Мне хотелось сказать, что Коловрата, но язык не слушался. Ответил Вятич:
– Дружину черниговскую.
Я подумала, что правильно, ведь о Коловрате я знать не могла, а рассказывать здесь о моих закидонах с памятью о будущем ни к чему, и так то визг, то волчий вой… Не дай бог коситься станут.
К утру разведчики сообщили, что обоз основательно потрепан, напали волки, видно, началась паника и часть саней просто перевернута, что-то сгорело.
– Вятич, это мы такой шорох навели или настоящие волки?
– Настоящие, но созвали их мы.
Евпатий кивнул:
– Молодцы, хорошо постарались… Ну и нам пора, им нельзя давать продыху! Обоз разбить сегодня полностью, и если сможем – догнать остальных.
Мне очень хотелось сказать, что остальных тысяч сто пятьдесят, но промолчала, какая разница, пятьдесят или сто пятьдесят? И вдруг вспомнила своих вчерашних убитых. Вятич сказал десяток да плюс в Рязани двое… На одну выходило вполне прилично.
– О чем задумалась?
– Считаю, скольких убила.
Вятич кивнул:
– Много. Молодец. Только головой крути получше, я могу не успеть.
Это же подтвердил и тот самый боярин, что вчера убеждал Евпатия мчаться сразу в Коломну:
– А парнишка у тебя молодец, ловко лошадей бьет. Верно, коли с хозяином справиться трудно, так хоть лошадь покалечь. Где и взял такого?
Вятич почему-то лишь буркнул: «Племянник» – и снова потащил меня в сторону.
Я почуяла неладное.
– Вятич, кто это?
– Боярин Андрей Юрьевич Сивый.
Глаза сотника смотрели почти с вызовом. Я подавилась куском, который жевала.
– Сказать ему, кто ты?
– Нет! Сдурел?!
– Тогда старайся не попадаться на глаза, ты на Анею похожа, может сообразить.
– Ладно… А как он сюда попал?
– Князь Роман от Коломны его отправил Евпатию на перехват, чтобы если не успеет под Рязань, так не попался прямо Батыю. Андрей Юрьевич со своей сотней встретил Евпатия загодя, но к Рязани уже, конечно, не успели.
– А… Роман Ингваревич там?
– Там.
Глава 2
И снова мы налетали, снова был бой, снова вокруг кричали люди, ржали кони, лязгало оружие. Снова я калечила монгольских лошадей, а те своих хозяев… У дружинников просто рука не поднималась убивать коней, даже татарских.
Здесь сказалась разница в отношении к лошади у русских и у монголов. Для монгола самый лучший конь русских дружин имел ценность только как мясо, и чем больше их будет убито, тем лучше. Причем выгода двойная – и воин превращался в пешего, и мясо для ужина появлялось. Это русские не ели конины, а для монголов она любимое лакомство, потому убитые кони просто подарок. Ни одна лошадь русских, какой бы сильной ни была, не способна выдержать ордынское обращение, она не сможет раскопать снег и выбить копытами из-подо льда сухие прошлогодние травинки, ее надо кормить, ковать, ей нужна крыша над головой… То ли дело мохнатые неприхотливые монгольские лошадки, которые корм добывали себе сами, да еще и людей насыщали то молоком, то кровью.
Поэтому татары били наших коней, не раздумывая, а у наших рука не поднималась. Зато поднималась у меня. Мысленно попросив прощения у всех лошадей мира, а тем более у тех, кого прирежу или покалечу, я резала и резала. Вот к этому монголы были не приучены, и первые два дня я просто жировала, любуясь своей «работой».
Вечером мне пришло в голову объяснить эту разницу Вятичу, чтобы тот, в свою очередь, объяснил Евпатию Коловрату. Пусть все знают, что своих коней надо беречь, а татарских резать. Сотник выслушал меня внимательно, коротко кивнул и действительно отправился к боярину. Что уж он там говорил, не знаю, только когда вернулся, объяснил, что лучникам дано задание тоже бить сначала по крупам лошадей.
– Вятич, а если заранее залечь так, как мы вчера, но с луками и побить коней?
– Только без тебя!
– Тогда и ты не пойдешь.
Сотник несколько мгновений смотрел мне в лицо и устало кивнул:
– Хорошо.
В тот день мы буквально распотрошили обоз, освободили всех пленных, хотя и не были уверены, что они дойдут до дома. Переломали кучу саней, отпустили всех коней, и своих, и татарских… много чего сожгли, потому как никуда это не денешь.
Конечно, это был не весь обоз, только задняя его часть, но ведь побили же! Бросившуюся откуда-то спереди на подмогу сотню тоже разбили.
Коловрат усмехнулся:
– Теперь ждать гостей оттуда… – он махнул рукой в сторону, куда по Оке ушло войско Батыя.
Всю ночь разворачивали остатки обозных саней, загораживая стрежень реки почти от берега до берега. Зачем-то заложили несколько больших костров, расположив их от саней до самой кромки. Я вдруг сообразила, если завтра подойдет конница, то эти костры не позволят ей прорваться по берегу к нам. Умно… А еще рубили лунки и ставили в них огромные затесанные лесины. А это зачем? Вятич объяснил:
– Надолбы. К утру вмерзнут, на них много всадников погибнуть может.
Но это оказалось не все, с рассветом на льду позади распотрошенного обоза осталась только часть дружины, а две другие, в том числе и наша, скользнули лесом, ведя коней в поводу, вдоль обоих берегов. А по льду подтащили еще сани, навалили с обоих берегов, оставляя не слишком широкий проход. Все словно бы и случайно, но стрежень реки сильно сузили…
У наших всех луки и самострелы, а у меня? Я что, буду просто наблюдать? Вятич в ответ на вопрос покачал головой:
– Мы с тобой уйдем подальше. Снова выть, когда сунутся. Только без выдумок, не то беду навлечешь.
– Есть, товарищ начальник!
– Ну что за дурища?
Я закрыла рот руками, вот действительно дурища-то.
Часть дружины рассредоточилась в лесу так, что не знай я, что они там, не догадалась бы. Понятно, татары в лес далеко не суются, опасно, да и конному не пройти, тогда зачем нашим лошади?
– Отсекут часть тех, кто вернется, и погонят на огни и надолбы. Мы с тобой должны остальных отогнать волчьим воем. Сможешь?
Я только кивнула, чтобы не сморозить еще какую-нибудь глупость.
Мы скользнули еще дальше за самые первые завалы и затаились, снова превратившись в два сугроба.
Лежать пришлось недолго, едва рассвело, Вятич кивнул:
– Вон они…
И без его слов было слышно, как по реке движется конница. Передние настороженно оглядывали берега, но ничего опасного не обнаружили. Понятно, кроме нас с Вятичем, здесь никого не было, основная масса дальше. Мы даже дышать перестали, вернее, я дышала в рукавицу, чтобы не выдать своего присутствия паром изо рта. Не обнаружив ничего подозрительного, разведчик сделал знак, что путь свободен.
И вот тогда по стрежню реки полилась темная масса, я пыталась сообразить, сколько же их, и не могла. Много, очень много…
В той стороне, откуда мы приползли, послышался шум боя, а чуть погодя с обоих берегов хлынула наша дружина и засвистели стрелы. Вятич сделал знак, что пора. Дружина отсекла нападавших и погнала их вперед на костры, теперь надо смешать оставшихся, чтобы не напали сзади. Хотя сзади татар было совсем немного, основная часть попала в ловушку.
Волчий вой заставил дрогнуть многих лошадей. На льду беспомощно закрутились всадники. Вперед им мешал двинуться этот самый вой, пришлось поворачивать назад. А ведь впереди гибли их товарищи, наша дружина, зажав татар с двух сторон, просто расстреливала из луков теперь уже их коней, гнала на костры и надолбы, била и била!
Убедившись, что обратно не прорывается никто, Вятич кивнул мне:
– Теперь быстро уходим, не то останемся с Батыевым войском.
Мы успели к своим прежде, чем они отошли в лес. На льду остались лежать кони, люди, множество оружия. Мы наспех собирали стрелы и мечи, уносили своих убитых, чтобы скрыться в лесу раньше, чем к побитым татарам придет подмога.
– А что, мне понравилось работать волком, как бы еще шкуру завести.
Услышав такие рассуждения, Вятич поморщился:
– Тебя лошадь к себе не подпустит.
– А если приучить?
– Когда?
Ну, конечно, глупость, но я же теоретически.
Вечером в стан вернулись разведчики, сказали, что пара сотен татар встала лагерем недалеко. Кони пасутся на берегу отдельно, охрана не ах какая. Евпатий позвал Вятича, я поняла, что ночью снова предстоит работа волками. Это мне нравилось. Жалко было бедных монгольских лошадок, вынужденных самим себе выдалбливать из сугробов остатки прошлогодней травы, но я их сюда не приглашала.
Так и есть, нам придали десяток опытных дружинников, двух разведчиков и пожелали удачи.
Через лес пробирались довольно долго, потому что пришлось осторожничать, чтобы не нашуметь и не выдать себя раньше времени. Когда оказались неподалеку от татарского лагеря, была самая темная часть ночи. Мы все на кобылах, даже Вятич пересел со своего Бурана на чью-то лошадь, вызвав у Бурана обиженный всхрап. Я знала, почему это – кобыла никогда не откликнется на призывное ржание коня, а конь может заржать в самый неподходящий момент, учуяв подругу.
Но и кобыл пришлось привязать к деревьям, оставив с ними одного из дружинников, тот, правда, пытался возражать:
– Вон мальца бы оставили…
– Малец ценнее трех дружинников, а может, и десяти, – бросил в ответ десятник. Я была польщена неимоверно, хотя вида не подала, даже не оглянулась на говорившего.
Снова долго двигались, стараясь не хрустнуть веточкой. Может, мне просто показалось, что долго? Наконец, впереди ухнул филин. Я чуть не присела от страха, но задержала рука Вятича, он кивнул куда-то вперед, прошептав на ухо:
– Они рядом, чуешь запах конского пота?
Ничего я не чуяла, кроме страха, но говорить об этом не стала.
По знаку Вятича остальные осторожно подкрались к нам ближе.
– Обходим лошадей и гоним куда попало, нам их не взять, пусть лучше разбегутся по лесу. Вы подберетесь с той стороны, мы с этой. Главное – не дать охране стрелять, степняки на шум бьют хорошо. Пугать – наше дело, вы все молча, чтобы ни единого голоса слышно не было. Пусть думают, что здесь нечистая сила развлекается, мертвяки гуляют.
У меня Вятич тихонько поинтересовался:
– Еще раз завизжать сможешь?
Я только пожала плечами:
– Вряд ли…
– Жаль.
– Есть еще один клич, как у индейцев. Это когда кричишь «а» и при этом бьешь пальцами или ладонью по губам.
– Объясни остальным.
Я показала, попробовали шепотом, понравилось. Договорились по знаку начать орать так всем сразу. Знаком был волчий вой, который уж очень хорошо получался у Вятича. Но это опасно, собрав волков, можно самим остаться без лошадей, ведь рядом с нашими всего один дружинник.
Ох и навели мы ужаса на татарскую сотню!
Когда вдруг тихо завыл волк, лошади забеспокоились, сами татары тоже встревожились, все же до коней далековато. И тут я первой заорала «А-а-а…» на индейский манер. Меня активно поддержали с нескольких сторон. Получалось черт-те что, наш дружинник рассказывал, что своих лошадей едва удержал, хотя было далековато, а татарские бросились в стороны – лучше не надо. Не успели хозяева выскочить к ним на берег, как лошадей разметало по лесу во все стороны.
А меня от страха в очередной раз занесло. Неизвестно с чего я вдруг заорала во все горло:
– Р-рота-а… па-адъем!!! Р-р-равняйсь! Смир-р-на-а!
Оглянувшись, увидела, что Вятич повалился в снег от хохота. Вообще-то, мы договаривались не кричать человеческими голосами, но моя выходка, кажется, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Первыми от вопля шарахнулись в сторону кони, потом их хозяева.
Войдя во вкус, я продолжила командовать:
– Кр-р-ругом марш!
Вятич дернул меня вниз, пригибая голову. Вовремя, потому что немного погодя татары все же очухались, вернее, сработала многолетняя привычка сначала стрелять, а потом разбираться, в кого.
Затенькали стрелы, и нам пришлось срочно убираться восвояси, но по лесу еще долго носился боевой клич индейцев.
Я довольно прилично отбила губы и почти сорвала голос. Казалось, коней распугали, можно и возвращаться обратно, но я ошибалась, думая, что все закончилось. Из-за поворота реки выскочила сотня наших. Перепуганные пешие татары оказались против конных русских. С высоты своих лошадей татар бить довольно просто, а мы присоединились от леса. Вернее, присоединились пришедшие с нами дружинники, меня Вятич потянул в сторону, понятно, уберечь мою буйную головушку в ночном бою он не рассчитывал. К тому же сотник смеялся всю обратную дорогу.
Зато мы захватили татарина, и довольно важного. Заметив, как от шатра в сторону леса бросился человек, видно, надеясь переждать опасность в тени, я показала на него Вятичу. Тот кивнул, сделав мне знак, чтобы оставалась на месте. И все же в захвате мне поневоле пришлось поучаствовать, потому что тот, петляя зайцем, помчался именно в мою сторону. На мгновение мы с татарином оказались совсем рядом, по разные стороны куста, я, лежа на земле, а он, с мечом поджидая нападения Вятича. Не воспользоваться тем, что рядом с моим лицом оказалась нога татарина, я, конечно, не могла. Дернула изо всех сил, остальное доделал Вятич.