Не успел спуститься вниз, как ко мне подошел Джеффри, вместе с Сэмом Уилкинсом и Уильямом Кеннетом. За их спинами, в отдалении, толпились лучники. Меж их широкими плечами кое-где выглядывали женские головки. Мой телохранитель сейчас имел вид намного лучший, чем тогда, когда я его увидел стоящим у моей кровати. Аккуратно подстриженная борода, темно-синий камзол, темно-коричневые штаны, заправленные в сапоги. Широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, но даже сейчас он выглядел бедно и тускло по сравнению с Уильямом Кеннетом. Молодой лучник своим нарядом немного смахивал на ювелирную лавку в базарный день. По паре колец на обеих руках, а также с десяток украшений в виде серебряных цепочек и заколок на камзоле, шляпе и туфлях. Поймав мой насмешливый взгляд, он вспыхнул, смутился и опустил глаза в землю. Сэм, проследив мой взгляд, откровенно усмехнулся, а затем сказал:
– Уилл, стрелок ты отменный, но твоя любовь к ярким побрякушкам делает тебя похожей на шлюху!
Кеннет резко вздернул голову, сверкнул глазами, собираясь ответить явно что-то дерзкое, но я не дал ему открыть рот, сказал сам:
– У нас, что опять проблемы, Джеффри?!
– Нет, господин. Только вот дела…
«Чертов Джеффри! Я же сказал, делайте все, что считаете нужным! Оставьте мне только то, что без меня решить нельзя! Вчера еще говорил: все нормально…».
– Так чего вы стоите? Выкладывайте, что там у вас!
– Господин, пройдемте в зал! Прошу вас!
Я сидел в резном кресле под балдахином, на месте бывшего владельца замка. По правую сторону от постамента, на котором стояло массивное кресло, стоял Джеффри, а по левую – Сэм Уилкинс. Своего рода свита. Так обычно выглядел прием господина, к которому приходили со своими нуждами его вассалы и данники.
Первого в зал впустили шевалье де Ге. Тот вошел, окинул нас всех брезгливым взглядом, а затем сказал:
– Томас Фовершэм, ты, кажется, возомнил себя владыкой этих мест?! Не рано ли?! Ты не забыл, что здесь Франция, а не Англия?! Если кто и должен наследовать эти земли, то это должен быть французский дворянин! Я не умаляю твой подвиг! Но не меньшей чести требует мой погибший брат! И не мой ли отец погиб в подвалах этого замка?! Поэтому я хочу в качестве возмещения ущерба получить права на этот замок! При этом он должен остаться, как есть! Не разграбленным! Так же мне принадлежит треть того, что лежит в подвалах и сокровищнице!
Я смотрел на него и не мог понять, он сумасшедший или его настолько ослепила жадность. Причем, не только ослепила, но и отняла последние крохи разума. Похоже, этот придурок, прозябавший большую часть своей жизни в бедности, малость рехнулся на почве жадности.
– Шевалье, а вы сами, где были при штурме замка?!
– Сражался вместе со всеми! Или у вас есть сомнения в моей храбрости?!
– Не могу знать того, чего не видел! Зато лучники говорят, что вас не было видно в первых рядах! Это так?!
– Кто это говорит?! Покажите мне это наглеца!! Я искрошу его своим мечом в назидание остальным!!
– Подождите, шевалье, не горячитесь!! Просто скажите мне: вы участвовали в схватке?!
– Да! Я участвовал в бою!! Я сражался и убивал!!
– Так почему на вас нет ни одной царапины?! По крайней мере, я не вижу!
– Я…!! Как ты смеешь, паршивый англичанин, усомниться в моей смелости?! Я вызываю тебя на бой!!
– Хорошо. Здесь и сейчас! Доставай меч и сразимся!
С этими словами я встал с кресла, спустился по ступенькам и вытащил из ножен меч. Я говорил уверенно и твердо, хотя во мне сейчас было больше слабости, чем уверенности. Но я знал, что делал. Двух суток общения с ним мне хватило, чтобы понять, что он за человек. Вот и сейчас, услышав мои слова, он растерялся, а его бегающие глаза сразу выдали жалкую душонку труса.
– Ну же! Сэр, не заставляйте меня ждать!
– Я не уверен, что вы вообще дворянин! Вы держите себя с этими английскими лесниками, как ровня! Я думаю, что оскорблю свою родовую честь, скрестив с вами свой клинок!
Не говоря в ответ ни слова, я сделал два шага в его направлении и поднял меч. Тот отступил, затем ухватился за рукоять меча, но так и не вытащил его. Очевидно, страх образумил его непомерную жадность, и теперь он пребывал в растерянности, не зная, как выйти из положения, в которое угодил. Выждав несколько секунд, я вложил меч в ножны, и, повернувшись к нему спиной, направился к своему креслу. Сел. Некоторое время смотрел на перекошенное от страха и злобы лицо де Ге, а потом сказал:
– За твою трусость лишаю тебя твоей доли, и все же половинную часть добычи ты получишь, но только благодаря храбрости и отваге твоего младшего брата! Треть из нее получишь деньгами и драгоценностями, а две трети – перинами и подсвечниками! Ведь ты их так хотел себе, шевалье!
В наступившей тишине, первыми, не выдержав, начали ухмыляться лучники, изображавшие у дверей почетную стражу, за ними не удержавшись, засмеялись Джеффри и Сэм. Да я и сам не удержался от смеха после того, как бессильная судорога злобы перекосила худое и костистое лицо француза. Мой смех явился следствием выражения лица де Ге. Просто в этот момент он мне показался плохим актером, играющим в второсортном спектакле роль мелкого и подленького негодяя. Бросив затравленный взгляд вокруг себя, он злобно оскалился, после чего резко развернулся и чуть ли не бегом выбежал из зала.
После того, как тот вышел, я сказал лучнику, стоящему у двери: – Джон, проследи, чтобы он получил в точности, как я сказал!
Не успел лучник выйти, как в зал впустили молодого человека. Черты его лица не отличались особой правильностью, но в тоже время были приятны, несмотря на грязь и следы истощения. Его гордая и решительная поза говорила сама за себя, да и на лице не было ни капли страха. Уж что-что, а я уже научился различать у людей все оттенки страха. Хоть диссертацию пиши на эту тему!
– С кем, позвольте узнать, имею честь беседовать? – вежливо спросил я у него.
– Маркиз Антуан де Сен-Пари.
– Ух, ты! – чисто случайно вырвалось у меня.
– Это насмешка или удивление?
Не объяснять же мне маркизу, что у него прямо-таки киношное имя. Там сплошь фигурируют одни маркизы и графы с такими же звучными и приятными для слуха именами.
– Удивление, господин маркиз. Одно только удивление.
– Разрешите мне, в свою очередь, узнать ваше имя?
– Томас Фовершэм, эсквайр, сын барона Джона Фовершэма.
– Хм! Судя по высказываниям, только что выскочившего из этого зала шевалье де Ге, тут собралась кучка низкородных ублюдков, которые смеются над честью и дворянским достоинством, при этом получая удовольствие, втаптывая в грязь благородное имя. Надеюсь, это не так, сэр?
Глухое ворчание и еле слышные проклятия стали ему ответом со стороны моей свиты. Я же хранил молчание, с интересом рассматривая этого довольного молодого человека, обладающего столь сильной волей, отменным хладнокровием и изысканной речью.
– Это вам решать, господин маркиз. Ведь не я к вам пришел, а вы ко мне. Изложите свое дело.
– Я пока сомневаюсь, стоит ли мне говорить с вами об этом.
– В таком случае, я вас не задерживаю.
– Гм! Не в моем положении можно привередничать, но и поступаться дворянской честью не след… – он говорил так, словно высказывал свои мысли вслух, одновременно выжидающе глядя на меня. – Я в затруднении…
– Послушайте, маркиз, я человек прямой и не привык к дворцовому этикету! Говорите, что вам от меня надо или уходите!
– Не смейте повышать на меня голос!! Я вам не простолюдин!! Не забывайтесь!
В его состоянии его резкий, повелительный окрик, мог скорее позабавить, чем испугать и маркиз, похоже, понял это быстрее других. Некоторое время он молчал, очевидно, раздумывая о том, как вести себя дальше, но потом сказал:
– Извините, сэр. Нервы. Тюрьма эта… Надеюсь, вы меня понимаете. К тому же дело, с которым я хочу к вам обратиться, касается не только меня.
– Хотите, угадаю, что вам нужно?!
– Гм! Ваши слова кажутся мне странными, сэр. Как и ваша речь. И все же, я с интересом жду, что вы мне сейчас скажите.
– Вам нужен конь, доспехи и оружие. Все это вам нужно для того, чтобы сразить негодяя, укравшего вашу прекрасную даму. Я угадал, господин маркиз?
– Гм… Почти так. В какой-то мере я удивлен. Но догадаться, впрочем, было не так сложно, сэр. Так что вы…
– Кстати, а за вас можно получить выкуп?
– Я… Не понимаю вас. Вы хотите снова заключить меня в тюрьму, чтобы получить выкуп?!
– Нет.
– Почему вы тогда об этом спрашиваете?
– Просто интересно. Только и всего!
– Если вы мне дадите коня, доспехи и оружие и возможность ускакать прямо сегодня, я обещаю вам прислать три тысячи крон, не позже, чем через две недели!
– Послушайте, а вы на себя в зеркало не хотите посмотреть? Ввалившиеся глаза и щеки. Лицо бледное. Да вы рухнете с коня, не проскакав и мили! Да что там миля, вы просто рухнете под тяжестью доспехов, стоит на вас их надеть!
– Ваши слова похожи на издевательство, сэр. Надеюсь, это не так?
– Конечно, нет. Просто посмотрите на себя со стороны!
Тот сердито нахмурился, потом с минуту стоял в раздумье, после чего его лоб разгладился и он сказал:
– Да. Есть правда в ваших словах, но пока не сломлен дух – человек живет, борется и надеется!
– Слова не мальчика, но мужа! Вы сами выберете себе коня, доспехи и оружие. Никто вам в этом не будет препятствовать! Дик! – я обратился к лучнику, стоящему у двери. – Сопроводи господина маркиза! Пусть ему дадут все, что ему надо! Единственная просьба, господин маркиз! Перед отъездом зайдите ко мне!
– Вы благородный человек, Томас Фовершэм. Спасибо вам! Я не люблю долгов, а одолжения принимаю только от своих друзей, так что ждите свои три тысячи крон.
Только маркиз вышел, как в зал трое лучников ввели около десятка бывших графских узников. Изможденные лица, потухшие глаза, ребра, обтянутые кожей, торчащие из прорех серых дерюг, гноящиеся раны – все это выглядело настолько ужасно и вместе с тем отвратительно, что я даже на какое-то мгновение отвел глаза. Не успел поднять, как ко мне подошел один из сопровождающих их лучников, здоровый малый по кличке Дубок, и сказал:
– Ваша милость, там, во дворе лежат еще шесть человек. Еле живые. Вы будете с ними беседовать?
– Нет, парень. С ними пусть Господь Бог разговаривает, а мне бы с этими разобраться.
– Но и с этими вы не больно поговорите, сэр. Вот эти трое совсем ума лишились, – он показал пальцем поочередно на каждого из трех человек, стоящих, неподвижно, позади всех бывших пленников. – Пока их подталкиваешь, идут, а перестаешь – останавливаются и стоят неподвижно. Часами стоят и куда-то неподвижным взглядом смотрят. Заглянешь такому в глаза, а они – пустые. И ничего не говорят. «Вот проблема. И что делать?!».
– Выведи их во двор. Потом решим, что с ними делать. А что остальные? Неожиданно в наш разговор встрял Джеффри:
– Господин, разрешите мне сказать?! – я удивленно на него покосился. То стоял, молчал, а теперь вот решил высказаться.
– Говори. Тот приблизился на шаг и тихонько сказал:
– Вон тот, слева, худой как скелет. Одет в рваную расу. Это Арно де Фосс. Хороший воин и человек.
– Я его должен знать? – прошептал я ему в ответ.
– Нет, но он хорошо знает вашего отца. И я его знал. Да и вчера мы с ним говорили.
– И что?
– Вы могли бы оставить на него свой замок.
– Оставить? Мой замок? Почему ему? Давай я тебе его лучше подарю!
– Шутки изволите шутить, ваша милость.
– Тогда поясни, что ты хочешь мне этим сказать.
– Он очень набожный и честный человек. Около шести или семи лет тому назад его замок был взят штурмом и сожжен. Жена и дети погибли. Его, всего израненного, бросили на корм воронам. Но случилось чудо – он выжил. Монахи, проходившие мимо, нашли его и выходили. Там, в монастыре, находясь между жизнью и смертью, он дал клятву, что посвятит жизнь добру.
– Так он монах?
– Нет, но дал обет: кто убьет его злейшего врага – тому он станет рабом до конца жизни.
– Офигеть! Сейчас ты мне скажешь, что враг его злейший – граф де Брассье, а я – тот человек, который его убил. Да? Ну, скажи? Скажи! Не стесняйся!
– Вы все уже сами сказали, ваша милость.
– Уф! Хорошо. Пойди и пригласи его подойти ко мне.
Наш разговор был коротким и деловым. Бывший рыцарь, к моему удивлению, проявил в нашей беседе ясный ум, несмотря на то, что провел в подземелье замка около полугода. А когда я предложил ему должность управляющего замком и всеми владениями, он, немного подумав, с чинным достоинством принял ее, дав мне клятву верности. Судя по его глазам, полным какой-то детской преданности, я, похоже, обрел еще одного верного слугу, наподобие Джеффри. Отпустив его, я отправил вместе с ним Сэма Уилкинса, который должен был отдать приказ своим людям не чинить препятствий Арно де Фоссу в осмотре замка. После ухода рыцаря я неожиданно почувствовал, как устал.
«Блин! Я же погулять вышел. Подышать свежим воздухом, а эти уроды работать меня заставили! Сами не могли со всем разобраться!».
При этом я прекрасно понимал, что не прав и разрешить такие вопросы помимо меня в моем замке не мог, но как-то, же мне надо было выпустить пар. Несколько минут смотрел злым взглядом на оставшихся пятерых бывших пленников и думал:
«Послать их всех, что ли?! Чего на них время тратить?! К тому же если и соврут, все равно проверить их у меня нет никакой возможности! Пошли они…! Стоп! Я же забыл спросить о замке Ла-Бонапьер!».
– Кто из вас что-либо знает о замке Ла-Бонапьер?! Ответом было гробовое молчание.
– Что совсем никто ничего не знает?!
Я пробежал внимательным взглядом по их лицам. Пустые, отрешенные взгляды людей, доведенных до состояния животных. Как вдруг неожиданно наткнулся на один взгляд. Это даже был не взгляд, а нечто подобное, скользнувшее в глазах узника. Я быстро оглядел его, но тот мало чем отличался от других заключенных – грязный и изможденный. «Показалось? Или нет? Впрочем, проверить несложно».
– Этих четверых покормите, дайте им в дорогу продуктов и выведите за ворота! А ты – иди сюда! – я поманил рукой бывшего заключенного.
– Сэр, мы вам еще будем нужны? – задержался у двери один из лучников.
– Идите! Все идите! С этим я сам разберусь!
Доходяга робкими шажками приблизился к моему креслу и остановился с низко опущенной головой, в ожидании своей судьбы. Худое грязное лицо, впавшие глаза, грязный балахон, свисающий с его плеч – все говорило о том, что он тот, кто он есть, но рука, нервно комкавшая край рванины, выдавала его напряженное состояние. После некоторого молчания, я неожиданно приказал Джеффри:
– Это шпион! Убей его!
Тот только успел выхватить клинок, как узник упал на колени и жалобно закричал:
– Добрый господин, пожалейте!! Не берите грех на душу!! Ведь если бы я был рыцарь, вы бы не стали меня убивать, а потребовали выкуп! Так, ваша милость?!
– Джеффри, подожди! А ты говори – говори, если жизнь дорога!