При этом добывают помаленьку и свежего мяса, и рыбку ловят. Нет, не учинил он здесь кулинарно-консервной революции. Хотя, прошлогодняя рыба из воскованых горшков в дело идёт. Не протухла. Так она, если из ёмкости попадает на воздух, покрывается кристалликами соли. А мясо у неё рыхлое, и жирности никакой не чувствуется. Если вымочить, чтобы соли поубавилось, так и вкуса нет.
А нынешнего года посол, что он провёл в горшках, про которые думал, что они герметичны, испортился. Рассол ушел, рыба осклизла и запашок пошёл неважный. Выбросили. Сосуды промыли, прокалили и сложили штабелем. Без надобности они. Он, пожалуй, их для отстоя глиняной мути приспособит. Ему теперь, если за пару месяцев не обнаружит ухода воды через стенки образчика новой керамики, поточную линию придётся устраивать по разделению сырья на фракции. Мутильню организует отстойную.
Так вот, о золоте, которое состоит из серы и железа. Сливки они сняли с Золотого Ручья. Но в мелком гравии немало ещё встречается отливающих жёлтым крупинок. Что интересно, промывать в лотке, как это делают золотоискатели, бесполезно. Не отличается по плотности этот минерал от остальных камней. По крайней мере, не настолько. Его необходимо выбирать из смеси вручную, пересматривая подряд всё, что есть в русле и по его берегам.
А для этого он сделает деревянные столы, на которые гравий придётся забрасывать лопатами и, размазав тонким слоем, выщипывать всё, что удастся разглядеть блестящего. Так что пинцетики из твёрдого дерева, глубокие блюдечки для добычи, трёхногие табуреточки - этот инвентарь за него никто к сезону не приготовит. Да и сам сезон будет краток. Уйдут кроманьонцы вместе с наступлением тепла по своему обычному летнему маршруту до самой осени. Вот если бы ещё дополнительных жен ему на этот период оставили, да чтобы с детишками, возрастом постарше! А то они с Сайкой вдвоём Золотой ручей не пропинцетят.
Айн с сынулей домовничать будут. Сайка Кряна грудью не накормит. А брать пацана с собой - так за ним глаз да глаз. Всё равно реальных работников двое.
Глава 35. Удача - штука нечастая
Все плавки подряд из обессеренного огарка Мишка проводил с добавкой меди, пока не закончился кинжал, оставленный Криволапым Барсуком из племени Лесных Шакалов. А на последнюю закладку запаса меди просто не хватило. А жилу провода сечением десять квадратов он на это дело ни за что не употребит. Иначе пробивать отверстия в тростинах будет решительно нечем. Так что эту сталь он выплавил в чистом виде.
Тоже неплохой металл получился. Не такой вязкий, как с лигатурой, но всяко приличней, чем обогащённый недогоревшей серой. Кстати, легирование ему вообще больше не с чем проводить. О том, чтобы для улучшения свойств стали к ней добавляли алюминий, которого имелось немного в обрезках проводов, он не слыхал. А больше ничего у него нет.
Охотники Выдр, хоть и бездельничали всю зиму, но составных луков себе наделали. Причем с двухслойными плечами. Не ростовые, как Мишка сооружал, а лесные, умеренного размера, привычного им с детства. Стальных наконечников им потребовалось немного. Охотник - не воин. В колчане у него три острых стрелы, да три с широким режущим жалом, да три тупых, на мелкую птицу, да тройка двузубов, на гуся или уточку, да на рыбку три без оперения с зубчатым костяным окончанием и петелькой для закрепления веревочки. И всё. Добытчик - он не большегрузный автомобиль повышенной проходимости. К этой экипировке добавил хороший нож. Не маленький, как они поначалу просили, а типа финки. Прямой, и с лезвием в полторы ладони.
Копья у Выдр не в большой чести. Только Питамакан берёт с собой эту пырялку всегда, отправляясь в дорогу, а остальные - только если предполагают, что оно им обязательно понадобится. Когда медведя опасаются или хрюшку идут добывать. Кстати, тех свинок, что обитают в окрестностях стоянки, никогда не обижают. Ценят санитарные услуги. А если нужна бывает прочная шкура, то на промысел кабанчиков уходят далеко. Чтобы "свои" ненароком не попали под выстрел.
Этой зимой отведал новой каши. Вообще-то перловка. Дома он её не любил, а тут трескал с радостью. Из какого злака её добывают, вспомнить не смог. Но нелущеными зернышками разжился. Дикари плохо готовят крупу, много неочищенных ядрышек, камушки попадаются. Кстати, вспомнил он, из чего "невкусная" каша добыта. Не зря ему показались знакомыми те метёлки, из которых её вытряхивают. Веники это и есть. Из них дома как раз вязали те самые приспособления, коими не раз он подметал, когда случалось что-то разбить или рассыпать. Вернее, вязали не дома, где он жил, а в мире, который покинул в мусорном фургоне. Просо, в общем.
Под конец зимы лёг снежок. Мишка, наконец, смог опробовать лыжи. Давненько они дожидаются своего часа.
Нет, он не великий лыжник, да и изделия у него примитивные, тяжеловаты, прямо скажем. Но идут. Вместе с ним. Отправился верх по склону, удаляясь от речушки. Взял левее, чем обычно, чтобы не выйти к соляной копи. У него сегодня необычная задача. Полюбоваться на окрестности, насладиться прекрасным, получить заряд положительных эмоций. И не отвлекаться от этого занятия на всякую хозяйственную ерунду.
Местность устойчиво повышается, хотя изобилует холмиками и низинками. Рельеф, однако не резкий. Даже торчащие из земли камни, толи валуны, толи выходы скальной породы, не выглядят угловатыми. Так, выставляются маленько. Сейчас, когда листвы на деревьях нет, видно далеко. Сосны перспективу почти не скрывают, а ели встречаются нечасто. Очень смешанный лес. Разновозрастный, разнопородный. И так - на многие километры. Подъем почти не ощущается. Огромная чуть наклонная слегка всхолмлённая равнина - идеальное место для накопления влаги и постепенной отдачи её в родники, собирающиеся по левому берегу речушки.
Если это богатство поддерживать в таком состоянии, в нижней части склона будут идеальные условия для земледелия. В сухую погоду ручеёк подвести к плантации - это несколько движений лопатой. Или отвести в сторону и наладить дренаж - тоже запросто. Пусть полянки невелики, их много. И нет ни одной причины увеличивать посевные площади. Тут по берегу речушки клаптиков, размером с сотку-другую сотни. На полсотни едоков в этих местах легко можно вырастить зерна, овощей... да, овощей. Корешков, скорее. Даже морковь тут - корешок.
А пусть бы и так, в похлёбке это отлично идёт в дело. Женщины вкусно варят. Женщины. Он так и не понял, матриархат тут или патриархат. И у местных спрашивать неудобно. У них в языке таких понятий просто нет. Зато прагматизм в сексуальной области царит безраздельно. Вон Сайка, которую он оберегает от преждевременной беременности, очень даже активно живёт с некоторыми мужчинами рода. И давно уже она не девственница. Поделился недоумением с Айн, а та даже не удивилась. Пробормотала что-то про то, что не следует женщине что-то запрещать, что они, мол, знают, что делают и если хочет, так пусть... невнятный, однако, ответ. Вспомнил разговор с Лунным Лучиком.
Этот старый дед много чего видел, а в наблюдательности кроманьонцам не откажешь. Намекнул ведь тогда, что мужское бесплодие в их среде не редкость. Получается, женщины таких охотников вычисляют и... используют в периоды, когда беременеть нельзя. Точно. Сайка - отнюдь не дура. А любви-то хочется. Но к Мишке за ней обращаться нельзя - враз инфицирует. Другое дело, что это знание мужчинам передавать не стоит. Нельзя травмировать их нежную психику осознанием неспособности сделать жену матерью. Вот в этой области - точно матриархат. Есть закрытая от второй половины рода человеческого информация. Ну что же, может быть, он просто всё это насочинял. А если и так, то ничего страшного. По крайней мере, у него есть некая модель, схема, позволяющая уловить логику и мотивацию поведения соплеменников. Он уже часть этого общества и этого мира.
По всему получается, что первенца своего Сайка планирует завести от него. Настолько от него, что терпеливо ожидает момента, когда сама подрастёт. Хотя, на счёт терпеливости он бы промолчал. И ни капли не удивится, если весной она уйдёт с родом вверх по реке. С теми, кто её любит. Действием, а не одними разговорами.
Всё добытое золото пережжено на огарок. Сам он прокалён на плите, то есть сера выжжена, насколько это возможно. Смесь его с углем заправлена в тигли и стоит на стеллажах. Металла достаточно. У рода есть всё необходимое из оружия и инструментов. И есть немного про запас, на случай обмена или подарков при встрече с другими родами и племенами. Питамакан ждёт Кривоногого Барсука. Мишка тоже ждёт. Теперь понятно, что за один кинжал из этой, толи самородной, толи выплавленной первобытными умельцами меди можно отдавать стальных изделий да хоть бы и вдесятеро больше по весу. Но лучше - один к одному, как и предлагал поначалу гость от Лесных Шакалов.
Собранные на деревянных гвоздях столы расположены на берегу Золотого Ручья. Деревянной, похожей на весло лопатой, на них мечут прибрежный гравий, разравнивают тонким слоем, выщипывают деревянными пинцетами жёлтые крупинки, а потом сметают остаток, чтобы снова нагрести мелких камушков. Бывают дни, когда до полукилограмма набирают сырья для металлургии. Из рода каждый день на работы отправляется до десятка человек.
Глава 36. Скоро тепло
Снег давно сошел, тем более, что и было его нынче - одно название, тепла ещё нет, но им уже попахивает, припекает солнышко. Женщины со своими рыхлилками и сажальными трубочками обходят окрестные поляны, высаживая зёрна злаков в местах, где, как им кажется, они хорошо вырастут. На берегу реки под навесом, где прошлым летом сушилась рыба, проводится предпоходная подготовка челнов. Род собирается в дорогу. Делается это привычно, обстоятельно, без спешки.
Мишка в мандане у Зеленой Уточки. Тут еще две старших женщины. Они заканчивают шитьё паруса из очень тонко выделанной кожи, для лодки, что ещё осенью уверенно ходила, приводимая в действие ветром. Стальные крючковатые шила, сделанные им собственноручно из рельсовой стали, просто не узнать. Терпеливые руки вдохновенного умельца переточили их совершенно. Тонкие, идеально отполированные, с хищным острием, они уверенно снуют в сноровистых руках. Не в защип соединяются полотна. Бельевой шов, вот что это такое. Три пары рук действуют согласованно. Залюбуешься.
Нитки растительные, натёртые воском. Места сгибов смазываются хитрым составом, от которого нежно пахнет скипидарчиком. Неспешно течёт беседа.
- Миша! Наш род не вернётся сюда осенью. Мы уйдем на восток. Лодки и груз придётся долго нести по суше, чтобы перейти в другую реку. Мы окажемся в местах, где люди сажают растения и терпеливо ждут, пока они принесут свои плоды. Выдры обычно умеют ладить с теми, кого встречают в пути, поэтому мы не ждём от встречи с ними большой опасности. Ты наш родственник, сын матерей рода. Уйдёшь ли ты с нами, или останешься на месте?
Надо же! В сыновья его приняли! Точно! Траванулся он недавно - мама не горюй. Айн мигом его напоила молоком с углем. Женским молоком - другого в этих местах нет. Ха! Это же обряд вступления в родство! В общем, матриархат здесь. И с ним говорят те, кто принимает решения.
- Скажите, почему Выдры не хотят вернуться осенью туда, где будут ждать их ульи с мёдом, поляны, заросшие травой, дающей съедобные зёрна? - понятно ведь, что не просто так принято решение об изменении ежегодного маршрута.
- Люди Больших Быков идут сюда с равнин запада. Прошлогодняя засуха выжгла там траву, запасы вяленого мяса подошли к концу, стада стали пугливыми и малочисленными. Чтобы не умереть от голода они кочуют к лесам и горам, где можно ещё найти орехи, поймать рыбу в реках или убить птицу в камышах. Когда людей слишком много - они часто ссорятся. А Выдры не любят драться, - Серая Уточка затянула последний стежок шва и обрезала лишнюю нитку.
- А если я останусь здесь, то встречусь с ними? И что будет? - прогноз очень интересен.
- Наверное, вы подружитесь. Или станете враждовать, или меняться. Не знаю. Мастер, делающий острые и крепкие вещи, желанный сосед. Скорее всего, с тобой захотят породниться.
- А Айн и Саякинон? Они с вами уйдут или останутся со мной?
- Не знаю. Их ещё не спрашивали. Но о перемене маршрута они знают, - Уточка подворачивает кромку, в которую зашивается верёвка. Не витая, а плетёная. Отлично держит узлы и великолепно развязывается.
Мишка не торопится с ответом. Жить одному ему не понравилось. Чуть копыта не отбросил от обычной простуды. Но как же неохота бросать то, что нажито, наделано, настроено. Хотя, гуртом это всё можно без труда повторить и на другом месте. Кроманьонцы даже нельзя сказать, что схватывают на лету. Намного лучше. Они сопереживают осуществляемому процессу, живут одной жизнью с тем, что проделывают. При взаимодействии с ними чувствуешь себя частью одного организма.
Ну да, ведь подмечал же, что род, это команда по выживанию. Совместному, что особенно важно. Взаимодействие нарабатывается, знания транслируются, навыки совершенствуются - тем и живут. А ротация в составе группы - это ведь не только для того, чтобы избежать кровосмешения. Люди приходят и уходят. Или остаются. Прижился, сработался - значит свой. Не получилось - ничего страшного, переберёшься к соседям, попробуешь ещё раз.
Он, пожалуй, еще не стал здесь своим. Ему помогают много, а он другим - редко. И, если здесь, у плавильни и кузницы, жизнь крутится вокруг его замыслов, то в путешествии толку от городского мальчика будет немного. Придётся быть на подхвате и всему учиться. Учиться. Забавно, народ-то здешний буквы учит. Таких грамотеев, как Сайка больше не встречается, но несколько человек вполне способны черкнуть записочку. Например: "С подателем сего пришли четыре жерди по три мета". Хи-хи. Про подателя он, конечно, загнул, но метр, горшок и полено обиход вошли легко. Даже не старался нарочно, просто Сайка в рецептах пользовалась. Сто миллилитров - черпак, десять - ложка. Палец - дециметр, ноготь - сантиметр. Не он придумал, само пошло. Вес упоминают нечасто, поэтому кратные единицы пока не сформировались.
Так что кроманьонцы совершенно не тупые, не ретрограды и не ослы упрямые. Как что удобное или полезное подметят - мигом берут в оборот. И строят сразу три больших челна. Ему, Айн и Сайке. Наковальню погрузить в скорлупку из коры и жёрдочек - дело непростое, надо в корпус вводить серьёзный помост в донной части. Жалко обжиговую печку оставлять, из всех его сооружений она удачней всех получилась.
Посмотрел на хлопочущих женщин, и мысли его приняли новое направление. Толстухи ведь ни капельки не жирные. Мясистые, он бы сказал. Таких отобрали условия жизни, мощных телом. Хотя они, эти самые условия, и разумом не пренебрегли. Гребля и шитьё - сочетание просто восхитительное. Ломовая сила и тонкая микромоторика. Правду писали антропологи, что древний человек от современного отличался только... а чем он отличался?
Знаниями? Да, другие у этих людей сведения. Столько, сколько они, о природе, наверное, не знает ни один профессор самого разнаичудеснейшего университета.
Умениями? В этих условиях их умения максимально соответствуют задачам, которые ставит перед ними жизнь. И, если задачи изменятся, они обретут новые знания, наработают навыки, найдут иные решения, не те, что завещаны предками, а такие, о которых раньше и не догадывались. Так что пойдёт-ка он, свяжет щит из коротких жердей под наковальню, чтобы не выдавила днище челноку.
И надо потренироваться в гребле. Иначе будет посмешищем, как в дорогу тронутся.
Грести однолопастным веслом Мишке не понравилось. В широком челне получается вынос за борт - усилие надо создавать на вытянутых руках, а потом подруливание методом задания нужного угла лопасти - тоже нарабатывается не за несколько минут. Особенно нехорошо то, что утомляется он от этого быстро. Причём, наперекосяк. Навык тут нужен, и соответствующее развитие мышц. Утомительно.
Вытесал двухлопастное, байдарочное. Веселее лодочка пошла, быстро приспособился, и промок. Течет с того конца весла, что направлено вверх. Попробовал манжеты приладить. Немного лучше, но от идеала очень далеко. Стало быть, нужно ставить уключины и садиться спиной вперёд. Это, конечно, совсем нехорошо. Если нет рулевого, так голова может отвалиться от непрерывных оглядываний назад. А ведь на большинстве лодок один человек управляется. У деток - и то собственные каноэ.
Вспомнил о венецианских гондольерах, что гребли, стоя лицом вперёд на корме. Весло там опёрто на консоль, вывешенную вправо. Однако как при приложении одностороннего усилия на таком расстоянии от оси судна заставить его выдерживать курс, в голову ему не пришло. Оставалось попытаться грести на манер рыбьего хвоста, как на гребных судах Японии... или где-то там, в юго-восточной Азии, не помнит он.
Сделал верёвочный "шарнир" на прилаженной к корме дуге, площадку положил под ноги, чтобы стоять не на коре обшивки, и приступил к упражнению. Идёт челнок, но всё-таки, тоже нехорошо. Обидно тратить столько усилий на перебаламучивание воды. Низковат коэффициент полезного действия, как ему кажется. Вот, если бы лопасть была упругая, сгибалась, меняя угол, наподобие рыбьего хвоста!
Что же у него есть такого водостойкого и упругого? Ведь, даже намудри он конструктивно, и вынеси "пружину" на воздух, забрызгает её на ходу. Не любят луки намокания. Так что... ха! Можно сделать ломающуюся лопасть, чтобы ходила в шарнире от упора до упора, в зависимости от того, в какую сторону он ворочает валёк. Просто под напором всё той же воды, в которую погружена. А чтобы не стукала, подложить, да хоть бы и те же мешочки с песком. Хотя сложные конструкции обычно работают недолго.
Задумался. Есть еще длинные упругие волосы какого-то животного, что аборигены расходуют только на тетивы для луков. Их привозят откуда-то издалека. Питамакан за пучок, что можно обхватить пальцами одной руки, отдал нож кроманьонцу, что заезжал на днях. Старый, правда ножик, еще из просеренной стали. Но по здешним местам вещь ценная.
Нет, не станет он выпрашивать их для своих сомнительных затей. А вот взять хотя бы прут. Сухой он заметно жёстче, но и мокрый упругость теряет не до конца. Взять пучок, насадить на черен, и грести, ворочая вправо-влево. Может быть, кто-то когда-то так делал, и сложилось поверье про ведьм, летающих на помеле. Ухмыльнулся. Но метлу связал. Плоскую в сечении, укреплённую у основания двумя рейками, вроде перемычки веерных граблей. А ближе к окончанию вплёл и закрепил на манер перепонки полоску коры площадью в три ладони.
А хорошо идёт лодочка. Поковырялся с системой подвеса, рукоятку кривую в лесу вырубил, выбрав деревце с правильно изогнутым стволом, чтобы вывешивалось его приспособление за борт, а не через загнутое вверх окончание корпуса. Приладил лавочку повыше, поскольку стоять всю дорогу при такой конфигурации не обязательно. Приспособил упоры для ног. Что важно - рулить легко. Само получается.
Оплетенная Тыква на своём челноке рядом пристроился. Уравняли скорости. Красиво у мужика мышцы под кожей переливаются. Вот и пот выступил. Интересно. Ну-ка взвинчиваем темп. А вот тут тягаться с гребцом неразумно. Как только скорость становится выше некоторого значения, проигрывает рыбный движитель. При медленном движении между веслом и помелом просто нет разницы, а вот для крейсерского хода махалка-качалка куда удобней. Это они с кумом Тыквой установили надёжно.
Глава 37. В путь
Убытие рода Голохвостых в летний вояж смотрелось необычно. Два тримарана с тетраэдральной мачтовой конструкцией и парусом-крылом смотрелись столь необычно, что на Мишкином челноке с движителем-махалкой глаз бы даже и не остановился. Еще интересна парусная лодочка с тяжелым килем, построенная им осенью. На ней теперь приличных размеров не слишком тяжелый парус, что пошила Зелёная Уточка. На румпеле сидит Карасик. Остальные каноэ выглядят обыкновенно.
Кроманьонцы за зиму и начало весны поднаторели в парусных забавах и решились использовать новинки в походном ордере. По аварийному расписанию каждое из экспериментальных судов обеспечено сопровождающими, но не всё так просто. Лавирование - это зигзаги, выписывать которые гребные суда категорически не желают. Кому охота отмахивать лишнее собственными руками?
Когда разобрались с тем, какой курс держать челнокам, чтобы не вилять и не путаться под ногами у "рысаков", выяснилось, что убегают парусники вперёд. Ветер нынче удачный, справа и чуть спереди. За счет углов поворота парусов уравняли скорости, и тут закончился плёс. Русло сузилось до сотни метров, простор для лавирования оказался маловат, а, поскольку река извилиста, многие манипуляции тримаранов потребовали ухода челноков назад. И без них тесно.
Назабавлялись вволю. Весело началось путешествие. Что интересно, ночевали в запланированном месте. Шатры, костры, ужин - Мишка просто тащил то, что велят туда, куда приказали. Собирал дрова с подростками и спал, завернувшись в меховое одеяло, пока его не разбудили.
Второй день путешествия прошел скучновато. Парусные плавсредства мелькали впереди в пределах видимости, а гребная флотилия шла своим темпом.
На третий день Мишка на своём рыбоходе попытался не отставать от выжимателей ветра. Это было несложно, поскольку те сдерживали ход, поджидая основную группу. А вот проверка сравнения крейсерских скоростей показала, что если не притормаживать, то с использованием мышечной силы за тримаранами не угнаться.
Потом наступило безветрие, и все гребли. Лодочку Карасика тянули на верёвке.
Шли дни, отбегали за корму берега, раскрывались почки на деревьях, сквозь слой прошлогодних листьев пробивалась трава. Потом свернули в левый приток, тримараны расчленили, сложив жерди и паруса в самый большой чёлн. Вскоре началась буксировка бечевой - узко, сильное течение. По горным речушкам, скорее ручьям, двигались долго, преодолевая пороги и сушей обходя водопады.
По Мишкиным прикидкам выходило, что на каждого члена рода перевозится поболее четверти тонны имущества. Водоизмешающая повозка в этих случаях - вещь удобнейшая. Хоть бы и против течения.
А потом прямо на берегу их взору открылась панорама действующего лагеря.
Род Белой Рыбы тоже из Речных Выдр. Вообще-то встреча эта, можно сказать, согласована заранее. Отсюда начинается сухопутный участок дороги. Племя перебирается в реку, текущую на восток.
Встретился с Никой, она показала Мишке его дочку. Славная. Айн корзинку, что еще для Кряна была сделана, передала по наследству, Старшие девчонки подросли, интересно с ними поболтал - сравнивали техники хранения глиняных и деревянных кукол в мобильных условиях.
Три дня пути с грузом в одну сторону, два - налегке обратно. На тропе ночлежные лагеря с пропитанием. Верблюдизм-лошадизм не радует. Тридцать килограмм поклажи позволяют отлично пропотеть. При мысли об исползовании коромысла или носилок энтузиазма он в себе не ощутил, хотя, может быть и неправ. Голохвостые искусно пакуют тюки, и заплечные лямки прилаживают удобно, и налобный ремень приспосабливают. Умеют они носить разнородные грузы. Каноэ, шатровые покрытия - на всякую вещь своя ухватка.
К Стартовому лагерю подходят новые роды племени. Груды тюков на берегу, кажется, не убавляются. Три бригады носильщиков перемещаются так, чтобы в одну из путевых точек приходила одна. В дороге встречаются. Перешучиваются, помогают груженым соплеменникам поправить поклажу, перебрасываются словечком-другим, пока длится передышка. Женщины под вьюками не используются. Идут налегке с детишками и контролируют, чтобы их мужчины, эти недоразумения, годные только на то, чтобы есть, спать и приставать, ничего не забыли, и сложили всё как следует туда, куда положено.
Оружия наготове никто не держит, охранительных или разведывательных мероприятий не отмечается. Тропа благоустроена, мостики через ручейки, а на откосе, вдоль которого проходит часть пути, ноги носильщиков образовали уступ, сморщив грунт в этом месте, стянув его подошвами кожаных тапочек сверху вниз.
Мишка всего два раза сходил по маршруту, а потом его поставили к горну. Пока он его сооружал и устанавливал наковальню из Стартового лагеря пришли Айн и Сайка. Принесли Кряна, раскинули семейный шатёр. Ковались элементы шарниров для парусов-крыльев. Там в основном деревянные детали, но элемент скольжения и шпонка, что его держит, должны быть твёрдыми.
Сами паруса и каркасы мачтовой системы делает всё тот же кум Тыква с помощью Карасика. Остальные трудятся на переноске тяжестей. От этого места род Голохвостых уйдёт под парусами. Вернее, до мест, где паруса потребуются, вниз по горным ручьям лодки поведут на верёвках, но это уже не очень тяжело. Первыми Финишный лагерь покинули Мохнатые Лягушки. Не столько разведка, сколько дипломатическая миссия.
Вниз по течению живут оседлые кроманьонцы. Выдрам надо устроиться на землях, которые они считают своими. Причём сделать это необходимо мирно, к общей пользе. У Мохнатых в этих краях имеется родня, давненько встречаются, нередко гостят. Мишке показали крупное жёлтое зерно, которое местные выращивают. Кукуруза. Однозначно. Ну что за противное место! Одни невкусные каши. Просяная, перловка, теперь кукурузная. Ни гречки, ни пшёнки, ни риса. Даже овсянки в этих местах не растет.
Так вот, одно дело, если небольшой род приедет погостить на недельку, другое - племя, численностью поболее тысячи особей на годик-другой. Есть разница.
Среди Мохнатых, кстати, оказалась матушка Саякинон. Тоже телом не дородная, волосом русая, и кожей светлее остальных. Наверное, северные кроманьонцы такие. Хотя, чего это он тупит? Кукуруза она ведь из Америки, значит, ничего не будет худого, если называть местных жителей индейцами. Только вот про земледелие в этих краях он не слыхал. Индейцы всегда жили охотой, если он верно помнит. И ходили с голым пузом и полной шевелюрой перьев. И без конца курили трубки мира. Ладно, правда - не то, что запомнилось, а то, что глаза видят. Попал он, выходит к неоперённым некурящим индейцам, склонным к мерзлячести.
Еще заметил, что молодые женщины частенько стайками ходят в лес, и возвращаются оттуда с пучками сухих травинок или молодых листиков. Сразу припомнился Лунный Лучик. Как объяснял он, что на самом деле эти создания ищут там большой и чистой любви. И ведь все знают, но никто не возмущается. Или знают не все? Неудобно спрашивать, вдруг заложит кого-то!
Айн и Сайка в лес не ходят. Они хорошо наловчились помогать ему в кузнице. Поддают опахалами воздух в горн, случается и молотком стукнут, куда он укажет. Бывает, когда третьей руки не хватает, особенно если зубилом надо рубануть или бородком дырку пробить. Есть подозрение, что и без него управятся в крайнем случае. А вообще-то стали осталось совсем немного. Всё золото, что отыскали, он переплавил. Жалко, что меди уже не было, но серу определённо выжег.