арьетс.

Она фыркнула совсем по-кошачьи.

Автобус дернулся и поскакал по неровному, узко- му, сжатому палисадниками и огородами Калужскому шоссе. Лидочке приходилось держаться за дереиян- ную скамейку, а то и цепляться за Марту, чтобы не выбросило наружу. Но все равно было весело, потому что это было беззаботное путешествие, в конце кото- рого должен стоять сказочный замок.

Медицинская сестра начала перекличку. Пере- кличка проходила в полной темноте, и, когда на фа- милию отзывался голос, Лидочка пыталась представить себе, каков же обладатель голоса. Максима, который оказался Максимом Исаевичем Крейном, она уже знала, а иностранец откликнулся на Матвея Ипполитовича "авло. Он поправил медсестру, кото- рая назвала его было Илларионовичем. Но в том не было удивительного, потому что она вела переклич- ку, иодсвечивая ссбс ручным электрическим фонари- ком. Автобус подпрыгивал, луч фонарика метался по кузову...

Лидочке казалось, что путешествие тянется беско- нечно, и странно было, как терпеливы се спутники, все без исключения старшс ее. Вокруг происходили оживленные беседы, двое молодых мужчин справа от Лидочки даже заспорили о каких-то неведомых ей мушках-дрозофилах, которые дали чрезвычайно интересные мутации, а за спиной Лидочки высокий мужской тенор уныло доказывал, что если бы они еха- ли зимой, то за ними прислали бы сани, а на санях под меховой полостью ехать в Узкос одно удовольствие, но вот не повезло -- не получилось с путевкой ни ле- том, ни зимой, а сейчас самое плохое время, на что капризный женский голос ответил, что летом путевку бы и не дали -- летом там тещи и внучки знаешь кого!

-- Вы в первый раз к нам едете? -- спросила Марта Ильинична.

-- В первый раз. -- Вам очень понравится, вам обязательно должно понравиться. В наши дни, когда всюду потеряны кри- тсрии порядочности и класса, Узкое -- единствснное мссто, которое поддержинаст марку.

-- Мие говорили, -- согласилась Лидочка. -- К нам сюда-приезжают именитые гости, -- ска- зала Марта Ильинична. -- Рабиндранат Тагор был. А

в прошлом году приезжал Бернард "оу. Его Литви- нов привез в Узкое. А куда еще? Не н Петровское же к партийцам! По крайней мере, в Узком всегда есть люди, которые могут вразумительно ответить на во- прос, заданный по-английски.

Высокий голос позади произнес: -- Конечно, сго летом привозили. Сейчас бы оп

завяз по дороге. -- Неужели вы думаете, что Бернард "оу специ- ально подгадывал свой приезд под состояние наших дорог? -- фыркнула Марта Ильинична.

-- А я смотрела "Пигмалион", -- сказал каприз- ный женский голос, -Бабанова была бесподобна.

От тряски Лида устала и как бы оглохла, но и за- дремать невозможно, хоть и клонит ко сну, -- только прикроешь глаза, как тебя подбрасывает к фанерному потолку.

-- Придет время, и клянусь вам, оно будет близ- ко, -- я читал, -донесся громкий, вроде бы торжес- твующий, но не скрывающий издевки голос Мати- иностранца, -- когда сверкающая гладкая лента пюссе проляжет между Москвой и Калугой, где в тиши, знаю об этом профессионально, обитает пророк.

-- В Калуге пророки не живут, -- отозвался другой голос. -- Кому он там будет проповедовать?

-- В Калуге, в тиши своего кабинета, обитает про- рок будущей эры межпланетных путешествий Конс- тантин Циолковский!

Голос Мати был сыт, молод и полон желания рас- смеяться.

-- Такие опасны, -- вдруг сказала шепотом Мар- та. -- От их энтузиазма уходят по этапу целыми инсти- тутами.

Лидочка кивнула. Казалось, что грузовик ехал уже много часов, -Лидочка выпростала из-иод длинного рукава кисть, чтобы поглядеть на часы. Часы, подаренные в восем- надцатом году паном Теодором, были швейцарскими, фирмы "Ролекс", цифры на циферблате явственно светились ясно-зеленым фосфорным цветом. Лидоч- ка тогда не хотела их брать -- такие большие, мужские, грубые, но Теодор сказал: "Пловцам во времени

полезно иметь надежные часы". Было без шести ми- нут восемь.

-- Еще долго ехать? -- спросила Лидочка. -- Разве разберешь?

Но соседка сзади услышала вопрос и громко про- изнесла:

-- Кто знает, сколько осталось ехать? Поднялся бестолковый спор, мужчины подвину- лись к задней части фургона, стали выглядывать, что- бы понять, где же едет грузовичок. От того, что Крафт спорила с Максимом Исаевичем и обладательницей капризного женского голоса, пр0ехали ли уже дерев- ню Беляево или не доехали еще до села Теплый Стаи,' ничего не менялось. Вокруг была темень, а если и попадалась деревня, то как угадать ее имя по тусклым огонькам?

Матвей Ипполитович принялся властно стучать в стену кабинки, шофер притормозил, скатившись к обочине, потому что решил, что кому-то надо поки- нуть машину по нужде. Когда же узнал, в чем дело, то вместо ответа выругался так, что было слышно в ку- зове, и рывком двинул машину дальше. Лида сидела мышонком, она испугалась, что сейчас начнется выяснение, кто же начал этот опасный разговор. Когда выяснится, что виновата Лида, ее высадят в диком подмосковном лесу, не доезжая до села Теплый Стан. Тут Лиде стало себя безмерно жалко, а Максим Иса- евич, который сидел у заднего борта, оттеснив Марту и Лидочку, замахал руками и закричал, что видит ог- ни. По общему согласию было решено, что огни при- надлежат Беляеву.

-- Теперь держитесь! -- прокричал Матя голосом массовика-затейника. -Последние две версты изго- товлены специально, утобы мы с вами нагуляли аппетит.

-- Никто не хочет работать, -- сердито сказала Марта Ильинична. -Можно платить миллионы, а дорожники будут играть в карты или подводить итоги соревнования.

-- Соревнование -- становой хребет нашей пяти- летки, -- сказал Максим Исаевич громче чем надо, никто ему не стал отвечать, а грузовик продолжал пу- тешествие к подмосковному имению киязей Трубец

ких, вовсе не добровольно передавших его большеви- кам вместс с картинами, конюшнями и семейным привидением учительницы музыки, утопившейся лет пятьдссят назад от нссчастной любви к дяде послед- него владельца, убитого, в свок~ очередь, где-то под Ростовом ревнивцем, жену которого князь, несмотря на свой почтенный возраст, неосторожно соблазнил.

Грузовик снизил скорость, начал сворачивать с шоссе, и его опасно зашатало по ямам. Кто-то в тем- ноте коротко взвизгнул. Мотор оз ~аянио заревел. Ли- да унидела белую оштукатуренную кирпичную арку, которая выплыла из-за спины и, пошатываясь и уменьшаясь, растворилась в темноте.

Лидочка подумала, насколько удивительна ско- рость деградации предметов и даже целых местнос- тей, попавших под впасть большевизма. Например, дорогу к имению Трубецких, навсрное, держали в по- рядке. Если у нас иа дворе тридцать второй год, зна- чит, прошло пятнадцать лет с последнего ремонта до- роги -- всего-то две версты от Калужского шоссе, -- но дороги как не бывало. Грузовик ухал, съезжая в очередную яму, скользил к кювету, опасно накренив- шись, замирал над ним, собирался с силами, выпол- зал вновь на середину дороги и нссколько метров проносился, слонно железный мяч по каменной тер- ке, затем иодпрыгивал на неожиданном пригорке и снова ухал в реку, нрорезавшук~ многострадальную дорогу.

Люди в грузовикс совершали невероятные дви- жения руками и всем толом, чтобы не вылететь на- ружу или не свалиться под ноги своим спутникам, они цеплялись друг за дружку, за деревянные ска- мейки, за задний борт и занозистые стойки, они даже потеряли способность проклинать Академию наук, которая никак не соберет денег для ремонта своей дороги, Трубецких, которые могли бы отремонтиро- вать дорогу лет на сто вперед, и, конечно же, шофс- ра, который мог бы ехать осторожней, но, видно, торопится к своей бабе, что ждст его за столом у бутылки рыковки.

Когда Лидочке уже казалось, что еще минута та- кой пытки и она добровольно выскочит из грузовичка и отправится дальшс псшком, вдруг грузоник стал за

~

-- Вам неинтересно, -- огрызнулся Матя, -- а если та машина застряла так, что вам ее не вытащить, нам придется здесь ночевать!

-- Что? Что вы сказали? И поднялось неиероятнос верещание -- потому что все устали, все так надеялись, что через иесколь- ко минут окажугся в тепле дворца, и тут -- новая опасность!

"ум не успел еще стихнуть, как послышались ша- ги но воде и над задним бортом появилась черным кругом голова шофера.

-- Так что, граждане отдыхающие, -- сказал он и сдслал драматическую паузу. И все молчали, потому что неловко прсрывать Нсмезиду. -- Там мотор сто- ит, в-ьехал по уши в канаву. И нам его не объехать... Понятно?

Никто не ответил -- все знали: продолжение сле- дует.

-- Так что пока не сдвинем, но толкнем то есть, -- цальшс не поедем.

-- Л мы при чем? -- громко и высоко крикнул Максим Исаевич.

-- Л вы толкать будете, -- сказал шофер. -- Если, конечно, уехать хотитс.

-- А если нст? -- А если нет -- добро пожаловать с вещичками полторы версты по воде да в горку. Мое цело малень- кое.

-- Вы обязались нас доставить до места назначе- ния, -- сказала обладательница капризного голоса.

-- Это кому я,гражданка, обязывался? -- обидел- ся шофер. -- Да я себс место в два счета найду -- ие то что здесь, в дсревне, по лужам ишачить!

-- Спок~~но, спокойно! -- раздался голос Мати "авло. -- "офер прав. Никто не заставлял нас сюда ехать, и добровольцы на самом дсле могут погулять под дождем. Я прсдпочитаю короткое бурное усилие, а затем -заслуженный отдых! Физическая работа на свежем воздухе -- вот основа физкультуры трудя- щихся!

Говоря так, "авло, перешагивая через доски-ска- мейки, добрался до заднсго борта, перенес через пего ногу, нащупывая упор, и все продолжал говорить:

21

-- А что за авто, скажите, товарищ шофер? Кого понесла нелегкая на легковой машине в Узкое? Не- 'ужели никто не сказал этому легкомысленному маль- чишке или покрытому сединами отцу семейства, что так себя вести нельзя?

-- Сюда ногу ставьте, сюда, а теперь опирайся об меня, -- слышала Лидочка голос шофера. -- Вот так. А машина из ГПУ, точно тебе скажу. Я их по номерам знаю.

-- Ну, это совсем лишнее -- что же я, должен ма- шину ГПУ, которая, может, приехала арестовывать очередную заблудшую овечку, подталкивать к ее не- благородной цели?

-- Матя! -- грозно воскликнул Максим Исаевич. Лида между тем уже стояла у заднего борта.

-- Матвей Ипполитович, -- сказала она, -- дайте руку

-- Прекрасная незнакомка? Я вас с собой не возь- му. Вы простудитесь.

-- У меня непромокаемые боты, -- сказала Лидоч- ка, опираясь пальцами на поднятую к ней ладонь. Она легко перемахнула через борт и полетела вниз, в бес- конечную глубину, словно с парашютом, но Матвей поймал и умудрился притом прижать ее к себе, а уж потом осторожно поставить на землю.

-- Молодец, девица, -- сказал он. -- Чувствую за вашей спиной рабфак и парашютную вышку в парке Сокольники. Будь готов?

-- Добрый вечер, -- сказал человек, подошедший из-за грузовика, -темный силуэт на фоне черных де- ревьев. -- Мне хотелось бы внести ясность, как пас- сажиру авто, которое так неловко перекрыло вам до- рогу к санаторию.

Голос у него был чуть напряженный, как будто владелец его старательно и быстро подыскивал пра- вильные слова и при этом решал проблему, как произнести то или иное слово, где поставить ударение. В ближайшие дни Лидочке предстояло убедиться в том, насколько она была права, -- восхождение Яна Яно- вича Алмазова к власти было столь стремительным, что у него не оставалось времени подготовить себя к той роли, которую ему предстоит играть в жизни. Но как только.жизнь немного успокоилась, появился до

22

суг, Алмазов не стал тратить его на мещанство, на девиц или пьянки -он работал и учился. Но не ал- гебре или электрическому делу -- он учился лишь то- му, что могло помочь ему в общении с людьми, на- следственно культурными, знающими с рождения много красивых значительных слов. Он стал учить ударения в словах и фразах, он занимался географией и историей -настолько,чтобы не попасть впросак. Ян Янович панически боялся попасть впросак в раз- говоре с интеллигентом, и если такое все же происхо- дило, то горе тому интеллигенту, который своим при- сутствием, вопросом или упрямством заставил ошибиться товарища Алмазова.'

-- Добрый вечер, -- сказал Матя "авло, все еще не отпуская Лидочкиной руки, но не помня о ней -- встреча с чекистом требовала всего внимания. Чекист протянул руку Мате и представился: -- Ян Алмазов, тружусь, как вам уже доложили, в ОГПУ. Считаю долгом развеять ваши опасения и со- мнения -- я никого не намерен арестовывать или оби- жать -- я такой же отдыхающий, как вы, и хотел бы, чтобы вы забыли о моей специальности, хорошо, Мат- вей Ипполитович?

Матя "авло вздрогнул, но почувствовала это толь- ко Лидочка, которой он касался плечом.

-- Вы удивились, как я вас узнал, -- засмеялся че- кист. -- Но вас же многие знают. Вы человек всемир- но известный.

-- Тогда пошли к вашей машине, -- сказал реши- тельно "авло. -- Что с ней случилось?

И он, скользя по глине, поспешил к перекрывшей дорогу машине Алмазова -- длинному лимузину, воз- ле которого стоял могучий детина в черной куртке и такой же кожаной черной фуражке -- шофер Алма- зова.

Лидочка обернулась, удивляясь тому, что никто не последовал их примеру и не спешит вытаскивать из грязи машину чекиста. "авло, не оборачиваясь, уга- дал ее мысль, потому что сказал (сквозь дождь его слова донеслись невнятно, и, может быть, Лидочка додумала их):

-- Мы с вами не ему идем помогать, а тем, кто ос- тался в грузовике. В этом вся разница.

гз

Лидочка согласилась -- на самом деле ей хотелось как можно скорее добраться до теплого санатория и забыть об этой дикой дороге, схожей по трудностям с путешествием Скотта к Южному полюсу.

Тут Лидочка ухнула ногой в глубокую яму, полную черной ледяной воды, и страсть делать исторические сравнения тут же оставила ее.

Пока она, прыгая на одной ноге, пыталась вылить воду из ботика, мимо прошел Алмазов. Его плащ блестел, будто сделанный из черного фарфора. Он гнал перед собой шофера грузовичка. Именно гнал, хотя никакого насилия над тем не производил. Уж больно покорно была склонена голова шофера, а руки были почему-то заведены за спину и сцепились паль- цами, будто шоферу уже приходилось так ходить.

-- Ну что же вы стоите, товарищи, -- сказал че- кист. -- Навалимся?

Он сделал широкий округлый жест рукой в черной перчатке, призывая народ включиться в выполнение и перевыполнение.

Машина Алмазова попала передними колесами в глубокую промоину в дороге, и ее колеса по ступицы скрылись под водой. Лучше бы что-нибудь под них подложить, но Алмазов был сторонником прямых действий.

Подчиняясь его жестам и крикам, остальные нава- лились на зад машины. Спутники Лидочки казались ей черными пыхтящими тенями -- по пыхтению она угадала, что справа от нее трудится "авло, а слева -- один из шоферов.

Машина чуть покачивалась, но не двигалась с мес- та. Алмазов принялся помогать, напевно восклицая: "А ну, раз! Еще раз! Раз-два, взяли, и-що взяли!"

Они с минуту подчинялись крику и ритмично нава- ливались на забрызганный грязью зад лимузина, по- том "авло первым выпрямился и сказал:

-- Так дело не пойдет. -- А как пойдет? -- заинтересованно спросил Ал

мазов. -- Надо сучьев под передок наломать, -- сказал

шофер грузовика. -- Все равно народу мало, -- сказал "авло. -- Не

справимся. Поднимайте людей.

24

-- Почему? -- вдруг озлилась Лидочка, хотя пони- мала, что следовало подчиниться инстинкту самосох- ранения. -- Если вместо того, чтобы командовать, вы тоже испачкаете ручки, машина, может, и сдвинется.

Чекист не расссрдился. -- Порой важнее иметь человека, умеющего командовать, -- ответил он, -- чем стадо неорганизо- ванных дикарей.

Дождь припустил с новой силой. Алмазов постучал по дверце лимузина. Дверца тут же приоткрылась, и оттуда вылезла палка, которая замерла под углом внерх, будто некий охотник возна- мсрился стрелять из машины по пролетающим уткам. Затем раздался громкий щелчок, и палка преврати- лась в раскрывшийся зонт. Под прикрытием зонта из машины выглянула ножка в блестящем ботике и светлом чулке, ножка замерла над лужей, затем из машины донссся отчаянный писк, и ножка соприкос- нулась с водой, которая фонтаном взмыла вверх, об- дав шелковые чулки и край юбки существа женского пола, которое таким образом вылезало из машины.

-- Эгого еще не хватало! -- возмутилась Лидоч- ка. -- Мы толкаем, а ваши друзья... сидят. Если бы я знала!

Алмазов ничего не ответил, а маленькая женщина отважно кинулась вброд через лужи к чекисту и, воз- неся зонтик над его головой, словно бы он был китай- ским богдыханом, пропищала нечто умиленное.

-- Немедленно в машину! -- приказал Алмазов, который, как показалось Лидочке, и сам на секунду растерялся от неожиданного явления. -- Альбина, вы простудитесь!

Алмазов взял свою спутницу под руку и повлек к машине. Остальные стояли под дождем, всматрива- ясь в темноту, ибо, стоило человеку исчезнуть из конусов, образованных светом фар машины или грузо- вика, он становился невидимым.

Заталкивая попискивающую даму в лимузин и от- казываясь принять из ее рук большой зонт, Алмазов крикнул своему шоферу:

-- Жмурков, пойди к грузовику, вытащи оттуда всех мужчин. А то мы до утра прочикаемся.

Алмазов громко хлопнул дверцей лимузина, затем

25

запустил руку в глубокий карман прорезиненного пла- ща и достал оттуда электрический фонарь в форме длинной трубки с лампочкой на конце. Он включил фонарь и пошел вокруг лимузина, будто только сейчас ему пришла в голову мысль убедиться в том, насколь- ко серьезно положение его автомобиля.

Лидочке вдруг все надоело. Как будто то, что здесь происходило, было направлено именно против нее. Угадав ее движение, Мати "авло схватил ее за руку и удержал.

-- Потерпим, -- сказал он, -- и будем относиться с юмором к таким коллизиям.

-- Юмора не хватает, -- сказала Лидочка. -- Ваш друг прав, -- сказал Алмазов, вынырнув- ший из-за лимузина. Он имел дьявольскую способ- ность все слышать, даже если говорившие находи- лись от него на обратной стороне Земли. -- Терпение и еще раз терпение. Только так мы достигнем своих высоких целей. А цель у нас простая -- освободить дорогу для грузовика. К сожалению, моему мотору дальше не проехать. -- Тут же он сменил тон, как буд- то один человек ушел, а другой, хамский, занял его место: -- Жмурков, тебя что, за смертью посылать? Где наша ученая рабочая сила?

-- Идем! -- откликнулся Максим Исаевич, воз- главлявший небольшое научное стадо, которое про- двигалось будто бы по Дантову аду, то попадая в свет фар, то исчезая в прорезанной дождливыми струями темноте. Если возмущение и владело этой группой людей, то, вернее всего, оно было истрачено еще в машине, когда властью Алмазова их вытягивали под дождь, на холод, а сейчас все молчали, бунтовать бы- ло бессмысленно -- все уже знали, чью машину надо стаскивать с дороги.

-- Попрошу минуту внимания, -- сказал Алмазов, поправляя фуражку, с козырька которой срывались тяжелые капли. -- Женщины толкают автомобиль сзади, мужчины приподнимают передний бампер, чтобы не повредить мотор. Как только машина ока- жется на обочине, все свободны. Задача ясна?

Не дожидаясь ответа, он отошел к передку маши- ны и принялся загонять в глубокую канаву несчаст- ных своих рабов во главе с Максимом Исаевичем и

26

очкастым молодым человеком, сидевшим в грузовике позади Лидочки.

План Алмазова удался на славу -- в считанные ми- нуты продрогшие, а потому горевшие страстью к тру- ду ученые развернули черный лимузин, чтобы не ме- шал проехать грузовику, и, отпущенные Алмазовым на волю, кинулись под защиту фанерного потолка сво- его автобуса. Лидочка шла последней. В отличие от остальных она промокла насквозь и ей нечего было спасать. К тому же ей стало любопытно, не забудет ли Алмазов свою спутницу.

Нет, он ее не забыл. Сам открыл дверцу лимузина, велел ей выйти. Пока женщина раскрывала зонтик и попискивала, вытаскивая из машины свой баул, Алмазов давал указания шоферу, оставшемуся у маши- ны, чтобы тот никуда не отлучался, -- Алмазов по те- лефону вызовет ему помощь. Тем временем остальные пассажиры грузовика уже влезли в кузов, спрятались от дождя, задержалась лишь Лидочка, ведь она все равно промокла. Незамеченная, она уви- дела, как Алмазов повлек было свою даму к кузову, 'но она вдруг тихонько жалобно заверещала. Выслу- шав эти звуки, Алмазов пошел не к кузову, а к дверце кабины и решительно отворил ее. Оттуда на него воззрился согбенный профессор Александрийский.

-- Освободите, пожалуйста, место, -- вежливо, но решительно заявил чекист.

-- Простите? -- послышался скрипучий неприят- ный голос Александрийского. -- К сожалению, не имею чести быть с вами знаком...

Слова Александрийского были неразборчивы, в ответ Алмазов плевался краткими приказами, Лидоч- ка хотела объяснить чекисту, что профессор болен, она ринулась к машине, но поскользнулась и со всего размаха уселась в лужу, а когда поднялась, то увидела, что мимо нее проходит, не глядя по сторонам, Алма- зов, ловко и быстро подтягивается, переваливается через задний борт в кузов и весело, громко, перекры- вая дождь кричит: -- А ну, трогай!

Голоса под фанерным кузовом подхватывают крик, машина послушно катится вперед, набирая скорость.

27

Лидочке надо было кинуться следом и закри- чать -- они наверняка бы остановили машину -- ведь забыли ее по недоразумению, от растерянности и страха -- еще минута, и должна спохватиться Марта Ильинична... Но Лидочка не кинулась, не закричала, потому что в этот момент увидела человека, который стоял, являя собой вопросительный знак, он опирал- ся обеими руками на трость, согнувшись и натужно кашляя.

Лидочка не сразу сообразила, что это -- Алексан- дрийский... Стоит под дождем темная человеческая фигура и кашляет, но тут же она поняла: Алмазов попросту вытащил старика из кабины, чтобы освобо- дить место для своей дамы.

-- Это вы? -- спросила почему-то Лидочка и потом уже побежала за грузовиком, крича: -- Стойте! Стой- те! Остановитесь немедленно!

Но задние красные огоньки грузовика уже рас- таяли в ночи, и гул его двигателя слился с шумом дождя.

Лидочка подбежала к Александрийскому -- тот перестал кашлять и старался распрямиться.

-- Вам плохо? Тот ответил не сразу, сначала он все же принял

почти вертикальное положение. -- А вы что здесь делаете? -- спросил он.

-- Меня забыли. Как и вас. -- Лидочка улыбну- лась, как ни странно обрадованная тем, что она не одна на этой дороге и Александрийскому не так уж плохо, -- вот и он улыбнулся.

Александрийский сделал шаг, охнул и сильнее оперся о палку.

-- Беда в том, -- сказал он медленно и отчетли- во, -- что, падая из машины, я подвернул ногу. Мне еще этого не хватало.

-- Больно? -- спросила Лидочка. -- Вот именно что больно, -- сказал профессор.

-- Я вам помогу дойти. -- Вы здесь впервые?

-- Не бойтесь, -- сказала Лидочка. Она старалась разговаривать с Александрийским как с малень- ким -- он был так стар и слаб, что мог упасть и уме- реть, его нельзя было сердить или расстраивать. -

28

Мы обязательно найдем это Узкое -- я думаю, что совсем немного осталось.

-- Вы совершенно правы, -- сказал Александрий- ский, -- тут уже немного осталось. Но я боюсь, что мне не добраться.

-- Это еще почему? -- А потому, что за плотиной начнется подьем к церкви, а я его и раньше одолеть без отдыха не мог. Так что придется вам, дорогая девица, оставить меня здесь на произвол судьбы и, добравшись до санатория, послать мне на помощь одного-двух мужиков покреп- че, если таковые найдутся.

-- А вы? -- А я подожду. Я привык ждать.

-- "орошо, -- догадалась Лидочка. -- Если вам трудно идти, то забирайтесь в машину и ждите меня там.

-- Это разумная мысль, и в ней есть даже высшая справедливость, -согласился Александрийский. -- Если меня выбросил на улицу хозяин этой машины, то она должна дать мне временный приют.

-- А что он вам сказал? -- спросила Лидочка, под- держивая Александрийского под локоть и помогая дойти до лимузина.

-- Он сказал, что я должен уступить место даме. А когда я отказался, сославшись на мои болячки и не- дуги, он помог мне выйти из машины.

-- Это хамство! -- Это принцип современной справедливости. Ува- жаемый Алексей Максимович сказал как-то: если враг не сдается, его уничтожают. Он, лукавец, очень чутко чувствует перемены в обстановке. Мне не хоте- лось бы попасть во враги человеку в прорезиненном плаще. Это Дзержинский?

-- Что вы говорите? Дзержинский умер! -- Как, по доброй воле? Или его убили соратники?

-- А я не сразу поняла, что вы шутите. Дверцы в лимузин были закрыты. "офера не

видно. -- Эге! -- сказала Лидочка. -- Кто в домике жи

вой? -- Никакого ответа, -- добавил Александрийский,

может быть цитируя "Тома Сойера".

29

Лидочка потрогала ручку дверцы, ручка была хо- лодной и мокрой. Она чуть-чуть подалась, и затем ее застопорило.

-- Эй! -- рассердилась Лидочка. -- Я уверена, гго вы нас видите и слышите. Так что не притворяйтесь. Вы видите, что на улице по недоразумению остался пожилой человек. Он может простудиться. Откройте дверь и впустите его, пока я сбегаю за помощью. Вы меня слышите?

Никакого ответа из машины не последовало. -- Послушайте, -- сказала Лидочка. -- Если ны сейчас не будете вести себя по-человечески, я возьму камень и стану молотить им по вашему стеклу, пока вы не сдадитесь. Вы не можете быть таким бессердеч- ным, когда человек страдает.

Дверца машины распахнулась резко и неожидан- но, словно ее толкнули ногой. "оть глаза Лидочки давно уже привыкли к темноте, тьма в машине была куда более густой, чем снаружи, и она скорее угадала, чем увидела, что там, скорчившись, сидит закован- ный в кожу шофер Алмазова, выставив перед собой револьвер.

-- А ну, давай отсюда! -- заклокотал злой и скорее испуганный, чем решительный голос из автомобиль- ной утробы. -- Долой, долой, долой!

-- Да вы что! -- закричала Лидочка и осеклась, по- тому что слабые, но цепкие пальцы Александрийско- го вцепились ей в рукав и тянули прочь от машины. -- Считаю до трех! -- крикнул из машины шофер. Чтобы не свалить Александрийского, Лидочка бы

ла вынуждена подчиниться ему и отступить. На се- кунду мелькнули растопыренные пальцы, которые потянули на себя дверцу машины. Дверца хлопнула, и стало тихо -- как будто скорпион сам себя захлопнул в банке и ждет, кто сунет руку, кого можно смертель- но ужалить?

-- Он сошел с ума, -- сказала Лидочка. -- Ничего подобного. Ему страшно, -- сказал Александрийский. -- Он остался совсем один, и ему кажется, что вокруг враги. А мы с вами хотим захва- тить государственную секретную машину и умчаться на ней во враждебную Латвию.

-- Вы уже промокли?

30

-- Не знаю, пожалуй, пока что только замерз. -- Давайте пойдем отсюда.

-- Попытаемся. В любом случае оставаться здесь опасно. В любой момеит шофер может открыть огонь по белополякам.

Вдруг лидочке стало смешно, и она сказала- -- Даешь Варшаву!

Александрийский старался не сильно опираться о руку Лидочки,но совсем не опираться он не мог,и, хоть был очень легок и стеснялся своей немощи, по- лучалось, что Лидочка тащит старика по скользкой дороге под черным дождем, что вела прямо вперед между стенами деревьев. Лидочка обернулась, лиму- зин Алмазова можно было угадать только по отблеску черного металла...

"агов через триста Лидочка остановилась. Алек- сандрийский ничего не сказал, но Лидочка почувст- вовала, что он уже устал, -- по давлению его горячих пальцев на ее руку, по тому, как он реже и тяжелее переставлял трость.

-- Если вам не холодно, давайте передохнем, -- сказала Лидочка.

-- Давайте, -- согласился Александрийский. Скоро дорога начинает подниматься -- это самое

трудное. -- Выдюжите? -- спросила Лидочка, стараясь, чтобы ее вопрос звучал легко, как обращение к ма- лышу.

-- Постараемся, -- сказал Александрийский. -- У меня, простите, грудная жаба.

-- Ой, -- сказала Лидочка, которая знала о такой .болезни только понаслышке и с детства боялась этих слов. Что может быть страшнее для живого детского воображения, чем образ скользкой мерзкой жабы, си- дящей в груди у человека и мешающей ему дышать.

-- К сожалению, -- продолжал Александрийс- кий, -- после прошлогоднего приступа у меня в серд- це образовалась аневризма, это ничего вам не говорит, но означает, что я могу дать дуба в любой момент -- стоит сердцу чуть перетрудиться.

-- Негодяй, -- сказала Лидочка, имея в виду че- киста.

Профессор понял ее и сказал:

31

-- Пойдемте, моя заботница,' а то вы совсем зако- ченеете. Как вас, простите, величать?

-- Лида. Лида Иваницкая. -- Тогда, чтобы не скучать, вы мне расскажите, кто вы такая и почему вас понесло в это богоспасае- мое Узкое в такое негуманное время года.

Лидочка чуть приподняла локоть, чтобы Алексан- дрийскому было сподручнее опираться, и рассказала старику, как ее уважаемый шеф Михаил Петрович Григорьев, с которым она трудится в Институте лугов и пастбищ, составив атлас луговых растений, награ- дил ее путевкой в Узкое за.ударное и качественное завершение работ.

-- Значит, вы ботаник? -- спросил Александрийс- кий. Он говорил медленно, потому что на ходу ему трудно было дышать.

-- Нет, я художник, но плохой, -- призналась Ли- дочка. -- Но у меня хорошо получаются акварели и рисунки тонких вещей -- например, растений. И мне нравится такая работа.

-- Это интересно. Я любил рассматривать старые атласы.

-- Если в типографии не обманут, зто будет хоро- ший атлас. Красивый. Я вам подарю.

-- Спасибо, -- сказал профессор, -- я постараюсь дожить. -- Он засмеялся и оттого закашлялся. При- шлось остановиться и переждать, пока он отдышит- ся. Лидочка решила больше не смешить старика. А то еще умрет. Ей было холодно. Просто било от холо- да, и надо было эту дрожь скрывать от Александрий- ского.

Впереди заблестела вода -- по обе стороны дороги. -- Пруды, -- сказал Александрийский. -- Здесь

система прудов, они устроены каскадом. Через весь парк. Только теперь они запущены... Простите, Лида, но я попросил бы вас остановиться -- мне что-то не- хорошо.

-- Конечно, конечно. -- Лидочка испугалась, по- тому что не знала, что делать с человеком, у которого грудная жаба, и ей стало страшно, что он может уме- реть, -- он был такой субтильный, хрупкий...

Они остановились перед каменными столбами во- рот; сами ворота из железных прутьев были распах

зг

нуты и покосились, -- видно, их давно никто не за- крывал.

От ворот дорога круто шла вверх.

-- Лучше всего, если вы, Лидия, оставите меня здесь, -- с трудом произнес Александрийский. -- Я обопрусь об этот столб. И буду терпеливо ждать помо- щи. Вам меня в эту гору не втащить.

-- Нет, что вы! -- возразила Лидочка, но она уже понимала, что старик прав. -- Я вам дам мое паль- то, -- сказала она. -- Вы его накинете на голову и плечи и будете дышать внутрь. Так значительно теплее.

-- Не надо, вам оно нужнее.

-- Я все равно побегу, -- сказала Лидочка. -- И не спорьте со мной.

Но ей не удалось исполнить свое намерение, пото- му что наверху, на вершине подъема, куда стремилась дорога, сверкнул огонек. Рядом с ним второй -- они раскачивались, будто были прикреплены к концам ка- челей.

-- Смотрите! -- воскликнула Лидочка. -- Это лю- ди. Это нас ищут, да?

-- Я хотел бы надеяться, -- сказал Александрийс- кий с неожиданной тяжелой злостью, -- что кто-то спохватился. И даже послал за нами сторожа.

-- Эй! -- закричала Лидочка. -- Идите сюда! -- Эй-эй! -отозвалось сверху, и дождь не смог

поглотить этот крик. -- Потерпите! Мы идем! И еще через минуту или две донесся топот быст- рых крепких ног -- с горы бежали сразу человек де- сять. Никак не меньше десяти человек, хотя, конеч- но же, Лидочка в мелькании фонариков и "летучей мыши", которую притащил молодой человек с краси- вым лошадиным лицом, не могла сосчитать или даже увидеть толком всех, кто прибежал за ними из сана- тория.

"авло, большой, теплый, принявшийся согревать в ладонях совсем закоченевшие пальцы Лидочки, сбивчиво объяснял, почему помощь не пришла сразу, а его перебивала Марта, которая держала зонтик над головой Александрийского. Оказывается, когда гру- зовик тронулся, Марта почему-то решила, что Лидоч- ку поместили в кабину, потеснив Александрийско

33

го, -- почему она так подумала, один Бог знает. А "авло вообще был убежден, что Лида сидит в грузо- вике у заднего борта и потому ему не видна. А что касается Александрийского, то абсолютно все были убеждены, что он благополучно восседает в теплой кабине.

Каково же было всеобщее удивление, когда по приезде в Узкое обнаружилось, что в кабине находит- ся подружка чекиста Алмазова, а ни Александрийс- кого, ни Лидочки в грузовике нет. Алмазов вел себя нагло и утверждал,что попросил Александрийского перейти в кузов, потому что его подруга Альбина ак- триса и вынуждена беречь голос. А когда Марта воз- мущенно заявила,что Александрийский тяжело бо- лен, Алмазов лишь пожал плечами и ушел. Грузовик к тому времени успел умчаться в гараж, так что добровольцы во главе с Мартой отправились спасать Александрийского и Лидочку пешком.

Лидочка была так расстрогана появлением шум- ной компании спасателей, что не смогла удержать слез; "авло заметил, что она плачет, и стал гладить ее по мокрому плечу и неловко утешать; Марта отст- ранила его, тут же вмешался толстый Максим Исае- вич, который сказал, что у него две дочки на выданье и он знает, как успокаивать девиц, а Александрийс- кий ожил и стал рассказывать, как Лидочка спасала его. Никто не произнес имени Алмазова и не сказал ни слова упрека в его адрес. Правда, все смеялись, когда Александрийский, задыхаясь, поведал, как Ли- дочка пыталась спрятать его внутрь лимузина, а шо- фер из ОГПУ готов был отстреливаться, чтобы не пус- тить их в машину.

Тем временем "авло и молодой человек с лоша- диным лицом, который представился Лиде как поэт Пастернак, сплели руки, как учили в скаутских отря- дах, чтобы Александрийский мог сидеть, обняв рука- ми своих носильщиков за шеи. Всем было весело, и Лидочка тоже смеялась, потому что все изображали караван, который идет к Эльдорадо. Дорога в гору бы- ла очень крутая, и "авло с Пастернаком выбились из сил, но не хотели в том признаться. На полдороге их встретили молодые, похожие друг на друга братья Ва- виловы -- один физик, второй биолог, которого Ли

34

дочка знала. Ему очень нрави,лись Лидочкины аква- рели, и он уговаривал ее уйти к нему, но Григорьев сказал, что только через его труп. Братья Вавиловы сменили "авло и Пастернака.

Еще пять минут, и у высокой крепкой белой церк- ви подъем закончился. Справа, за открытой калит- кой, голубым призраком, открывшим множество жел- тых глаз, лежала двухэтажная усадьба, с центральным портиком. Справа от них был подъезд, к которому ве- ла дорожка, по сторонам горели электрические, на столбах, фонари.

Высокая дверь в дом была открыта. За ней толпи- лись встречающие.

Казалось бы, событие не весьма важное -- забы- ли по дороге двух отдыхающих. Но почти все обита- тели Санузии в той или иной степени приняли учас- тие в их спасении. И доло было не столько в Лидочке и профессоре, как в возможности безобидным пос- тупком противопоставить ссбя чекисту и его дамоч- ке. "ла мирная политическая демонстрация, и если Алмазов увидел ее и понял ес значение -- вида он не подал.

Еще минуту назад была глубокая ночь, была пустыня и невероятное одиночество, словно Лидочка вела Александрийского через полуостров Таймыр.

И вдруг -- словно поднялся занавес! Тяжелая дверь отворилась им навстречу.

За дверью, из которой пахнуло теплом и вкусным запахом чуть подгоревших сдобных пышек, толпи- лись люди, видно волнованшиеся за их судьбу. Полная кудрявая рыжая жснщина в белом халате взволнован- ной наседкой накинулась на Александрийского, и его тут же понесли, хоть он хотел стать на ноги и сам идти, -- направо, где за двустворчатыми дверями го- рел яркий свст и был виден край зеленого биллиард- ного стола, а Лидочка попала в руки другой медич- ки -- курносой, маленькой, с талией в обхват двумя пальцами. Одной рукой она стащила с Лидочки про- мокшую и потерявшую форму черную шляпку, кото- рую и без того пора было выкинуть, другой -- словно опытный птицелов -- накинула на нее махровую про- стыню, точно такую, как была дома, в Ялте, и забы

35

лась, как и многие другие удобные и приятные для жизни вещи. Потерявшую возможность видеть и слы- шать Лидочку тут же куда-то повели, она чувствовала, как поскрипывает паркет, -- затсм началась лестни- ца. От простыни пахло лавандой. Скрипнула дверь...

Простыня съехала, и Лидочка зажмурилась от яр- кого света. Она была в нсбольшом, узком врачебном кабинете -- вдоль стены низкая койка с валиком вместо подушки и клеенкой в ногах. Возле нее табу- рст, а дальше, к окну, стол с толстым, исписанным до половины, в черном коленкоре журналом.

-- А ну, немедленно ложитесь! -- вссьма агрессив- но приказала девица Лидочке: девица была не увере- на в себе и боялась неповиновения.

-- Зачем мне ложиться? -- спросила Лидочка, ста- раясь не сердить сестричку, которой при свете оказа- лось не бдлсе семнадцати. -- Я совершенно промок- ла. Лучше скажите мне, в какой комнате я буду жить, и я переоденусь.

-- Но Лариса Михайловна сказала, что вы должны вначале подвергнуться медицинскому осмотру.

-- Разве обязательно для этого быть мокрой? Сестричка тяжело вздохнула и сказала: -- Может, таблетку аспирина приметс? -- Я этим займусь! -раздался голос от двери. Там стояла Марта Ильинична, которая тут же вызволила Лидочку из рук сестрички Маруси. Оказывается, она была не только сестрой милосердия, но и сестрой-хо- зяйкой, то есть заведовала простынями, наволочками и полотенцами. Из-за ее малых размеров и стреми- тельности движений гостивший здесь не так давно писатель Алексей Толстой прозвал се сестрой-козяв- кой, и это прозвище приклеилось к ней на века, и единственным человеком, нс подозревавшим о нем, была сама Маруся.

-- Он нсгодяй! Таким руки ие подают в порядоч- ном обществе, -- сказала Марта Ильинична, как только они вышли в коридор. А так как первое свое путешествие вдоль пего Лидочка совершала с про- стыней на головс, то коридор ей был внове.

В коридоре второго этажа размещались врачеб- ный кабинет, комната для процедур, а также нс- сколько жилых комнат, без удобств, наструганных из

36

бывших классных помещений для многочисленных княжеских детей. Здесь отдыхали обитатели Камчат- ки, то есть простые научные сотрудники, особых за- слуг не имевшие и связями в высоких сферах не об- ладавшие.

С торцов коридор завершался лестницами. Одна из них вела в прихожую и к выходу на первом этаже, вторая, служебная, узенькая, -- на кухню. В том же коридоре находились две туалетных -- мужская и женская, -- по утрам возле них выстраивались не- большие очереди, что напоминало всем о московской жизни в коммунальных квартирах, от которых никуда не денешься даже в покинутом князьями подмосков- ном дворце. Оказывается, достаточно пятнадцати лет, чтобы и княжеские покои под влиянием строящегося социализма стали покоями коммунального типа.

Марта Ильинична отворила дверь и подтолкнула Лидочку вперед, чтобы та рассмотрела их комнату.

Комната была так узка, что две кровати, умещав- шиеся в ней, стояли не друг против друга, а вдоль одной из стен. Марта сказала:

-- Как ты понимаешь, у меня перед тобой преиму- щество, как возрастное, так и по стажу. Моя кровать ближе к окну, а твоя -- к двери. Надеюсь, не возра- жаешь?

Лидочка не ответила. Она была счастлива, что ее кровать стоит ближе к двери, -- она не была уверена, что смогла бы пройти пять шагов, чтобы добраться до дальней кровати, -- а два шага до ближней она одо- лела и рухнула на кровать, возмущенно взвизгнувшую всеми своими старыми пружинами.

-- Ты сама снимешь ботики или тебе помочь? -- спросила Марта.

-- Сама, сейчас... -- Лидочка понимала, что пер- вым делом надо снять ботики, но наклониться... нет, это выше человеческих сил!

Тогда Марта быстро присела на корточки и стяну- ла ботики, а потом мокрые чулки. Лидочка пыталась еопротивляться, но Марта лишь отмахивалась.

-- Да погоди ты, не суетись, я сделаю это быст- рее, -- говорила она. -- У тебя детей нет? А у меня двое. И каждую осень они прибегают по три раза за день промокшие до ушей. Ничего в этом позорного

37

нет -- Александрийский сказал, что ты буквально та- н~ила его в горку на себе. Я должна сказать, что ты совершенно не производишь впечатления героини, но с другой стороны -- у меня очень хорошее чутьс на людей: ты обратила внимание, что я еще у Калужской заставы тебя начала опекать? Мне же пс пришло в голову опекать какую-нибудь идиотку. А ты бы пос- мотрела, какую мамзель притащил с собой этот жан- дарм! Ты не возражаешь, что я тебе тыкаю? Я вооб- ще-то не выношу эту коммунистическую манеру -- она происходит из дворницкой, но мнс кажется, что мы с тобой знакомы уже тысячу лст.

-- Ничего, мне даже приятно. Тут в дверь постучали -- вошла докторица Лариса Михайловна -- завитая рыжая Брунгильда, которая заставила Лидочку лечь, пощупала пульс, потом веле- ла Лидочке переодеться в сухое, принять горячий душ, а завтра с утра она ее осмотрит.

-- Как там Ансксандрийский? -- спросила Марта. -- Лучше, чем можно было бы ожидать, -- сказала

Лариса Михайловна. -- Мие кажется, что он даже до- волен приключением.

-- Ой, -- сказала Лидочка, -- а мой чемодан? -- Когда ты его в последний раз видела? -- спро

сила Марта. Лидочка совершенно не представляла когда. Но сама судьба в лице Мати "авло появилась в двсрях, чтобы навести порядок, -- Матя принес чемодан, ко- торый он взял у Лидочки ещс в трамвае, и, оказыва- ется, не расставался с ним до самого санатория.

Лидочка наконец-то смогла как следует рассмот- реть своего нового приятеля. Конечно же, он был фа- том, но фатом добродушным и неглупым -- его вос- точные карие глаза смотрели со всегдашней иронией, к тому же у него были умные губы. Другие люди оп- ределяют ум человека по глазам, а Лидочка была уве- рена, что бывают умные и глупые губы.

Матя готов был остаться в комнате надолго, но Марта его сразу выгнала, и Лидочка была ей благо- дарна, потому что знала, какое жалкос зрслище она собой представляет -- спуташп ~с мокрые волосы, не исключено, что физиономия вся в грязи... от таких женщин мужчины сбегают.

38

Не успел Матя уйти, как сунулся Максим Исаевич. Ему хотелось принадлежать к тем сферам, где проис- ходят самые важные события. А так как Лидочка ока- залась в центре внимания, Максиму следовало нахо- диться поближе к Лидочке. Максима объединенными усилиями удалось выдворить. Правда, как он ушел, Лидочка не помнила -- она задремала минут на де- сять. Ей казалось, что она не закрывала глаз, -- и вдруг проснулась от голоса Марты.

-- Лучше ты после ужина ложись пораньше, -- го- ворила Марта. -А то сейчас разоспишься и оста- нешься голодной.

-- Я не голодная, -- ответила Лидочка, раздража- ясь на соседку. -- Я ничего не хочу.

-- Тебе так кажется, а потом ночью накинешься на меня и сожрешь.

-- Не накинусь. -- Глаза не хотели открываться, но было ясно, что от Марты не отделаться.

Марта присела на стул н изголовье Лидочкиной койки и погладила ее волосы.

-- Я бы могла в тебя влюбиться, -- заявила она. Пока она не влюбилась, пришлось открыть глаза. Лампочка под потолком светила тускло, даже не набирая об-ьявленной силы в двадцать пять свечей.

-- Ты замужем? -- спросила Марта. -- Да.

-- Почему такая пауза? Вы в разводе?. -- Нет, он уехал. В экспедицию.

-- Все понятно, -- сказала Марта. Она резко под- нялась и отошла к темпо-синему окну. Встала спиной к нему, опершись ладонями о подоконник. Она как бы давала Лидочке время и возможность исповедаться. Но Лидочка молчала. В Москве тридцать второго го- да не стоило откровенничать с незнакомыми. Или со знакомыми. Особенно если у тебя в семье не все бла- гополучно.

-- Он геолог? -- спросила наконец Марта, не до- ждавшись исповеди.

-- Археолог, -- честно ответила Лидочка. Господи, как он сейчас, где он? Андрею пришлось бежать из Москвы, иначе бы его взяли. Пан Теодор, их с Андреем покровитель, помог Андрею уехать, ска- зав. при том, что у него есть для Андрея важное дело.

39

И лучше для всех, если Лидочка не будет знать, где скрывается Андрей, что он делает. Потому что, если ты чего-то не знаешь, ты не расскажешь об этом на допросе. Лидочка не стала спорить с Теодором, пото- му что у нее не было иллюзий. А теперь она ждала Теодора с вестями от Андрея. А в институте скрыла, что замужем, благо у них с Андреем разные фамилии, она -- Иваницкая, Андрюша -- Берестов.

-- Я буду тебе верить, -- сказала глубокомысленно Марта. -- А знаешь почему?

-- Почему? -- Если бы что, тебе бы путевку в Санузию не дали!

Здесь такие люди бывают! Марта наклонила голову по-птичьи, ждала ответа. Лидочка поднялась с постели. Ведь не скажешь ей, что путевка была горящая, досталась Лидочке слу- чайно, потому что не смогла поехать Гордон-Полонс- кая. Фамилию на путевке поправили, директор, благо- воливший к Лидочке, написал собственноручно: "Исправленному верить".

успокоив себя, Марта оставила пост у окна и по- дошла поближе. Она выкинула из головы проблемы, оставшиеся за пределами Санузии. Или ей показалось, что выкинула.

Всесилие пана Теодора должно иметь пределы. Вера в беспредельность сродни религии, а она, Лидоч- ка, никогда не сотворит себе кумира... Ну что ему сто- ит приехать! "отя бы кинуть в ящик открытку. Сколь- ко можно ждать? Она же всю жизнь ждет, и ждет, и ждет...

Марта стояла уже рядом. Это были чужие люди, так быстро и ловко перевос- питанные советским режимом, словно до него ника- кой истории не было. И Лидочку порой изумляла за- бывчивость окружающих. Ведь Марте уже за тридцать, революцию она встретила взрослой, может быть, успела кончить гимназию. Как приятно, навер- ное, существовать, не помня о прошлом. А завтра уже не будет и сегодняшнего... t

-- Ты завиваешься или они сами вьются? -- спро- сила Марта. И, не дождавшись ответа, продолжала: -- Моя беда в том, что все мои любовники хотели, чтобы у меня вились волосы -- как у цыганки. Я похожа на

40

цыганку? По-моему, совершенно не похожа, потому что все цыганки очень грубые и брюнетки, а я нату- ральная шатенка. В результате я пережгла себе воло- сы, и они страшно секутся. "очешь, покажу, какие у меня щипцы? Настоящие электрические, загранич- ные, фирмы "Филипс". Если этот Алмазов меня арес- тует,оставлю тебе в наследство.

Лидочка устроилась перед зеркалом и стала при- чесываться.

-- А почему он вас арестует? -- спросила она.. -- Ведь не просто так он сюда приехал? Обязатель- но с заданием. Впрочем, не бойся, я пошутила, я кол- дую. Я говорю: ах, меня завтра возьмут! И даже пред- ставляю себе, как это случится. И тегда не случается. Никто не приходит. К соседям приходят, а ко мне ни- когда. А знаешь почему? Потому что мой Миша, это мой муж, я тебя обязательно с ним познакомлю, он главный специалист по автомобилям. Если. его арес- товать, то завод буквально остановится, -- а кто пос- традает? Они и пострадают. А они не дураки.

Марта замерла с полуоткрытым ртом -- ее моно- лог тоже был частью ритуального колдовства, и ей хотелось, чтобы Лидочка ей поверила. Лидочка сде- лала вид, что поверила в незаменимость Миши Крафта.

-- Скажите, а молодой человек -- мужчина, кото- рый нес Александрийского, это тот самый Пастер- нак?

-- Кажется, он поэт. Не понимаю, почему им сюда путевки дают! Я очень уважаю Пушкина, но эти со- временные витии -- Маяковские и Пастернаки -- они выше моего понимания. И поверь мне, голубушка, что через десять лет их никто уже не будет помнить.

-- Пастернак очень хороший поэт, -- сказала Ли- дочка. Она не любила и не умела спорить, но ей по- казалось нечестным отдать на растерзание Марте такого хорошего поэта и человека, который под хо- лодным дождем прибежал спасать их с Александ- рийским. Еще неизвестно, побежал ли бы Пушкин... впрочем, Пушкин бы побежал, он был хороший че- ловек.

-- Ты меня не слушаешь? -- донесся сквозь мысли голос Марты. -- Здесь ты можешь встретить удиви

41

тельных людей. В Москве ты их только в "Огоньке" или в кинохронике увидишь, а здесь можешь подойти и спросить, какая погода. В прошлый раз здесь был сам Луначарский. Он часто сюда приезжает на суббо- ту и воскресенье. Ты знаешь, он читал свою новую трагедию!

-- В стихах? -- спросила Лидочка. Марта не уловила иронии и, сморщив сжатый куд- рями лобик, стала вспоминать, как была написана грагедия. И в этот момент ударил гонг.

Звук у гонга был низкий, приятный, дореволюци- онный. Он проникал сквозь толстые стены и катился по коридорам.

-- Ужин, -- сообщила Марта голосом королевско- го герольда. -- Восемь часов. Земля может прова- литься в пропасть, но гонг будет бить в Узком в во- семь ноль-ноль.

-- А что у вас надевают к ужину? -- У нас здесь демократия, -- быстро ответила Марта. -- Но это не означает распущенности. Даже летом не принято входить в столовую с открытой грудью или голыми коленками.

-- Сейчас вряд ли это кому-нибудь захочется. -- Ну, что у тебя есть?

-- Платье и фуфайка. И еще вторая юбка. -- Ли- дочка открыла чемодан. Чемодан был старенький, со- хранившийся еще с дореволюции, возле замочка он протек, и на юбке образовалось мокрое пятно.

Марта дала свою юбку. Она спешила, потому что президент республики Санузии не терпит распущен- ности. Только попробуй опоздать к ужину!

-- И что же случится? -- А вот опоздаешь -- узнаешь.

Это было сказано так, что Лидочке сразу расхоте- лось опаздывать, и она покорно натянула юбку, одол- женну:о Мартой, -- они с ней уже составили стаю, в которой главенство принадлежало старшей обезьян- ке. Она решала, что кушать и когда прыгать по де- ревьям. Лидочка, как хроменький детеныш, уже по- няла, что любая самостоятельность преступна.

Они пробежали коридором, спустились вниз к вы- сокому трюмо и оказались в прихожей -- там Лидоч- ка уже побывала сегодня. Прихожая была пуста, если

42

не считать чучела большого бурого медведя, стоявше- го на задних лапах с подносом в передних -- для ви- зиток.

-- Его убил князь Паоло Трубецкой, -- сообщила Марта, не сбавляя шага. -- В этих самых местах... Не отставай.

Лидочка успела лишь заметить громоздкий комод и вешалку со многими шубами и пальто -- Марта ув- лекла ее дальше, в гостиную, где стояли пианино, и кушетка, и кресла благородных форм, но с потертой обивкой, затем они оказались в столовой -- ярко ос- вещенной, заполненной лицами и голосами. Лидочку оглушили крики и аплодисменты -- они предназнача- лись им с Мартой. Лидочка смутилась и поняла их как похвалу за совершенные ею на ночной дороге подви- ги. На самом деле причина аплодисментов заключа- лась в ином.

Когда аплодисменты и крики стихли, за длинным, покрытым относительно белой скатертью стоном под- нялся очень маленький человек -- его голова лишь немного приподнялась над головами сидящих.

-- Это он, наш президент, -- прошептала Марта, вытягиваясь, словно при виде Сталина.

-- Добро пожаловать~ коллеги, -- заговорил прези- дент. -- Будучи общим согласием и повелением на- значен в президенты славной республики Санузии...

-- Слушайте, слушайте! -- закричал Матя "авло, изображая британский парламент.

-- ...Я позволю себе напомнить нашим прекрас- ным дамам, что гонг звенит для всех, для всех без исключения!

Президент поднял вверх ручку и вытянул к потол- ку указательный палец.

-- От малого греха к большому греху! Зал разразился аплодисментами, а Марта что-то выкрикивала в свое и Лидочкино оправдание. Пока шла эта игра, Лида смогла наконец рассмотреть зал, куда они попали. Зал был овальным, дальняя часть его представляла собой запущенный зимний сад, а справа шли высокие окна, очевидно выходившие на веранду. С той стороны зала стоял большой овальный стол, за которым свободно сидело несколько человек, среди них Лида сразу узнала Александрийского и од

43

ного из братьев Вавиловых. За вторым, длинным, во всю длину зала, столом, стоявшим как раз посреди зала -- от двери до зимнего сада, -- народу было до- статочно, хотя пустые места 'оставались. И наиболее тесен и шумлив был третий стол -- слева.

-- Я намерен был, -- надсаживал голос президент Санузии, -- выделить дамам места за столом для се- мейных, потому что там дают вторую порцию компо- та, но их странное пренебрежение к нам заставило меня изменить решение! -- Голос у него был высо- кий и пронзительный, лицо, туго обтянутое тонкой серой кожей, нр улыбалось. Это был очень серьез- ный человек. -- Мой приговор таков: сидеть вам на "камчатке"!

Это заявление вызвало вопли восторга за левым столом.

-- К нам, девицы! -- закричал знакомый Лидочке Кузькин -- аспирант ее Института лугов и пастбищ, где она трудилась над атласом. -- К нам, Иваницкая! У нас не дают добавки компота, зато у нас дружный коллектив!

Места для Марты и Лидочки были в дальнем кон- це стола, и пришлось идти сквозь взгляды и возгласы. Большинство отдыхающих были мужчинами пожило- го возраста, даже за столом-"камчаткой", куда усади- ли наказанных за опоздание женщин, они составляли большинство, так что деление по столам было скорее социальным, чем возрастным. Стол овальный -- для академиков, стол "семейный" -- для докторов и тре- тий -- "камчатка" для случайных и обыкновенных. Осмотревшись, Лидочка увидела, что Матю усадили за столом для семейных.

Подавальщица в белом переднике и наколке, что было совсем уж странно для советской действитель- ности 1932 года, с сухим малоподвижным лицом, вка- тила столик, уставленный тарелками с кашей. Появ- ление каши было встречено новой волной криков, словно прибыл состав с манной небесной.

-- Натужно"слишком натужно, -- сказал Пастер- нак, сидевший рядом с Лидочкой.

-- Даже страшно, -- сказала Лидочка. -- Это игра, в которую играют серьезно, -- сказал Пастернак. -- Представьте себе, вечером после рабо

44

ты расковывают галерных гребцов, они садятся в кру- жок и устраивают профсоюзное собрание.

Официантка ловко и бесстрастно кидала тарелки с кашей, и они из рук в руки попадали на свои места. Пастернак взял стоявшую на середине стола плетенку с хлебом и протянул Лидочке.

-- Спасибо, -- сказала Лидочка.

-- Вы, наверное, страшно промокли и продрог- ли, -- сказал Пастернак.

Он не хотел показаться вежливым, он в самом деле представлял, как Лидочке было холодно и мерзко в темном лесу.

-- А вы прибежали,как красная конница, -- ска- зала Лидочка.

-- Конница? -- Пастернак улыбнулся, но как-то рассеянно, а Лидочка, затронутая его глубоко запря- танной тревогой, стала крутить головой, потому что еше не видела Алмазова.

-- Он еще не приходил, -- сказал Пастернак, уга- дав ее мысль.

-- А что делать? -- спросила Лидочка.

-- Ничего, -- сказал Пастернак. -- Мы с вами не можем ничего делать, потому что этим доставим не- приятности другим людям.

-- Кому?

-- В первую очередь профессору Александрийско- му... Чем меньше мы их замечаем, чем меньше обща- емся, тем незаметнее они уйдут.

-- Вам хорошо, -- сказала Лидочка. -- Мне?

-- Вы умеете себя утешать... и обманывать. -- Но ведь нет исхода! -- А если уйти вперед? -- Куда?

-- В будущее?

-- Оно не будет лучше. Ни за что.

-- Не может быть, -- сказала Лидочка. -- Поду- майте, сколько уже выпало на нашу долю -- и миро- вая война, и революция, и гражданская война...

-- А голод на Украине еще не кончился, -- сказал Пастернак, -- и сейчас там умирают дети. Я знаю. Мне рассказывали. А потом будет хуже.

Матя "авло пьггался поймать взгляд Лидочки, а

45

поймав, улыбнулся ей, подмигнул, всем видом пока- зывая право на какие-то особые отношения с Лидоч- кой. И притом он умудрялся хмуриться, морщить нос, демонстрируя неприятие Пастернака.

Лидочка не была уверена, что может примириться с присутствием чекиста. Она должна будет сказать, сделать нечто принципиальное,чтобы он понял, какой он подонок. Чтобы все поняли.

И тут, как бы в ответ на бегущие в суматохе мыс- ли Лидочки, дверь широко растворилась и четкой походкой, какую позволяют себе при входе в трапез- ную лишь императоры или полководцы армейского масштаба, вошел Алмазов, рядом с которым семени- ло воздушное, нежное, как взбитые сливки, созда- ние.

Весь зал молчал. Оборвались разговоры, замерли ложки, занесенные над глубокими тарелками, полны- ми плотной пшенной кашей, густо заправленной изю- мом. Казалось, должны были вновь загреметь апло- дисменты -- ведь появились опоздавшие, которых принято было встречать таким образом. Но никто не

аплодировал. И все замолчали -- было очень тихо, и только с кухни донесся звон посуды и женский голос: "А чего с него, козла вонючего, возьмешь, все равно пропьет". Но никто даже не улыбнулся.

Алмазов отлично почувствовал атмосферу столо- вой. Атмосферу отторжения, общей безмолвной де- монстрации, на какие так способны российские ин- теллигенты, когда чувствуют свое бессилие и смиряются с поражением, не признаваясь в этом.

Такую атмосферу надо и должно ломать плетью -- и Алмазов умел это делать. Недаром он с восемнад- цатого года был в ЧК. Но, даже обломав плеть об этих людей, Алмазов ничего бы не добился -- ему сегодня не нужна была война.

В полной тишине Алмазов взял под локоть свою спутницу и повел ее, покорную былиночку, к "академи- ческому" столу, за которым, замерев так же, как и все остальные в зале, сидели Александрийский, братья Ва- виловы и неизвестный Лидочке старичок.

-- Уважаемый Павел Андреевич, -- сказал Алма- зов, и голос его был напряжен и звенел, будто мог сорваться от волнения. -- Мне очень трудно говорить

46

ссйчас. Коиечцо жс, мне удобнее и проще было бы попросить у вас прощения приватно, бсз свидетелей. Цо я боюсь, что оскорбление, которое я нечаянно на- нес вам, это и оскорбление для всех собравшихся здесь научных работников. Поэтому я счел необходи- мым принести свои извинения здесь, при всех.

Лидочка удивилась чуть старомодной и гладкой речи Ллмазова -- словно тот записал свое выступле- ние "перед научной обществешюстью" на бумажку и вызубрил его перед зеркалом.

Александрийский смутился -- он, как и все осталь- ные, никак не ожидал такого хода со стороны всесиль- ного чекиста. Он хотел подняться, начал шарить рукой в поисках трости, но Алмазов быстро сдслал шаг впе- ред и положил ему на секунду руку на плечо -- и рука его, видно, была так тяжела, что Александрийский послушно остался на стуле. Это движение руки -властное и рассчитанное именно на то, чтобы прида- вить Александрийского, прижать его к креслу, не про- шло незамеченным, по крайней мере, Лидочка, даже не оборачиваясь, почувствовала, как дернулось крыло носа Пастернака, как поджались негритянские губы.

Все молчали -- будто понимали, что продолжение следует.

И Алмазов продолжал, но уже глядя не на Алек- сандрийского, а обращаясь ко всему залу и начиная улыбаться:

-- Поймите меня, товарищи, правильно, -- сказал он. -- Ночь, дождь, авария, первы мои издерганы -- третью ночь без сна, и тут появляется ваш грузовик. Для себя мне ничего не нужно, но со мной находится слабая болезненная женщина, только что перене- сшая воспаление легких, правда, Альбина?

-- Да, -- пискнула Альбина. -- Я подхожу к грузовику и вижу, что в кабине от- лично устроился мужчина средних лет. И на моем месте, навсрное, каждый из вас попросил бы незна- комца выйти, чтобы уступить даме место. Правда?

И тут Алмазов улыбнулся -- малыишеской, задо- рной, заразитсльной улыбкой. Лидочка никак не ожи- дала, что его лицо способно сложиться в такую оча- ровательную улыбку. Смущенно проведя пальцем по переносице, он закончил свою апологию:

47

-- Если бы вы, Павел Андреевич, хоть словом, хоть вздохом дали мне понять, что немощны, что плохо себя чувствуете, неужели вы думаете, что я позволил бы себе такие грубые действия?

И, сказав так, Алмазов замер, приподняв брови в безмолвном вопросе.

Видно, по либретто этого действия Александрий- скому следовало кинуться ему на шею и облобызать. Но Павел Андреевич лишь пожал плечами и ска- зал:

-- Садитесь, каша остынет. Пастернак оценил ответ Александрийского, дотро- нувшись рукой до локтя Лидочкй, и та кивну~а в от- вет, а Матя со своего стола поднял вверх большой палец -- будто был зрителем в Колизее.

Последовала пауза, потому что Алмазов, видно, не мог найти достойного продолжения сцены для себя, но затем он все же собрался с духом и, согнав с лица улыбку, потянул от стола свободный стул рядом с Александрийским и приказал своей Альбине:

-- Садись. Всем было ясно -- происходит катастрофическое нарушение всех традиций. В этом имении еще ни- когда ни один гэпэушник, ни один большевик (если не считать Луначарского, который все же был ин- теллигентным человеком и писал плохие трагедии) не садился за стол академиков. Вернее всего, Алмазов и не подозревал, какое святотатство он соверша- ет, но не исключено -он знал, что делает, и делал это сознательно, ибо был человеком коварным и особенно ненавидел тех, у кого вынужден был про- сить прощения.

Усадив свою спутницу, Алмазов намеревался и сам сесть рядом с ней по левую руку Вавилова, а прези- дент Санузии уже вскочил, но не посмел открытн рта. Положение спасла подавальщица с невыразитель- ным лицом, которая громко сказала:

-- А вам, товарищ с дамочкой, не сюда -- вам тут накрыто, слышите?

И так как никто не удерживал Алмазова, то после короткой заминки, завершенной облегченным возгла- сом президента: "Там вам НАКРЫТО!", Алмазов по- шел к месту за "семейным" столом, за ним вскочила

48

и поспешила Альбина. Когда она проходила мимо подавальщицы, та протянула ей две тарелки с кашей и сказала:

-- Вам и вашему. Девица отнесла тарелки и поставила их перед Алмазовым, который сидсл теперь рядом с Максимом Исаевичем и принялся есть, чтобы чсм-то заняться.

Постсиеино шум возник снова и всс усиливался, -- а особенно стало шумно, когда принесли компот и вкусные пирожки из пшеничной муки с капустой. Та- ких горячих, свежих, пышных пирожков Лидочка не видела уже больше года, потому что н Москве хлеб давали ссрый, иепропеченный, словно все уже забыли, как три года назад булки продавались в последних частных було шых.

Не доев пирожка, Пастсрпак попросил прощения, поднялся и, нсзамсченный, вышел из столовой. Уход его хоть и свидетельствовал о прискорбном факте -известный поэт не увлекся с первого взгляда Лидией Иваницкой, что лишало ее права писать о нем воспо- минания, -- зато спас се от опасности увлечься поэ- том, что тоже не даст права на воспоминания, и поз- волил не спеша оглядсться и рассмотреть компанию, в которую ее закинула судьба.

Подавляющее большинство людей, жадно или не- хотя поедавших пирожки с жидким чаем, не относи- лись к научной элите, а принадлежали к быстро рас- тущей категории научных работников -- старших и младших, -которые оседали в плодящихся с нача- лом пятилеток научных институтах и центрах, нужных для производственных успехов. Эти институты и науч- ные центры стали как поглотителями получивших об- разованис в рабфаках и университстах детей трудя- щихся и выходцев из провинции и еврейских местечек, так и прибежищем для образованных остат- ков господствующих классов, которые не желали по- кидать столицу и устремляться на возведение строек

- социализма в пустынях и тайге.

Осенью 1932 года, когда Украина вымирала от голода, а эшелоны с крестьянами ползли в Сибирь, когда на ошметках разграблешюй дсрсвни правили шабаш пьяные райкомовцы и никчемные подонки, близкая

49

всеобщая гибель уже нависла над милым заповедни- ком по прозвищу Санузия, что означало "Санаторий "Узкое". Завершая первое десятилетие своего сущес- твования, санаторий, столь весело и шумно, катаясь на лыжах, играя в волейбол на аллеях княжеского парка, загадывая шарады, танцуя по вечерам в гости- ной, проведший двадцатые годы, стал закисать. И дело не только в том, что на ужин вместо кури- ного фрикасе стали подавать пшенную кашу да не хватало лампочек, но в общем моральном угасании республики. Зимой еще ремонтировали и подсыпали снегом пологую горку, ведшую от террасы особняка к сред- нему большому пруду, чтобы кататься с этой горы на санках и лыжах; но оказалось, что Главакадемснаб не имеет на складе новых лыж, а старые почти все при- шли в негодность, так что с тридцать второго года ограничились санками. Еще в тридцатом году в ко- нюшне "Узкого", что располагалась в полуверсте от главного корпуса по дороге к Ясеневу, стояли не толь- ко три рабочих лошадки, но и лошади для верховых прогулок, но весной двух забрали в армию, а одну увез- ли в академический совхоз. И так во всем... Веселье было обязательным, как обязательной считалась физкультура. Правда, и в этом произошли важные перемены: раньше всем хотелось заниматься физкультурой, все с большей или меньшей охотой вы- бегали на газон перед дворцом и делали там гимнас- тические упражнения или бегали, а теперь занятия стали обязательными и пропустивший занятие, подо- бно опоздавшему к обеду, становился центром небла- гоприятного внимания -- его, вроде бы со смехом и шутками, тем не менее безжалостно, критиковали и вполне всерьез лишали, к примеру, второго, если оно было,мясным, или компота, если он был из свежих фруктов. Потому что здоровье индивида перестало быть его собственностью -- на здоровье претендовало государство. Все эти меры не распространялись на академиков. Еще в конце двадцатых годов академики считались равноправными членами республики, теперь же им самим, за малым исключением, не хотелось участвовать в видимости детских игр. И они предпочитали

50

общаться с себе подобными, может, потому, что им подобные (если это не были академики-нувориши, выскочки из коммунистического университета или с колхозных полей) реже занимались доносами...

Лидочке с ее места было отлично видно, что братья Вавиловы как добрые друзья болтали с Алек- сандрийским, затем в беседу вступил седой астроном по фамилии Глазенап. Академикам и дела не было до шума, что издавала "камчатка" и уступавший ей "се- мейный" стол, за которым сидели не настоящие уче- ные, а люди, попавшие в Санузию по знакомству, либо

. будущие академики и директора институтов. Мати "авло, сидевший рядом с Алмазовым за "се- мейным" столом, не смотрел на Лидочку, а склонился к дамочке, привезенной Алмазовым. Он надувал ш,е- ки, почесывал усики, напыживался, обольщал, и Ли- дочке он сразу стал неприятен, может, оттого, что она уже почитала его своей собственностью -- тем "сво- им" мужчиной, какой всегда возникает у привлека- тельной девушки в доме отдыха и санатории.

Неожиданно для себя Лидочка поняла, что у нее есть союзник -- справа от нее с чайником в руке сто- яла высокая подавальщица с худым большеносым лицом. Не замеченная никем -- кто видит официан- ток? -- она смотрела на Матю столь интенсивно и, как показалось Лидочке, злобно, что Лида не могла оторвать от нее взгляда. Без сомнения, подавальщица знала Матвея.

Подавальщица выглядела странно для своей ро- ли -- она могла быть монахиней, молодой купчихой из старообрядческой семьи, даже фрейлиной немецкого происхождения -- только не подавальщицей в столовой Санузии.

Лидочка хотела обратиться к Марте, которая всех здесь знает, но Марта сидела через два человека, и до нее не докричишься, тем более тто она была занята беседой с розовощеким молодцем. Марта непрерывно вещала, а молодец согласно покачивал головой, по- добно китайскому болванчику.

Лидочка поднялась с места, подошла к большому самовару, взяла стакан с заваркой, налила туда кипят- ку, а сама продолжала наблюдать за подавальщицей.

На вид женщине было немного за тридцать -- со

51

всем еще не старая, -- у нее были бледная, чистая, как будто перемытая кожа лица и забранные под пла- ток каштановые волосы. Серые глаза, ресницы чуть темнее глаз, бледные, неподкращенные губы -- все в лице женщины было в одном тусклом колорите. Жен- щина не делала попыток себя приукрасить, словно на- рочно старалась бьтгь незаметной мышкой, и ей это удалось. Можно было десять раз пройти мимо нее на улице и не заметить. И в то же время чем вниматель- нее рассматривала Лидочка подавальщицу, тем яснее понимала, что видит перед собой редкое по благород- ству линий лицо, красота которого не очевидна, будто сама стыдится своего совершенства.

Женщина уловила взгляд Лидочки и быстро обер- нулась, но не рассердилась и не испугалась, а увидела восхищение во взгляде девушки и в ответ на ее расте- рянную улыбку -- растерянность возникает в момент неловкости, ведь подглядывать плохо, а тебя поймали на месте преступления -чуть улыбнулйсь и на мгно- вение прикрыла рот, будто хотела что-то сказать, но раздумала -- и Лидочка успела увидеть белизну и кра- соту ее зубов.

-- Простите, -- сказала Лидочка. -- Да что вы, пустяки... -- Достаточно порой инто- нации, двух слов, чтобы понять социальное положение человека. Подавая тарелки с кашей или разнося чай, подавальщица старалась говорить и вести себя про- стонародно -- сейчас же она забыла, что надо таить- ся, -- и интонацией выдала себя. В коротком обрывке фразы. И сама поняла, что Лидочка ее разоблачила, а та поспешила успокоить испугавшуюся женщину...

-- У вас чудесный цвет лица, -- неожиданно для себя заявила Лидочка. Секунду назад она не намере- валась говорить ничего подобного.

-- Глупости, -- смешалась подавальщица и быстро пошла прочь, но Лидочка понимала, что она на нее не обижена, что отныне они с подавальщицей знакомы. Любая следующая встреча не будет встречей чу- жих людей.

Марта поднялась и спросила Лидочку, кончила ли та ужинать.

-- Какое счастье, -- сказала Лидочка, -- что мож- но уходить, когда хочешь.

52

-- Это явное ослабление дисциплины, -- ответила Марта. --. Еще в прошлом году президент республики выгнал бы тебя мерзнуть на берег пруда, если бы ты посмела Г>ез спроса встать из-за стола.

В дверях они догнали Александрийского. Он шел еле-еле, опирался на трость. Лобастый Николай Ва- вилов поддерживал сго под локоть. Лидочка услыша- ла слова Вавилова:

-- Не надо было вам выходить к ужину. После всех пертурбаций ...

-- А вам, коллега, -- сварливо ответил Александ- рийский, -- не стоит меня жалсть.

Тут Александрийский спиной почуял, что их слу- шают, и перешел на английский. Английский язык Лидочка знала плохо, да и не хотелось подслушивать.

-- Теперь спать? -- спросила Лидочка. Вместо Марты сзади ответил высокий тревожный

голос президента: -- Товарищи, граждане республики Санузии! -- кричал он. -- Не покидайте столовую, не выслушав маленького обьявления. Среди нас есть новички, сщс нс принятые в гражданство республики. Поэто- му после ужина властью, врученной мне великими тенями, я призываю всех выйти на вершину холма и оттуда, глядя на Москву, дать клятву верности нашим идеалам.

-- Дождик идет! -- откликнулся Максим Исае- вич. -- Ну какие же клятвы при такой погоде.

-- Дождь прекратился, -- возразил президент. -- Я своей властью прекратил его, и с завтрашнего дня наступает чудесная, теплая и сухая погода. Однако на холм идут лишь желающие. Отступники -- да пусть им будет стыдно -- могут лечь спать в своих берлогах.

-- Кино будет? -- спросил простодушный курно- сый парень, деревенская версия императора Павла Первого.

-- Сегодня кино не будет, -- сказал президент, -- кино псреносится на завтра,потому что новый заезд сегодня проходил в трудностях.

-- Я знаю! -- крикнула толстушка в синсй футбол- кс с красной звездой на правой груди. -- Киномеха- ник снова запил!

53

Кто-то засмсялся. Лидочка обернулась, ища глаза- ми подавальщицу. Та убирала со стола грязные чаш- ки и тарелки, но на Лидочку она не посмотрела.

Все участники похода на неведомый Лиде холм про- шли прямо в прихожую, где на вешалке висели все пальто. К Лидочке подошел Матя.

-- Вы серчаете на меня, сударыня, -- сказал Матя, делая жалкое лицо, -не обращаете на нас внимания, будто мы и не знакомы.

Следовало приподнять в немом удивлении брови и отвернуться от ничтожной помехи. Лидочка понима- ла умом, как следует себя вести, но па практике так и не обучилась.

-- Это вы на меня внимания не обращаетс, -- ска- зала она, -- потому что дружите с Алмазовым.

-- Дружба с Алмазовым подобна дружбе кроника с удавом. И вы это знаете.

-- Значит, просто подлизываетесь?

-- И я не так прост, и он не так прост. Но он мне любопытен. Я встречал сго две недели назад, когда сдавал в Президиум отчет о моей стажировке в Ита- лии. Он нас курирует.

-- Курирует? -- Лидочка не знала такого слова.

-- Заботится о нас, следит за нами, выбирает из нас, кто пожирнее, чтобы зарезать на ужин.

-- И вы до сих пор живой? -- Какой из меня ужин!

Подошла Марта. Матю она уверенно отстранила, как старого приятеля.

-- Нс приставай к девушкам, -- сказала она. -- Лучше скажи, кто то воздушное создание, которое приташил с собой Алмазов?

-- А ты его откуда знасшь?

-- У каждого есть свои источники информации, иначе в этом вертепе не выживешь.

-- По-мосму, она актриса. Из мюзик-холла.

-- Я сразу почувствовала -- птичка невысокого полета.

Матя пожал плечами.

-- Может быть, не пойдешь? -- спросила Марта у Лиды. -- На тебе же лица нет.

-- Пройтись по свежему воздуху -- только полез

54

но. Усталость в возрасте Лиды -- это приятное чувст- во, которос способствует сохранению осиной та- лии, -- галантно возразил "авло.

Он помог Лидочке одеться, а Марта спросила: -- Л как ее зовут?

-- Девицу Алмазова? Ее зовут Альбиной. Ты рев- нуешь?

Когда опи вышли из дома и пошли налево по уз- кой, засыпанной чуть ли не по щиколотку желтыми липовыми и оранжевыми кленовыми листьями доро- жке, Марта сказала:

-- Это старая традиция Санузии -- смотреть на ночную Москву.

-- Даже когда ее не видно, -- сказал Матя. Он был так высок, что Лидочке приходилось запрокидывать голову, разговаривая с ним. Но в комнатах она этого не почувствовала.

Их догнал Максим Исаевич. Он был в расстегну- том пальто, без шляпы и тяжело дьппал.

-- Вы меня бросили! -- заявил он. -- Вы меня ос- тавили на растерзание этому занудному президенту.

Матя взял Лидочку иод руку. Лидочке это было приятно.

-- Если бы я был писателем, -- сказал Мати, на- клоняясь к Лидочке, -я бы обязательно вставил пре- зидента Санузии в роман. Вся его жизнь состоит в пребывании здесь, остальные одиннадцать меся- цев -- лишь скучный перерын в его настоящей, бур- ной, красивой и романтической деятельности в этих стенах. Он рожден быть президентом республики Са- нузия, и, когда нас всех пересажают или разгонят, он умрет от скуки. "отя сам же на нас донесет.

-- Типун вам на язык! -- сказал Максим Исаевич и обернулся, но вблизи чужих не было.

Слева тянулись огороды и тускло светилась оран- жерея. Направо дорожка круго скатывалась вниз.

-- Если бы не оранжерея и не огород, мы бы здесь бедствонали, как везде, -- сказала Марта.

-- Академики не любят бедствовать -- подсоб- ное хозяйство Санузни на особом положении, подо- бно подсобному хозяйству Совнаркома, -- сказал "анло.

Лидочка поглядела вниз, куда сбегала пересекаю

55

щая их путь дорожка. За черными ветвями вдали блестела вода.

-- Мы сходим с утра на пруды, -- сказала Марта. -- Там благодать для прогулок, -- сказал Матвей. -- А здесь в прошлом году нашли мертвое тело, -

сообщил Максим Исаевич. Он показал на вросшее в землю кирпичное сооружение, вернее всего, погреб, какие строили при бога- тых дворянских усадьбах.

-- Меня тут не было, -- сказала Марта. -- Но гово- рят, что вто был старый князь Трубецкой. Он тайно перешел границу, добрался до Москвы, он хотел до- стать клад, который Трубецкие зарыли во время ре- волюции.

-- А почему не достал? -- спросила Лидочка. -- Князь взял с собой старого слугу, из местных, чтобы он помог ему копать, -- сказала Марта. -Но когда сундук показался из-под земли, старый слуга убил Трубецкого, схватил сундук и хотел бежать.

-- И его поймали? -- Да, был такой процесс!

-- Ничего подобного, -- сказал Максим Исае- вич. -- Никто никого не поймал. Даже неизвестно, был ли убитый Трубецким. Какой-то бродяга забрался в погреб, а его убили.

-- Просто так в погреба люди не забираются, -- сказала Марта, ничуть не смутившись. -- И тем более просто так их не убивают.

-- А ваша версия? -- спросила Лидочка. Они сто- яли возле погреба, дверь в него была полуоткрыта и манила Лидочку: надо было только сделать десять шагов -- только десять, -- и бездонная темнота под- вала схватит тебя в объятия...

-- У меня версии нет, -- сказал Матвей. -- Как вам уже донесли, я в это время находился в вечном городе -- Риме.

Мимо прошла группа молодых людей с "камчат- ки".

-- Ждете убийцу? -- весело крикнул кто-то из них. -- Пошли, -- сказала Марта. -- Убийца сегодня не

вернется. Они пошли дальше. Дорожка вела на холм, де- ревья вокруг стояли пореже. Облака, что быстро бежа

56

ли по небу, стали тоньше и прозрачней -- иногда в просветах возникали звезды. Облака были куда свет- лее неба. Впереди на покатой спине холма возвыша- лась геодезическая вышка, похожая на нефтяную. На верхней ее площадке силуэтами из театра теней вид- нелись фигурки людей. Другие поднимались туда по деревянной лестнице.

-- А вы там работали? -- спросила Лида у Мат- вея.

-- Да, я год стажировался у Ферми. Это имя вам что-нибудь говорит?

-- Нет, -- сказала Лидочка. -- А оно должно мне что-нибудь говорить?

-- Каждому культурному человеку -- должно! -- сказал Матвей и рассмеялся, чтобы Лидочка не оби- делась.

А ей и не было обидно. Ферми, Муссолини -- не все ли равно! Но показывать этого Матвею она не стала, а спросила:

-- Он фашист, да?

-- Он вовсе не фашист, -- серьезно ответил Мат- вей.

-- Тогда зачем он живет в фашистском городе? -- Там у него дом и работа. -- Мог бы уехать!

-- А зачем? Ему никто не мешает. У него есть свой институт. Его очень уважают.

-- За что же его уважают фашисты?

-- Он физик, -- сказала Марта. -- Теперь все вели- кие люди -- физики. Самая модная категория.

-- Вы категорически не правы, Марта Ильинич- на! -- сказал Максим Исаевич. -- Сегодня на первом месте работники искусства. Мы осваиваем марксизм в творчестве.

-- Вряд ли стоит этим так смело заниматься, -- фыркнула Марта. -- Можно шею сломать.

-- Нельзя так говорить.

-- А вы работник искусства? -- спросила Лидочка, желая поддержать Марту.

-- Я -- театральный администратор. Но я каждый год бываю в Узком и совершенно в курсе всех дел в нашей науке. Я чуть было не поехал в Калугу к Циол- ковскому -- отсюда была экскурсия.

57

-- Лидочка, к счастью, не знает, кто такой Циолков- ский, -- сказал Матвей. -- Можете не метать икры.

-- Бе икры, а бисера, -- сказала Лидочка. -- И не надо меня подозревать в абсолютном невежестве. Я знаю, что Циолковский поляк.

-- Вот видите! -- загремел на весь парк Матвей. -- Он -- поляк! Он всего-навсего -- поляк! А вы что кричите?

-- Я ничего не кричу, -- надулся Максим Исае- вич. -- Я только знаю, что это великий самоучка, ко- торый изобрел дирижабль для путешествия в межзвездном пространстве. Недаром наше правительство обратило внимание нашего труды. Вы посмотрите -- пройдет несколько лет, и звездолеты Страны Советов возьмут курс на Марс..

-- Макс, я порой думаю -- ты дурак или хорошо притворяешься? -- сказал Матвей.

-- Если ты имеешь в виду мои классовые позиции, то учти, что мой отец был сапожником и у меня куда более правильное социальное положение, чем у тебя.

-- Он просто всего боится, -- сказала Марта. -- ' Ссйчас он боится Лидочку. Он ее раньше не видел и подозревает, что она на него напишет.

-- На меня даже не надо писать, -- возразил Мак- сим Исаевич, -достаточно шепнуть Алмазову, кото- рый специально приехал за мной следить.

-- Нет, ты не прав, -- сказал Матвей. -- Я точно знаю, что это не Алмазов.

-- А кто?

-- Они никогда бы не обидели тебя такой мелкой сошкой, как Алмазов. Для тебя пришлют Дзержинс- кого.

-- А Дзержинский умер! -- сказал Максим Исае- вич. В голосе его прозвучало торжество ребенка, ко- торый знает, что дважды два четыре, а взрослые об этом яс подозревают.

-- Он не притворяется, -- сказал Матвей. -- Вижу, -- согласилась Марта.

Лидочка ничего не сказала, но была согласна с ос- тальными.

-- А ты бы помолчала, -- обиделся Максим Исае- вич, обернувшись к Марте. -- С твоей фамилией луч- ше помолчать.

58

-- У меня отличная девичья фамилия -- Рубинш- тейн, -- сказала Марта.

-- Вот именно!

После этих слов Марта должна была пойти и до- бровольно сдаться властям, но так как она не пошла, а стала смеяться и остальные тоже смеялись, Максим Исаевич, которому совсем не было смешно, сделал вид, что желает собрать букет из упавших листьев -- мокрых и обвисающих в руках.

По дорожке от прудов поднимался Пастернак, он раскланялся с Лидочкой и ее спутниками. Марта го- лосом более оживленным, чем обычно, спросила:

-- А разве вы, Борис Леонидович, не пойдете смот- реть на Москву?

-- Простите, но я не сторонник массовых смот- рин, -- ответил Пастернак. -- Захочу, посмотрю. Но один.

Тут же он улыбнулся, видно, подумал, что мог оби- деть Марту своими словами, и добавил:

-- Еще лучше в вашем обществе!

-- Тогда завтра, как стемнеет! -- громко сказала Марта, и все засмеялись.

Через две минуты гго-то заставило Лидочку обер- нуться. Пастернак отошел уже довольно далеко -- его высокая быстрая фигура слилась с черными стволами на повороте, и не он привлек внимание Лиды -- за погребом стояла подавальщица. Она была в длинном, словно из шинели перешитом пальто, накинутом на плечи. Спереди вертикальной полосой просвечивал передник. Женщина смотрела вслед Мате, но тот не почувствовал взгляда. Женшина поняла, что Лидочка видит ее, и ступила за стену погреба, и тут же пропала с глаз -словно ее и не было. Первым порывом Ли- дочки было окликнуть Матвея. Но Лидочка не сдела- ла этого -- стало неловко. Словно окликнешь -- до- несешь на подавальщицу. Что знала Лидочка об этих людях? Что Матя "аало любезно поднес ее чемодан до санатория? Был вежлив, а потом оказался среди тех, кто прибежал спасать профессора Александрий- ского? Это говорит в его пользу. Еще у него открытая улыбка и чувство юмора. И это тоже говорит в его пользу. Но в то же время знаком с Алмазовым, был в фашистской Италии и даже носит фашистские усики.

59

Может, у этой бедной женщины есть основания за ним следить? Затаимся, как говорил с сардонической усмешкой ее старый друг пан Теодор. Наши знания, наши наблюдения -- наше богатство.

Появление новой партии желающих поглядеть на Москву вызвало шум и веселые крики с высокой вы- шки -- Лидочке даже показалось, что вышка зашата- лась от такого гомона. Она обернулась -- конечно же, фигуры в шинели не было видно, да и самого погреба не разглядишь, лишь тусклый свет лампочки, горев- шей в оранжерее, напоминал о встрече. Еще дальше светились окна усадьбы...

-- Не бойтесь, -- сказал Матя, -- вышку сооружа- ли еще до революции, она сто лет простоит.

-- Простоит, если на нее не будут лазить кому не лень, -- возразил Максим Исаевич, все еще недо- вольный Матей.

Лидочка стала подниматься первой. Ступеньки бы- ли деревянные, высокие -- словно она поднималась по стремянке, придерживаясь за тонхий брус. Один про- лет, поворот, второй пролет, третий... поднялся ветер, -- видно, ниже его гасили деревья, а тут он мог разгулять- ея. Лидочка хотела остановиться, но снизу ее подгонял Матя:

-- Главное -- не останавливаться, а то голова за- кружится.

Сверху склонился молодой человек, похожий на Павла Первого.

-- Вы пришли~ -- сообщил он Лиде. -- Я очень рад. Я совсем замерз. Я думал, что вы не придете.

-- Соперник! -- услышал эти слова Матя. -- Дуэль вам обеспечена.

-- Здравствуйте, -- сказал тот жалким голосом, и Матя узнал его.

-- Кого я вижу! Аспирант Ванюша! Как говорит мой друг Френкель -лучшее дитя рабфака!

-- Матвей Ипполитович, я даже не ожидал, -- ска- зал рабфаковец, и Лидочке стало грустно от его тона, потому что она поняла: дуэли из-за нее не будет. Ва- нюша готов уступить любую девицу своему кумиру, -- а в том, что Матя его кумир, сомнений не могло быть -- глаза аспиранта горели ясным пламенем по- клонника.

60

-- Неужели вы не заметили меня за ужином?

-- Не заметил, -- сознался Ванюша, одаренный редкостным прямодушисм, -я смотрел все на Лидию Кирилловну. Так смотрел, что вас не заметил.

-- Он уже знает се отчество! -- воскликнул Ма- тя. -- Такая резвость пс свойственна физикам. Не- ужели вы -- агент ГПУ?

-- Ах, гго вы! -- испугался Ванюша.

Лидочка обернулась туда, куда смотрели собрав- шиеся на верхней площадке вышки, -- Москва каза- лась тусклой полоской сияния, придавленного облач- ным небом.

-- Отсюда надо смотреть днем и в хорошую погоду. Если захочешь, мы потом еще поднимемся, -- сказа- ла Марта.

-- А вы видели Ферми? -- допрашивал Матю вос- торженный Вашоша.

-- Каждый день и даже ближе, чем вас, -- ворко- вал польщснный Матя.

-- И он разговаривал с вами?

-- Дажс я с ним разговаривал, -- ответил Матя и сам себе засмеялся, потому что Ванюша не умел сме- яться.

-- А Гейзенберг? -- спросил аспирант. -- Гейзен- берг к вам приезжал? Я читал в "Известиях", что в Риме была конференция.

-- И Нильс Бор приезжал, -- сказал Матя. -- Жда- ли и Резерфорда. Но Резерфорд не смог отлучиться.

-- Почему?

-- Он должен заботиться о Капице.

-- Да? -- Аспирант чувствовал, что его дурачат, но не смел даже себе признаться в том, что настоящий ученый может так низко пасть. Лидочке его было жалко, но, честно говоря, она слушала разговор Мати с неофитом вполуха, потому что смотрела не на отда- ленную, туманную- и нереально далекую отсюда Мос- кву, а на уютно желтые окна дома, так откровенно майящие вернуться.

-- Лидочка, -- сказал Матя, -- разрешите предста- вить вам юного поклонника -- он просит об офици- альном представлении, -- делаю зто одновременно с ужасом и восхищением. С ужасом, потому что боюсь потерять вас, с восхищением, потому что талант буду

б$

щего академика Ивана Окрошко вызывает во мне ис- креннюю зависть.

У будущего академика Окрошко пальцы оказались горячими и влажными.

На фоне бегущих, светлых на черном облаков об- разовалась фигурка президента. Он пронзительно вы- крикивал фразы и. поднимая руки, командовал окру- жившими его девицами и чьими-то дядями с "камчатки", которые повторяли хором эти выкрики.

-- Подобно Герцсну и Огареву на Воробьевых го- рах!

-- Подобно гер-гер-цену и ога-га-га-га-реву на во- рога-гарсву...

-- Мы клянемся не уронить знамени славной Са- нузии!

-- Мы нем-немся неуроиз амении...

-- Принципы и заповеди советского ученого! -- Ицш~ы...

-- Мы пошли, -- сказала Марта и потащила вниз Максима, который старался участвовать в коллектив- ных криках. Матя молча подхватил Лидочку за локоть и повлек следом. Сзади топал Окрошко, и Лидочке были понятны его мечты -чтобы Матя упал и уро- нил Лиди~о Кирилловну. Вот тогда-то он кинется ястребом и спасет прекрасную даму.

Матя не уронил Лидочку. Но она страшно замерз- ла. Еще не хватало простудиться.

Внизу, у лестницы, они встретили Алмазова с Аль- биной.

-- Боже мой, как здесь холодно, -- пропела Альби- на, обращаясь почему-то к Лидочке. -- Я даже не представляла, какая здесь стужа.

Матя сделал шаг в сторону, раскуривая трубку. Альбина была хорошо одета -- на ней была бе

личья шубка и такая же меховая муфта. Из-под фет- ровой с узкими полями шляпки выбивались светлые кудри

-- Вы так легко одеты, -- сообщила Альбина Ли- дочке, словно та этого не чувствовала всей шкурой.

-- Мне не холодно, -- ответила Лида. -- Вы мсня презираете, да?

У Альбины были слишком большие и слишком го- лубые -- даже в ночи видно -- глаза.

62

Сейчас Алмазов услышит, вмсшастся и уведет се. Лидочка проследила за взглядом, который кину- ла назад Лльбина, -- видно, она боялась Алмазова. Но Ллмазов отошел к Матс на другую сторону опус- тевшей площадки. Сзади стоял только Ванюша Ок- рошко. Но тот или ничего не слышал, или не пони- мал.

-- Я знаю -- вы думаете, что я его боюсь. Но я докажу, докажу, -- шсптала Альбина. -- Вы еще уди- витесь моей отваге.

-- Вашоша, -- сказала Лидочка, -- нам пора идти? Ванюша не понял, но был счастлив, потому что Ли

да к нему обратилась. -- Ванюша Окрошко! -- повторила Лида. -- Я со

всем замерзла. -- Я же говорила вам, что вы замерзнете, -сказа

ла Альбина. Матя с Алмазовым разговаривали, отвернувшись.

от остальных. До Лидочки донеслось: -- Попозже... у бсседки.

Алмазов подошел к ним, встал рядом с Ванюшей Окрошко.

-- Ну что, мои дорогие девушки, -- сказал Алма- ' зов. -- Не пора ли нам домой, на бочок?

-- Да, и как можно скорее, -- сказала Альбина. -- Вы же видите, что Лида совсем замерзла.

-- Это дело поправимое, -- сказал чекист. Лидоч- ка не сразу поняла, что он делает, -- только когда Ва- нюша заскулил из-за того, что ис додумался до такой простой мужской жертвы, -- только тогда .Лидочка обернулась, -- но было поздно. Алмазов уже снял свою мягкую, на меховой иодкладкс, кожаную курт- ку -- внешне комиссарскую, как ходили чекисты в гражданскую, но на самом деле иную -- мягкую, уют- ную, теплую и пахнущую редким теперь мужским оде- колоном.

Куртка улеглась на плечах Лидочки и обняла се так ловко,что попытка плсчами, руками избавиться от нее ни к чсму не привела, хотя бы потому, что Ал- мазов сильными ладонями сжал предплечья Лиды. Лида вырвалась и пробсжала несколько шагов, потом сорвала с себя куртку, обернулась и протянула ее перед собой, как щит, подбсгавшему Алмазову.

63

-- Большое спасибо, -- сказала она. -- Мне уже не холодно.

-- Отлично, -- сказал Алмазов, который умел не настаивать в тех случаях, когда настойчивость ничего ему не обещала, -- я постарался лишь загладить тот грех, который я совершил на дороге. -- В темноте жемчужными фонариками светились его зубы и бел- ки глаз.

Лида сделала шаг в сторону на край дорожки и таким образом оказалась отрезанной от Алмазова и Мати Ванюшей Окрошко, который не успел толком разобраться, что же произошло, и со значительным припозданием спросил:

-- Вам мое пальто дать? -- Зачем, на мне же уже есть пальто.

-- А куртку надевали, -- сказал Ванюша с обидой, и всем стало смешно.

Когда они миновали перекресток: справа -- пог- реб, слева вниз -дорога к пруду, Лидочка увидела, что к пруду, опираясь на палку, спускается Алексан- дрийский.

-- Спасибо, -- сказала Лида быстро. -- До свида- ния. Спокойной ночи.

Последние слова она произнесла на бегу. -- Вы куда? -- закричал Ванюша.

-- Она лучше вас знает куда, -- услышала Лидочка голос Мати. Видно, тот удержал аспиранта, потому что Лиду никто не преследовал.

Александрийский услышал ее быстрые шаги и ос- тановился.

-- Павел Андреевич, зто я, -- сообщила Лидочка на бегу.

-- Вижу, -- сказал тот. -- На вышку бегали? -- Там неинтересно, -сказала Лидочка, порав- нявшись с Александрийским. -- Просто далекое зарево.

-- Когда-то я поднимался туда. Но только днем и в хорошую погоду. Но мне кажется, что если вам хо- чется полюбоваться Москвой, то лучше это сделать с Воробьевых гор. Недаром Герцен с Огаревым кля- лись там.

-- Клялись? -- Утверждают, что там они решили посвятить се

64

бя борьбе за народное счастье. Разве вы этого не изу- чали в школе?

-- Нет.

-- Простите, но сколько же вам лет? Лидочка сказала: -- Двадцать один.

-- Значит, вы должны были подвергнуться индок- тринации в школе и узнать, что вместо еврея Иисуса вы должны почитать еврея Карла.

-- Какого Карла?

-- Вы меня поражаете -- я имею в виду основопо- ложника учения, именуемого марксизмом по имени Карла Маркса.

-- Я не привыкла, что он Карл, -- сказала Лидоч- ка, -- я привыкла, что он Карл Маркс.

-- Разумеется, вы правы.

Они шли медленно -- Александрийский неуверен- но ставил трость, не сразу переносил на нее тяжесть тела.

-- Я не так давно стал инвалидом, -- сказал он. -- Я даже не успел привыкнуть к тому, что обречен. Вы не представляете, как я любил кататься на коньках и поднимать тяжести...

Профессор говорил, не поворачивая головы к Лиде, и ей был виден его четкий профиль -- выпук- лый лоб, узкий нос, выпяченная нижняя губа и острый подбородок, Лицо не очень красивое, но поро- дистое.

-- А вы раньше встречали этого Алмазова?

-- Да, встречал. В прошлом году, когда я был чуть покрепче и даже намеревался выбраться в Кембридж на конференцию по атомному ядру, он тоже вознаме- рился ехать с нашей группой под видом ученого. Я резко воспротивился.

-- И что?

-- А то, что я никуда не поехал. -- А он?

-- Он тоже никуда не поехал. Они не любят, когда их сотрудников, как это говорят у уголовников... за- свечивают. А мне сильно повезло.

-- Повезло?

-- Конечно. Если бы не моя грудная жаба, сидеть бы мне в Соловках с некоторыми из моих коллег. Ког

Э -- 5310

65

да они узнали, насколько тревожно мое состояние, они решили дать мне помереть спокойно.

Они вышли к пруду. Пруд был окружен деревьями, которые романтически склонялись к его глади, у бе- рега дремали утки, по воде среди отраженных ею об- лаков и редких звезд плыли желтые листья, словно реяли над внутренним нсбом. Было очень тихо, лишь с дальнсй стороны пруда доносился шум льющейся воды, словно там забыли закрыть водопроводный кран.

-- Может быть, я стараюсь ссбя утешить, успоко- ить, а они посмеиваются и готовы забрать меня завтра.

-- Сейчас наоборот, -- сказала Лидочка, хотя сама не очень верила собственным словам. -- Сейчас мно- гих отпускают. Я знаю, в Ленинграде целую группу историков выпустили, Тарле, Лихачева, супругов Мервартов...

-- Свежо предание, -- сказал Александрийский. Он остановился на берегу пруда. Здесь фонарей не было, но поднялась луна, и бегущие облака били тон- кими -- свет луны пробивался сквозь них.

-- Вы думаете, что он вас узнан? -- спросила Ли- дочка.

-- Вряд ли. Было темно -- он вышвырнул меня, как вышвырнул бы любого из нас. Он полагал, что. академики в кабинках грузовиков не ездят.

Александрийский вдруг повернулся и пошел вдоль пруда куда быстрее, чем раньше. Он стучал тростью и зло повторял:

-- Ненавижу, ненавижу, ненавижу! -- Не волнуйтесь, вам нельзя волноваться, -- до- гнала его Лидочка и попьггалась взять под руку, но профессор смахнул с локтя се пальцы.

-- Бодливой корове... это я -- бодливая корова! Как нелепо! Я же еще вчсра был совсем нестарым и весьма подвижным мужчиной... Наверное, ненависть увеличивается от бессилия что-либо сделать.

Он быстро дышал, и Лидочка все-таки заставила сго остановиться, потому что испугалась, что ему ста- нет плохо. Чтобы отвлечь Александрийского, Лидоч- ка спросила у него, правда ли, что Матвей "авло был в Италии.

-- Не производит впечатления настоящего учено

66

го? -- вдруг рассмеялся Александрийский. -- На мс- ня вначале он тоже не произвел. Скоро уж десять лет прошло, как я его увидел. Ну, думаю, а этот фат что здесь делает?

-- Может, посидим на лавочке? -- спросила Лида. -- Чтобы завтра слечь с простудой? Ни в косм слу

чае, лучше мы с вами будем медлснно гулять. Если вы, конечно, не замерзли.

-- Нет, мие нс холодно. -- Почему-то Лидочке по- чудились крепкие ладони Алмазова, она даже дерну- ла плечами, как бы сбрасывая их.

-- Я не терплю отдавать должное своим младшим коллегам, но в двух случаях Акадсмия не ошиб- лась -- когда посылала Капицу к Резерфорду, а "авло к Ферми.

-- А как жс они согласились? -- Кто?

-- Резерфорд и Ферми. Они живут там, а к ним при- сылаюз коммунистов.

-- Они думали не о коммунистах, а о молодых та- лантах. Прокофьев сначала композитор, а потом уже агент Комиптсрна. Петю Капицу я сам учил -- он чистый человек. И ему суждена великая жизнь. И я был бы счастлив, если бы Петя Капица остался у Ре- зерфорда навсегда. Е1о боюсь, что наши грязные лапы дотянутся до Кембриджа и утянут его к нам... на му- чения и смерть.

-- Но почему? -- Потому что рядом с политикой всегда живет ее сестренка -- зависть. И всегда найдется бездарь, го- товая донести Ллмазову или сго другу Ягоде о том, что Капица или Прокофьев -- английский шнион. А кому какое дело в пашей жуткой машине, что Капица в одиночку может подтолкнуть на несколько лет про- гресс всего человечества'? Это будет лишь дополнительным аргументом к тому, чтобы его расстрелять. Вы знаете, что расстреляли Чаянова?

-- А кто этск такой?' -- Гений экономики. Талантливейший писатсль.

И его расстреляли. -- А зачем тогда Матвей Ипполитович вернулся? -- Во-первых, он не столь талантлив, как Капица,

хотя чертовски светлая голова~ У него кончился срок

з

67

научной командировки, а положение Ферми в Риме, насколько я знаю, не из лучших -- возможно, ему придется эмигрировать. Фашистская страна сродни нашей. Те же статуи на перекрестках и крики о простом человеке.

-- Павел Андреевич! -- Вот видите, и вам уже страшно, а вдруг дерево или вода подслушают. Помните, что случилось с Ми- дасом'?

-- Не помню. -- Неужели? Это хрестоматийно! "отя вы же дитя пролетарского образования. Так слушайтс: у царя Мидаса были ослиные уши. Не важно, как он их зара- ботал, -- поверьтс мне, за дело. И у Мидаса, который стеснялся такого украшения, были проблемы с парик- махерами. Тем приходилось давать подписку о нераз- глашении. Вы о таких слышали?

-- Не в древнем мире, но слышала. -- Молодец, девочка. Так вот, один парикмахер подписку дал, а тайна, которую он узнал, продолжала его мучить. И оп нашептал ее тростнику. Тростник подрос, его срезали на свирель, соответствующий ис- полнитель принялся н нсе дуть, а свирель запела: "У царя Мидаса дворянское происхождсние!"

-- То есть ослиные уши? -- Называйте как хотите. Анкета есть анкета! Бу

дем возвращаться? -- Навернос, вы устали.

От основной дорожки, шедшей вдоль цепи прудов, отходила дорожка поуже. Она поворачивала налсво, проходя по перемычке, отделявшей верхний пруд от следующего, лежавшего метров на пять-шесть ниже.

Они свернули на нее. Но, пройдя нссколько шагов, Александрийский остановился:

-- Пожалуй, пора возвращаться. -- А что так шумит? -- спросила Лидочка. -- Гдс

то льется вода. -- Вы не догадались? Пройдите несколько шагов

вперед и всс поймете. Лидочка подчинилась старику. И при свете вновь выглянувшей луны увидела, что в водной глади, мет- рах в полутора от дальнего берега пруда чернеет круг- лое отвсрстие диаметром в метр. Вода стекала через

68

края внутрь поставленной торчком широкой трубы и производила шум небольшого водопада.

-- Сообразили, в чем дело? -- спросил Александ- рийский.

-- Туда сливаются излишки воды, -- сказала Ли- дочка.

-- Правильно. Чтобы пруд не переполнялся. А на глубине по дну пруда проложена горизонтальная тру- ба, которая выходит в нижнем пруду под водой, -- вы можете запустить рыбку в водопад, а она выплывет в следующем пруду. Интересно?

Александрийский совсем устал и говорил мед- ленно.

-- Я прошу вас, -- сказала Лидочка. -- Давайте по- сидим. Три минуты. Переведем дух.

-- Отвратительно, когда тебя жалеет юная девица, -- сказал Александрийский. -- Дряхлый старикашка!

-- Вы совсем не старик! -- сказала Лидочка. -- И когда выздоровесте, я еще буду от вас бегать.

-- Я специально для этого постараюсь выздоро- веть, -- сказал Александрийский, послушно отходя к скамейке.

По плотине быстро шел человек -- занятые разго- вором Александрийский и Лидочка увидели его, ког- да он подошел совсем близко.

-- Вот они где! А я уж отчаялся: решил -- утону- ли! -- Это был Мати "авло.

-- Легок на помине, -- сказал Александрийс- кий. -- Что вам не спится?

-- Вы перемывали мне косточки! -- заявил "ав- ло. -- То-то я чувствую, что меня тянет в парк. И что? Он называл меня развратником, лентяем, пижоном и наемником Муссолини? -- Последний вопрос был об- ращен к Лиде.

-- Любопытно, -- усмехнулся Александрийс- кий. -- Он взваливает на себя сотни обвинений для того, чтобы вы пс заметили, что он упустил в этом списке одно, самое важное.

-- Какое? -- спросила Лидочка.

-- Агент ГПУ, -- сказал Александрийский.

-- Ах, оставьте, -- сказал Матя, подходя к самому краю воды и глядя, как вода, серебрясь под светом луны, срывается тонким слоем в странный колодец

69

посреди пруда. -- Мне уже надоело, что каждый вто- рой подозревает меня в том, что у Ферми я выполнял задания ГПУ.

-- Я вас в этом никогда не подозревал, Матвей, -- сказал Александрийский. -- Я отлично понимаю, гго Ферми читал ваши работы. Как только он увидел бы, что вы агент ГПУ, вы бы вылетели из Италии в три часа. Кстати, Ферми не собирается покидать фашис- тский рай?

-- Маэстро признался мне, что намерен улететь от- туда, как только он сможет оставить свой институт, -- ведь он же не жена, бросающая мужа. Целый инсти- тут...

-- Проблема национальная? -- При чем тут национальность?! -- Матя красиво отмахнулся крупной рукой в желтой кожаной перчат- ке. -- На институт обратили внимание итальянские военные. Говорят, что интересуется сам дуче.

-- Это касается радиоактивных лучей? -- Нет -- разложения атомного ядра.

-- К счастью, это только теория. -- Для вас, Пал Андреевич, пока теория. Для ма

эстро -- обязательный завтрашний день. Лидочка увидела, как Александрийский чуть мор- щится при повторении претенциозного слова "маэстро".

-- Это -- разговор для фантастического романа, -- сказал Александрийский, но не тем тоном, каким старший обрывает неинтересный ему разговор, а как бы приглашая собеседника продолжить спор.

Матя сразу попался на эту удочку. -- "ороший фантастический роман, -сказал он, -- обязатсльно отражает завтрашнюю реальность. Я, например, верю в лучи смерти, о которых граф Тол- стой написал в своем романе об инженере Гарине, не читали?

-- Не имел удовольствия. Лидочка только что прочитала этот роман, и он ей очень понравился -- даже больше, чем романы Уэл- лса, и ей хотелось об этом сказать, но она не посмела вмешаться в беседу физиков.

-- Толстой наивен, но умеет слушать умных лю- дей, -- продолжал Матя, нависая пад скамейкой, на

70

которой сидел, вытянув ноги, Александрийский. Он беседовал с Александрийским, пс замечая, что поуча- ет его, хотя этого делать не следовало. Александрий- ский, как уже поняла Лидочка, свято блюл светившуюся внутри него табель о рангах, в которой ему отводилось весьма высокое место.

-- Персдача энергии без проводов, о чем мы не раз беседовали с маэстро...

Тут Александрийский не выдсржал: -- Вы что, у скрипача стажировались, Матвей Ип

политович? Что за кафешантанная манера? -- Простите, Пал Андреевич, -мгновенно ощети- нился Матя. -- Я употребляю те снова и обозначения, которые приняты в кругу итальянских физиков, и не понимаю, что вас так раздражает?

-- Продолжайте о ваших лучах, которые выжига- ют все вокруг и топят любой военный флот, осмелив- шийся приблизиться к вашей таинственной базе!

Лидочка поняла, что Александрийский, конечно же, читал роман графа Толстого.

-- Пожалуй, пора по домам, -- сказал Матя. -- Уже поздно, и вы наверняка устали.

-- Нет, с чего бы? -- И уж конечно, устала Лидочка. По нашей ми- лости ей пришлось сегодня пережить пеириятные ми- нуты.

-- Вы правы. -- Александрийский тяжело оперся на трость, но весь вид его исключал возможность по- мощи со стороны молодых спутников. Так что опи с Матей стояли и ждали, пока он поднимется.

Потом они медленно, сообразуясь со скоростью профессора, пошли по берегу среднего пруда, мимо купальни, какие бывали в барских домах еще в про- шлом веке, чтобы посторонние взоры не могли уви- деть купающихся господ, и вышли на широкую, сте- кающую к пруду поляну, наверху которой гордо и красиво раскинулся дом Трубецких -- хоть и было со- всем темно, лишь два фонаря светили возле него, да горел свет в некоторых окнах, дом был олицетворени- ем благополучного уюта, респектабельности -- как будто и он приплыл сюда по реке времени, либо они -- Лидочка и оба физика -провалились в прошлое, ког- да дом еще принадлежал своим благородным хозяе

т~

вам и туда не допускались незнатные физики, худож- ники и прочая разночинная мелочь. Впрочем, что она знает об этих спорщиках -- может быть, они потомки графов и князей, только таятся, чтобы их не вычисти- ли из университета!

Совершенно забыв о присутствии Лиды, физики постепенно углубились в специальный разговор, в котором фигурировали неизвестные Лидочке, да и подавляющему большинству людей того времени, слова "позитрон", "нейтрон", "спин", "бета-распад" и "перспективы открытия бета-радиоактивности". Ма- тя увлекся, взяв палку, разгреб подошвой листья с дорожки и стал рисовать палкой какие-то зигзаги, почти не видимые и совсем не понятные. Наконец, совсем уж замерзнув, Лидочка сказала, что оставляет их и пойдет домой одна, и только тогда физики спо- хватились и пошли к дому. И вовремя, потому что как раз когда они снимали пальто под сердитым взгля- дом чучела медведя, раздался гонг, означавший окончанис дня. И сверху по лестнице деловито сбежал президент Филиппов, чтобы лично запереть входную дверь.

-- Успели, -- радостно сказал он, -- а вот кто нс успел, переночует на улице.

Президент Санузии наслаждался тем, что кому-то придется ночевать на улице.

Александрийский жил на первом этаже -- ему бы- ло слишком трудно подниматься на второй, -- поэто- му он, попрощавшись, пошел коридором, соединяв- шим главный корпус с правым флигелем. Матя поднялся с Лидочкой на второй этаж и проводил ее до комнаты. Он сказал:

-- Глупо получилось, я же вас искал. И с вами хо- тел поговорить.

-- О чем? -- Обо вссм. О королях и капусте. Но Александ- рийский всегда был таким настырным. И вас от меня увел.

-- Мне его жалко. Ему так трудно быть немощ- ным.

-- Я хотел бы дожить до сго лет и не стал бы жа- ловаться на болезни.

-- А сколько ему лет?

72

-- Не знаю, но больше шестидесяти. Перед рево- люцией он был приват-доцентом в Петербурге.

Матя взял Лидочку за руку и поднес ее пальцы к губам. Это было старомодно, так в Москве не делают, Лидочка вдруг смутилась и спросила, заставляя себя не вырывать руку:

-- Это так в Италии принято? -- Это принято у поклонников, -- ответил Матя.

Лидочка вошла в комнату. Марта лежала на засте- ленной кровати и читала при свете бра.

-- Ты куда пропала? -- спросила она. -- Мы гуляли с Александрийским, -сказала Ли- дочка. -- А потом пришел Матвей Ипполитович, и они стали спорить.

-- Я думаю, что Александрийский ревнует, -- ска- зала Марта. -Когда-то Матя был его учеником, не- долго, в начале двадцатых. И оказался более способ- ным, чем учитель.

-- Так все считают? -- спросила Лидочка. Она взяла вафельное полотенце, сложенное на подушке, и стала искать в сумке пакет с зубной щет- кой и порошком.

-- Это считает Миша Крафт, который для меня -- высший авторитет, -сказала Марта. -- Но я думаю, что причина в несходстве характеров. Матя при пер- вой возможности ушел к Френкелю в Ленинград и ра- ботал в физико-техническом институте. А потом его отобрали для стажировки в Италии. То, что для Алек- сандрийского -- предмет планомерного многолетне- го труда, Матя всегда решал походя, между двумя бу- тербродами или тремя девицами. Александрийский считал его предателем, но дело не в предательстве, а в сальеризме Александрийского.

-- Матвей Ипполитович совсем не похож на Мо- царта, -- сказала Лидочка.

-- Ты же понимаешь, что дело не в простом срав- нении.

Лидочка взяла полотенце и пошла в женскую умы- вальную комнату.

Лидочка пустила воду. Струя била косо, порциями, будто кран отплевывался. Вода была страшно холод- ной. Зубы ломило.

73

Лидочка не услышала, как открылась дверь и во- шла подавальщица. -- Вы меня простите, -- сказала она, закрыв за со- бой дверь. -- Мне у вас спросить надо. Лидочка испугалась, будто имела дело с умали- шенной, готовой к иррациональным поступкам, но не- обязательно намеренной их совершать. Она так и осталась стоять со щеткой в приоткры- том рту, с измазанными зубным порошком губами. -- Вы видели, что я смотрела на мужчину, -- про- должала женщина. -- Вы его знаете, высокий, с уси- ками, красивый такой. Лидочка кивнула. Она чувствовала, как белая струйка слюны с порошком течет по подбородку. -- Мне с ним поговорить надо, -- сказала женщи- на ровным, скучным голосом. -- А мне их имя-отчество неизвестны. Вы уж помогите, подскажите мне, гражда- ночка. Женщина притворялась. Говорить простонародно она не умела, и дело было не только и не столько в словах, а в том, как она их произносила, -- труднее всего подделать интонацию. Если бы Лидочку спросили, кто эта женщина по происхождению, она сказа- ла бы -- гражданка, вернее всего, москвичка из обра- зованной семьи. Лидочка взяла стакан, прополоскала рот, сморщи- лась от ледяного холода. -- Вы не спешите, -сказала женщина, -- мне не к спеху. Лидочка не могла решить для себя, ответить на вопрос или сослаться на неведение. Но потом поняла, что нет никаких оснований таиться. -- Этого мужчину зовут Матвеем Ипполитовичем "авло, -- сказала Лида. -- Он физик, больше я о нем ничего не знаю. -"авло? И хорошо, что "авло. Его тогда все Ма- тей звали. Под яркой голой лампочкой, висевшей над голо- вой, Лидочка могла разглядеть женщину лучше, чем в столовой. На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Она была высока ростом и стройна, густые каштановые волосы были убраны под косынку, и без окаймляющих лоб волос лицо казалось более грубым

74

и резким, чем в действительности. Из таких женщин получвются террористки и настоятельницы монасты- рей. И есл>~ у иной жсищипы а таком же лозрасте все еще впереди -- и мужчины, и радости, и дети, -у этой жизнь окончсна. И если бы не неведомая Лицс, но обнзательно сущесгвуищан цель, эта женщина спряталась бы уже в свой тихий полугсмный угол -- и доживала, не расцветши. Ксм бы хга женщина ни была, она ие могла быть подлнальщицей в академи- ческой столовой.

-- Спасибо, -- сказала женшина, протянув руку, будто хотела дотронутьсн до Лиды. -- Спасибо вам. Мне не сго имя нужно. Важно было, что вы меня ие оттолкнули...

Лидочка гtоглялсла на ее протннутую руку. Паль- цы были топкими, нскогда халепыми, изькканвыми в своей цлине и форме, но распухшими в суставах и огрубевшими.

-- Вы зналн его ранлше? -- спросила Лидочка. -- К сожалсиию, -отвстила женшина.

Она сочла возможным скинуть маску подавалыци- цы, слоппо выказывая этим доверие к Лице.

-- К сажалснию, -- повторила она. -- Я пс ожила- ла когда-либо его увидеть, как ие ожидаешь повторе- нив кошмара.

-- Кошмара? -- Вы псе равно не поверите. Вы еще молоцы.

-- Это так кажется. Неожицанио иодапальшнца засмеялась. И яицо се

стало мягче, женственней и добрее. В этот момент дверь в умывальную медленно ат- крылась. В дверях стояла Лльбина в шелковом китай- ском халате.

Она, видно, поняла, что при ес появлении женщи- ны оборвали разговор.

-- Я вам помешала? -- спросила она высоким, чрезмерно нежным голоском.

-- Чего уж, -- сказала подавальщица, -- я вот щетку куда-то положила, а куда -- ие знаю. Изви- нл йте.

Она повернулась и, наклонив голову, быстро вы- шла из умывальной.

-- Как наивно, -- сказала Альбина ей вслед. -- Я

75

могу поклясться, что она из бывших, а устроилась в прислуги и притворястся. Правда?

-- Не зна~о, -- сказала Лидочка, спеша вьгтсреть лицо и собирая свои туалетные принадлежности.

-- Спокойной ночи, -- прощебетала вслед ей Аль- бина.

Глава вторая. 23 октября 1932 года

Утром Лидочка с трудом проснулась -- за окном была такая дождливая мгла, такая полутемная безнадеж- ность, словно дом оказался на дне аквариума, полного мутной воды.

Марта ужс ~юднялась и приводила перед зеркалом в порядок прическу. В комнате пахло одеколоном "Ландыш". Лидочка потянулась -- кровать отчаянно заскрипела. Марта резко обернулась:

-- ты меня испугала! Как себя чувствуешь? Лидочка попыталась сесть -все тело ломило.

-- Меня, по-моему, всю ночь палками били. -- Л ты больше с физиками гуляй! я удивлюсь, ес- ли ты ис простудишься, -- сказала Марта. -- Давай вставай, скорей беги в умывалку. А то там очередь, наверное, а гонг зазвенит -- опоздаешь. Филиппов те- бя уморит воспитательными беседами.

-- А я их ие буду слушать. -- Значит, ты никуда не годная общественница. А ты знаешь, что у нас делают с ш~куда не годными общсствснпицами? Их отправляют па перевоспита- ние трудом. я знаю, что президент нашей республики уже разработал систему трудовых наказаний -опоз- давшис ко второму удару гонга сегодня направляются на сбор опавших листьев. Под дождем.

-- откуда ты все это узнала? -- я уже была в умывалке, всс новости узнала, все

сенсации. -- Даже сенсации?

Лидочка встала с постели, и се повело -- так тре- щала голова. она ухватилась за спинку кровати.

-- У тебя очснь красивыс ноги. -- Марта крити- чески осмотрела Лидочку. Ночная рубашка была ей

76

коротка, и Лидочке стало нсловко, что ее так рассмат- ривают.

-- "ороши по форме, и щиколотки узкив -- зна- ешь, я очень чюблю, когда у певушек узкие щиколот- ки. Л вот груль маловата.

Нс выпуская расчески и продолжая лениво расчс- сьшать кудри, Марта кошечкой поднялась с табурста, подошла к Лидочке и поцеловала ее в щеку.

-- И щечка у тсбя пушистенькая. На месте мужи- ков я бы на тебя бросалась, как тигра.

-- Не дай бог, -- рассмеялась Лидочка. Она взяла со спинки кровати свой халатик.

-- Ты не знаешь гяавной сенсации, -- сказала Марта, возвращаясь к зеркалу, -- ссгодня ночью кто- то взломал дверь в погреб. Знаешь погреб по дороге к вышке, ну тот самый!

-- И что?

-- Больше ничего не известно.

-- Л в погребе что-нибудь лежит?

-- В погребе пусто -- какие-то доски, по ничего ценного. Замок сломали, а в поле, там вола, нашли спички -- видно, они уронили спички и не смогли за- жечь свечу.

-- Кто "они"?

-- Почти нанерпяка мальчишки из деревни. -- Здесь есть дсрсвня?

-- б~го условное название -- дсрсвня Узкое,я тсбе потом покажу, пойдем гулять и покажу -- ото флиге- ли дян слуг и несколько домов -- там жила прислуга. Экая в сторону Ясенева, напрвгив конюшен.

Ударил гонг.

-- Да беги кс! -- закричала Марта, подталкивая Лиду к двери. -Дажс мыться не надо -- пописай и сразу в столовую. Если пс хочешь поц дождем листья собирать.

-- Не хочу, -- сказала Лица и побежала н туалет- ную комнату. Там, к счастью, никого не было. Всс уже ушли в столовую.

Каю-то залез в погреб. Лицочка знала, что зто была поцавальщица или ее сообщники. У пес здесь есть сообщники? Нансрпое, вто сама графиня Трубецкан, которая пытастся отыскать свои драгоценности. Раз- вс так не бывает?

77

Приведя себя в порядок, Лидочка побежала обрат- но в комнату. Марты уже н было -- она ушла в сто- ловую. Лидочка натянула юбку и фуфайку: в доме бы- ло прохладно.

Верный Ванюша-рабфаковец -- как она могла за- быть о его существовании -- ждал ее у входа в столо- вую, не входил, хотя уже прогремел второй гонг. Все сидели за столами, мрачная погода и темное утро подействовали на всех так уныло, что никто не стал хлопать в ладоши и изображать общественное осуж- дение опоздавшим. Лидочка с Ванюшей прошли к своим местам, и тогда президент Санузии поднялся во весь свой микроскопический росточек и натужно воскликнул:

-- Об-ьявляю свою президентскую волю! Опоздав- шие к завтраку, среди которых есть Иваницкая, опоз- давшая уже дважды, отправляются на сбор листьев в парке. Все, кто почитает решение президента спра- ведливым, прошу поднять руки.

Над столами поднялось несколько рук. Другие ели кашу, которую разносила пожилая, незнакомая Лиде подавальщица.

-- Дружнее! -- завопил президент Филиппов. Кто же его вырастил? -думала Лидочка. Кого он приговаривал и расстреливал раньше? Наверное, был исполнителем в ~1К.

Дружное осуждение не получилось. Тем более что тут же случился казус, потому что дверь снова отво- рилась, и, оживленно беседуя, вошли Алмазов с Аль- биной, а за ними сонный астроном Глазенап.

Лидочке так хотелось подсказать президенту: "Ну давайте, посылайте их на сбор листьев под дождем, я согласна идти с ними!" Но президент сделал замкну- тое на замочек личико и отвернулся от вошедших, которые, ничего не подозревая, прошли к своим мес- там, раскланиваясь и здороваясь. Но тут не выдержал Ванюша.

-- Почему же вы молчите, товарищ Филиппов? -- закричал он петушиным голосом. Голос сорвался, Ва- нюша закашлялся. -- Почему же вы других товарищей под дождь в грязи копаться не выгоняете'? Нет, вы не отворачивайтесь, вы не морщитесь. Чем они лучше нас?

78

Поднялся сразу шум, словно все ждали, чтобы на- чать кричать и стучать чашками, будто все хотели скандала и вот -- получили!

-- Я не позволю! -- вопил махонький Филиппов. -- Я не позволю подрывать авторитет моего поста! Меня утвердила общественность санатория, и я сам решаю, кого наказывать, а кого благодарить.

-- Вы еще не ячейка! -- завелась Марта Крафт. -- Вас сюда не для репрессий прислали!

-- Я президент! -- Вчера президент, а сегодня мы вас переизберем! В зал вошел Борис Пастернак, ничего не понял в

этом хаосе. Усаживаясь, отыскал глазами Лидочку, кивнул ей и поднял брови, спрашивая: что происхо- дит?

Постепенно шум утих, правда, пришлось вмешать- ся самому Николаю Ивановичу Вавилову, который призвал не терять чувства юмора и как можно больше заниматься физическими упражнениями на свежем воздухе. Алмазов смотрел в тарелку.

Каша была с комками, но чай крепкий, к нему дали пончик. Лида почувствовала, что не наелась. Голова прошла. Марта говорила в ухо, что Филиппова давно уже надо гнать, но у него рука в Президиуме.

Потом Лидочка взяла свой стакан и пошла в бу- фетную -- аппендикс между залом и кухней, где на столе мирно пыхтел большой трехведерный самовар. Она подождала, пока подавальщица наполнит зава- рочный чайник.

-- Скажите, -- спросила Лидочка, -- а где вчераш- няя женщина, которая нас обслуживала?

-- Полина? -- спросила подавальщица. -- Так сс- годня не ее смена. Она завтра будет.

-- Вы ее сегодня видели? -- спросила Лидочка. -- А вам чего?

-- Она мне обещала мяты дать, -- сказала Лидочка. -- Откуда у нее мята?

-- Не знаю. -- Лидочка подставила стакан под струю кипятка из самовара.

Позавтракав, отдыхающие расходились из столо- вой. Матя подошел к Лидочке и сказал:

-- Не обращайте внимания. Если хотите, я с ним поговорю.

79

-- Ничсго, -- сказала Лидочка, -- я сама с ним по- говорю.

-- Я буду в библиотеке, -- сказал Матя, -- если вам будет скучно, приходите.

Лидочка вышла в гостиную. В большом алькове висела картина, изображавшая красивую девушку, склонившуюся к источнику. Ванюша, который шсл за Лидочкой, сообщил ей тут жс, что это возлюбленная князя Трубецкого, которую по приказу Петра Перво- го заковали в цепи в подвалс дворца.

-- При чем тут Петр Первый? -- строго спросила Лидочка.

-- Вот имснно. -- Ванюша был склонен заранее со- глашаться с любой мудростью, которую подарят чело- вечеству уста Лидочки. -- Он ее туда отправил за из- мену старому князю с одним иностранцем.

Походкой Наполеона, спешащего к Аустерлицу, в гостиную ворвался президе~гг Филиппов. Он повел тя- желым носом и вынюхал невольно замсрших у роко- вой картины нарушителей.

-- Вот вас мне и надо, -- сообщил он. -- Будем тру- диться или хотим уклоняться?

Лидочка поглядела сверху па его высушенный, об- тянутый пергаментом лобик и поняла, что с таким Наполеоном надо обращаться решительно, как то де- лал герцог Веллингтон.

-- Никуда мы пс пойдем, -- сказала Лидочка. -- Отлично, -- сразу согласился президент, будто

именно такой ответ входил в сго планы. -- Мы приехали отдыхать, -сказала Лидочка. -

Мы приехали на отдых после ударной работы. -- Вот именно, -- сказал Ванюша, -- я могу пока

зать мою книжку ударника. -- Не надо, -- сказал президент, сверля Лидочку отчаянными голубыми глазами. -- У меня самого их чстыре. Продолжайте наши тезисы, Иваницкая.

-- Я все сказала. -- А я вас призываю не работать, а творчески отдыхать, -- сообщил тогда президент. -- Потому что каждый врач скажет, что уборка листьев на свежем воздухс -- это физкультура и зарядка.

-- Вот когда врач скажст, тогда я и пойду, -- ска- зала Лидочка и намеревалась уйти из гостиной, но

80

президент, приподнявшись на цыпочки от боевого эн- тузиазма, которым он был охвачен, умудрился встать на ее пути.

-- А ну, бери грабли и пошли! -- прошипел прези- дент. Видно, ему не хотелось, чтобы звуки скандала донеслись до библиотеки, высокая белая дверь в ко- торую была приоткрыта.

-- Не смейте так с нами разговаривать! -- проши- пела в ответ Лида, которой-то нечего было скрывать от читателей библиотеки. Но президент как бы задал тон, и Лидочка ему подчинилась.

-- Послушайте, молодые люди, -- говорил прези- дент. -- Мне про вас известно куда больше, чем вы подозреваете. У меня выписки из личных дел на всех лежат -- присылают из Президиума. Я знаю, что ты, Иван Окрошко, в аспирантуре держишься на ниточке, хоть и внешнс пролетарского происхождения, ввиду общей неграмотности. Так что ты сейчас надеваешь ватник и с песнями идешь в парк. И еще будешь мне благодарен до конца срока, что я не сигнализировал, как ты вредно отзывался о диктатуре пролетариата.

-- Я никогда не отзывался, -- напыжился Ваню- ша. Но он был уже сражен.

-- А еще вопрос -- кому поверят, а кому нет. У меня революционный стаж и верная служба, а у тебя? Еще надо проверить.

-- А вы проверьте, -- рискнул рабфаковец. -- Он идет, идет, -- сказала Лидочка, которой ста- ло жалко Ванюшу не потому, что он был раздавлен мелким мерзавцем президентом, а потому, что дела- лось это с садистским наслаждением в ее, Лидином, присутствии, а Ванюша не смел достойно ответить, видно, сам не был уверен в чистоте своего пролетар- ского происхождения. -Иди, Ваня, -- повторила она. -- Я тебя догоню.

Ванюша еще колебался. Он сделал шаг, остано- вился.

-- Ватники на первой вешалке висят, там для них специально сделано, -показал Филиппов, который понимал, что Лидочка уходить не хочет, -- значит, впереди второй бой и грядущая его, Филиппова, по- беда.

Ванюша ушел, повесив голову. Президент распра

81

вил плечики, и Лида могла дать голову на отсечение, что за последние минуты он подрос.

Мимо прошел один из Вавиловых. Президент на секунду отвернулся от Лиды, потому что надо было стать во фрунт и поклониться власти, и спинка его, узкая и согнутая, стала жалкой и патетической, его хотелось пожалеть, погладить. Навернос, он собирает марки, подумала Лида, сидит вечерами над альбомом, горбится и боится, что за ним придут. У него нс может нс быть, как говорят англичане, скелета в шкафу -- страшной тайны прошлого.

Особенность времени заключалась именно и том, понимала Лида, что в обществе было очень мало лк~- дей, не несших и себе страха. Причем каждьш боялся не только за себя, за своих близких -- он боялся само- го себя. Некий президент Филиппов мог подойти к тебе и напомнить о сушсствонании забытой тетушки, которая угодила в ссылку, либо о твоем юношеском романе с дочкой генерала, а то, что ещс опаснее, о том, как ты на первом курсе или даже еще в школе подписал какое-то обращение в защиту Троцкого или сго платформы. Ты ужс и думать забыл о Троцком и о пдатформс, а твоя подпись, попав в соответствую- щее-учреждение, уже зажила собственной жизнью, и вот уже допрашивают других, оставивших свои легкомысленные автографы на пожслтсвшем листе бума- ги. Кто таков? Ис то Иванов, ие то Ивашко... кто так неразборчиво подписался? Не он ли -- ваш организатор и вдохновитель, ие он ли держал связь со Львом Давыдовичем, нашим врагом и известным шпионом? Как? Вы думаете, что это подписался Коля Ивашкин из параллельного класса'? Замечательно. Давайте подумаем, где нам теперь отыскать этого мерзавца, который втравил вас и авапт~ору, лишившу~о вас обра- зования, свободы и, может быть, жизни... И вот ты уже в паутине.

Л так как подобные случаи происходили нередко и были всем известны, скслсты, выпадая из шкафов, пришибали своих бывших хозяев хуже кирпичей, и за исключением уж самых глупых или сиротских пролс- тариен каждый просыпался ночью в ужасе -- в шкафу зашевслился проклятый скслет! И становилось страшно проговориться в гостях или на службе о ка

82

ком-то родственнике или знакомом, потому что если ты давно нс видсл человека, то за эти месяцы он мог превратиться во врага.

К осени 1932 года вссобщий ужас перед скелетами, ужас перед приговором, который каждый носил в се- бе, сщс не стал всеобщим. Пройдет года три, прежде чем страх подавит собой государство. Но и тогда власть демагога или доносчика была, как и положено в сходящем с ума обществе, преувеличена настолько, что он мог погубить соседа, сослуживца или человека, от него зависящего, одной строчкой или фразой, и чсм подлее он был или чсм больше боялся собствен- ного скелета, тем страшнее становился для окружаю- ~цик. Ибо такой человек был подобен тонущему, кото- рый, размахивая в ужасе руками, нащупывает головы тех, кто плывет рядом, и тащит их в глубину, только бы самому остаться па поверхности.

Лидочка подумала, что в будущем ей следует боль- ше опасаться Ван~~~~и, чем президента Филиппова, и попробовала организовать линию обороны.

-- К счастью, -- сказала она президенту, -- у вас па меня черных карточек нету. И я свободна.

-- Нет, не свободна, -- ответил президент. -- Ие могу я вас, гражданка Иваницкая, отпустить. Потому что я приговорил вас к общественному наказанию в присутствии многих людей, в том числе профессоров и академиков. А скажите мне, голубушка, сколько из них ждут не дождутся моей гибели? Одни по нелюбви ко мне, другие из зависти, что я получаю дополнитель- ное питание в стоповой, третьи потому, что мсчтают занять мое мссто. Лучше уж ты иди, потаскай листья полчасика, больше мне от тебя ничего не нужно.

-- Значит, ничего на меня в своих папках не на- шли'? -- спросила Лида.

-- Не надо так грубо, Иваницкая. Найти можно на каждого. А если на тебя в той папке не было, значит, в другой есть, которая не у меня лежит, а у товарища Алмазова. Может быть, ты сще хуже обречена, чем тот перепуганный Окрошко.

Он был противен, оп был циничен и наги, и он был совершенно прав. Папка с делом Лиды Иваницкой лежала, конечно же, в ОГПУ. Л ссли не лежала, то это было чудо, а кто верит в чудеса в наши дни?

83

-- Какой же вы мерзавец, Филиппов, -- тихо ска- зал Александрийский, появивпшйся из библиотеки и подошед~пий незамеченным. -- Л я вас полагал без- обидным дураком.

Прсзицспт вовсе нс растерялся. Он ответил разго- ворно, как бы продолжая бсссду:

-- А теперь безобидных дураков, Пал Андреевич, не осталось. Их всех скушали. Времена голодные при- шли. Если хочешь жить, приходится крутиться.

-- На чужой счет, -- сказал Александрийский. Он был на полголовы выше и, дажс несмотря на болез- ненность и худобу, куда массивнсе презицента.

-- Нс за свой же. -- Президент шмыгнул носом, и Лидочка поняла, что он пытается скрыть робость. -- Я ведь тоже старые времена предпочитаю. Чтобы мы с вами сейчас в шарады поиграли, аспиранток н тем- ных углах пощупали и на лыжах с горки -- ау-у! Я вам всегда лучшие лыжи подбирал.

-- Ну тогда я думаю, что мы с вами отлично друг друга понимаем, -- сказал Александрийский. -- Вы тут же забудете об инциденте и более приставать к Лиде не будете. Я ей обязан и стараюсь всегда пла- тить по счетам.

-- Я рад бы, -- печально сказал президент. -- Да не могу. Я уж говорил гражданке Иваницкой -- здесь доносчиков человек десять найдется, кто по злобе, а кто из страха... Придется ей поработать.

-- Филиппов, не надо меня сердить! -- Ой, только вы меня не пугайте, -разозлился президент. -- Вам хорошо, профессор, паек, машина, квартира, похороны по первому разряду на Новоде- вичьем. Вы можете и не крутиться -вас и так поща- дят. А для меня это президентство -- единственная зацепочка. Может, защитит, а может, и нет -- если я не профессор, а научный сотрудник без степени во Всесоюзном центре по научной организации труда. Вы ведь даже и не знали, где я числюсь.

-- Это где-то на Мясницкой, -- сказал Александ- рийский, -- дом три, если нс ошибаюсь.

-- Ну и память! -- ахнул президент. -- И не только память, -- сказал Александрийс- кий. -- Во мне еще остались какие-то силы -- нет, не физические. Но меня поддерживаст ненависть к та

84

ким, как вы, которые приспособились и научились ли- зать им задницы. Имснни из-за вас, а не из-за Алма- зова происходят все мерзости и преступления в нашей России. Вы готовы отнести на плаху собственную мать...

-- Пал Андреевич!

-- Не перебивайте меня!

-- Я же за вас волнуюсь. А что, если кто услышит? -- Пускай слышит! К счастью, я настолько прибли

зился к настоящей смерти, что могу себе позволить пренебречь смертью, которую придумали ваши нани- матели и друзья. Я стал свободен только потому, что завтра умру. И я познал истину -- умрете и вы,Филип- пов, и Ллмазов, и Ягода, и Менжинский -- и даже эта девочка Лида. Поэтому скорпионья возня, которую вы ведете, лишена смысла. И когда вас через три года расстреля~от, то вы перед смертью еще успеете поза- видовать мне, который ушел в могилу мирно и солид- но, и даже с похоронами по первому разряду.

-- Бог с вами, Пал Андреевич!

-- Идем, Лидочка, он тебя больше не тронет. Александрийский тронул Лиду за рукав:

-- Посидим на веранде. Там крыша, и мы не про- мокнем.

-- Давайте я все же немножко ноубираю листья, -- сказала Лидочка.

-- Вы его боитесь?

-- Мне неловко перед Окрошко. Он там один. -- Если он джентльмен, то уберет за вас.

-- Идите погуляйте с профессором Александрийс- ким. Это будет мое вам задание, -- сказал, вдруг про- светлев, президент. -- Я заменяю уборку территории прогулкой с профессором.

-- Ох, хитрец! -- Александрийский приподнял трость, словно хотел ударить Филиппова, но тот быс- тро, не оглядываясь, пошел прочь, на кухню.

-- Будет брать пробу с супа, -- сказал Александ- рийский. -- Каждый вечер приезжает его жена, и он выносит ей целую сумку продуктов. Научный органи- затор труда, глаза бы мои на него не смотрели!

Они стояли в прихожей. Справа был гардероб, где висели пальто и плащи отдыхающих, слева за дверью -- раньше Лида не замечала -- была вешал

85

ка, на которой было несколько ватников и прорези- ненных плащей, -оказывается, там одевались нака- занные.

Из биллиардной доносились редкие удары. Пока Александрийский одевался, Лида заглянула туда -- это была очень светлая комната с громадным дореволюционным столом и даже специальными высоки- ми скамеечками для зрителей. По стенам висели фо- тографии и акварели. Вокруг биллиарда лениво бродили братья Вавиловы, отыскивая удобные для удара шары.

-- Видите черный диван? -- спросил Александрий- ский, подойдя сзади.

Под окном и на самом деле стоял диван, обыкно- венный, черный, кожаный.

-- На нем умер философ Соловьев, -- сказал Александрийский. -- Он был в друзьях с князем Тру- бецким, часто гостил здесь. И умер. Впрочем, откуда вам знать философа Соловьева?

-- Мой папа о нем рассказывал, -- сказала Ли- дочка.

-- Папа? А кто он? -- Он был морским офицером.

-- Он жив? -- Надеюсь, -- сказала Лидочка, и Александрий

ский не стал спрашивать далее.

Они вышли в парк, обогнули дом и перешли под ко- лонны перед фасадом. Там под портиком была скамья, куда не доставал мелкий дождь. Александрийский сразу сел -- он быстро уставал. Лидочка не стала са- диться, она прошла к краю веранды -- хотела погля- деть, как там трудится аспирант Окрошко. Аспиранта она не увидела, но зато на дорожке, ведущей к холму с вышкой, увидела высокую обтекаемую фигуру Мати "авло. Он шагал, медленно покачивая вперед и назад зонтом, словно подчеркивая им свои мысли.

Матя остановился, видно намереваясь повернуть обратно к дому, но тут из-за угла дома появилась по- давальщица Полина -- Лиде было ее хорошо видно -- и окликнула Матвея. Дул ветер, поскрипывали высо- кие лиственницы, росшие у кухни, шумел дождь -- звуки беседы до Лиды не долетали, зато видно было,

86

как Матя резко обсриулся к женщине, которая оста- новилась шагах и десяти от нсго, и стал сс слушать, наклонив зонт в сторону, чтобы ис мешал. Подаваль- щица говорила быстро, ирижав руки к груди. Она бы- ла без зонта, во вчерашней шинели.

...Полина сказала что-то неожиданное, удивившее Матю. Настолько, что он откинул зонтик назад, как ружье, на плечо, а сам сдслал шаг вперед. Женщина выставила руку, как бы останавливая сго движение. И заговорила вновь. Но он не хотел болыве се слу- шать. Это видно было по тому, как зонтик принял всртикальное положение, а сам Матя развернулся и по- шел к дому. Женщина не пыталась его задерживать. Она стояла под дождем, прижав кулаки к груди.

Матя уходил от женщины все быстрое, вот-вот по- бежит. И буквально врезался в Ллмазова, который шел в ту сторону, где гулял Матя. Алмазов был в ко- жаной куртке и кожаной фуражке -- к такому наряду зонта не требовалось...

-- Что вы там увидсли? -- спросил Александрий- ский.

-- Ваш любимец "авло беседовал с одной таин- ственной женщиной, -сказала Лидочка. -- Она ищет сокровища Трубецких. Она предложила Мат- вею Ипполитовичу долю, если он ей поможет тас- кать сундуки.

-- А он, конечно же, отказался, -- сказал Алексан- дрийский.

-- Судя по поведению, да. Но почему, профессор? -- Неужели, девушка, вам это неясно? -- удивился

профессор. -- Матя "авло бескорыстен, и слухи о том, что он привез из Италии два вагона барахла, сильно преувеличены.

-- Вы ему завидуете, профессор'? -- сказала Ли- да. -- Нет, не отрицайте, по глазам вижу, что зави- дуете.

-- Разумеется. Я меняю костюмы только четыре раза в день, а он -восемь.

Лидочка продолжала наблюдать за Матей. Сквозь стволы и переплетения почти голых ветвей ей было видно, как он перекинулся несколькими словами с Алмазовым. Матя махнул рукой назад -- этот жест мог сопровождать рассказ о подавальщице, которая

ач

приставала к ученому. А может быть, разговор шел о другом.

-- Что еще нового? -- спросил Александрийский. -- Теперь они беседуют с Алмазовым.

-- Не может быть, чтобы столько людей любило гулять под дождем.

Александрийский поднялся со скамейки и, опира- ясь на трость, подошел к Лиде. Алмазов и Матя все еще продолжали говорить. Потом Алмазов пошел обратно к дому. Получалось, что он специально выходил под дождь, чтобы перекинуться несколькими словами с Матей. Или Матя что-то сказал, заставившее Алма- зова изменить свои планы?

-- Подглядывать плохо, -- сказал Александрийс- кий. -- Идите ко мне. "отите, пойдем в дом? Здесь холодно и неуютно.

И в самом деле в парке было холодно и неуютно. Снова поднялся ветер, он трепал листья, все еше ви- севшие на мокрых черных ветках. Лист жести на кры- ше круглой беседки оторвался и неровно бил по дере- ву. Лидочка проводила Александрийского до дома, но тут увидела Ваню Окрошко.

-- Я добегу до него, -- сказала Лида. -- Она принесла кусок сухаря белому рабу, -- ска

зал Александрийский. -- И среди рабов есть люди с черной кожей, но

белым сердцем. -- Беги, благородный ребенок, но опасайся самой

себя. -- Почему себя?

-- А потому что в России слово "жалеть" синоним слову "любить". Пожалеешь -- влюбишься.

-- Еше чего не хватало! -- искренне вырвалось у Лидочки. -- Я тысячу лет замужем!

-- Простите, не знал. Вы так молодо выглядите. Сбежав с веранды, Лидочка увидела, что Матвей "авло идет один, Алмазова он где-то потерял. Мат- вей заметил Лиду, но не сделал попытки к ней при- близиться и заговорить. Словно не заметил. Он был чем-то удручен или опечален, но Лидочке не было его жалко -- каждый в наше время заводит себе друзей по вкусу.

В движениях людей, в запутанном и совсем не са

88

неторном рисунке их действий, в напряжении их от- ношений Лидочка ощущала предчувствие беды, ко- торая должна скоро обрушиться на этот тихий уго- лок.

Я как черепаха -- мне тысяча лет, думала она, я знаю, что будет наводнение, что идет ураган, а никто не хочет этого видеть. Вы все погибнете в его вол- нах... И ты, Матя "авло, талантливый физик с усика- ми а-ля Гитлер, погибнешь раньше всех.

Сзади Александрийский окликнул Матю: -- Матвей Ипполитович, вы не спешите? -- Я совершенно свободен.

-- Ваш собеседник вас отпустил?

-- Если вы имеете в виду Алмазова, то они, по-мо- ему, никого и никогда не отпускают на волю.

-- Может, у вас найдется минутка, чтобы просве- тить меня по поводу излучения нейтронов?

Лидочка пошла дальше и уже не слышала, о чем они разговаривали.

Ванюша сгреб громадную кучу листьев и стоял, рас- сматривая ее, как муравей глядит на Эверест.

-- Я готова вам помочь, -- сказала Лидочка. -- Вы? Зачем вы пришли? Не надо было прихо

дить. Ванюша промок. Кепка была ему велика, а ватник висел на нем, как на вешалке. Он был карикатурен. Оказывается, если человека обрить, а потом дать об- расти щетиной, если его малость поморить голодом, затем натянуть на него грязный ватник и рваный тре- ух или кепку, он становится непривлекательным и не- умным. Как правило. В том сила ватнщса и лагерной стрижки, что любой лейтенант охраны искренне счи- тает себя умнее, добрее и лучше, чем заключенный, имеющий гражданское звание академика или писателя-сказочника.

-- Я не шучу, я на самом деле хотела вам помочь. -- Я все сделал. Уходите, пожалуйста.

-- А если бы на мне тоже был такой ватник? -- спросила Лидочка.

-- В том-то и беда, -- сказал аспирант, -- что вы смогли остаться человеком, а я сдался. Я всегда им сдаюсь. Мне так хочется быть свободным, что я всег

89

да им сдаюсь. Вы даже не представляете, что они со мной делают!

Он готов был заплакать и потому повернулся и быстро пошел прочь, в чащу, не разбирая дороги. Он волочил за собой грабли, и они подпрыгивали зубь- ями вверх.

Наверное, надо было вернуться -- без зонтика со- всем промокнешь. Но Лидочке так не хотелось в ком- наты, что она решила чуть пройтись, и тут же как назло натолкнулась на Алмазова. Лидочка понадея- лась, что он ее не заметит, но он заметил, широко улыбнулся. Он был очень здоровым и хорошо скроен- ным человеком. И мог бы показаться приятным, но от улыбки его лицо становилось подлым.

-- Иваницкая, -- сказал он. -- Я до сих пор испы- тываю неловкость от вчерашнего инцидента. И я пос- тараюсь искупить свою вину. Знаете, что я предла- гаю? Заходите к нам с Альбиной. У меня есть чудесные конфеты -вишня в коньяке. Не приходи- лось пробовать?

-- Большое спасибо, -- ответила Лидочка с легким придыханием. Так королева Виктория отвечала ин- дийскому набобу на предложение подарить ей алмаз Кохинор.

-- Замечательно, -- сказал Алмазов. -- Вы меня обнадежили. Теперь я буду в нетерпении ждать.

И неожиданно он схватил Лидочку за подбородок так крепко, что стало больно, и повернул ее голову к себе, чтобы заглянуть ей в глаза. А его глаза казались слепыми.

Лидочка рванулась, правда, несильно -- уж очень растерялась, а Алмазов уже отпустил, как бы отбро- сил за ненадобностью ее лицо и сказал, делая первый шаг в сторону:

-- Молодец, девочка. Мы будем дружить. Лидочке хотелось крикнуть ему вслед что-нибудь обидное, но разве найдешь слова, когда тебя шлепну- ли и тут же ушли.

Без сомнения, если бы Александрийский увидел сейчас эту сцену, он бы съязвил что-нибудь о Лидоч- киной жалости к мужчинам. "орошо, что он не видел.

И гулять расхотелось -- и дождь стал таким отвра

90

тительно мелким, холодным, словно ее посадили в яму, полную лягушек.

Лидочка вернулась в дом, разделась под стеклян- ным взором медведя, прошла сквозь лабиринт, обра- зованный раскрытыми и оставленными сушиться зонтами, к биллиардной. Там все шла партия. 11а ди- ване, на котором умер философ Соловьев, сидели три похожих друг на друга розовощеких научных сотруд- ника в толстовках, которые они, видно, специально взяли в Узкое, чтобы донашивать. Если они и знали о кончине философа, то не спешили последовать его примеру.

Лидочка прошла дальше в библиотеку. Она была невелика, но высока, и с верхних полок застекленных шкафов никто никогда книг не брал. Рыхлая скучная библиотекари~а лениво вязала в мягком кресле. За столиком сидел старичок, который вел пальцем по пе- редовице в "Известиях", и молодая женщина с круглым лицом короткими пальцами листала модный журнал двухлетней давности и вздыхала, вглядываясь в рисунки.

Лида подошла к полке с подшивками московских журналов "Вокруг света" и "Всемирный турист". Эти журналы и им подобные, недостаточно идейные издания, были уж два года как закрыты, и их постепенно извлекали из библиотек и сжигали. Но до Узкого, вицно, еще не добрались.

Лидочка взяла подшивку "Всемирного следопыта" за тридцатый год, отнесла ее к столику и, как только раскрыла, обнаружила, что отлично помнит все, что там было напечатано. Тут раздался гонг на обед, и Лидочка не стала испытывать судьбу -- она уселась за стол одной из первых.

Ванюша вяло ел борщ, избегая встречаться с Ли- дой взглядом. Пастернака не было видно. За "акаде- мическим" столом сидел один старик Глазенап и крутил головой в поисках собеседника. Почувствовав такую нужду, президент Филиппов оставил свое место в торце "академического" стола и подсел к Глазенапу. Алмазов смотрел на Лидочку в упор, а Альбине был виден и понятен этот взгляд. Она дважды тронула ру- кав спутника белыми пальчиками, но тот не обращал на нее внимания.

91

Мне еще не хватало такого поклонника, подумала Лидочка и впервые здесь почувствовала, что страх, владевший прочими людьми, вторгся и в ее, казалось бы, защищенное от него сердце. До этого момента Ли- дочке казалось, что бояться может лишь тот, кому есть что терять. Ей же нечего было терять в 1932 году нашей эры... Но пока ты существуешь здесь, ты хо- чешь жить. Между твоей жизнью и смертью стоят Алмазов и другие люди, которые при исполнении слу- жебных обязанностей надевают фуражку с голубым околышем. Ть~ можешь сейчас же встать из-за стола и уехать в Москву. И вернуться в свое тесное, насе- ленное тараканами и людьми общежитие, а завтра дверь откроется без стука и, растянув до ушей слиш- ком красные губы, войдет чекист Ян Алмазов и при- гласит тебя в кино.

Есть не хотелось. Здесь кормили куда лучше, чем в городе, куда лучше, чем в институтской столовкс или диетической столовой на Мясницкой. Марта говорила, что подсобное хозяйство еще тикает, постав- ляет ученым то поросенка, то яички. Но жители Уз- кого сильно воруют -- идет война между директором санатория и прислугой.

Не дождавшись третьего, Лида поднялась и пошла прочь. В дверях она встретила Марту, за которой то- пал Максим Исаевич.

-- Лидуша, ты куда пропала? -- спросила Марта. Лида хотела было ответить, но мужская рука легла

ей на плечо. -- Ты что не доела казенных котлет? -- спросил "авло. -Желания нет или мяса в них нет? Это я сам сочинил только сейчас и поспешил догнать тебя и со- общить.

-- Это замечательные стихи, лучшие в мире сти- хи, -- сказала Лидочка.

-- Вы курите? -- спросил Матя. -- Нет, но вы курйте, курйте, я не возражаю.

-- Пошли в биллиардную?

В биллиардной было пусто. Они сели на черный ди- ван, и Лиде было неловко перед покойным филосо- фом -- как будто бы они подвинули его, беспомощно- го, к стенке.

92

-- Вы знаете, -- сказала Лидочка, -- что на этом диване умер философ Соловьев?

-- Который был другом хозяина дома, который с другими был тоже знакомый... ны любите детские стихи? Я люблю детские стихи.

-- Вы очень веселый. Что случилось? -- спросила Лида. В концс концов это он ее сюда завлек, поэтому она имеет право задавать ему вопросы.

-- Голова работает, работает, -- сказал Матя, -- а потом в нсй -- щелк -- и есть идея! Мы с Александ- рийским разговаривали. Он меня замучил -зануда отечественной физики. Если бы он не был таким за- нудой, из него получился бы второй Резерфорд.

-- Или маэстро Ферми? -- Нет, маэстро Ферми -- любимец богов. Это вы

ше, чем талант. -- Вы его уважаете?

-- Я его обожаю. Я расставался с ним, как с недо- любленной девушкой.

-- А почсму вы уехали? -- Потому что кончился срок моей командировки и для меня оставался лишь один выход -- вернуться домой.

-- Или? .. Сигареты Мати испускали иностранный аромат.

Приятно было нюхать их дым. -- Или изменить родине, -- сказал Матя, -что для меня исключено. Да не улыбайтесь, это не от страха. Я вообщс не такой трус, как вам кажется.

-- А мне не кажется. -- Тем более. Передо мной стояла дилемма -- ли- бо остаться за границсй, уехать в Америку, куда меня звали, либо же покорно вернуться сюда и снова стать одним из научных работников, имеющих право выез- жать на научные конференции в Бухарест или Ригу... Пока кто-то из твоих коллег не сообщит, что ты во сне видел Троцкого...

-- И вы выбрали такой путь? В биллиардную вошел Алмазов, уселся на высокую скамеечку. Между ними был зеленый, очень пустой стол. Алмазов сидел на голову выше.

-- А что ему оставалось? -- спросил Алмазов, гля- дя на Лидочку. -Если у него в Москве старая мама и сестра, страдающая последствиями менингита.

93

Он тоже закурил, у него были папиросы "Казбек", и запах от них был неприятным.

Матя не обиделся на то, что Алмазов подслушива- ет и выдает его семейные тайны. Он вообще был до- бродушно настроен и, как большой, красивый, талан- тливый и даже избалованный жизнью человек, обижался куда труднее, чем люди несчастные и ма- ленькие. В нем была снисходительность к чужим сла-- бостям.

-- Подслушивать плохо, Алмазов, -- сказал Ма- тя. -- Я уединился с прекрасной дамой не для того, чтобы терпеть ваши угрозы.

-- А куда вы от меня денетесь, -- усмехнулся Ал- мазов.

-- Не думайте, что вы всесильны, -- сказал Ма- тя, -- вы даже больше слуга, чем я.

-- Вы тоже слуга. -- Чей?

-- Директора вашего института, например.

-- Слуга Якова Ильича? Да вы с ума сошли! Для него такая мысль была бы оскорбительной.

-- Вы слуга нашего государства, нашей партии и в конечном счете вы мой слуга, -- сказал Алмазов, за- тягиваясь. Он был одет странно, но никто этой стран- ности не замечал -- на нем был широкий модный пид- жак, но брюки галифе и блестящие сапоги.

-- Давайте не будем спорить, каждый все равно ос- танется при своем мнении. Мне кажется, что скорее вы мой слуга, Ян Янович, -- сказал Матя. -Я вам нужнее, чем вы мне.

-- Вы нужны не мне, а нашей родине, -- сказал Алмазов.

-- Мы договорились обходиться с вами без гром- ких слов.

-- Куда от них денешься, "авло. Кстати, доктор "авло, сбрейте фашистские усы. Предупреждаю, это для вас плохо кончится.

-- Потому и не сбриваю. -- Вы любите Гитлера?

-- Не выношу. Но лу ~ще Гитлер, чем некоМфые другие.

-- Не рискуйте, "авло.

-- Гитлер -- борец за права рабочего класса. Вы не

94

читали его работ, комиссар. Не сегодня завтра мы найдем с ним общий язык!

-- Немецкие рабочие во главе с товарищем Тель- маном не покладая рук борются с призраком фашист- 'ской диктатуры. Фашизм не пройдет!

Лидочка вдруг поняла, что Алмазов не такой ум- ный, как кажется сначала. Что она и другие люди на- граждают его умом, потому что видят в нем не чело- века, а представителя страшной организации, а значит, и частицу ума этой организации. И вот когда Алмазов говорит как часть организации, его надо слу- шать и бояться, но если он вдруг начинает говорить от себя, значит, говорит еще один человек, который боится И значит, уже не очень умный.

-- Все, -- сказал Матя, разводя руками, -- вы меня убедили, Ян Янович, я готов занять место в одном ряду с товарищем Тельманом и Розой Люксембург.

-- Ее убили, -- сказал Алмазов.

-- Ай-ай-ай, -- сказал Матя. -- Вы?

-- Нет, фашисты... -- Алмазов улыбнулся по-маль- чишески, взял себя в руки. -- Ладно, вы меня пойма- ли, "авло. Но это случайность, которая только под- тверждает общую закономерность. Все равно вы сдадитесь.

-- Ни в коем случае. А на что вы претендуете? Алмазов рассмеялся. Подмигнул Лиде и сказал: -- Вы уступите мне девушку. -- Никогда!

-- Не зарекайтесь, "авло.

-- А меня кто-нибудь спросил? -- вмешалась в раз- говор Лидочка.

-- А тебя, голубушка, и не спрашивают. Ты комсо- молка и должна подчиняться дисциплине.

-- Я такая же комсомолка, как вы ветеран Боро- динского сражения!

-- Грубо, Иваницкая, -- сказал Алмазов. -- Но я вас прощаю.

-- Даже если бы вы не были таким противным, -- сказала Лидочка, отважная в тот момент отвагой кро- лика, который ирижался к человеку и потому может скалиться на волка, -- я бы все равно на вас не поглядела,потому что вы предатель.

-- Я?

95

-- Вот именно! Вчера вечером вы умудрились бро- сить меня на дороге вместе с больным человеком. Где же была ваша галантность?

-- Лидочка, вы не правы, -- вмешался Матя. -- Вы были плохо одеты и непричесаны. Как же нашему другу было разглядеть за этим вашу красоту?

-- Вы выходите за рамки! -- громко сказал Алма- зов и поднялся. Он быстро вышел, преувеличенно сту- ча сапогами, а Матя сказал ему вслед:

-- У нашего оппонента нс нашлось достойных ар- гумснтов в споре.

Он откинулся на спинку дивана, раскинул руки, так что правая рука лежала за спиной Лиды.

-- Мы оба были не правы, -- сказал он. -- Мы дали увлечь себя эмоциям.

-- Он тоже!

-- Для него это ис играет роли. Никто, кроме нас, не видел его лица и не слушал сго оговорок. А 'если вы захотите напомнить... вам жс хуже.

-- Вы в самом деле обеспокоены? -- спросила Лида.

-- Да. Всерьез. -- Матя посмотрел на приоткры- тую дверь.

-- Закрыть? -- спросила Лида.

-- Нет. Я думаю, он не подслушивает... Черт побе- ри, я не хотел бы, чтобы мое дено сорвалось.

Лидочка не задавала вопросов, захочет -- сам ска- жет. Нс захочет, она переживет. Большая теплая ла- донь Мати по-хозяйски улеглась на ес коленку. Тыль- ная сторона кисти была покрыта редкими темными волосами -- как же она раш шс не заметила этого?

Лидочка стала сталкивать пальцы Мати с коленки, пальцы сопротивлялись. Матя быи доволен этой не- большой схваткой.

-- Повышенная чувственность, -- ворковал он, -- свойственна творческим натурам. Не исключено, что это одно из выражений таланта.

Лидочкс удалась справиться с пальцами Мати, и тот принялся рассматривать стт ногги.

-- Пушкин с точки зрения обывателя -- козел, -- сказал физик.

-- Матя!

-- Обывателю куда интереснсе узнать, завалил ли

96

поэт жену Воронцова в приморской пещере, чем твер- дить с детства: "Мой дядя самых лучших правил... ког- да простой продукт имеет".

-- Вы не правы и знаете, что не правы!

-- Вы сердитесь! Вам это идет. Ноздри раздувают- ся, глазки сверкают.

-- Я не сержусь. Почему я должна сердиться на санаторного донжуана?

-- Лидочка, вы ангел! Найти такие точные слова! -- К тому же далеко не все великие люди были...

сладострастными.

Лидочка чуть было не сказала: "Ленин, например", но испугалась. А Матя ее почти понял.

-- Дайте пример! Наполеон? Наполеон был слаб... физически слаб. Но в меру своих сил очень старался.

-- А ваш Муссолини'?

-- К счастью, он не мой. Но совсем недавно один из его романов чуть не кончился трагедией. Одна французская актриса решила его соблазнить и, в том отлично преуспела.

Почувствовав, что завладел вниманием собеседни- цы, Мати достал трубку, принялся ее набивать таба- ком. Лидочка вдруг поняла,. что ждет, когда он заж- жет трубку, ей нравился запах дорогого табака.

-- Она сдуру начала афишировать эту связь, и ее пришлось выслать из Италии.

-- Почему?

-- Это же католическая страна, в конце концов! -- Но он же фашист! Ему все можно.

-- Ему многого нельзя. Диктаторы, моя душечка, куда более ограничены в явных грехах, чем обыкно- венные люди.

-- И чем все это кончилось?

-- Актриса стреляла во французского посла и ра- нила его. И попала в тюрьму.

-- Ну в посла-то зачем?

-- За то, что он хотел выгнать ее из Италии.

-- Ваша история ничем не подтверждает идею о чувственности знаменитостей.

-- Или возьмем, к примеру, Гитлера, -- продолжал Матя. Он раскурил трубку, и Лидочка втянула ноздря- ми волнующий запах. Это был запах хорошей дорево- люционной гостиницы -- табачный дым, кожа, одеко

4 -- 5310

97

лон и кофе... -- У Гитлера, консчно же, были любовни- цы. Мне рассказывал о его романах один приятель -- немецкий чиновник от науки.Партиец.

-- Коммунист?

-- Нет, наци. Они тоже называют друг друга това- рищами по партии.

В словах Мати была крамола, хотя, казалось бы, он не сказал ничего предосудительного.

-- И он знал о любовницах этого фашиста?

-- Вся Германия шепталась о его драме. Гитлер выписал из Австрии свою сестру, фрау Раубал.

-- Почему из Австрии?

-- Потому что он австриец, и вроде бы у него фа- милия "икльгрубер.

-- Ну и что? -- Лидочка чуть отодвинулась, потому что рука Мати вновь пришла в движение.

-- Его сестра должна была помочь Гитлеру по хо- зяйству -- все-таки холостяк, а у него дома бывают разные люди. Сестра привезла с собой дочку, которую звали Гели. Гели Раубал. То ссть родную племянницу Гитлера, совсем еще девочку.

-- А Гитлеру сколько лет?

-- Ну уж точно большс сорока! В общем, Гитлер без памяти влюбился в племянницу.

-- Не надо. Зачем об этом рассказывать?

-- По той простой причине, что это -- чистая правда.

-- Я видела в "Вечсркс" рубрику "Зверский оскал империализма".

-- Вы бы тоже могли стать моей плсмянницей. И я бы в вас влюбился. Не надо морщиться -- я говорю вам: никакого секрета в том нс было. И никто не счи- тал, что это кровосмесительство или что еще... Гитлср открыто показывался с Гели, она даже поселилась в его большой квартире в Мюнхенс. И Гитлер решил на ней жениться.

-- Когда же это было?

-- Недавно. Я уже жил в Риме. Года два назад. Гит- лер ревновал, просто с ума сходил. Гели хотела сздить в Вену -- она брала уроки пения. А он се пс выпускал из посгели.

-- Матя!

-- Из дому нс выпускал. Он даже стал забывать

98

о делах, влюбленность -- беда для всяикого чола- века.

-- Зачсм вы так сказали? А вдруг кто-то услы- шит?

-- Негодяи тоже бывают вслпкимп.

-- Ничсм таким ваш фашист саби ие пржс, Матя питает слабость к фашистам.

-- Проянит! -- уверенно ответил Матя. -- Погяя- днтс, как мастерски они устроилн поджог Рсйхстага и уничтожспис коммунистов и социал-дсмократов.

-- Можно подумать, что вы лtобуетссь ими.

-- Бывает соверш енспю кобры, -- ответил Мати. -- Я пс бокль вас, Лилочка, вы ~ювсе не поносчнна. У меня чуп,с. "отим узнать, чсм кончилсн роман Лдольфа Гит- лера?

-- Л оп кпп ~илсн?

-- В один прекрасный день,осенью тридцать пср- вого гола,между Гитлером и его юной любовницей произошел скандал. Л когда он вернулся домой вечером, то Гсли лежала застрслепной в своси комнате.

-- ~!то? Кто ее застрелил?

-- Следствие установило, что это было самоубий- ство. Она украла у Гитлера пистолет и выстрелила ссбс и ссрдне.

-- Потому что опи ссорились? Или она не хотела выходить за родного днд~о?

-- Онв не оставила и записки -- ничего. -- Вы думастс, гю сс убил Гитлер?

-- Мать увсзла тело в Лвстри~о. Там сс и похоро- нили. Гитлер, говорят, был вне себя от горя и гнева. Оп добился у австрийскою правительства визы, по- ехал и Вену и провел несколько дней почти ис отход>t от могилы своей племянницы-невесты.

-- Это страшю, правда?

-- Мпс говорили, что есть разные версии... Что на самом делс ее застрелил Гитлер в припадке гнева. Он не терпел сопротивлспия.

-- А какпс другие версии?

-- Ее убил Гиммлер.

-- Я ис знаю, кто зто такой. Я знаю в Германии Гитлера и Геринга, потому tто этот толстый Геринг выступал на пронессе Димитрова.

-- Там ссть и Гиммлер -- он начальник его охра

99

нь.. Он мог иепугатьея влияния, которос аказьиала на Гитлера Гели.

-- Она жс молодснькая девушка.

-- Вот буду и Германии -- спрошу у Гитлсра, -- сказал Матя.

-- Дажс ис шутите так!

-- Говорят, что у него в кабинете и в спальнс висят большис портреты племянницы. И когда он вспоми- наст о ней, то начинает плакать.

-- Вы мне рассказываете о каком-то ягненке.

-- Я вам говорю о том, что всликис натуры -- на- туры чувствснныс.

И тут "сс-таки что-то потянуло Лидочку за язык. -- А Сталин? -спросила она, понизив голос.

-- То же самос, -- ответил Матя обыкновенно, словно она спросила об их соседе.

Лидочка невольно оглянулась на двсрь. Матя чуть улыбнулся и, прервав паузу, произнес:

-- В Италию они мспя снова но выпустят. Это по- нятно. Е1о и сидеть и тихом уголке у Френкеля, кото- рый пс нонимаст, куда несстся ссгодня атомная фи- зика, я ис жслаю.

-- Переходите в другой институт -- Нет такого института. -- Что жс дслать?

-- Получить свой институт. Только так. Получить свободу работы. Лидочка, девочка моя,мсня ведь на самом делс в жизни интересует только работа. Насто- ящая работа, чтобы в руках горело, чтобы голова раскалывалась!

-- Зачем? Работа ради работы?

-- Ах, поймала! -- Матя легонько притянул се за плечо к себе и поцеловал в щеку, в завиток выбив- шихся пепельных волос. -- Конечно, не ради голов- ной боли, а ради того, что может дать работа и только работа. А работа дает власть! Сегодня я ничто, и ка- кой-нибудь Ллмазов, ничтожество, может изгаляться надо мной, угрожать мне и даже... даже приводить свои угрозы в исполнение. Если я буду самостоятелен, ссли то, что я могу сделать, изобрести, придумать, ис- полнится, тот же Алмазов будет приползать по утрам ко мнс в кабинет и спрашивать разрешения подмести пол...

100

-- Ой-ой-ой! -- Ты еще ребенок, Лидия. Ты не понимаешь, на- сколько я прав. Я прав для любой ситуации, для лю- бого государства и трижды прав для нашей Советской державы1 Мы как были страной рабов, так и остались таковой. Только поменяли вывески. Наше рабство похуже рабства, которое затевал царь Иван Василь- евич... В силу своей натуры я не могу быть рабом, я хочу быть господином. Умным, справедливым госпо- дином, -- но не ради того, чтобы повелевать людьми, а ради того, чтобы мной никто не смел повелевать. Я не хочу просыпаться ночью от того, что кто-то подни- мается по лестнице, и ждать -- в мою квартиру или в твою. Не отмахивайся, ты не знаешь, -- а я только что из Италии, я жил в фашистском государстве и знаю, что может сделать страх. Завтра это случится в Гер- мании, и с каждым днем эта спираль все круче закру- чивается у нас. Все тирании схожи.

-- Вам надо было уехать в Америку, -- сказала Лида.

-- Глупости, вы же знаете, что у меня мать и сест- ра -- они бы на них отыгрались. Я уеду в Америку только на моих условиях.

-- Я хотела бы, чтобы вам так повезло. -- Не верите?

-- Я уже научилась их бояться. -- Ничего, у меня все рассчитано.

-- Вы приехали сюда отдыхать? -- спросила Лида, чтобы переменить тему. Но Матя не поддался.

-- Разве вы еще не догадались, что я приехал, по- тому что мне надо решить тысячу проблем? И для себя, и с Алмазовым, который тоже находится здесь в значительной степени из-за меня.

-- Вы хотите, чтобы ГПУ дало вам свой институт? -- ГПУ не хуже любой организации в этой стране.

По крайней мере, они быстрее догадываются, что им нужно, чем Президиум Академии или пьяница Рыков.

-- Если вы живете в Ленинграде, может, вам луч- ше поговорить с Кировым?

-- Я не хочу оставаться в Ленинграде. Это велико- лепная, блестящая и обреченная на деградацию про- винция.

-- Ну и как идут ваши переговоры?

~о~

-- Об этом тобе рано знать, ангел мой, -- сказал Матя. -- Главнос, чтобы они повсрили в мою исклю- читсльность и нсзаменимость. ~1тобы опи заплатили за мою голову как следует.

-- Разве Алмазов годится на эту роль? -- А он у них один из лучших. Он даже почти кон- чил университет. Впрочем, дело не в образовании, а в понимании момента. У них идет отчаянная борьба за власть...

-- Вы рискуете, гражданин "авло! -- Да, я рискую. Но я знак~, ради чего, и у меня

высокая карта! -- Может, смиритссь?

-- Девочка моя, вы ис жили до революции, вы нс жили за границей. По наивности, виушснной вам ком- сомолом и партией, вы полагасте, что во всем мире крестьяне мрут с голода, горожане иокупак~т хлеб по карточкам и за всем вплоть до булавки по милости кремлевских ме ггателей надо маяться в очереди. Есть другой мир. И я хочу либо жить в нем, либо за- ставить их перенести ск~да часть этого мира -- для меня лично. -- А выч -- А я взамен дам им новое оружие, о котором Гит

лср и Муссолини только ме п-ают. -- Они возьмут, а потом вас выкинут.

-- Так ие бываст. -- Матя был убежден в себе. -- То, чем я занимаюсь, их пугает. Отношение ко мнс почти религиозное. Я -- колдун. И если я покажу им мой фокус, то стану страшным колдуном. Они не пос- меют меня обидеть. Они просты и религиозны.

Рука Мати снова перекочевала на колено Лидочке. Рука была тяжслая, теплая, и коленке было приятно от того, что такая рука обратила на нсе благосклоннос внимание. Но Лидочка понимала, что хорошие девоч- ки. не должны разрешать самоуверенному Мате класть руки куда пи попадя. Потом его не остано- вишь.

Пришлось руку вежливо убрать, Матя вздохнул, как вздыхают уставшие от скачки кони.

-- Вы забываете, что я великий чсловск, -- сказал он как будто шутя.

-- Я ничего не забываю, -- возразила Лидочка. -

102

Я буду ждать, пока вы станете великим человеком. Пока что вы, как я понимаю, торгуете воздухом.

-- Может быть, до сегодняшнего дня вы имели право меня упрекнуть в этом. Но не сегодня.

-- А что произошло? -- Пока мы разговаривали с настырным Александрийским, я понял принцип, который позволит со- здать сверхоружие! Я сделал шаг, до которого не до- шел старик Ферми!

-- Он старик? -- Господи, вы меня не хотите понять! Ферми мо- ложе меня, ему только-только исполнилось тридцать. Но он -- гений.

-- А вы? Разве вы не гений? -- Если бы я был ничтожеством или хотя бы се- реднячком, я бы на вас обиделся, Лида, я бы вас воз- ненавидел. Но я так велик, что комариные укусы пре- красных девочек меня не раздражают. Каждому свое.

-- Вы весело настроены. -- Да, потому что я люблю женщин. Умных женщин. Больше всех я люблю вас, Лидочка, и немоло- дую австриячку, которую зовут Лизой Мейтнер. Я ее очаровал, она мне доверилась.

-- Вы в самом деле любите ее? -- Еще не хватало ревновать этого петуха к какой-то австриячке.

-- Лизе за пятьдесят. Два месяца назад я провел у нее три недели в Берлинском университете. Она рас- сказала мне о делении атомов урана. Она считает, что именно в уране можно вызвать цепную реакцию де- ления атомов. Об этом не думал никто. Что вам гово- рит понятие критической массы урана? Той, после ко- торой начинается цепная реакция? Ничего? Так вот, кроме меня и Лизы Мейтнер, сегодня это ничего не говорит ни одному из физиков мира. Даже Бор или Ферми сделают большие глаза, когда вы об этом рас- скажете. А через пять, от силы через семь лет наши беседы с Лизой за чашкой кофе перевернут мир. И на перевернутом мире, как на стульчаке, буду сидеть я, собственной персоной, в новом костюме и лакирован- ных ботинках. А в руках у меня будет бомба, которая может взорвать всю Москву. Смешно?

-- Страшно.

1ОЗ

-- Бояться не надо, бояться будут другие. -- А если эту бомбу сделают?

-- Ее обязательно сделают, -- сказал Матя. -- Не сегодня, так завтра. И все те гуманисты, которые се- годня вопят о сохранении мира, отлично будут тру- диться над сверхбомбами или ядовитыми газами. Я лучше их, потому что не притворяюсь ягненком, а понимаю, что происходит вокруг. И, понимая, использую слабости диктаторов. На сеновал придешь, девица?

Лидочка не сразу сообразила, что Матя уже сме- нил тему, и переспросила его глупым вопросом:

-- Что? Куда? Потом засмеялась. Они оба смеялись, когда пошли прочь из биллиардной. Матя поцеловал Лидочке руку и сказал:

-- Прости меня, мой друг желанный, мне надо бу- дет немного почитать в постели -- идеи, которые бу- доражат мой мозг, не дают мне спать спокойно.

Он пошел к себе в правый, северный корпус, где жили академики и профессора, -- там у каждого была отдельная комната, а у академиков даже с отдельной уборной.

Лидочка была встревожена разговором с Матей. Матя не шутил и не хвастался. Он был человеком до- статочно простым, открытым, он любил нравиться. Вот и Лидочке он хотел понравиться -- и если он не мог играть с ней в лаун-теннис, плавать в бассейне, кататься на извозчике по набережной Неаполя, он го- ворил о своих научных успехах и будущей славе, во что сам верил. Но его решение продаться подороже не показалось Лиде убедительным и безопасным. Ал- мазов не делает подарков. Сила Алмазовых заключа- лась в том, что им не были нужны правила игры или порядочность. Если можно было -они брали бес- платно. Если не получалось, платили, но злопамятно помнили, что эти расходы при первой возможности надо возвратить.

Лидочка поднялась на второй этаж. Ей захотелось спать. Дома она никогда не спала после обеда, но све- жий воздух и насыщенность жизни событиями скло- няли ко сну...

104

В дверь своей комнаты она стучать не стала -- не пришло в голову. Она толкнула дверь и вошла.

Несмотря на то, что день был пасмурным и перед окном длинного пенала, в котором обитали Марта с Лидочкой, стояла колонна, преграждавшая путь свету, Лидочка во всех деталях увидела любовную сцену, которая разыгрывалась на койке Марты. Правда, по- том Марта упорно утверждала, что дверь была закрыта на крючок и лишь дьявольская хитрость и коварст- во Лидочки, которая хотела скомпрометировать Марту в глазах общественности, и в частности ее му- жа Миши Крафта, позволили этот крючок откинуть, не повредив. На самом же деле ни Максиму Исаеви- чу, ни Марте не пришло в голову закрывать дверь на несуществующий крючок, так как они не намеревались грешить. Максим Исаевич заглянул к Марте, чтобы дать ей последний номер журнала "Огонек", который обещал ей еще за завтраком. А уж потом, слово за сло- во... Ведь не секрет, что санатории и дома отдыха обла- дают странным и еще не до конца изученным пороч- ным свойством снижать уровень сопротивляемости порядочных женщин перед поползновениями разврат- ников мужского пола. Впрочем, Лидочка могла бы в том убедиться на своем опыте -ведь только что она сидела рядом с Матей "авло и не возмущалась, когда тот клал руку сй на коленку.

Лидочка настолько не ожидала увидеть то, что уви- дела, что, войдя в комнату и поглядев на койку Мар- ты, никак не могла понять, почему большие крепкие ноги Марты Крафт, затянутые в серые шелковые чул- ки, направлены к потолку, а между ними находится округлая спина в розовой рубашке и обнаженные яго- дицы, которые подпрыгивают в такт тонким удивлен- ным вскрикам Марты.

-- Как? -- вскрикивала Марта. -- Как? Нет! Что? Где?

На глазах у Лидочки совместное движение полу- одетых тел все ускорялось, и вопросы Марты стано- вились все более громкими и настойчивыми.

Объяснение странному поведению Лидочки мож- но найти лишь в том, что ее собственный опыт в этой области был невелик и ограничивался лишь Андреем и ей никогда не приходилось видеть акт любви со сто

105

роны в исполнении иных людей. Надо сказать, что это представление Лидочке не понравилось и показалось некрасивым.

-- Да! Да! Да1 -- торжествующе закричала Марта, и тут оцепенение спало с Лидочки, и, догадавшись, невольной свидетельницей какого таинства стала, она отступила к двери, правда, к сожалению для всех, уйти не успела.

Марта, придя в себя, воскликнула: -- Ты что здесь делаешь?

Приземистый Максим Исаевич не стал даже оп- равдываться -- он соскользнул с Марты и ловким дви- жением отыскал на полу возле кровати свои брюки, сделал шаг к окну и быстро стал их натягивать.

-- Ой, простите! -- сказала Лидочка. -- "пионка! Диверсантка! -- вдруг закричала Марта, натягивая на себя покрывало. Ее черные гла- за сверкали ненавистью, и Лидочка поняла, что ей лучше ретироваться.

Так и получилось, что Лидочка оказалась одна в коридоре в половине четвертого пополудни, когда весь санаторий погрузился в послеобеденный сон.

Она спустилась вниз, прошла в гостиную. В гостиной никого не было, а библиотека была закрыта. По стек- лам окон текли струйки воды, ели подступали к ок- нам, чтобы было еще темнее и сумрачней.

И зачем я согласилась поехать в санаторий в это мертвое время? Я же не увижу ни капельки солнца, я буду ходить по этим скрипучим лестницам и мрачным, недометенным залам, откуда даже привидения эмигрировали в За.тадную Европу, я буду избегать Матю, чтобы он меня не соблазнил, и Алмазова, чтобы не прижал в углу, за что ангельского вида Альбина ночью выцарапает мне глазки. А теперь еще ослож- нятся отношения с Мартой, которая на меня обижена за то, что я не стучусь, входя в дверь, не говоря уж о президенте Филиппове, который меня не выносит...

Пребывая в таком печальном настроении, Лидоч- ка прошла в альков гостиной, где под портретом мо- лодой женщины, заморенной Петром Великим, стояли павловский диван и два кресла. Возле них торшер. Лидочка решила, что посидит здесь, -- и хотела за

~ов

жечь торшер, ггобы ис мучиться в полутьме, но тор- шер, конечно, не зажсгся, и Лидочка уселась просто так. Никого ей но хотелось видеть. Ни с кем не хоте- лось разговаривать.

В тот момент она услышала нежный шепот: -- А я вас искала.

Темная тень скользнула из-за кцйоаппарата, кото- рый стоял перед диваном, и уселась на диван рядом с Лидой.

Лида сразу узнала Альбину, спутницу Алмазова, из-за которой вчера и разгорелся весь сыр-бор. Мень- ше всего ей хотелось общаться с этой ласковой ко- шечкой.

-- Я как раз собиралась к себе пойти, -- сказала Лидочка.

-- Ой, не надо врать, -- прошептала Альбиноч- ка. -- Я же за вами от биллиардной следила. Вы у себя в комнате были, а там Марта Ильинична с админист- ратором из мюзик-холла, правда?

Альбина засмеялась почти беззвучно, но без жела- ния кого-то обидеть. Ей казалось смешным, как Лида стала свидетслсм такой сцены.

-- Я все замечаю, -- сочла нужным пояснить она. -- Я даже пс хочу, а вижу. Как будто меня кто-то за руку подводит к разным собьггиям. Вы не думайте, что это Ян Янович, он даже и не знает, как я все за- мечаю. А зачсм ему знать?

Лидочка не стала возражать. Пускай говорит, по- терплю.

Но намерение Лидочки отсидеться, пока Альбина кончит свой монолог, оказалось тщетным, потому что ужо следующей своей фразой Альбина удивила Лиду.

-- Вы, наверное, думаете, что меня Ян Янович к вам прислал. А все совсем наоборот. Если он узнает, что я с вами разговаривала, он так рассердится, вы не представляете. Он меня может побить, честное слово...

Альбина сделала паузу, как бы желая, чтобы смысл ее слов получше дошел до Лидочки, а Лидочка успела подумать, что Альбина испугалась соперни- цы, -- она, видно, решила, что Лидочка готова засту- пить на се место при бравом чекисте.

107

-- Вы уже, наверное, догадались, что я вам скажу, только вы неправильно догадались.

Альбина говорила вполголоса, впрочем, говорить громко в той гостиной было бы неприлично -- такая тишина царила в доме. Альбина, поудобнее устраива- ясь на узком диване, подобрала под себя ноги, и диван заскрипел, будто был недоволен тем, что кто-то пос- мел забраться на него с ногами.

От Альбины пахло хорошими французскими духа- ми -- Лида л~обила хорошие духи, и ей было грустно, что теперь у нее нет таких духов и вряд ли в жизни ей удастся снова надушиться ими. И как ни странно, этот добрый терпкий запах примирял Лиду с присутствием этой чекистской шлюшки -- как будто возможность вдыхать аромат была платой за необходимость слу- шать ее излияния. А может, и угрозы.

-- Мне бы не хотелось, -- сказала Лльбина, -- что- бы вы сблизились с Яном Яновичем. Я человек пря- мой, я сразу вам об этом говорю, без экивоков.

-- А почему вам кажется, что мне этого хотелось? -- Нас редко кто спрашивает, -- сказала Альбина

и улыбнулась, в полутьме сверкнули ее белые ровные зубы. -- Нас, красивых жешцин, берут, и от нас зави- сит лишь умение отдаться тому, кто нам больше нра- вится. Только, к сожалению, даже этого нам не дают.

-- Ваш Алмазов, -- сказала Лидочка с прямотой дамы с хорошим дореволюционным воспитанием, -- мне ничуть не симпатичен, и я не собираюсь с ним сближаться.

-- Я вижу, что вы искренняя, -- сказала Альби- ночка, -- но ваше решение так мало значит!

-- Если оно так мало значит, зачем со мной разго- варивать!

-- Потому гго я хочу, чтобы вы отсюда уехали. Тут же.

-- Почему? -- Вы ему страшно понравились! Если вы остане

тесь здссь, Лида, ны обречены. Я клянусь вам. -- Вы ревнуете? -спросила Лида. Чтобы что-то

спросить -- нельзя же так: слушать и молчать. -- Господи, сколько вам лет?! -- Альбина сморщи- ла нос, нахмурилась, сразу стала старше -- даже в полутьме видно. Наверное, со стороны они кажутся

108

добрыми подружками, об щими молкио дела -- какую шляпку купить или где достать муфту из кро- лика. Пустяки... делят чекиста Алмазова, а он Лидоч- ке вовсе не нужен. Не нужен, но как нс хочется при- знаваться в этом мямле с томными глазками. Боишься потерять паск и защиту, надеешься, что он возьмст тебя в жены, и станешь ты комиссаршей па конфискованном фарфоре. Эти мысли неслись где-то в подсознании и никак не отражались на лице Лидоч- ки -- она непа себя, как ирокез на ответственных пе- реговорах с блсднолицыми.

-- Разве мой возраст так важен? -- спросила Ли- дочка.

-- Я думаю, вам не больше двадцати, -- сказала Альбина. -- А мнс уже тридцать.

-- И гго из этого следует? -- Лидочкиному тщес- лавию захотслось поглядеть на себя со стороны. При- ятно быть сильнее и знать, что Альбина вымаливает у нес то, что Лидочке ис нужно, то, с чем она готова расстаться, не имея. Но пускай помучается. -- Вы его любите? -- спросила Лидочка. -Господи, о чем вы говорите?

-- Тогда зачем вы со мной разговариваете? -- Потому что вы еще рсбенок, вы не понимаете, па '~то ссбм обрекаете, если попадете в ко~ги этому стервятнику.

-- А вы? -- Обо мнс уже можно не думать, со мной все кон- чено. Он -моя последняя надежда, нет, пс надеж- да -- он моя последняя соломинка.

Лидочке хотелось ей сказать: "Не говорите краси- во!" -- но нельзя переступать определенные правила поведения. "орошо бы кто-нибудь сейчас пришел, и тогда бы разговор кончился...

Альбина, как и следовало ожидать, достала из ма- хонькой бисерной сумочки махонький шелковый пла- точск. Из сумочки вырвался такой заряд запаха фран- цузских духов, что Лидочка чуть не лопнула от зависти. Сейчас бы сказать ей: меняюсь -- тебе Ал- мазов, мне духи.

Альбина промакивала глаза, чтобы не потекла тушь с ресниц.

-- Я яс могу, оп для меня все...

109

-- Я даю вам честное слово, -- сказала Лидочка, -- честное благородное слово, что у меня нет ровным счетом никаких видов на вашего Алмазова. Мне он даже противен. Я скорее умру, чем буду с ним близка.

-- Вы честно говорите? -- Я же дала честное слово.

-- Тогда вам надо будет скрыться из Москвы. Господи, она просто дурочка! Она забыла, где мы живем. Но Лидочка ие могла оставить последнего слова за Альбиной.

-- Приедет мой муж. Он обещал... -- Ты с ума сошла! -- Только тут Лида увидела, как Альбина испугалась. -- Умоляю, пускай оп не приез- жает!

Почему-то тут Альбина задрала широкую шелко- вую юбку, и оказалось, что на ее панталонах был сде- лан карман -- оттуда Альбина вытащила помятую на углах и сломанную пополам фотографию-визитку и протянула ее Лиде. Можно было лишь угадать, что на фотографии изображен какой-то мужчина и рядом с ним Альбина -- они похожи друг на дружку, даже го- ловы склонили одинаково, а у Альбины на шее те же бусы, что сегодня, и так же завиты кудри на висках. Значит, фотография снята не так давно.

Альбина обернулась -- никого близко не было -- дом Трубецких застыл, сонно зажмурился в полумра- ке дождливого дня. Она спрятала визитку на место и оправила юбку.

-- Поняли? -- спросила Альбина шепотом. -- Это мой;муж. Вам понятно?

Лиде ничего не было понятно. И она задала глу- пейший из возможных вопросов.

-- Он приедет, да? -- спросила она. Альбина смотрела на Лиду широко открытыми глазами, на нижних веках скопилась вода, которая ни- как не могла превратиться в слезы и скатиться вниз.

-- Когда Георгия взяли, -- сказала Альбина как во сне, ровно и невыразительно, -- то он меня допраши- вал... Ян. Он меня допрашивал и отпустил. Но потом приехал ко мне и сказал, что может нам помочь. "оть дело очень сложное и помочь почти невозможно. Мой муж грузин, вы понимаете? Лидочка ничего не ответила.

~о

-- Все зто очень сложно. У пик там все ререпута- лось. Мой Георгий -дальний родственник Ильи Чан- чавадзе -- зто вам что-нибудь говорит? Тогда не важ- но, это и л~не было не вал~по. Георгий из очеш, уважаемой фамилии -мы с пим быпали в Вапн, там у них дом на берегу Куры, там очень красиво. Но Гс- пргий лше говорил, что он обречен, -- а я смеялась, понимаете, он театральный художник -- он дажс и партию не аступал... Яп сказал, по я одна могу по- мочь Георгию. Если в буду покорна. Вы меня понялн? Теперь я понимаю, что я томе обречена. Даме сслн оп спасет Гсоргия. Вы всрите, что он спасет Георгия? Ис говор~ггс -- я пс верю. Он гоиарит, чта время идст и он старается, но пс асс от него зависит, я играю в театрс, и у меня была роль и кино -- я сейчас всс бросила. Он сказал, что все зависит ат того, смогу ли я его полюбить. Он понимаст, что я делаю это для Георгия, но, когда Гсоргий придст, он меня убьет. Вы вс представляетс, какой он у мс~tя дикий. Но я:ке ис могу... ссли есть один маленький-маленький шанс. Я должна сделать, чтобы Яп меня любнл, если он меня любит, оп сделает что-то -- он всеь не сопсем плохой, иногда бывает такой забавный... Так в1~ услете, Л~ща?

Лида отвстила на сразу. Она не думала над отве- том, она думала: а 'что ссли Алмазов на шет раздевать Альбину и найдет эту фотографию? Навернос, оп рас- сердится, -- но куда спрятать фотографию?..

-- Вы думастс о другом, да? -- Я думаю... что сслн я сейчас уеду и постара~ось скрыться, то, момсст, будет сщс хуже. Он вас заиа- нозрит.

-- Но я ис знаю, по лслать! !!у просто хоть взс убивай.

И Лидочка вдруг поняла, что Альбина сказала ото совершенно серьсзно, что она готова убить Лнду, по- тому что зашла так далеко в своих мсртвах Георги~о, что смерть Лиды мало что меняла в сс трагедин.

-- Нс надо меня убивать, -- сказала Лида. -- 5! обсщаю вам, гго он ко мпс ис притронется. А сслп притронется, я усду.

-- Вы мнс дастс слово? -- Даю.

-- Только ис уходите. Я пам всс рассказа:п, а тс

перь вы одна все знаете. А мне обязательно надо вам еще сказать, потому что я не могу все хранить в себе. Вы знаете... -- Альбина говорила быстро, скороговор- кой, глаза ес лихорадочно блестели. -- Я должна вам рассказать, что он со мной делает. Георгий очень це- ломудренный человек, для него любовь -- это слия- ние двух л~обящих сердец. Вы давно замужем?

Лидочке не хотслось слушать. Лльбина была боль- ным человеком -- она уже две недели жила в посто- янном обреченном ужасе, она поддерживала себя пус- той надеждой на возвращенис Георгия, хотя знала, как и все вокруг, наверное, знали, что Георгия она нс вымолит и не заработает. А если случится чудо и Ге- оргий останется жив, то он на самом деле либо убьет ее, либо, пожалев, бросит -- он не сможет жить с ней, как, впрочем, и она... И мука Альбины усугублялась тсм, что она вынуждсна была сносить косые взгляды, насмешки и даже оскорбления близких, потому что все видели то, что лежало свсрху, -- сс жизнь при Ал- мазове, что ндвойне было предательством мужа.

С каждым днем Альбина все глубже увязала в двусмысленности своей жизни -- отказаться от Алма- зова и с этим от иллюзорной надежды спасти Георгия бьшо невозможно. Значит, надо было сделать так, чтобы Алмазов полюбил ее, чтобы он се ценил, чтобы сс тело казалось ему лучшим и самым желанным, чтобы ее поведение, се послушание и всегдашняя улыбчиность сму нравились и радовали его взор. И тогда он, преисполненный благодарности и нежности к ней, освободит Георгия.

Все в Альбине было расколото надвое. Она нена- видела Ллмазова -- его пальцы ей были отвратитель- ны, его улыбка страшна, а гнилой обломанный зуб -- праный клык -- вызывал тошноту. Все было ненавис- тно в Алмазове, -- но надо было терпеть, улыбаться ему, разрешать его рукам трогать живот, грудь и яго- дицы, вссти себя так, чтобы Алмазов не догадался об сс отвращении, наоборот -- думал о радости, которую он ей доставляет своими ласками. 11и на секунду Лль- биночка, которая всю жизнь до того сущсствовала в атмосфере нежного мужского поклонсния, шуток и загородных пикников, мслких театральных интриг и совссм уж пустяковых ссор с ревнивцем Георгием, ни

!12

на секунду не могла расслабиться, рискуя показать Алмазову, как на самом деле она к нему относится. Ни на секунду -- это было самым страшным, самым трудным, самым невыносимым и вело, как ни стран- но, совсем уж к неожиданным последствиям. Во-пер- вых -- Альбина, опомнившись, сама не могла понять, как такое возможно, -- испытывала порой ненависть к Георгию, даже желала ему смерти. Как ты смел сде- лать то, что ты сделал! Обидеть и рассердить товари- ща Сталина и товарища Алмазова! Как ты смел вести себя так, чтобы тебя арестовали и мне пришлось из-за этой твоей глупости пойти на такое унижение! Это он, именно Георгий, виновник всех бед Альбиночки, и потому он ненавистен, да ненавистен! Это настроение проходило, сменялось еще большей виной перед стра- дающим Георгием и пониманием того, что, как бы она ни любила мужа, на что бы ни шла ради его спа- сения, сами ее действия -- смертный приговор их бу- дущей жизни.

Но даже это было не самым страшным. Оказалось, что человек может пасть еще ниже, чем сам предпола- гает возможным. С самой первой ночи, проведенной с Алмазовым, с ночи, как и последующие их свида- ния, переполненной ужасом и отвращением, с Альби- ной происходило нечто постыдное и необъяснимое, -- но происходило. Отчаянно, но лишь мысленно сопро- тивляясь каждому движению Яна, рукам, которые ее раздевали, тяжелому телу, которое придавливало ее к кровати, губам, которые слюнявили ее губы и щеки, зубам, которые делали так больно ее соскам, Альби- на -- через пять, десять минут подчинялась ритму Ал- мазова, воистину становилась его любовницей и забы- вала на секунды об ужасе и отвращении, потому что проваливалась в пучину позорного безумного наслаж- дения, и руки ее, помимо воли, прижимали к себе ры- чавшего Алмазова, и ногти впивались ему в широкую спину, а тело раскрывалось навстречу ударам, кото- рые он наносил ей, а губы искали рот Яна... Когда же обессиленный и потный Ян скатывался в сторону, Альбина прижимала к глазам кулачки и закусывала губу -- только чтобы не заплакать, только не показать, какая громадная, удушающая волна ужаса и не- нависти к себе накатила на нее... Но Алмазов ничего

113

не замечал, он быстро, но ненадолго засыпал и во сне неразборчиво бормотал и скрипел зубами, а Альбина лежала рядом, на спине, так и не пошевельнув- шись, -- и мечтала о том часе, когда вернется Геор- гий, она встретит сго, накормит, улыбнется ему, по- том пройдет на кухню и выбросится с восьмого этажа: она уже примерилась -- створка окна была узкой, но Альбина могла в нсс протиснуться...

Не все, но какие-то невнятные обрывки этого внут- реннего монолога Лидочка услышала, и поняла ос- тальное, и сжалась в ужасе перед неизлечимой бедой этой милой, очаровательной, элегантной женщины, созданной для милой и элегантной жизни и обречен- ной теперь на ничтожество и смерть. И выхода не было, и Лидочка ничем не могла ей помочь.

А сейчас Альбина была занята лишь одной мыслью -- не потерять страшного ненавистного любовника, потому что тогда никто не захочет по- мочь Георгию и ни с чем не соизмеримая жертва Альбины окажется лишней. Ты можешь с болезненным наслаждением думать о том, что выбро- сишься из окна, когда твоя жертва принссст свои плоды, когда рядом будет спасенный такой дорогой ценой Георгий. Но насколько пуста и никому пс нужна смерть в одиночестве, в сознании того, что Георгий мерзнет на Соловках или даже стоит у стс- ны в ожидании залпа.

Лидочка как могла утешала Альбину, хотя пони- мала, что пройдет нссколько минут и Альбина снова начнет терзаться подозрениями...

К счастью, Альбина разрыдалась -- она дрожала, пряталась на Лидочкиной груди, словно та была ее ма- мой, которая утешит и спасет от безвыходности взрос- лой жизни.

-- А я боялась, -- бормотала она в промежутках между приступами рыданий, -- я боялась, что вы та- кая... что вы хотите его отнять... а может, я думала, у вас кто-нибудь тоже там... и вы хотите, как я, спасти... А оп меня заставляет еще следить, за Матвеем Иппо- литовичем велел следить, с кем он разговаривает и о чем... а я совсем не умею следить и не понимаю. Они разговаривают с профессором Александрийским, они говорят про свои дела, а Ян Янович сердится, что я не

114

понимак~... Ой, если он увидит, что у мсня глаза рас- пухни, что оп со мной сделает...

Лидочке и жалко было Альбину, и хотелось уйти от нес, забыть, как уходят звери от больного собра- та -- ты не поможешь, но боишься заразиться.

Стало совссм темно, хотя еще не было шести. Лида думала, как сделать, чтобы Альбина ушла, -- она так устала от этого разговора и чужого горя. Но никак не могла придумать повода, которьш заставил бы Альби- ну подняться.

-- Я так боялась, -- снова зашептала Альбина, -- я так бок~сь -- у меня неделю назад уже месячныс должны были начаться. А ничего нет. Как будто и не должно... Скажите, а может быть, это от нервов? Ведь бывает, что от нервов?

Господи, подумала Лида, за что же ты так жесток к этому создани~о? Чем Альбина могла прогневить тсбя?

-- Конечно, -- сказала Лидочка, -- это очень похо- же на нервы.

И тут в тиншне послышались четкнс женские -- па каблуках -- шаги.

"аги завернули из прихожей в гостиную. Альбина вскочила.

И тут же щелкнул выключатель и зажегся свст.

В гостиной стояла Марта Ильинична, жмурилась, вертела головой, приглядывалась -- увидела.

-- Так я и думала, -- заявила она. -- Гдс ты могла быть? Свет нигде не горит, в биллиардной Вавилов с Филипповым шары катают... Извинитс, я помешана, у вас интимная бессда?

Альбина сказала:

-- Ничего особенного, -- и поп~ла из гостиной, от- ворачиваясь от Марты.

Марта смотрела ей вслед и, дождавшись, пока та вышла, спросила:

-- Лида, ты что, забыла, кто эта тварь? -- Вы не всс знасте.

-- Я знаю то, что видят мои глаза. И единственное возможное оправдание для тебя, что она тсбе нравит- ся как девочка.

-- Я не ионимаю.

-- Отли шо понимаешь, котенок. Н(> я не об этом.

115

Марта уселась на диван рядом с Лидой.

-- Ох, уморил он меня, -- сообщила она.

Лида никак не могла вернуться к мелочам сана- торной жизни после монолога Альбины. Она даже не сразу вспомнила, что была свидетельницей романа Марты, и та теперь намерена каким-то образом под- вести итоги этой сцене.

-- Мне надо идти, -- сказала Лида.

-- Погоди, успеешь, я только два слова. Марта дотронулась до плеча Лидочки.

-- Мое горе в том, -- сказала она торжественно, -- что я люблю одинаково страстно и мужчин, и жен- щин. Видимо, я существо высшего порядка.

Марта тихо рассмеялась и показала ровные желто- ватые зубы.

-- Максимка -- мой старый приятель. Ты еще под стол пешком ходила, когда мы с ним подружи- лись. Я это говорю на случай, если ты что-нибудь подумала.

-- Я ничего не подумала!

-- Нет, вижу, что подумала! Признавайся, поду- мала?

-- Марта, клянусь вам, я даже ничего не видела! -- Как так не видела? -- Этого Марта не смогла

перенести. -- Я думала, что всю подушку зубами изо- рву, а она -- не видела!

-- Ну видела, и забыла.

-- Вот и хорошо. У меня к тебе одна просьба -- Мишка Крафт не должен ничего знать. У него слабое сердце и нет чувства юмора.

-- Он ничего не узнает, -- сказала Лида. -- Вот и отлично.

От биллиардной послышались голоса, в гостиную вошли какие-то мужчины, но Лидочке из-за колонн не было видно кто.

-- Предупреждаю, -- сказала Марта, поднимаясь с дивана, -- если этот сексуальный маньяк будет к тебе лезть, отшей его немедленно! Иначе будешь иметь дело со мной.

-- Вы о ком?

-- Как о ком? О Максиме!

Марта пошла прочь, исчезла за колоннами, и отту- да послышался ее оживленный голос:

116

-- Ну и как биллиардные страсти? Надо играть на коньяк, товарищи. А коньяк отдавать дамам.

И Марта заразительно рассмеялась.

Глава третья. Вечер и ночь 23 октября 1932 года

Лиде не хотелось идти на ужин. она надеялась, что, если спрячется в комнате, не зажигая света, о ней забудут.

За окном лил бесконечный дождь, но само стекло было сухим: в этом месте над входом нависал опирав- шийся на колонны портал.

два фонаря, висевшие на столбах перед домом, ос- вещали начала дорожек, что спускались к среднему пруду. Между дорожками лежал широкий, покатый газон, а за ними стояли ряды вековых лип.

Парк будет таким же пустынным, когда вымрет все человечество -- от чумы или от войны. И окажет- ся, что все, еще вчера бывшее антуражем, не более как фоном, частично созданным человеком, а частич- но использованным, вдруг обернется истинным содер- жанием земного пейзажа, и окажется, что человек в нем вовсе не обязателен. Это было грустно, еще вчера Лидочка так бы и не подумала, а сегодня не только думала, но и понимала справедливость такого реше- ния судьбы человечества, недостойного лучшей учас- ти. И особенно нелепо было видеть сходство в судьбах двух столь непохожих женщин. Казалось бы, ничего не было общего в приключении, которое устроила се- бе Марта, завлекши в постель Максима Исаевича, и той тоске, с которой отдавалась вчера и будет отда- ваться сегодня Алмазову милая Альбиночка. Сходство было не в соитии, но в отсутствии любви -- завтра об- стоятельства могут перемениться, и тогда Марта Иль- инична будет обнимать Алмазова, наивно полагая, что тот, насладившись ее прелестями, выпустит на волю Мишу Крафта, а Альбиночка, не подозревая, какая ча- ша ее миновала, заманит к себе в комнату театрального администратора Максима Исаевича, то ли из малень- кой актерской корысти, то ли просто от ощущения осо- бой курортной свободы и безнаказанности...

~п

В дверь постучали. Лидочка не стала откликаться -- ей никого не хотелось видеть и было страшно, если это окажется Ал- мазов. Лидочка вцепилась ногтями в широкий дере- вянный подоконник, спиной ощущая желание невидимого человека войти в комнату. Какая глу- пость, что здесь не положены крючки или замки, -- это идет от больничных правил, сказала еще днем докторша Лариса Михайловна. Был случай, лет пять назад, когда жена одного академика умерла в комна- те от удара; пока стучали, да бегали за слесарем, да ломали дверь -- она и умерла. И тогда директор ска- зал: у нас лечебное учрелщение, а не развратный ку- рорт для скучающих баб. И замки, а также крючки сняли. Совет отдыхающих Санузии, оскорбленный тем, что его заподозрили в стремлении к разврату, взбунтовался и устроил митинг, который постановил отказаться от компота. Но Президиум Академии наук поддержал инициативу директора -- хотя бы потому, что академики были стары, но у некоторых были моло- дые жены, приобретенные после ренолюции. Эти же- ны ездили отдыхать в Узкое и подвергались соблаз- нам.

Еще раз постучали. Уйдет или нет? Нет, не ушли! Дверь заскрипела, и нсзнакомый тихий голос несмело произнес:

-- Простите, я догадался, что вы здесь, я только на минуту.

Господи, какое облегчение испьтгала Лидочка от того, что голос принадлежал не Алмазову.

-- Входите, -- сказала она, оборачиваясь, -- я за- думалась.

Мужчина приблизился, и по силуэту, по росту и толщине Лидочка догадалась, что рядом с ней стоит старый друг Марты, жертва отсутствия крючков Мак- сим Исаевич.

-- Вы сегодня присутствовали... -- сказал он и сде- лал длительную паузу, за которую он успел извлечь из кармана и развернуть большой посовой платок.

-- Присутствовала и забыла, -- сказала Лидоч- ка. -- И вы забудьте.

-- Я как член партии нахожусь в очень сложном и деликатном положении, -- быстро заговорил Максим

118

Исаевич, словно в нсм открылись шлюзы и он спешил выложить заранес заготовленный и заученный на- изусть тскст. -- Вы не представляете, сколько в теат- ре у меня недругов и завистников. Если же кто-нибудь узнает, что я сблизился с женой сосланного элемента, разве я могу кому-нибудь доказать, что я абсолютно ни при чсм -- я был завлечен и совершенно ис представлял, потому что был уверен, что и в самом деле меня пригласили за номером журнала "Огонек", в ко- тором напечатан очень увлекательный рассказ Пан- телеймона Романова, но обстановка меня расположи- ла... да... Да! Что было, то было!

-- Уходите, -- сказала Лидочка, жалевшая теперь, что так долго слушала этого напуганного человека. В его монологе Лидочке открылся сше один секрет -- сколько же ей еще предстоит их узнать! -- оказывает- ся, наш Миша Крафт, который находится в ответст- венной командировке, на самом деле сослан. Но по- чему тогда Марта попала сюда, в святая святых Академии, у~к наверное, об этом должны знать со- трудники товарища Алмазова. Неужели проворони- ли? Значит, в комнатс две соломенные вдовы, и обе таятся...

Максим Исаевич продолжал бормотать, останав- ливаясь лишь затем, чтобы промокнуть платком пот- пый лоб.

-- Тогда я сама уйду, -- сказала Лидочка. -- Из-за вас мне нет покоя в собственной комнате~

-- Нет, вы меня неправильно поняли! -- крикнул ей вслед Максим Исаевич, когда она выполнила угро- зу, но сам из комнаты не вышел, так и остался в тем- ноте.

Лидочка пробежала несколько шагов. Дверь в ка- бинет доктора была приоткрыта. Лариса Михайловна сидела за столом и писала н большой амбарной книге. Наверное, составляла отчет об истраченных лекарст- вах или квартальную сводку об улучшении здоровья вверенных академиков, но Лидочка вообразила, что докторша пишет донос -- сидит тут день за днем и пишет донос: "Палата номер три. Содержание палаты: доктор исторических наук Пупкин и младший научный сотрудник Рабинович. Вчера до трех часов ночи вели недозволенные рассуждения об обязательном провале

119

первой пятилстки и невозможности построения Маг- нитогорского металлургического комбината в однои отдсльно взятой стране".

Лидочка миновала каб>инст докторши. Сзади скрипнула дверь. Лидочка обернулась -- это из сс комнаты выглядывал Максим Исаснич.

Куда дсваться'? Лидочка спустилась вниз по узкой служебной лс- сепкс. Там пахло пищсй. Отдаленно звенела посуда, слышались голоса. Бсльш короткий коридорчик за- канчивался двумя дверями -- Лидочка толкнула ту, что была прямо псред нсй, -- оказалось, зто -- клозет для уборщиц: там стояли щетки, метлы и всдра. Ли- дочка закрыла дверь и повсрнулась к другой двсри. За нсй обнаружился коридор: направо он вел на кухшо, впереди была комната, гдс мыли посуду, а налево можно было пройти в буфетну~по

-- Я тебе вчера приказал -- представить паспорт и трудовую книжку. Казалось бы -- ясное задание?

-- Я принесу, ей-богу, принесу, товарищ дирсктор. У меня все документы у тетки на Басманной лежат, честное слово, принесу, ну завтра, а хотите, нынче в ночь поеду?

-- Может, и поедешь, только пропадешь -- не най- ти тебя. Лучше я тебя завтра утром отправлю, при- ставлю к тебе сторожа Силантьева и отправлю.

-- Это почему же Силантьева?

-- А знаешь почему, -- директор понизил голос, будто секретничал, -потому что он мне письмо при- слал, что ты не та, за кого себя выдаешь, и вовсе ты не Покровская, а Полина Луганская, любовница князя.

-- Это ж вранье! Вы меня с детства знаете!

-- Знаю-то знаю, а сомневаюсь, гражданка Пок- ровская, и попрошу не отвлекать меня разговорами, до утра из комнаты не выходи, а утром телегу дам, Силантьев тебя отвезет.

-- Товарищ директор...

-- Не могу, Полина. И не проси.

По проходу быстро прошла девочка с черной ко- сой -- принесла новый поднос с тарелками. От подно- са шел вкусный запах макарон с мясом. Директор про- водил поднос взглядом и увидел ненужного свидетеля -- Лидочку.

-- А вы что здесь делаете, гражданка?

Лидочку оттолкнула толстая подавальщица, кото- рая примчалась за новым подносом, она поменялась подносами с девочкой.

-- Посторонись! -- сказала она директору, тот сме- шался и отступил к лестнице.

-- Чтобы ни-ни! -- крикнул директор оттуда и ис- чез.

Лидочка хотела идти в зал, но Полина ее оклик- нула.

-- Постойте, погодите, -- позвала она. -- Одну се- кунду!

Полина не выпускала из рук кастрюлю.

-- Возьми, спрячь у себя! -- Голос Полины был чрезвычайно настойчив. Она протянула кастрюлю Лиде.

~г~

-- Ну что вы! -- Мне же некуда спрятать! Он кастрюлю у меня в руках видел -- значит, ночью они обыск у меня в комнате устроят. Разве я не зна~о -- я их хорошо зныо!

-- Но куда я это дену? -- Вь~ к себе в комнату пока поставьтс, под кровать, никто до завтра не будет у вас искать. А завтра, если жива буду, -возьму. Ну скорей же! "ристом-Бо- гом молю!

Полина говорила сердито, будто Лидочка была ви- новата в ее злоключениях. И Лидочка подчинилась. Почему подчинилась? 1-1авернос, потому, что повери- ла, что жизнь Полины зависит от этой кастр~оли.

Кастрюля была тяжелой, Лидочка чуть было не уронила ее.

-- Да беги ты! -- с раздражснием к человсчсской глупости носкликнула Полина. Глаза ее казались гро- мадными, черными и даже страшными. Лида стала подниматься по лестнице -- и все быстрее, раз только оглянулась -- увидела, что Полина стоит и глядит на- стойчиво вслед...

Верхний коридор был пуст. Только дверь в кабинет докторши была приоткрьп а. Лидочка проскочила ее, не оглядываясь, и уже побсжала к своей комнате, как услышала сзади голос Ларисы Михайловны:

-- Иваницкая, что с вами? '-1то ны несете? У тебя мгновение, чтобы придумать ответ. -- Ах, -- Лидочка остановилась, оглянулась и от- ветила сразу, чтобы Лариса Михайловна не успела за- глянуть в кастрюлю: -- Я горя кй воды налила, хочу голову помыть.

-- Но сейчас же ужин! -- Вот именно! -- Достато шо ли жизнсрадос гно звучит ее голос? -- В душе никого нет, я спокойно

-- Только на улицу после этого -- ни-пи! -- крик- нула добрая докторша.

Лидочка спряталась в свосй комнате, закрыла дверь. Темнота в первое мгновение была спаситель- ной, но тут же ей показалось, что Максим Исаевич так и не ушел -- все сще прячется в комнатс. Крепко прижав кастркино к животу, Лидочка нащупала на

122

стене выключатель. Загорелся свст. Комната была пуста.

Лидочка быстро нагнулась и задвинула кастрюлю под кроват~ .

Лидо~!ка в~з1су!1ула нос из двери 1!ст ли доктор

ши? Пусто. Она побежала к главной лсстни~~е, которой за- канчивался коридор с левой стороны. То была па- радная лестница, с трюмо в рост человека между иролстами. Навстречу Лидочке поднимались нсзна- комые отдыхающис, по взгляду одной из женщин Лидочка догадалась, что ес причсска ие в порядке. Она остановилась, поглядела и трюмо. Ис прическа, а воронье гнездо. Лида поправила волосы, потом де- сять раз мсдлснно вздохнула и тут подумала: ну и глупая я -- чсго же на посмотрела, что и кастрюлс'? Неужсли сокровища князей Трубецких? Л я их -- под кровать!

С этими мыслями Лидочка вбсжала в столовую, в дверях она столкнулась с Борисом Пастернаком, он уступил сй дорогу. Л вот Ллмазов, что сидел за средним столом, рсзко обернулся -- через плечо посмот- рел кошачьим немига~~! Практичсски изнасиловал мсня, а теперь перспу- гался.

-- Девушки, -- со своего стола крикнул Матя. -- Сегодня танцы до утра! Первый фокстрот за мной!

-- Спокойно, спокойно, -- прервал нодняншийся гомон прсзидент Филиппов. -- Для сведения граж- дап отдыхак>~них, которьис ис в курсс дела или пс прочли об-ьявлсния возлс входи в биллиар!~ну~копытным и ра- достным делом, как танцы под патефон. Им нет дела до бед Альбины или Полины.

Вашоша Окрошко глядел на Лидочку испод- лобья, -- видимо, унижение ужс миновало и теперь ему страшно хотелось узнать, останется ли Лида на танцы. А где Александрийский? Его пс было -- надо будет узнать, не заболел ли он.

Как Лидочка ни отводила глаза, все же попа- лась -- встретилась с глазами Ллмазова, ноймал он ее -- подмигнул, как подмигивает рыбак попавшсйся золотой рыбке. Лльбина смотрела в скатерп. и водила по ней вилкой.

Наверное, Лидочка должна была беспокоиться о кастрюле, желать заглянуть в нес, -- а "друг там золото или адская машина? Но думать о кастрюлс но хотс- лось -- что бы там ни было, "сс это от Лидочки беско- нечно далеко. И не очень интересно. Мало ли что хо- чется хранить официантке в эмалированной кастр~оле.

Быстро проглотив макароны и запив их чаем с ли- моном, Лидочка вскочила из-за стола, сказав Марте, что вернется к танцам.

Александрийского она отыскала быстро. Он сидел с Пастернаком в комнате у докторши Ларисы Михай- ловны. Там горела настольная лампа под зеленым абажуром. Пастернак держал в руке лист бумаги, он читал, лишь иногда заглядывая в него. Лидочка не посмела зайти, но остановилась перед дверью так, что ее можно было увидеть.

Александрийский, сидевший лицом к двери, по- чувствовал сс присутствие, узнал Лидочку и поднял худую жилистую руку.

124

-- Ворота с полукруглой аркой, -- читал Пастер- нак, не спеша, нараспев, для себя, не заботясь о том, слушают его или нет, -впрочем, это была лишь ви- димость -- конечно же, он слушал, как ему внимают.

-- ..."олмы, луга, леса, овсы.

В ограде -- мрак и холод парка

И дом невиданной красы.

Там липы в несколько обхватов

Справляют в сумраке аллей,

Вершины друг за друга спрятав,

Свой двухсотлетний юбилей.

Они смыкают сверху своды,

Внизу -- лужайка и цветник,

Который правильные ходы

Пересекают напрямик...

Лида понимала, что Пастернак говорит об Узком, об этих аллеях, увидснных точно и преображенных его талантом.

-- Под липами, как в подземслье, Ни светлой точки на песке, И лищь отверстием туннеля Свстлеет выход вдалеке..

Пастернак оборвал чтение, за мгновение до того как послышался снисходительный голос, добродуш- ный голос Алмазова:

-- Развлекаемся? Пастернак был неподвижен -- с ювно превратился

в камень. Александрийский поморщился. -- С какой стати, сударь, -сказал он, -- вы меша

ете людям? Вас не приглашали. -- А я и не мешал, -- улыбнулся Алмазов. -- Мы с Альбиночкой шли мимо, и нам так понравились сти- хи, вы не представляете. Вы поэт, да?

Или он ничего не знал, или издевался над ними. Так как никто Алмазову не ответил, тот продол

жал, будто оправдываясь: -- Я только вчера приехал, а вы, товарищ поэт, на- верное, раньше меня. Так что не познакомились. Ага, смотрю -- и Лида с вами. Ну, полный набор молодых дарований. Тогда, товарищ поэт, вы продолжайте,

125

знакомьте нас, практических работников, с изящны- ми искусствами. Я тут заметил, что скоро зима, а вы будто о лете пишете...

Пастернак молча сложил вдвое лист, положил на колено, провел по сгибу ногтем.

-- Я приглашаю вас к себе в номер, -- сказал Алек- сандрийский. -- Там тихо, туда не входят без приглаше- ния.

-- Правильно, -- Алмазов буквальио нарывался на скандал, -- у вас нам будет лунше. Спокойнее.

Александрийский тяжело поднялся, опираясь на палку. Пастернак поддержал его, помог подняться.

-- Вы не устали? -- спросил он физика.

-- "орошая поэзия бодрит, -- сказал Ллмазов. Комната Александрийского была на первом эта

же, -- но надо было пройти длинным коридором в южный флигель. Лидочка шла сразу за Александрий- ским и Пастернаком, а сзади не спеша шествовал Алмазов. Словно ждал, когда можно будет продолжить сражение. Альбина отстала. Лидочка подумала, а вдруг Алмазов на самом деле -- не уверенный в себе человек, он старается быть главным, страшным и в то же время обаятельным, но не умеет и от робости ста- новится только страшным. Впрочем, Лидочка была не права и понимала это.

Они прошли длинным коридором, по красной ков- ровой дорожке у высоких окон стояли вазы с астрами и хризантемами. В доме еще числился садовник, оставшийся от Трубецких.

У Алмазова была возможность спасти лицо -- под- няться по лестнице на второй этаж флигеля. Но он свернул в узкий коридорчик, ведущий к комнатам то- го крыла, -- Александрийский открыл дверь и про- пустил Пастернака внутрь. Альбина прошептала Ал- мазову: "Ян, пойдем на танцы?" Все услышали. Алмазов не ответил.

-- Заходите, Лидочка, -- сказал Александрийский. Пастернак сделал шаг в сторону, пропуская Лидоч

ку. Затем вошел сам. Тут же за ним последовал Ал- мазов.

У Лидочки сжалось сердце... Сейчас!

-- Я вас не приглашал. -- Александрийский заго- родил дверь.

126

-- Я имсю право, -- сказал чекист. -- Такое же, как и все.

-- Вы не у себя в учрсждении, -- сказал Алексан- дрийский. -1-1аучитесь злемснтарной истине -- есть места, куда вам вход запрещен.

-- Ну зачем нам с вами ссориться. -- Ллмазов из последних сил старался сохранить мир. -- Я жс ниче- го не требую, я просто как любитель поэзии пришел послушать стихи. Послушаю и уйду.

-- Так вы уйдете, в конце концов, или мпс вас пал- кой гнать?! -закричал вдруг Александрийский

-- Что-о-о? -- Тон Ллмазова измснился -- большс у него не было сил изображать из себя интеллигент- ного человека.

-- А то, -- быстро сказал Пастернак, который, как понимала Лидочка, ие считал возможным оставить Александрийского один на один с чекистом, -- гго я в вашем присутствии не намерен читать. Поэтому прошу вас, нс мешайтс нам!

,Пастсрнак стал совссм молодым, лицо густо по- темнело, кулак, прижатый к косяку двери, чтобы но пропустить Алмазова, сжался.

-- Ян, -- взмолилась Альбина, -- я тебя умоляю! -- Молчать, сука! -Алмазов откинул ее назад, Лидочка видсла сс лишь сквозь открытую дверь -Альбина ахнула и исчезла, послышался удар, звон, на- верное, Альбина столкиулась с какой-то вазой

-- Или вы меня пропускаете в комнату, -- сказал Алмазов низким хриплым -- из живота идущим -- го- лосом, -- или пеняйте на себя Я па вас найду матери- ал -- буржуи недобитые! Вь~ к себе сместе нс пус- кать -- кого смссте не пускать... А я вас к себе пущу -- пущу и не выпущу.

Альбина всхлипывала за дверью. -- Л вы ис пугайтс, -- сказал Алсксандрийский так тихо, что Алмазов замолчал -- иначс ис услы- шишь отвста. -- Я смертник. Меня пат -- я всс могу! Л я иамерсн потратить последние дни моей жизни, чтобы жить именно так, как я хочу, словно не было вашсй революции, иятилсток, вашсй партии и вас, гражданин Гэиэу.

-- Л вот тут ты ошибасшься, Александрийский, -- сказал Алмазов. -- Я тебя к себе возьму, и ты перед

~г~

смертью сще успеешь пожалеть, что меня обидел! Знасшь, что я заметил: старые нсмощные, как ты, жить хотят куда сильиес молодых.

Лидочка ощутила, как от Ллмазова тяжело иесет водкой и луком. Она вынуждена была отступить внутрь комнаты.

Алсксандрийский молчал. -- И ты, поэт вошочий, -- сказал Алмазов, обраща- ясь к Пастернаку, -- ие знаю, кто ты такой и как сюда пролез, но ты будсшь у десри моего кабинета на ка- рачках свои стишки читать, понял?

-- Нет, но понял! -- Пастернак прижался спиной к косяку двери, голова его откинулась назад.

-- "ватит, -- сказал новый, неожиданно вторг- шийся во взаимпу~о псиависть сцепившихся голосов голос. За их спинами у лестницы стоял старший из братьев Вавиловых, 11ик в санатории. Я прошу вас, Ян Янович, немедленно уйти отс~ода. Как я понимаю, вы приехали с~ода отды- хать с дамой. Но так как "ы но являетссь штатным работником Академии и у вашего ведомства ссть свои санатории, то я должен предупредить, что ваше иовс- дение заставит меня обратиться непосредственно к товарищу Менжинскому и сообщить, какие слова и действия вы позволяете в адрсс иаиболсе уважаемых советских ученых. Нс думаю, что товарищ Менжинс- кий и товарищ Ягода будут вами довольны.

-- Товарищ Ва>~илв! -- За в~)емя этой длинной фразы Алмазов успел "зять себя в руки. -- Простите за невольный срыв -- работа, нервы... Я ухожу.

Лльбина промслькнула перед дверью, прижимая платок ко лбу, Алмазов пошел за ней. Обернулся и сказал Вавилову:

-- Ваши ученыс позволяют ссбс политические провокации.

-- Вот мы и квиты, -- сказал Вавилов, глядя сму вслсд, потом произнес: -- А вы, Борис Леонидович, ие хотите порадовать нас своим новым опусом?

-- Борис Леонидович как раз собирался прочесть нам оду Узкому, иаиисапнук~ недавно, -- сказал дип- ломатично Александрийский.

-- Любопытно, очены~к~Г~п~ ~тио, -- сказан акадс- мик. -- Возьмитс мсия в комилппо. Я -- плохой таи

!28

цор, да и боюсь, что президент Филиппов устроит бег в мешках или игру в шарады с разоблачением импе- риалистов.

-- Прошу вас, -- сказал Александрийский.

Пока рассаживались, Александрийский -- губы синие, бледный -- показал Лидочке жестом на короб- ку с лекарствами. Лидочка налила из графина воды, и Александрийский принял пилюли. Все ждали, пока ему станет лучше и он даст знак к продолжению чте- ния. Александрийский стал дышать медленнее.

Вавилов отошел к окну.

-- Какой мерзавец, -- сказал он тихо.

-- Это не он, зто они, -- сказал Пастернак.

-- Спасибо, что вы пришли ко мне, -- сказал Алек- сандрийский, -Лидочка, закройте дверь. А вы, Бо- рис Леонидович, не сочтите за труд!

Пастернак вновь прочел стихотворение, посвя- щеное Узкому, Лидочка запомнила последнюю строфу:

На старом дереве громоздком, Завешивая сверху дом,

Горят, закананныс воском,

Цветы, зажженные дождем.

Странно, мы все умрем, а это стихотворение будет жить отдельно от нас, и через сто лет читатель, не ведающий о давно разрушенном Узком, будет представлять себе иные аллеи и иные поляны...

Пастернак потом читал и другие свои стихи -- мо- жет, написанные здесь, а может, и раньше, но слуша- тели уже не могли до конца подчиниться его голосу: тень Алмазова осталась в комнате и даже сильный характером и влиянием Вавилов нет-нет, а бросал взгляд на дверь, словно за ней остался, подслушивая, Алмазов.

Пастернак назавтра собирался уезжать -- если, ко- нечно, грузовичок сможет выбраться по размытой до- роге.

-- Вы не останетесь еще? -- Нет, здесь плохой климат!

-- Ну что вы! -- наивно воскликнула Лида и осек- лась со смущенной улыбкой.

-- Но я рад, что вновь встретился с Павлом Андре

5 -- 5310

129

свичсм и с вами, Пида. Мпс нечего подарить вам в знак воски~цсния.. пс примите ли это?

Оп протянул Лидочкс лист, па котором было наи>~- санс "Липовая аллея".

-- Можст Г~ьггь, -- спросил академик Вавилов, -- мпс и настоя~цик ~>стоятсльствах проводить вас до ва~псй комиать~?

-- Нс бсспокойтссь, -- сказал Пастср"ак. -- Я сам провожу Лиду.

Вавилов остался у Ллсксапдрияского, опи припя- лись обсуждать какие-то унивсрситетскис проблемы. Пастернак проводил Лидочку до комнаты. Он был рассеян, молчал, и Лидочка подумала, что он жалеет, что отдал сй автограф.

-- Может, мпс вернуть? -- спресила она. -- Л то вы забушуете слова?

-- Слова? -- вдруг он улыбнулся. -- Слова этой песни мы знаем наизусть, -- сказал он. -- Простите, что я нсдостато шо галантен. Но уж очень нсгалант- нос время.

-- Я вас прон~а~о. По крайней марс, вы вспомнили о существовании такого слона.

У двери в девятнадцатук~ компасу Пастернак иоцсло- вал Л>~дочкь руку и сразу ушел, будто сго супаествова- нис в Узком ужс завершилось и он мысленно пребы- вал совссм в другом мсстс.

Лидочка толкнула дверь, две~ь открьнась. Комна- та была пуста. В тишинс было слышно, как за откры- той форточкой сквор пгг дождик, а снизу из гостиной доносится патсфон>~ая музыка.

Она вдруг разозлилась па Пастернака. Какое он пмсл право оставить сс одпу, когда сс преследует Ал- мазов? Поэты -- зг Придя к такому выводу, Лидочка аккуратно положила автограф Пастернака на тумбочку -когда будет свстло, она спрячет сго получше, но сейчас не хотелось зажигать свет, доста- вать из-под кровати чсмодап... Л там кастрюля! Ли- дочка замерла -- как жс за суматохой песлсдмего ча- са она могла забыть о тайне; которая сй довсрспа? Тайна ли?

Лидочка нагнулась и,ютсла дос-гать кастрюлю. Бок кастрюли: был прохладпь~й и скользкий. Л вдруг

130

Болина вредительница и в кастр~оле находятся доку- менты или что-то плохос, из-за чего погибнет Лидоч- ка?.. Чтобы превозмочь липкий страх, Лида сказала вслух:

-- "пионов не бывает! Это вь~думка! Но легче не стало -- кастрюля уже не вызывала псрвопачального любопытства. Лида толкнула ее пальцами -кастрюля огьехала вглубь. Тебе довери- ли вещь -- плохую ли, хорошую, по доверили. И как только ты ее приняла, ты этим вступила в какие-то отношения с Полиной. И заглядывать в кастрюлю -- нечестно.

И всс же... что там может быть? Любопытство, за- ложеннос в людях, чаще всего отвергает законы ос- торожности и доводы разума...

Остановись, сказала Лидочка самой себе, подаваль- щица Полина утаила от ужина пять порций макарон с мясом, которые хотела отнести ссбс в дерсвню, ггобы накормить своих детишек.

Это объяснение показалось ей убедительным и со- "сем не романтическим. И она дажс намеревалась подняться с колен, как дверь за сс спиной распахнулась и женский шепот произнсс:

-- Она у Александрийского сидит, стихи читает, у нас есть время, вы скажите, чего хотели сказать~

-- Я хотел любви, -- отозвался мужской голос. Затем последовал какой-то шум, -- видно, двс тсм- ные фигуры в дверях, то есть Марта и неизвестный, принялись бороться: Марта не торопилась войти, а мужчина хотел закрыть за собой дверь. '1то ему и уда- лось.

-- Но почему? 'Почему? -- требовала Марта. -- У вас же комната отдельная.

-- За ней следят, она под наблюдением, -- ответил мужчина, и тут все еще стоявшая на четвереньках Ли- дочка узнала во владслы~е голоса самого президента Санузии товарища Филиппова. Она не сразу поверила своим ушам, потому что была уверена, что в роли со- .блазпителя должсн выступать Максим Исаевич.

-- Но если Лида вернется... -- Вы же сами сказали! -- Президент громко ды- шал и шуршал шелковой юбкой Марты, а Марта вяло сопротивлялась.

5'

131

-- Нет! -- вдруг заявила Марта. -- Я не согласна. Спорщики были уже в трех шагах от Лидочки, но видеть сс пс могли, потому что голова ее была на уровне постсли, а в комната было совсршенно темно.

-- Ты бы помолчала, -- сказал Филиппов, -- луч- ше не сопротивляйся, потому что я о тебе такое знаю, что ты сама не знаешь.

-- Как ты смеешь! -- зашипсла Марта. -- Уходи! Но страстное женское начало, управлявшее чувства- ми и поступками Марты, оказалось сильнес ее граждан- ского чувства -- президент не прекратил домога- тельств, но в этой борьбе они продвигались медленно -- кусочками шагов. Все это заняло минуту, может, две, но Лидочке, которая никак не могла решичь, что для нее лучше -залезть под кровать или попытаться вы- рваться из комнаты, эта сцена показалась длинной, как отчетный доклад на профсоюзном собрании.

-- Она войдет! -- шептала Марта. -- Она там с троцкистами сидит!

-- Так не ласкают, мне больно, ой! -- Не сопротивляйся, и я покорю тебя поцелуями!

-- Так уж и не сопротивляйся! А кто троцкисты? -- Александрийский и "авло -- всем известно. Ес- ли бы нс товарищ Вавилов -- мы бы с Алмазовым всю их шайку-лейку сегодня бы повязали... Да помоги ты расстегнуть резинку!

-- Нет, сам! Но Лидочка же не виновата? -- А с ней особый разговор будет. Я уже на нес компромат собираю! Ну что резинки мешаются -- я же чулки не могу снять!

-- А не надо снимать -- вы только резинки рас- стегните, и само снимется -- ой, я же так сказала, а вы зачем сразу делаете!

Тут они уже совсем нависли над Лидочкой, и сй стало ужасно, что в следующую секунду они об нсс споткнутся и упадут не на кровать, куда увлекала их судьба и желание, а на Лидочку. Поэтому Лидочка, придумав наконец, что надо сказать, вскочила и ска- зала как можно спокойнее:

-- Разрешите, пожалуйста, пройти. В ответ раздался невероятной пронзительности визг Марты, который был прерван ладонью президен- та Филиппова.

132

Лидочка рванулась мимо них и, выбегая, столкну- лась с докторшей Ларисой Михайловной, которая именно в эту секунду проходила мимо комнаты девят- надцать и, услышав нечеловеческий визг, мгновенно бросилась на помощь, потому что долг медика требо- вал от нее немедленных действий.

Вбегая в комнату, докторша автоматически вклю- чила свет. Тут в нее и врезалась Лидочка, но Лариса, подхватив ее, не упала и не потеряла способности на- блюдать и делать выводы.

В следующее мгновение в дверь ворвался и Матя "авло, шедший сюда в поисках Лидочки и кинувший- ся на помощь.

И все они -- Лариса Михайловна, Матя "авло и Лидочка стали свидетелями некрасивого и даже жал- кого зрелища: нелепо запутавшиеся в руках и ногах партнеры стояли, обнявшись, у кровати.

-- Уйдите, прочь~ закричал президент, повора- чиваясь к дверям и жмурясь от яркого света. В горяч- ке он не понимал, что обнажен до пояса снизу.

Но как известно, медика человеческим телом не испугаешь, и Лариса Михайловна н~ смутилась и спро- сила:

-- Кто кричал? И тогда Марте не оставалось ничего иного, как

закричать: -- Это он~ Он хотел надо мной надругаться! Он на

пал на меня в моей комнате! Лида, подтверди! Лида не могла ничего подтвердить, потому что ей стало смешно, смех ее передался Мате, он подхватил Лиду, чтобы она не упала. И тут начала смеяться даже серьезная докторша.

Стреноженный собственными брюками, президент далеко не сразу смог спастись бегством, не смел он и проклинать виновников его несчастья, а только изда- вал угрожающие междометия, которые в тот момент никого не пугали.

А Лидочке настолько не хотелось в очередной раз объясняться с Мартой и выслушивать просьбы не вы- давать ее маленьких тайн Мише Крафту, что она под- чинилась настойчивой руке Мати и они спустились вниз, где в гостиной горела только одна из ламп, а у патефона покорно дежурил старый астроном Глазе

133

нап. А все, кто мог, -- отплясывали фокстрот. Было очень душно и шумно. Матя сразу подхватил Лидоч- ку -- танцевать с ним было приятно: он чувствовал музыку и, главное, знал, как надо вести партнершу.

-- Вы туда случайно зашли?' -- спросил он Лиду. Та кивнула и еле удержалась, чтобы не сообщить,

что это второе приключение ее соседки за день. А впереди еще четырнадцать такйх дней.

-- А что с ее мужем? -- спросила Лидочка. -- А как его фамилия?

-- Крафт. Миша Крафт.

-- Кажется, есть такой органик. Но он уехал, или его сослали... не имею представления.

В дверях гостиной стояла Полина и смотрела на Матю.

Музыка прервалась. Лида хотела сказать Мате, что его ищут, но Полина пропала из глаз,

Из стопки, лежавшей рядом, Глазенап взял новую пластинку, поднес к глазам и долго шевелил губами. Кто-то крикнул из толпы:

-- Румбу!

-- Танго! -- произнес Глазенап торжественно, словно сам собирался сыграть для присутствующих.

Началось танго, медленное и жгучее, и Лида по- чувствовала, как страсть овладевает Матей. Она Мате симпатизировала, но не настолько, чтобы обниматься с ним посреди зала, тем более что прошедший день сказал ей многое о странностях любви.

-- Матя, -- сказала она, -- обернитесь к двери в столовую. Только не сразу и не привлекая внимания. Вы знаете зту женщину?

Матя послушно исполнил просьбу.

-- Странно, -- соврал он, -- но она глазеет на ме- ня, как знакомая.

-- У вас плохая память на лица?

-- Отличная. Только не ночью, -- сказал Матя и засмеялся собственной шутке.

-- Точно не знаете?

-- Не помню, -- сказал Матя, и Лидочка поверила бы ему, если бы не была днем свидетельницей его разговора с Полиной.

Попытка отвлечь Мапо не удалась, и он принялся

134

гладить Лидочкину спину. Он делал это очень проф- ессионально, и если бы Лидочка была кошкой, то, на- верное, с ума бы сошла от счастья. Но она не была кошкой и потому сказала: -- Сейчас замурлыкаю. -- За вами трудно ухаживать, -- сказал Матя.

-- Вы лучше расскажите мне что-нибудь очень ин- тересное.

-- Неужели сейчас? -- Как ваши дела с ужасной бомбой?

-- Не скажу -- я не разговариваю о делах с люби- мыми девушками.

-- Вы правы, -- согласилась Лида. Танец кончился. Глазенап воздел горе толстые ручки и закричал, что лучше всех исполнили арген- тинское танго доктор "авло и его партнерша, за что им полагается приз.

Все захлопали в ладоши. А астроном добавил, ког- да шум стих, что приз будет вручен завтра за завтра- ком, потому что сейчас куда-то исчез товарищ прези- дент Санузии.

Он зализывает моральные раны, хотела сказать Ли- дочка, но вместо этого сказала:

-- Матя, можно я вас попрошу -- стакан воды. Ужасно хочется пить.

Матя послушно потек в путь. Но Лида отправляла его в этот путь не случайно. В конце концов должна же в этом скорбном и довольно неприятном мире су- ществовать одна настоящая тайна без участия Алма- зова. Она понимала, что так не бывает, но теплилась какая-то надежда, что тайна, объединяющая Полину и Матю, окажется скорее интересной, увлекательной, но вовсе не страшной. Когда потом Лидочка стара- лась для себя восстановить последовательность собы- тий тех часов, ей было почти смешно -насколько человек склонен заблуждаться, если ему хочется за- блуждаться.

Отправив Матю на кухню -- куда же еще можно пойти за водой в этом доме, -- Лидочка поглядела на Полину -- та исчезла.

А к Лиде шагал несчастный Ваня Окрошко. Лида отрицательно покачала головой, и Ваня по

слушно остановился.

135

Лида прошла несколько шагов за Матей и увидела его посреди буфетной. Он ждал.

Матя улыбнулся своим мыслям -- Лидочке был виден его профиль: крупный нос, покатый широкий лоб, толстые губы, выпуклые глаза -- лицо человека, который обожает много есть, любить женщин и рабо- тать -- все с удовольствием. Матя уже начал полнеть, но он -- крупный человек, как следует располнеет он только лет через десять.

Из прохода на кухню вышла Полина. Полина передала Мате стакан с водой, но не ушла, а что-то стала ему говорить, Матя пожал плечами, он был недоволен, но Полина продолжала говорить. Ма- тя отрицательно покачал головой и пошел к Лиде.

-- Пейте, -- сказал он, -- вы о чем-то задумались? -- Спасибо. -- Пить совсем не хотелось. -- О чем

вы разговаривали с подавальщицей? -- Вы подглядывали, моя фея?

Глазенап завел фокстрот, и они снова танцевали, но Матя был занят своими тревогами. В гостиной ста- ло меньше людей -- многие разошлись по комнатам.

-- Она напомнила мне об одном эпизоде из моей жизни, -- сказал Матя. -Я был тогда совсем маль- чишкой и постарался потом изгнать из памяти все, что со мной произошло. У меня такое впечатление, будто это было не со мной.

Лида не стала спрашивать. Захочет -- сам расска- жет. Ему хотелось рассказать, но он не решался.

С каждой секундой настроение Мати портилось. Он оставил Лиду посреди комнаты и пошел прочь, как будто забыл о том, что с ней танцует. Лида растерянно поставила пустой стакан на столик рядом с Гла- зенапом.

-- Спасибо, -- сказал старик. Лида пошла из гостиной и догнала Матю в дверях.

Как раз в этот момент он обернулся. -- Лида, -- сказал он, -- не уходите, я не хотел вас обидеть. Они стояли в прихожей -- медведь с подносом в яанах скалился и косил стеклянным глазом. -- На самом деле, -- сказал Матя, -- я совершил дур- ной поступок. Но я тогда даже не догадывался, что зто дурной поступок. Все так себя вели... это была граждан