Конь шерифа стоял у офиса, так что я был уверен, он вернулся.
- Добрый день шериф,- входя в офис поздоровался я с ним лучась улыбкой.
- Добрый день,- слегка холодновато ответил он.
Шериф стоял у стойки и о чем-то беседовал с Ковальским, когда я вошел в помещение.
"- Ууу, я гляжу он уже настраивается. Ну-ну!"- подумал я, продолжая выражать лицом свое хорошее настроение.
- Как насчет моих денег?
- Да, пройдем ко мне, я выдам их,- так же холодно ответил мне шериф, направляясь в свой кабинет.
Проходя мимо Ковальского, я пользуясь тем что шериф был ко мне спиной посмотрел на помощника шерифа и вопросительно поднял бровь показывая свое недоумение. Ковальский только пожал плечами, он и сам был озадачен таким приемом шефа.
Разговора не получилось я получил причитающиеся мне деньги, расписался, и не прощаясь вышел из кабинета.
- Смотри, потом и кровью заработанное,- похвастался я Ковальских, хлопая себя по груди, куда убрал мешочек с монетами.
Попрощавшись с ним я вышел из офиса шерифа и направился к гостинице не особо торопясь, насколько я знал, или вернее догадывался далеко мне уйти не дадут.
- ЭЙ ТЫ!! Ты назвал меня конокрадом!- услышал я за спиной знакомый голос.
"- Ай да шериф. Молодец! Он умнее чем я думал. Он продал меня Хоткинсам!"- подумал я, поворачиваясь к Джиму Хоткинсу, который стоял за моей спиной посередине улицы, широко расставив ноги на ширину плеч, и держа наготове руку у рукоятки револьвера.
Это был классический вызов, на который я просто не смог бы отказать. Здесь считалось это потерей лица, так что я повернулся к нему лицом и встав в расслабленную позу, спокойно посмотрел на Хоткинса.
- Скажи спасибо, что я назвал тебя конокрадом, конокрад, а не мужеложцем. Судя по твоей позе, ты только что от своего мальчика,- чуть насмешливо улыбнувшись, сказал я.
Сперва, до Хоткинса не дошло, что я сказал. Но по мере понимания его лицо становилось все бледнее и бледнее. Бешено сверкнув глазами, он мощным рывком, я бы даже сказал демонстративным, выдернул револьвер.
Я совершенно спокойно смотрел, как его пальцы медленно коснулись рукоятки револьвера и стали вытягивать его из кобуры. Для меня время как будто замедлилось. Дождавшись, когда покажется ствол, я молниеносно выхватил кольт и выстрелил дуплетом.
Привстав на цыпочки, Джим Хоткинс, держась за грудь стоял и смотрел на меня с таким ужасом, что я невольно покачал головой. Сперва на пыльную дорогу упал револьвер, выпав из безвольной руки, а потом на спину свалился и сам хозяин.
Глядя на легкое облачко пыли, поднявшееся от падения, я громко сказал шерифу:
- Я всегда проверяю свое оружие.
Шериф стоял за дверцей салуна и смотрел на меня немигающим застывшим взглядом. После чего сделал медленный шажок назад и скрылся внутри салуна. Облепившие окна и крыши зрители, молча смотрели на то, как я иду к парню с двумя револьверами который не слишком добро смотрел на меня.
"- По видимому это "нянька" Хоткинса-младшего!"- подумал я, остановившись.
- Не стоит, Крис,- сказал я, глядя ему прямо в глаза.
После чего повернувшись, направился к гостинице. Все это было под любопытными взглядами местных зрителей, которые продолжали молча провожать меня глазами.
"- Прям, молчаливые зрители!"- подумал я было, но вспомнив о стрелках которые первоклассно стреляют на звук, только подивился опыту зрителей, похоже они тоже знали эту особенность некоторых стрелков.
Парень не последовал моему совету. Стрелять в спину подло, но он попытался сделать это. Заметив, что отражение в витрине бакалейной лавки дернулось, я прыгнул в сторону и налету выхватив левый кольт, на вскидку выстрелил по Крису.
В отличии от Хоткинса-младшего Крис успел выстрелить. И даже попал. Глядя на бившуюся в истерике женщину, которой пуля попортила прическу, я снова бросив взгляд на лежащего в пыли ковбоя, повернулся и продолжая отслеживать обстановку, дошел до гостиницы. Собрав вещи и сдав ключ, я направился в конюшню, где нетерпеливо переставляя копыта радостно заржав, встретил меня Черныш, который всем своим лошадиным нюхом чуял что скоро мы снова отправимся путешествовать, по бескрайним прериям.
Достав деньги я убрал мешочки в чересседельные сумки, так что в моем облике ничего не привлекало внимание, разве что только дальнобойный Спрингфилд, который я держал в руках выезжая из конюшни.
В самом городе и на выезде из него же меня никто не ждал, разве что две крупные вороны, которые вспорхнули с дороги под дробный перестук Черныша.
То, что меня ждут на выезде, я сомневался, слишком мало времени я дал для этого. Да и никто не ожидал о таком исходе поединка, так что я ехал спокойно, но все равно посматривал по сторонам. Так, на всякий случай.
Я оказался прав, меня не ждали. Поэтому проскакав километров десять я пустил Черныша трусцой изредка поглядывая по сторонам, следуя по глубоким колеям прошедшего здесь недавно каравана переселенцев.
В двадцати километрах от города я остановился пообедать. Сварив кофе, я достал пироги миссис Кляйн, что она дала мне в дорогу и попивая подслащенный напиток, съел весь запас пирогов, опасаясь что они могут испортиться на такой жаре.
Подняв голову, я посмотрел на жалящее сверху солнце, прикинув на глазок.
"- Градусов тридцать, не меньше!"
Угостив остатками яблочного пирога Черныша, я подтянув ослабленную подпругу и вскочив в седло поскакал дальше. К женам.
"Деньги - это зло. А большие деньги - это большое зло!".
Именно так я думал, рассматривая в подзорную трубу два десятка всадников, которые шли по моим следам.
Штат Калифорния был довольно гористым штатом, так что мест для засады можно было найти предостаточно. Еще в течении двух часов до наступления темноты, я вел преследователей за собой.
Я не собирался отпускать никого из них. Мне не нужны были свидетели. А то что при перестрелке несколько человек смогут уйти я не сомневался, так что мое решение напасть на них ночью во время сна, была продиктована именно необходимостью не оставлять свидетелей.
Я давал им возможность рассмотреть меня из далека, как я еду ничего не подозревая. Не хотелось бы спугнуть их.
Все это было продиктовано только для того чтобы показать. Меня надо бояться. Ушли люди в прерию по моим следам и не вернулись. Так что и шериф и Хоткинс-старший, теперь единственный Хоткинс, получат тот урок, который они запомнят на всю жизнь.
Как я и предполагал, они не стали преследовать меня ночью, а остановились на бивуак. Судя по уверенным движениям, они считали что у них не малые шансы "взять" меня.
Я лежал на самом краю высокой скалы, залезть на которую мне пришлось потратить немало сил. И сейчас разглядывая лагерь, я прикидывал, как буду действовать ночью.
"- Эх, сюда бы карманную артиллерию. Ведь так удобно стоят, всех накрою. Или на крайняк ВАЛ, тоже неплохо!"- подумал я.
"- Да когда же вы спать ляжете?"- в который раз подумал я смотря на лагерь преследователей.
Наконец все кроме часовых улеглись и я наконец узнал почему бобовую похлебку называют музыкальным супом, по-видимому это был прототип, нашего, горохового.
Подхихикивая каждому вновь издаваемому звуку, я тихо спускался вниз. Судя по всему, каждый старался издать звук как можно громче.
"- Соревнуются они что ли?"- думал я мысленно уже прикидывая где лежит каждый "музыкант". Это было не трудно, на слух я никогда не жаловался.
Тихо спрыгнув на высохшую каменистую землю, я замер и после некоторого размышления направился к лошадям, которых охранял часовой, в котором я к своему изумлению узнал парикмахера стригшего меня сегодня утром.
Индейские мокасины великая вещь. Я ни разу не пожалел о своей покупке что сделал в городе.
Нож тихо вошел под ребра. Придерживая не громко булькнувшего горлом парикмахера, я зажимая ему рот опустил на землю, где дождавшись, что все, он замер, выдернул нож и отпустил.
Встав, я посмотрел на настороженных лошадей, некоторые стали громко всхрапывать. Им явно не нравился запах крови. Выбрав четырех лошадей статью получше, я вывел их из природного загона и использовав уздечки привязал метров в ста от лагеря. Сам загон находился в шестидесяти метрах, чего я честно говоря не понимал. Зачастую от твоей лошади зависит жизнь, а тут такая беспечность. Не понимаю, горожане они что ли, если судить по часовому у лошадей!!! Тогда на фига я им сдался?
Второй часовой откровенно пренебрегал своими обязанностями, подумал я, глядя, как он клюет носом, а когда он вообще всхрапнул, то только улыбнулся.
Возможность для моих действий была не просто возможной, а вполне реальной.
Шериф спал отдельно от горожан. Рядом с ним были два его помощника.
Тихо хмыкнув, я начал именно с часового. Чтобы до него по быстрее добраться мне пришлось убрать семь человек, пока он тоже не уснул вечным сном. Сделав круг, я замер у тела шерифа, который что-то бормотал во сне.
Что ни говори, а сон у шерифа был просто богатырский, он не проснулся даже тогда, когда я вынес пол лагеря. То есть, все оружие и продовольствие. Не скрою, это было довольно долгим делом, мне пришлось запрячь все двадцать три лошади, пока я не перетащил весь хабар на них, хорошенько увязав, что бы ничего из трофеев свалилось, нужно же чем-то расплачиваться с Белом Пером.
Убедившись что кроме двадцати двух трупов и посапывающего шерифа в лагере никого не осталось я прихватив повод первой лошади к который были по одной привязаны все остальные, образовавшие целую колонну и повел их к своему лагерю, где и стреножил, не сбрасывая груз.
Убедившись, что без чужого вмешательства лошади никуда не денутся, я развернулся и пошагал обратно. Скоро должен был начаться рассвет, а пропустить пробуждение шерифа, я не собирался ни при каких обстоятельствах.
Вести табун лошадей было удивительно сложно. То одна, то другая постоянно тормозили движение из-за чего вставали все. Моя идея вести их привязав друг к другу, этакой змеей, выходила боком. Темп движения заметно снизился.
Трудная поездка была разбавлена моими воспоминаниями, как проснулся шериф. Поэтому я достаточно часто неожиданно взрывался хохотом, как только вспоминал как шериф с дикими криками носился по лагерю, спотыкаясь об уже окоченевшие тела своих подельников. Однако когда он побежал в прерию, я был вынужден констатировать, что он сошел с ума, судя по его странному поведению. Городской хлюпик, притворяющийся крутым копом, что еще скажешь.
Дав Чернышу шпор, я снова сдвинул импровизированную колонну с места.
За день мы преодолели километров двадцать, и сейчас в сгущающейся темноте спускался по склону холма к видневшемуся внизу небольшому озеру. Лошади, почуяв воду, заторопились к ней, некоторые особо наглые даже обогнали, но вынуждены были остановиться когда я тормознул Черныша. Нахватало, чтобы они еще спутались. Предстояла тяжелая работа, снимать седла и освобождать от груза спины лошадей. Закончил я, когда уже совсем стемнело. Поэтому пришлось приготавливать ужин и искупаться, прежде чем отойти ко сну, в полной темноте.
Нагнал караван я только к обеду следующего дня, так что заметив впереди белые верха повозок, только пришпорил коня, нагоняя их.
Переговорив со встретившим меня патрулем, я поскакал дальше. Мой фургон двигался седьмым, счастливое число. В табуне, что гнали сбоку от каравана, был хорошо заметен Зверюга, любимец Агнесс, который своей великолепной статью выделялся среди других лошадей.
Обойдя по дуге стадо коров голов в сорок, я подскакал к своему фургону и громко свистнул.
Мое появление в караване вызвало ажиотаж, мало того что так неожиданно прискакал, так еще и с оседланными лошадями, и как они попали ко мне догадаться было не сложно. Поэтому смотрели на меня настороженно.
Соскочив с Черныша я отдал повод в руки жены Белого Пера, который сидел и правил мулами, и одним прыжком запрыгнул в фургон.
- Мы так соскучились,- выдохнула Мэри, и обняла меня. Они обе сидели у левого борта и подремывали, когда я их разбудил.
- Откуда у тебя эти лошади?
- Ой, тут такая история. Еду я себе никого не трогаю, а тут свист-стрельба, и на меня бандиты выскакивают, ну что тут нужно было делать. Вот лошади мне все и достались, не один не ушел.
Лица у обеих девушек сразу стали скептические, однако сказать они ничего не успели, к нашему фургону подъехал старшина каравана.
- Добрый день, мистер Маккена,- чуть приподняв шляпу, в дань вежливости поздоровался он.
- Добрый, мистер Голдфингер.
- Можно мне с вами поговорить наедине?
- Да конечно.
Отвязав Черныша, от остальной массы лошадей, я уже успел шепнуть вождю, что это теперь его лошади как и оружие. Себе я отобрал лучшее оружие и вещи, сложив на четыре лошади, указав на них Белому перу.
Отъехав от каравана на полкилометра, он спросил:
- Мистер Маккена, я знаю что вы не смотря на столь юный возраст стали довольно известным человеком в определенных кругах, но тут простые люди, не убийцы, и мне .. и нам бы хотелось знать откуда у вас столько лошадей, да еще и под седлом?
- Хм, я понимаю ваше беспокойство и отвечу. Мне повстречалась банда из двадцати человек. У нас была перестрелка, но я смог уйти силы были не равны. Они меня преследовали, поэтому понимая что я выведу их на вас, был вынужден ночью когда они легли спать ворваться в их лагерь и учинить пальбу, может несколько выжило я не знаю, была ночь, но трофеи я забрал.
- Вот как .. Да вы поступили правильно. У нас женщины и дети, а двадцать бандитов то большая сила. Я объясню переселенцам. думаю они поймут вас, что вы были ВЫНУЖДЕННЫ это сделать.
- Хорошо.
Мы развернулись и разахались в разные стороны.
Своих теперь лошадей индейцы гнали отдельно. Сложить все те вещи, что я с жадностью хомяка прихватил с собой, было негде. Фургон перегружать нельзя, оси не долговечны, так что нам пришлось нанимать для перевозки груза часть свободного места на двух фургонах. А большую часть седел мы распродали, некоторые брали для себя, некоторые на продажу, цены были маленькими. Мешки с деньгами я спрятал в тайник. Все они не ушлись пришлось просто сложить их в углу фургона и прикрыть вещами.
Как бы то не было, но караван продолжил свой семидневный путь, именно столько времени затрачивалось на переход на этом пути. И вот настало время, когда караван повернул налево к морю, мы направились прямо, к тем горам где была та самая обещанная долина.
- Индейцы,- сказал я вождю, который ехал рядом со мной справа от фургона. Его жена гнала табун лошадей позади фургона, которым управляла Мэри.
- Это друзья. Они уже час сопровождают нас, смотрят.
- Изучают?
- Да.
- Это то самое племя про которое вы имели ввиду?
- Да. Они возьмут лошадями, им не нужна та долина хотя она и находиться на их земле. Туда очень трудно попасть, и еды там на долго не хватит.
- А мне пойдет. Трава есть? Есть. Два десятка коз, пару коров, и кур. Вот и будет провиант. Разберемся.
Так неторопливо беседуя, мы подъехал к пяти всадникам, которые выстроившись в ряд стояли на нашем пути.
С индейцами, Белое Перо договорилось быстро. Поэтому мы особенно не задерживаясь поехали к их лагерю, в который прибыли на следующий день. Именно там я увидел настоящие вигвамы.
Встреча с вождем племени черноногих Большой Бык, произошла к вечеру, когда племя закончило готовиться к празднованию. Ведь я, Большому Быку, и пяти его лучшим людям подарил винтовки, и по сотне патронов к ним в комплекте. Так что я стал его лучшим другом. Но сначала дело, из-за которого мы сюда прибыли, поэтому перед празднованием собравшись вокруг большого костра, стали решать. Если я думал что это будет быстро, то я почти сразу разочаровался наблюдая за их движениями. Они были медленно размеренными. Так что договаривались мы почти два часа, после чего на тонкой шкуре молодой лани, был составлен договор, где и было написано индейскими письменами что я с этой минуты владелец тех земель, да и самой долины тоже.
Большой Бык просто не понимал как можно владеть землей, которая тебе не принадлежит, хотя сам жил на территории племени, на определенных территориях. Договорившись еще с ним на охрану долины, я со спокойно душой отправился праздновать вместе с женами, которые на этот случай принарядились.
Гулянья шли два дня, жены спиртное не пили, причем почему-то обе. Я им говорил как спиртное влияет на плод, так что они серьезно к этому относились.
Если кто-то считает что индейцы, "краснокожие" это невозмутимые люди, то побывайте на их праздниках, и вы поймете что это не так.
Я сам не пью, поэтому их питье не пил, читал как-то, что они делают его не совсем приятным способом. Старухи жуют ягоды выплевывают в кувшины, и там все это бродит и получается спиртное, слабое, но все же. Так что на все предложения выпить, я отвечал категоричным нет, и показывая на небо говорил одно единственное слово которое знал. "Табу".