Помоги проекту - поделись книгой:
— Видел там такой овражек заболоченный? Его ночью наши разведчики весь излазили, клянутся, что танки пройдут. Вот по нему и идите. Можно, конечно, застрять, не спорю, но если хитровы… вернуться, то пройдете. И вломите им. Когда обнаружите, они ж суки, наверняка неплохо замаскировались. А иначе никак во фланг не выйти, уж поверь мне, я еще в Финскую воевал. Попрешь в лоб — минус пять машин и два десятка ребят. Понял меня?! — майор неожиданно взглянул ему прямо в глаза, и Кирилл неожиданно почувствовал, как по спине поползли щекотные мурашки. Неужели и вот это — тоже не более чем «эффект полного погружения»? Но ведь его глаза живые, настоящие, яростные! Никакая, даже самая совершенная, программа не сможет передавать таких чувств. Да что там программа — вряд ли подобное под силу даже несуществующему пока искусственному интеллекту! В глазах майора читалась не только смертельная усталость, но и неподдельная боль за всех тех, кого он вынужден уже год отправлять на смерть ради выполнения боевой задачи, ради будущей далекой победы. Ну, не может он быть
— А если понял, парень, то бегом к машине. Через десять минут начнется артподготовка, вот под шумок и проберетесь, на ее фоне хрена лысого фриц вас услышит. Но имей в виду — двадцать минут, потом тишина. Если застрянете и станете друг дружку из болота тягать, они просекут и успеют развернуть пушки. Все понял? Тогда бегом, мать твою за ногу да об угол, бегом!!!
ГЛАВА 5
В «заболоченном овражке» они оставили всего одну машину, увязшую левой гусеницей настолько всерьез, что вытаскивать своими силами означало бы однозначно демаскировать себя и, как итог, не выполнить задание. И он отдал приказ двигаться дальше, благо до цели оставались считаные сотни метров, а до конца артналета — всего семь минут. Когда они уже почти выползли на склон оврага, внезапно наступила звенящая тишина. Все, их время пришло. Пора. «Расклад перед боем», как пел все тот же Высоцкий, песни которого Кирилл частенько вспоминал во время
— Коля, временно забудь, что я перед боем говорил, сейчас стреляем только осколочными. Заряжай без команды, выстрел — снаряд, выстрел — снаряд. Петро, сам знаешь, что делать, но на всякий случай напомню. Как выломимся наверх, сразу набираешь максималку и прешь вперед, маневрируя по курсу зигзагом. Миша… Иванович, давай канал. Всем — атака. Готовы, мужики?
В шлемофоне, подключенном к ТПУ, щелкнуло и забурчало, видимо соглашаясь.
— Помните, батарея замаскирована, так что максимальное внимание. Огонь вести по мере обнаружения целей. Вперед!!!
Подминая бронированными лбами росшие по краю оврага березки, танки выползли на открытое пространство и сразу же врубили максимальную скорость, стремясь поскорее сократить расстояние. В казенниках танковых пушек ждали своего часа осколочно-фугасные снаряды. Чтобы бить наверняка, в упор, чтобы рвать иззубренными осколками разорванных тротилом стаканов хрупкую человеческую плоть, чтобы мстить за погибших за год войны товарищей, женщин, детей… чтобы выжить в этом бою и крутануть землю на Запад. Хоть на метр, но крутануть.
Все-таки тренировали немцев на совесть — или им, на беду, попались уже обстрелянные противотанкисты. Они не стали ждать, пока атакующие бронемашины приблизятся, здраво рассудив, что лучше раньше времени демаскировать себя и расстрелять танки с максимального удаления, чем быть раздавленными. Пока они барахтались с этими березками и переваливали откос, фрицы успели отреагировать. Повалились на землю высокие кусты, маскирующие орудия, прислуга торопливо растащила в сторону ветви и масксети, и батарея предстала во всей красе. Правда, тут танкистам все же немного повезло: пушки левого фланга стояли таким образом, что правофланговые ПТО напрочь перекрывали им сектор огня. А выкатить полуторатонную пушку из полукапонира за те минуты, что отмерила им судьба, просто нереальная задача. Зато те два орудия, позиции которых располагались с правого фланга, со стороны которого и атаковали танки, успели. И первым же снарядом сожгли крайнюю слева машину. Снаряд попал куда-то под погон башни, и «тридцатьчетверка» вздыбилась, в долю мгновения превратившись в безразличную даже рембатовцам или трофейщикам груду металла, перекореженную, с отлетевшей далеко в сторону башней, напрочь разбитой ходовой, охваченную высоченным рыже-дымным пламенем…
Одновременно со стороны батареи ударил неслышимый за грохотом дизеля пулемет, пули звонко застучали по броне, сдирая свежую краску, покрывая металл крохотными оспинками и разлетаясь брызгами расплавленного свинца.
— Огонь! — заорал самому себе Кирилл, стреляя. Он был абсолютно уверен, что промажет, поскольку прицельная марка, несмотря на поданную мехводу команду, сумасшедшей белкой скакала вверх-вниз, однако судьба решила иначе. И дальнее орудие, то, что не имело никаких шансов развернуться к фронту, исчезло в круговерти мощного — сдетонировали ящики со снарядами — взрыва. Один-один!!! И тут же, словно равняя счет, выпалило второе орудие, разорвав гусеницу и вырвав направляющий каток еще одного атакующего танка. Лишенный подвижности Т-34 беспомощно крутанулся на месте, подставляя борт — и взорвался, получив болванку от успевшего перезарядиться «первого номера». Кирилл отметил потерю второй машины самым краем сознания, старательно вжимаясь в новенький, еще остро пахнущий резиной налобник прицела.
— Короткая.
Танк послушно притормозил, но резко, слишком резко! Качнулся, снова начал движение. Зачем?! Поле прицела заполнило небо, земля, снова небо… ага, можно попробовать! Бабах! Кирилл видел, что почти попал — фонтан земли взметнулся буквально в полутора метрах от вражеского ПТО, ударная волна изломанной куклой отбросила кого-то из обслуги в сторону, сверкнул в лучах утреннего солнца покатившийся по земле выстрел с черной головкой бронебойного снаряда. Сознание выхватывало из общей картины боя лишь отдельные, порой крошечные и вовсе не важные момента. Вот этот катящийся по земле снаряд, нелепо вздернутую над дымящимся бруствером руку, огненный жгут трассирующей пулеметной очереди, черный зрачок двухкамерного дульного тормоза PaK-40, глядящий прямо в прицел…
«Калибр 7,5 см, — услужливо подсказало настроившееся неведомо на какую волну подсознание. — Темп стрельбы четырнадцать в минуту, дульная скорость…»
— Вправо, Петро, вправо!!! — кричал не он, определенно не он. Разве он, Кирилл Иванов, смог бы заорать ТАК разрывая в лохмотья голосовые связки, надсаживая легкие?!
Танк… нет, не повернул —
— Дави гада! — ему казалось, что он кричит, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Но механик-водитель с украинским именем Петро его услышал, ударил по газам, швыряя машину навстречу орудию, казенник которого был восхитительно пуст.
Словно запущенная исполинской пращой, «тридцатьчетверка» перемахнула бруствер и всем весом обрушилась вниз. Скрежет. Оглушительный, ласкающий слух нежный скрежет под днищем, словно тогда, когда он воевал на БТ, страшным прошлым летом, пахнущим гарью, тротилом, сладковатым трупным запахом и безнадежностью. Все тем же краешком сознания Кирилл отметил, что и второй танк уже ворвался на позицию, с ходу проутюжив дальнее орудие вместе с расчетом, все еще пытающимся его развернуть в сторону атаки.
Все. Они сделали это. Смогли, несмотря на прячущего взгляд за папиросным дымом комбата. Потеряли две машины, но заставили немцев расплатиться за это всеми четырьмя… Стоп… Четырьмя?! Одно он подбил, два раздавили, значит… три?!
— Петро, вперед вправо!!!
Кирилл судорожно крутанул маховик разворота башни, уже понимая, что если орудие уцелело, он все равно не успеет. По броне дробно простучала пулеметная очередь, в ответ заполошно затарахтел курсовой ДТ. Башня начала разворот одновременно с рывком в ту же сторону всего танка.
Это был даже не грохот, а первый аккорд вселенской катастрофы.
Маленькой вселенской катастрофы, строго индивидуальной для четверых запертых в броневой коробке молодых парней.
Выпущенная практически в упор, метров с тридцати, болванка прошила танк насквозь. Боевая машина судорожно дернулась, словно напоровшийся на тяжелую охотничью пулю зверь, проползла еще несколько метров и замерла, раздавив штабель снарядных ящиков и уткнувшись лбом в край капонира. Мотор заглох, и наступила тишина, оглушающая, как всегда после боя. Впрочем, наслаждаться ей было уже некому. Как и некому было услышать хлесткий танковый выстрел, поставивший точку в судьбе последнего орудия прекратившей свое существование батареи, запоздавший лишь на несколько секунд…
Сознание возвращалось тяжело. Точнее, возвращаться оно вовсе не хотело, но Кирилл сделал над собой усилие и вынырнул из давящей тьмы небытия в душную полутьму боевого отделения. Как ни странно, гарью не пахло. Сгоревшим дизтопливом, кордитом, горячим металлом, маслом — но не дымом. И еще пахло тем самым, уже знакомым, почуешь раз — и запомнишь на всю оставшуюся жизнь —
Света в боевом отделении хватало — башенный люк, перед боем прихваченный ремнем, распахнулся от удара болванки. Парень лежал на ящиках с выстрелами к родной пушке, и лежать было неудобно, поскольку крышки они сняли перед боем, загружая дополнительный боекомплект. Спиной он ощущал продолговатые округлые гильзы, наспех уложенные в ящики. По бедру струилось нечто жидкое и отчего-то прохладное. Кровь?! Нет, вряд ли кровь. Кровь теплая и спиртом не пахнет. Ну, или, как правило, не пахнет. Блин, что за бред лезет в голову?!
Голова сильно кружилась, по вискам со всей дури дубасили крохотные злые молоточки, а затылок словно заполнили расплавленным свинцом. И еще очень тошнило. Сотрясение, что ли? Или контузия? Прямо над ним косо нависало поломанное командирское сиденье, с которого он и рухнул вниз. Значит, сотрясение, наверняка, падая, не только спиной, но и затылком о боеукладку приложился. Кирилл попытался приподняться, перевернувшись на бок. И сделал еще одно крайне неприятное открытие: ног он почти не чувствовал. Неужели поврежден позвоночник?! Каждое движение вызывало в голове настоящий тошнотный шторм, и, едва он перевернулся на бок, его немедленно вырвало. И еще раз, и еще. Полегчало, но не намного. Кое-как сев, придерживаясь за борт (на девственно-белой краске остался грязный отпечаток), он первым делом осмотрел ноги. Хреново: штанины комбинезона ниже колен изодраны осколками отколовшейся брони и уже успели пропитаться кровью, незаметной на темной ткани. Один сапог слетел, не первой свежести портянка размоталась до пола, постепенно приобретая алый цвет. Значит, позвоночник цел, просто множественные осколочные. Хотя, учитывая, что антибиотики пока широко не применяются, а до медсанбата еще хрен знает сколько времени, это почти стопроцентная ампутация. Вот и еще один комиссованный «обрубок» готов. Суки фрицы, мать их — как там усатый комбат говорил? — «за ногу да об угол»? Вот именно так. Надеюсь, ребята из уцелевшего танка зачистят бывшую позицию как следует…
Нужно на что-то решаться, иначе тупо истечет кровью. До башенного люка с такими ногами не долезть, это ясно. Значит, будет выползать через драп-люк в днище. Но сначала нужно осмотреть ребят, вдруг не он один уцелел… Да что ж так спиртягой-то воняет?! По бедру все так же струилось нечто прохладное, опускаясь все ниже, и неожиданно он взвыл от жуткой боли, разом
Дрожащей рукой Кирилл продел пуговицу сквозь петельку и торопливо содрал с пояса поврежденную емкость. Хотел было отбросить в сторону, однако вовремя одумался. Во-первых, нужно обработать раны хотя бы таким варварским способом, во-вторых, принять внутрь в качестве противошокового. Нет, во-первых и во-вторых лучше все-таки местами поменять. Говорят, крепкий алкоголь понижает болевой порог и может использоваться чуть ли не в качестве своеобразного анестетика. Что ж, попробуем… впервые в жизни.
Неумело свинтив колпачок — когда он служил там, в будущем, фляги были совсем другими — парень резко выдохнул и сделал несколько приличных глотков. По пищеводу рванулась вниз горячая волна, все более разгораясь по пути, и взорвалась в желудке огненным вихрем. С трудом отдышавшись, Кирилл смахнул набежавшие слезы — охренеть! Так вот каково оно — пить неразбавленный спирт, оказывается? Ну, тогда, еще глоток… Да, неслабо…
Поколебавшись секунду, он аккуратно отложил флягу в сторону. Раны обрабатывать? Так это сначала нужно штанины ножом разрезать, а где он, тот нож? Выбираться нужно, вот что главное. И ребят
Постанывая от боли, Кирилл сполз с боеукладки, опустившись на колени. Развернулся. Николай, их заряжающий, мешком лежал под самой перегородкой МТО. Остекленевшие глаза, в которых более не ощущалось ни капли жизни, равнодушно глядели на видимый сквозь проем люка кусок иссиня-голубого неба. «Глаза нужно закрыть, положено так вроде», — отрешенно подумал парень. И, сглотнув вязкую слюну, попытался проделать это, словно в каком-то виденном фильме, однако ничего не вышло. Веки Николая лишь слегка опустились, дрогнули — и Кирилл испуганно отдернул руку. Может, он еще жив?! Торопливо сдернув с головы товарища шлемофон, парень медленно убрал руки. Ранка на виске оказалась совсем небольшой, от нее тянулась к уху тоненькая струйка темной, почти черной крови.
Не оглядываясь, он пополз вперед, увидев, наконец, куда им попали. Болванка вошла в борт на уровне сиденья радиста — сквозь совсем небольшое отверстие, сантиметров пять в диаметре, проникал сизовато-дымный, пыльный луч света. На то, что осталось от Миши, смотреть не хотелось. Петро сидел, согнувшись в три погибели, навалившись грудью на рычаги. Поколебавшись мгновение, Кирилл протянул руку и несильно дернул его за плечо. Механик грузно завалился вправо, в узкое пространство между двумя сиденьями. Голова нелепо запрокинулась, открыв взгляду залитое кровью, неузнаваемое лицо, похожее на уродливую маску. Окончательно мертвое лицо.
Кирилл сморгнул, до боли зажмурившись. Что ж, понятно… Сидящие впереди получили основную порцию осколков, образовавшихся при пробитии, а радиста и вовсе зацепило самой болванкой. Броня на «тридцатьчетверках» — когда-то он об этом читал — ломкая, а не вязкая, как у английских «Матильд», дает уйму сколов, даже при неполном пробитии. А до подбоя в этом времени пока не додумались. Дальше болванка прошла — едва ли не против воли он оглянулся — по диагонали и вышла вон там, в аккурат пониже его сиденья, напичкав ноги второй порцией осколков. А заряжающий? Видимо, судьба. Он мог бы уцелеть, но крошечный кусочек металла, пересекшийся в некой точке пространства с его виском, решил иначе…
Все, пора уходить. Здесь, в этом царстве смерти, его больше ничто не держит. Снаружи, впрочем, тоже. Выпитый алкоголь приятно туманил разум, и Кирилла неожиданно пробило. Кто, кто, б… он для этого времени? Игрок? Игрок, еб вашу мать?! И во что ж он тут играет? В офигенно навороченный реалити-шутер с реальными же персонажами?! А если они и не персонажи вовсе, а
Стопор драп-люка подался на удивление легко — и Кирилл, на миг позабыв про боль в ногах, инстинктивно отшатнулся. Затем вгляделся в увиденное — и согнулся в пароксизме неудержимой рвоты. Пустой желудок судорожно сокращался, исторгая наружу лишь вспененную темную желчь.
Вот об этом он и размышлял всего минуту назад:
Немного успокоившись, парень сползал в боевое отделение, прихватив автомат и пустую противогазную сумку, куда запихнул два запасных диска и пять лимонок. Подумав, забрал и флягу, уложив ее дыркой кверху — ребятам уже без разницы, а ему? Да тоже, наверное… С опаской подполз к люку, судорожно вздохнул и полез наружу. Стараясь, конечно, максимально прижиматься к правой гусенице. Поскольку под левой лежал…
Прикрыв глаза, Кирилл выполз из-под танка и огляделся. Тишина, лишь откуда-то издалека доносятся приглушенные расстоянием звуки боя. Странно… Метрах в десяти — раздавленная их танком пушка, та самая PaK-40, с трудом угадываемая в сюрреалистических переплетениях измочаленного траками металла. Раздавленные снарядные ящики, сплющенные гильзы, перевитые маскировочной сетью ветви. Вдавленные в глину трупы орудийного расчета, вид которых больше не вызывал рвотных позывов.
Почти не вызывал…
И возникший над бруствером силуэт в мышино-серой форме и глубокой каске, и на самом деле похожей на горшок — не врали мемуаристы. Если снизу смотреть, так чистый горшок и есть. Даже рукава закатаны, словно в старом советском фильме о войне. Кирилл дернул к себе автомат, припоминая, где у него предохранитель. Стыдно, но так и не вспомнил.
Осклабившись, немец делано-небрежно передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и вскинул карабин. Равнодушно прицелился — черный зрачок дула засасывал, словно омут — и спустил курок. Последней мыслью Кирилла было: «Да где ж уцелевший танк, тот, что упокоил пулеметный расчет-то?! Где ребята?!»
Карабин коротко рявкнул, выплюнув свинцовую смерть в латунной оболочке, и упала темнота…
ГЛАВА 6
Кирилл пришел в себя, лежа на полу рядом с перевернутым креслом. Шлем-мнемопроектор слетел с головы и валялся рядом. Под столом мирно урчал системник, по монитору плавала стандартная заставка из набора Win-8 — комп перешел в ждущий режим. Значит, прошло не меньше получаса, как он вышел из игры. Или выпал, учитывая его нынешнее местоположение.
С трудом приподнявшись на дрожащих от слабости руках, парень тупо уставился на успевшую подсохнуть лужицу блевотины на ковре. Кое-как сел, упершись спиной в перевернутое кресло. Во рту стоял мерзкий привкус, то самое классическое: словно кошки нас…ли. Футболка тоже оказалась обильно испачкана рвотой. Голова раскалывалась от боли и кружилась, хотелось снова лечь и закрыть глаза. Лечь и расслабиться, и по фигу, что под лопатками твердые цилиндры нерастраченных выстрелов к танковой пушке. Что?! Дернувшись в приступе внезапного страха, Кирилл взглянул на ноги. Выглядывавшие из застиранных домашних бриджей голени покрывали бурые пятна, вызывающие в памяти определенные ассоциации… кровь?! Боли, впрочем, не было, разве что неприятный зуд пониже колен, как бывает, когда начинает заживать полученная рана. Нижний край брючин тоже заляпан отдельными брызгами, на светлые носки и вовсе страшно смотреть, пропитались кровью, будто та памятная портянка в игре… Та-ак… Похоже, доигрался ты, товарищ геймер Кир-два-ноля-семь,
Борясь с тошнотой, парень поднялся на ноги, дрожащие ничуть не меньше рук, и добрел до ванной. Сбросив одежду на пол, влез в душевую кабинку и, включив воду в полную силу, уселся на дно поддона. Обхватив руками колени и пригнув к ним голову, сжался в комочек. Теплые струи приятно молотили по спине, голове, плечам. Вода под ним сразу стала розовой, но вскоре посветлела, с веселым равнодушным журчанием унося в сток некую крохотную частичку его прошлой жизни. Подняв лицо, Кирилл подставил его горячим струям — и неожиданно беззвучно заплакал. От непонимания, от обиды, от… да хрен пойми, от чего! От тех воспоминаний, например, что отныне навеки поселились в его памяти. От осознания того,
Вот и они вмяли. Не в чернозем, правда, чернозем фрицы срыли, отсыпав на брустверы. Но в том, что вмяли, размазав по утрамбованной подошвами кованых немецких сапог глине, сомневаться не приходилось. Сам видел. И теперь уже никогда не забудет…
Выключив воду, Кирилл обтерся махровым полотенцем, вместе с испачканными вещами запихнув его в стиральную машину. Внимательно осмотрел отмытые от крови ноги, не обнаружив никаких следов осколочных ранений. Чувствовал он себя гораздо лучше, голова еще немного кружилась, но боль прошла. Одевшись, тщательно затер мокрой тряпкой предательские следы на ковре и проветрил комнату, настежь распахнув не только балконную дверь, но и окно. Вернув в нормальное положение кресло, Кирилл выключил компьютер, не заходя в игру и даже не проверяя почту. Все, хватит. Поигрался — и будет. Ленка оказалась кругом права, к добру его увлечение явно не приведет.
Вспомнив о любимой, бросил взгляд в сторону комма, но решил пока не звонить. Часы показывали десять вечера, а созванивались они обычно в районе одиннадцати. Прикинув, сколько времени он провел в Игре, присвистнул: получалось, больше четырех часов. А ведь собирался, помнится,
Поколебавшись, Кирилл двинулся на кухню. Есть не хотелось абсолютно, перед глазами все еще стояли виденные в игре картины, с трудом совместимые с нормальным процессом пищеварения, да и подташнивало немного. А вот кое-что другое… Парень открыл дверцу кухонного шкафчика и, покопавшись внутри, извлек квадратную бутылку Jack Daniel’s (черная этикетка, белые буквы — производитель свято хранил традиции), давным-давно подаренного на днюху одноклассником, уже несколько лет как эмигрировавшим под сень звездно-полосатого флага мирового гаранта демократии. Смешно, но за все это время Кирилл ни разу не испытал желания открыть заветную литровку. Собиравшиеся на вечеринки друзья, правда, не раз намекали, но он был неумолим: мол, придет время, и вот тогда… Вот и пришло, б… время!..
Неумело раскурочив хитрую амерскую укупорку, Кирилл свинтил черную пластмассовую пробку и набулькал себе полный стакан. Подумал было насчет закуски, но лишь криво ухмыльнулся: он что, ради удовольствия пить собрался?! Party устраивать, мать ее за ногу да об угол? Он
Кирилл взглянул на лежащий на краю стола коммуникатор. А почему бы и нет? В конце-то концов, не бате же звонить?
— Привет, Ленусь. Говорить можешь? Как у тебя?
— Привет, Кирка. Могу, конечно, — бессмысленный, в общем-то, обмен ничего не значащими фразами. Просто приятно слышать родной голос, вот и все. И никакого скрытого смысла.
— Кирилл… Что случилось?
— А почему ты считаешь, что что-то…
— Да потому, что чувствую. Знаю. Что случилось, милый? — Вот же ж психолог доморощенный! Почуяла-таки что-то. — Давай выкладывай. Иначе, ты ж меня знаешь, сейчас вызову такси и приеду. И наплевать, что потрачу на это все отложенные деньги. Крым подождет, ты мне, знаешь, как-то важнее…
— Ленк, да ничего не случилось, честно! Просто позвонил, — неискренне ответил парень.
— А что с голосом? Ты что, пил?! — сказано было с интонациями жены с, как минимум, десятилетним стажем, способной унюхать предательский «выхлоп» еще до того, как благоверный переступил порог.
— Да, пил. Короче, неважно это. Ленк, я не потому звоню, — Кирилла будто прорвало; словно снесло в душе несуществующую плотину: — Ленк, ты была права! Совсем права. Заигрался я. И игра эта страшная. Знаешь, не буду я больше в нее играть. Честное слово.
Несколько секунд в трубке царило молчание, затем девушка ответила. Голос любимой был непривычно тихим:
— Утром приеду, первой же электричкой. Не, вру, второй, первая рано, надо ж еще вещи собрать и маме что-нибудь убедительное соврать. Часам к десяти буду, жди. Встречать не нужно, на вокзале такси возьму. А ты ложись и выспись как следует.
— Ле-ен…
— Не-а, никаких разговоров. Ложись и спи. И не пей больше. Приеду — обо всем поговорим. Но не по телефону, понимаешь?
— Понимаю, — соврал Кирилл, хоть ничего и не понял. В голове ощутимо звенело. Не привык он пить, что ж тут скажешь? Виски — не пиво…
— Иди и ложись спать. Целую. Я буду о тебе думать и обязательно приснюсь этой ночью, обещаю. Договорились?
— Ага, — вяло согласился парень.
— Целую, милый. Главное, дождись меня, хорошо? Дождешься? Не полезешь в свою игру?
— Дождусь. Не полезу.
— Вот и здорово. Тогда пока. Целую страстно, — хихикнув, девушка первой разорвала соединение.
— И я тебя… — автоматически пробормотал он в пикающий гудками отбоя динамик комма. Странный у нее был голос, да и прощалась она как-то необычно, вроде как спешила завершить разговор. Интересно, почему? Действительно почувствовала, что с ним и на самом деле что-то не так? Переживает? Надеюсь, не попрется в город на ночь глядя — с нее станется учудить нечто подобное. Вроде бы сказала, что нет, но кто ее поймет? Вызвать такси можно и из Подмосковья, какие проблемы, были б деньги. Ладно, утром разберемся…
Пожав плечами, Кирилл, поколебавшись, наполнил стакан еще наполовину и выпил. На сей раз виски пошло легче, наполнив тело блаженной истомой. Ну и все, хорошего понемногу. Закрутив пробку, спрятал бутылку в шкаф и на слегка заплетающихся ногах побрел в комнату. Несмотря на легкий шум в голове, мысли оставались вполне четкими, хоть и не настолько, чтобы размышлять о серьезных материях. Положил комм на пол возле дивана, где обычно спал, когда Лена ночевала не у него, а у себя в общаге, и растянулся на простыне. Голова приятно кружилась, и даже недавние страхи отошли куда-то на второй план. Глаза слипались, и парень сам не заметил, как уснул…
Утро началось с длинной, словно пулеметная очередь курсового ДТ, трели дверного звонка — прибытие любимой он, вполне ожидаемо, проспал. Впрочем, и неудивительно, после вчерашнего-то. Честно говоря, он уже давно подумывал о том, чтобы дать девушке второй комплект ключей, но пока не созрел на столь решительный шаг исключительно из-за дурацких страхов лишиться некой «личной свободы». Зевая, Кирилл прошлепал в прихожую и отпер дверь. Ленка ввалилась, подобно маленькому, но весьма шумному вихрю — едва переступив порог, швырнула под стену дорожную сумку и с визгом повисла на шее. Ага, давно не виделись. Аж целых пять дней, если память не изменяет. Практически вечность…
Отстранившись, девушка внимательно взглянула в глаза:
— Кирка, ну и выхлоп от тебя. Ты ж вроде вообще не пьешь?
— Не пью, — глуповато мотнул головой парень, еще не совсем придя в себя. — А вчера выпил. Так вышло, понимаешь?
— Пошли, — Лена потянула его в комнату, усадила на диван. — Ты вчера хоть кушал?
— Ага, — Кирилл снова зевнул. — Даже и котлеты пожарил, там, в холодильнике.
— Ясно, — девушка покачала головой. — Ладно, завтрак я сейчас приготовлю, а ты посиди пока, проснись окончательно. Договорились?
— Угу, — Кирилл с глуповатой улыбкой откинулся на диванную спинку. Лена, смерив его оценивающим взглядом, задумчиво хмыкнула и ушла на кухню. Особенного похмелья не чувствовалось, так, небольшой
— Кирилл!!! — ого, что за тон? Нечто новенькое, однозначно…
Раскрыв глаза, парень взглянул на ворвавшуюся в комнату девушку, держащую в руках окровавленные носки и заляпанные бурыми пятнышками домашние бриджи. Оп-па… Вот он идиот, ну что стоило вчера не просто запихнуть их в стиралку, но и включить машину?! Или просто выбросить? Та-ак, судя по виду любимой, придется объясняться прямо сейчас, ничего хорошего ее взгляд и напряженные губки определенно не сулят.
— Ленк… Понимаешь…
— Может, и пойму, если объяснишь. Погоди, я только плиту выключу и это вот, — девушка потрясла штанами, — обратно в машинку запихну.
Резко развернувшись, Лена покинула комнату, гордо воздев к потолку подбородок. Впрочем, минуту спустя она вернулась. Голос девушки был непривычно тихим:
— Кирка, так ты
Парень молча кивнул. Помолчав несколько секунд, она ответила:
— Ладно уж, собирайся пока с мыслями… геймер. Я пока завтрак доготовлю, глупо, если пропадет. А потом ты мне все-все-все расскажешь, от начала и до конца. Но имей в виду, будешь врать — я просто развернусь и уйду. Вообще уйду, навсегда. Это ясно?
— Это ясно, — серьезно кивнул Кирилл. — Не буду я врать. Честно. Куда уж тут врать-то… Ленк, в холодильнике пиво есть, принеси, а?
— Ладно, — голос девушки чуть потеплел. — Принесу уж, чего там. Но потом…
— Вот, собственно, и все… — закончив рассказ, Кирилл с удовольствием отхлебнул пива, смачивая горло. Рассказ занял почти полчаса, давно он столько не говорил. Поначалу он рассказывал сухо, но затем его словно прорвало, и два последних боя он описал в мельчайших подробностях. Не
Несколько секунд царило молчание, затем девушка произнесла то, чего Кирилл меньше всего ожидал услышать:
— Слушай, Кирка… Если все настолько реально, как ты рассказал… ты в инете не пробовал искать?
— Чего?! Как это — искать?
Лена грустно усмехнулась и пояснила:
Поделиться книгой: