Подборка стихов - часть вторая

Спустя полчаса я шагаю вразвалку

Домой, улыбаясь, средь каменных стен.

Я вовсе не старый, мне рано на свалку!

Я очень полезный для общества член!

Так, завтра весь день просижу у экрана,

И буду смотреть лишь одно MTV

Потом я пойду, раз на свалку мне рано,

На поиски модной бесстыжей любви.

Да, смог дотянуть я до нового века!

В среде юных киборгов я - не крутой,

Похож на простого, увы, человека...

Зато я не списан в полнейший отстой.

2000 год.

Плохиш и Кибальчиш.

Два существа во мне живут. Признаюсь, нелегко мне с ними,

Они все время достают меня советами своими.

Одно созданье - Кибальчиш. Оно крикливо-истерично.

Другое - внутренний Плохиш. Оно до ужаса цинично.

Благодаря Кибальчишу, что свят и комсомольски честен,

Я лирику свою пишу, но я не ею всем известен,

А тем, что опубликовал ряд матерных стихотворений

Мне их Плохиш надиктовал в минуты пьяных озарений.

Сегодня встал я с бодуна - Плохиш вчера велел нажраться.

Звенит будильник - вот те на! Мне нужно срочно одеваться!

Я на свидание бегу, и нужно мне зайти в палатку,

Чтоб вынуть мелкую деньгу и в темпе выбрать шоколадку.

Мне Кибальчиш дает совет: "Вон ту купи, она - огромна!

Купи, и не жалей монет, и подари подруге скромно".

Плохиш совет иной дает: "Купи малюсенькую, слушай!

Но не дари, как идиот, а сам скорее жадно скушай..."

Советы слушая, стою, купить не в силах шоколадки,

Вдруг вижу девушку свою - и выбегаю из палатки.

"Эх, как погода хороша!" - невольно сразу отмечаю,

и даме сердца ни шиша из-за советов не вручаю.

С ней взявшись за руки, идем гулять по парковой аллее,

Мне шепчет Кибальчиш: "Стихом обрадуй девушку скорее!

Прошу тебя, стихи читай!". А внутренний Плохиш бормочет:

"За грудь, за грудь ее хватай, она лишь этого и хочет!".

И я, смущенный Плохишом, который мыслит слишком прямо,

Вмиг представляю голышом со мной гуляющую даму.

Садимся на скамейку с ней. Бубнит Плохиш: "Ну, действуй, ну же!

Ты, блин, ведешь себя, как гей! Гей этой телке вряд ли нужен.

Я знаю все ее мечты! Под юбки руку суй, под юбки!

Там - чудеса! Обязан ты мужские совершать поступки".

"Не вздумай! - Кибальчиш вопит, - ведь это ж первое свиданье!

Поступок дерзкий оскорбит столь нежно-хрупкое созданье!"

Но поздно. Лезть под юбки стал я все-таки, набравшись духу,

Ну и, конечно, схлопотал от юной дамы оплеуху.

Ушла разгневанной она, а я домой к себе вернулся.

Я думал: "В чем моя вина? Лишь к тайне тайн я прикоснулся...

А как разгневал, ты смотри! Не ждал такого от малышки.

Возможно, у нее внутри развратной нет пока Плохишки..."

"Ну что же, с горя подрочи", - Плохиш советует ехидно.

"Стоп! - отвечаю я, - молчи! Тебя мне слушать просто стыдно!".

"Вот-вот, а я предупреждал, - гордится Кибальчиш собою,

но ты губищу раскатал, живи с раскатанной губою.

Да, можешь подрочить слегка, а то ты слишком напряженный..."

Тут я рычу: "Друзья, пока!" - и засыпаю, раздраженный.

Ложатся спать и Кибальчиш, крикливо-честно-истеричный,

И гадкий внутренний Плохиш, до безобразия циничный.

Вот так мы вместе и живем. Но чем бессмысленно ругаться,

С Кибальчишом и Плохишом всегда советуюсь я, братцы.

2003 год.

К вопросу о разных сальностях.

Вы поэтессой называете себя.

Я наблюдал вас в ЦДЛ-овском концерте.

Вы были в черном, вы, тоскуя и скорбя,

Читали строки неуклюжие о смерти.

Нас познакомили. Ваш исказился лик:

"Ах, маньеристы, это все такая сальность!

Лишь тот поэт в России пушкински велик,

В ком удрученность есть и есть исповедальность!"

После концерта возвращался я домой,

Кругом зима сверкала царственным нарядом.

Я говорил себе: "Ведь правда, боже мой!

Кругом - тоска одна, и удрученность рядом".

И стало стыдно мне за прошлые грехи,

И я, собрав большую папку наудачу,

Повез свои исповедальные стихи

К вам без звонка на переделкинскую дачу.

И там с любовником случайно вас застал,

Причем в нелепейшей и неприличной позе.

О, как смутились вы, как взор ваш заблистал!

Вы попросили обождать вас на морозе.

Убег любовник. Я вошел. Мы пили чай...

Бац! Вы движеньем, полным грации и лени,

Мне на колени пересели невзначай,

И задрожали в этот миг мои колени.

И на медвежьей шкуре вы мне отдались,

Крича от страсти у трескучего камина.

Мы до стихов моих тогда не добрались,

Я интересен был вам больше как мужчина.

Лишь поздно вечером приехал к вам супруг,

А я отправился в московскую вокзальность,

И в электричке написал стихи я вдруг.

Нет, нет в них сальности - одна исповедальность!

Зачем вы пишете унылые стишки

И удрученно говорите про страданье?

Ведь очень любите вы сальные грешки,

Как полнокровное и томное созданье.