Помоги проекту - поделись книгой:
— Спасибо, спасибо, — засмеялся Саша. — Знаете, дорогой господин Арно…
— О, нет! Фредерик, только Фредерик!
— Так вот, дорогой Фредерик, у нас ведь тоже для вас подарочек есть. Сейчас… То, что вы просили.
Выйдя из-за стола, Саша прошел в отведенную для гостей спальню и, вытащив из-под койки чемодан, принес его в кают-компанию. Положил на стул, открыл и поставил на стол два золоченых подсвечника.
— Красивые… — озадаченно пробормотал профессор. — Но зачем?
— Как это — зачем? — Ухмыльнувшись, молодой человек взял столовый нож и колупнул на одном из подсвечников позолоту.
Белым серебром блеснул скол.
— Вот вам ваш цирконий. Как заказывали!
— Господи! — Доктор Арно в волнении вскочил на ноги. — Так вы все-таки привезли!..
— Вы же просили.
— Я говорил: если будет возможность. Но даже не думал, что так много… Как же вам удалось?
Александр скромно потупился:
— Не скрою, пришлось повозиться, но у нас ведь есть Урал-батюшка!
— Урал!
— Ну да. Кстати, мы немного не продумали форму: в аэропорту были проблемы, подумали, что везем антиквариат. Но ничего, обошлось.
— Боже! Боже! — Доктор Арно, казалось, сейчас расцелует подаренные подсвечники. — Луи, друг мой! Мы можем теперь продолжать…
— Ага, дорогой Фредерик! — Саша шутливо погрозил пальцем. — Так вы все ж таки продолжаете свои безответственные опыты без санкции соответствующих органов? Так всю Францию без света оставите. Ладно-ладно, шучу. Ну, расскажите же наконец, как у вас дела? Чего нового добились? Ведь добились же? По глазам вижу!
Профессор переглянулся с Луи:
— Что ж, от вас у нас нет секретов. Да, мы проводим опыты и лет через пять, очень может быть, найдем способ прекратить сжатие! Очень может быть!
— Даже так?! — удивилась Катя. — Но ведь вы работаете один… Вдвоем…
— Один? — Доктор неожиданно расхохотался. — Нет-нет! Есть Интернет, слава богу. Человечество вовсе не спит в ожидании неминуемой смерти. Научная мысль работает. Но все же, вы знаете, хочется быть первым! И в этом мне поможет ваш металл — цирконий. Знаете, если добавить в обмотку генератора любой редкоземельный металл, но цирконий лучше всего… Я вывел формулы и не далее как неделю назад обнаружил точно такие же в Интернете!
— Можно мне спросить? — робким, совсем не похожим на полицейский, голосом вдруг произнес Нгоно.
— Да-да, — поощрительно улыбнулся профессор. — Спрашивайте.
— Вообще-то я уже спрашивал Луи, но он объясняет так коряво…
— Это я-то — коряво?!
— Тише, любезнейший Луи. Продолжайте, Нгоно. Что вы хотите узнать?
— Об этом… о сжатии. И о том, как получилось, что мы…
— В двух словах?
— В двух словах. И пожалуйста, очень популярно. Я ведь не технарь, хотя и закончил коллеж в Нигере.
— Хорошо, — несколько рассеянно кивнул доктор. — В двух словах, так в двух словах.
Итак, в тысяча девятьсот сорок третьем году в США, в Филадельфии, был успешно проведен эксперимент по созданию невидимости большого военного корабля — эсминца «Элдридж». Однако в ходе эксперимента эсминец не только исчез из поля зрения, но и телепортировался — из Филадельфии в Норфолк и обратно! Мало того, как нам удалось выяснить, он побывал и в Карфагене, как раз в пятом веке! С этого все и началось.
Ход эксперимента разбудил страшные силы, о чем сразу же заявил Альберт Эйнштейн, в то самое время консультировавший ВМС США. Понимаете, тогда считали, что ради победы над нацизмом все средства хороши. Просчитались. Все и произошло согласно единой теории поля, ее когда-то разрабатывал Эйнштейн. Американцы разместили на корабле мощный электромагнит, создали магнитное поле. Понимаете, уже два — электрическое и магнитное, причем силовые линии обоих полей находятся под углом друг к другу. Но ведь, согласно единой теории поля, есть еще и пространство, и время… и еще много чего! И все взаимосвязано! Вот и получили телепортацию и провал во времени — прорыв хронополя. И тяготение-сжатие… Плоды чего мы сейчас и пожинаем.
— Все так просто? — удивленно протянул Нгоно.
— Ну, это только как вы и просили — в двух словах. Кстати, уравнение, математическим путем объясняющее ход взаимодействия между всеми силами, в том числе электромагнетизмом, силой тяготения и ядерной энергией, до сих пор не создано. Эйнштейн был гений, но и он сетовал, что недостаточно владеет математикой.
— Значит, кроме вас, профессор, этими проблемами занимаются еще многие?
— О да!
— И даже, может быть, те, с кем мы когда-то столкнулись?
Доктор Арно удивленно моргнул:
— Они же были осуждены, разогнаны. Но почему бы и нет? Хотя откуда у них деньги, это же нищие офицеры?.. Нет, вряд ли. Да и смысл? Одно дело — находиться под крышей Североатлантического альянса, и совсем другое — действовать на свой страх и риск. А почему вы спрашиваете?
— Я полицейский, господа, — просто ответил Нгоно. — У событий всегда может быть много версий.
— Нгоно, вы что-то говорили про Пуант-дю-Ок? — встрепенулась Катя. — Знаете, мы с мужем планировали завтра посмотреть те места: мемориал, американское кладбище. Я читала о них в Интернете — весьма познавательно. А послезавтра поедем в Онфлер, в музей Будена. Да и сам городок — сказка. А по пути — Довиль, Трувиль, гостиница «Черные утесы»…
— И посмотрим, что там за кухня, — Александр усмехнулся: кулинария давно стала его хобби, иногда принося куда больше денег, чем основная профессия — каскадер.
Каскадер, хм… Несолидно как-то взрослому, тридцатидвухлетнему мужику скакать сломя голову на коне, стрелять, прыгать со скал, сражаться на мечах и саблях. Это в двадцать лет здорово, а после тридцати… К тому же супруга, владелица трех пилорам, несмотря на молодость, управляла своим бизнесом жестко. А Саша что же, будет за гроши на пегом коне скакать да помахивать сабелькой? Вот уж дудки!
А потому подумал-подумал да и открыл ресторан, а в ближайшем крупном поселке — столовую. Нанял персонал, сам все контролировал тщательно, чтоб и вкусно было, и дешево. Шоферы, пилорамщики, сплавщики повалили валом, благодарили, чуть ли в пояс не кланялись. Видано ли дело, в наши-то времена дешевую рабочую столовку открыть? Для всех, а не для всяких там снобов.
Катя, как родила Мишку, лично столовую проверила, велела перекрасить, повесила портреты Брежнева и прочих коммунистических вождей, плакаты «Слава великому советскому народу — строителю коммунизма» и «Пионер — всем ребятам пример». Саша поначалу хмурился: не переборщила бы женушка, а потом махнул рукой. Да что говорить — по вечерам на «гламурный совок» полгородка съезжалось. Ну для этих-то низких цен не держали — каждому свое.
А для пацанов из местных школ Александр организовал клуб исторического фехтования: все никак не мог забыть каскадерскую молодость, форму поддерживал. Вот так и жили — хорошо! К профессору вот наконец вырвались. Он давно уже в гости звал, да Мишка маленький был.
~~~
Профессор сошел с дистанции быстрее всех, оно и понятно — возраст. Поклевал носом да отправился спать, за ним, чуть погодя, и Луи. А Катя с Сашей уходить в каюту не торопились.
— Во сколько открывается мемориал в Пуант-дю-Ок? — Пожелав ушедшим приятного сна, Катя повернулась к Нгоно.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Но когда вы проснетесь, он уже точно будет открыт. Некоторые, кстати, ходят на побережье, когда захотят.
— Клошары?
— Не только, еще художники.
— Художники? — Катерина захлопала в ладоши. — У вас есть знакомые художники?
— Только один. — Стажер скромно потупился. — И… гм… Не совсем взрослый. Но рисунок мне подарил… Хотите, покажу?
Нгоно вытащил из кейса плотный листок, протянул:
— Вот…
— Здорово! — сразу оценила девушка. — Прямо как ранний Моне. Не совсем импрессионизм, но где-то рядом. В манере барбизонской школы — Камиль Коро и прочие.
— Катька! Не ругайся, а? — Александр жалобно обхватил голову руками и застонал. — Школы какие-то, коровы…
— Не коровы, а Коро! — Катя расхохоталась и ласково взъерошила волосы на голове мужа. — Подожди, я еще тебя научу разбираться в живописи, не так уж это и сложно!
— Ну да, ну да, — покивал молодой человек. — Уж всяко не сложнее, чем готовить… Опа!
Он вдруг осекся, внимательно вглядевшись в картину. «Не совсем взрослый» художник изобразил на ней вид со скалы на море: на переднем плане — колючая проволока, какие-то кусты, дальше — синее в желто-оранжевых проблесках море, над ним, в отдалении, красный параплан, нарисованный, точнее, намеченный одним мазком. А внизу, под скалами, какая-то зеленая нитка… Луч!
— Что это? — негромко спросил Александр. — Нгоно, ты не спрашивал у художника?
— Он сказал, что все точно изобразил: и параплан, и садящееся солнце.
— А вот это, смотри… Это что такое?
— Это… гм… Может, просто краска пролилась?
— Может. А может, и не краска. Да что вам говорить, небось и сами помните.
Все замолчали. Вспомнили Тунис, Средиземное море и странное научно-исследовательское судно с внезапно вырвавшимся из его антенны изумрудно-зеленым лучом, после которого, собственно, все и очутились… в пятом веке!
— Так ты думаешь… — тихо прошептала Катя, — тот парашютист тоже, как мы тогда…
Нгоно взволнованно потер руки:
— Этот парень, художник, сказал, что парашютист как-то внезапно исчез: только что был, и нету. Впрочем, я позвонил в комиссариат, вызвал наутро подмогу — глядишь, парашютист и отыщется.
— Очень бы хотелось, — Александр усмехнулся и разлил по бокалам остатки водки — Мы с Катей тоже там завтра будем.
— Значит, увидимся, — рассмеялся стажер. — Правда, я буду с инспектором Мантину. Это мой начальник, очень, я бы сказал, своеобразный человек.
~~~
«Своеобразный человек» оказался непрестанно изрыгающим проклятия господином в синих вытертых джинсах и грязно-белом джемпере. Коренастый, круглолицый, с короткой шеей, он проявлял прямо-таки кипучую энергию: куда-то звонил, бегал, распоряжался, кричал.
— Гоно! Гоно! Чем вы там занимаетесь, черт побери?
Гон
— Так мы тут измеряем…
— Я вижу, что измеряете, а какого черта? Ищите лучше следы! Во-он туда пробегитесь, к той скале… Ножками, ножками… Сторожа опросили? Нет? Так какого ж черта? Ну и что, что он дома! Мало ли, что отдыхает. Вызвать! А не явится, так вломиться самим, да так, чтоб мало не показалось! Кинолог где? Как — у моря? Я вижу, что у моря. Что он там делает со своей собакой? По-моему, прогуливаются, разрази их дьявол, что-то этот неспешный променад не очень похож на работу. Сходите к нему, Гоно, поторопите. Скажите, пусть к скалам идет и пошарит во-он в тех кусточках… Это что еще за троглодиты? Вижу, что туристы. Спрашиваю, какого черта они здесь делают? Какая, к чертям собачьим, панорама? Открыта уже… Так закройте ее! И быстро! Жаловаться будут? Пускай! А ты, Гоно, запомни: не жалуются на тех, кто не работает. На меня вот постоянно жалуются, потому что я работаю, а не просиживаю штаны, как те бездельники в комиссариате. Можете им, при случае, передать, да они и так знают мое мнение. Ну что ты стоишь, как пень, господин стажер?! Иди живо, прогони туристов. И кинологу, кинологу не забудь сказать. О, это ж не собака! Это ж крокодил! Чего она в воду-то полезла? Что ей делать в воде, она что, рыба? Гоно, ты здесь еще? А какого черта? Где постовые? А, вот они, бездельники… Ну-ка идите сюда, черти! Чего пялитесь? Живенько убрали туристов. Что? А пускай потом жалуются — мы тут не в песочнице играем, а, между прочим, исчезновение человека расследуем, то есть я имею в виду — ищем пропавшего. Гоно! Я сказал — живо!
~~~
Опершись на парапет бетонного капонира, Александр не без любопытства наблюдал кипучую деятельность инспектора Мантину до тех пор, пока постовые не попросили всех покинуть панораму. Просили вежливо, но настойчиво, и хвост туристов потянулся от скал и воронок на американское кладбище. Туда же пришлось отправиться и Саше с Катериной, тем более что ничего интересного среди скал они не увидели.
Пара дотов была закрыта на реставрацию, о чем красноречиво свидетельствовали таблички с названием производящей работы фирмы. Фирма называлась красиво: «Подрядно-строительная организация реставрационных работ «Немезида»». «Немезида»! Вот так-то! Не какое-нибудь там СМУ!
Правда, самих реставраторов что-то было не видно. Бездельники, как непременно высказался бы о них кипучий начальник Нгоно.
Александр все же задержался у самой тропинки, обернулся, пытаясь представить, откуда бы мог вырываться луч. Получалось, вроде бы как ниоткуда. Прямо из скалы, что ли?
— Парашют! — показывая вниз, на песчаную отмель пляжа, вдруг закричал кто-то из оцепления. — Они нашли парашют! Вон-вон собака из воды тащит!
— Да отберите вы у нее наконец вещдок, черти вам в задницу! Я кому говорю, отберите! Это ж не собака, это ж крокодил!
Саша слабо улыбнулся. Вот и парашют нашелся. А его бедняга хозяин утонул, видно. Не повезло. Ладно, тем лучше, не будут разные гадости в голову лезть. Лучи всякие…
Быстро догнав жену, молодой человек зашагал к американскому кладбищу.
Они пригласили Нгоно на яхту поужинать, и не одного, а вместе с инспектором. Это была Катина идея — типа, пусть Нгоно налаживает с начальством неформальные отношения, в дальнейшем они очень даже пригодятся. Кто бы сомневался?!
Только вот инспектор Андре Мантину вблизи оказался еще невыносимее, чем издали.
За столом он говорил все так же громко и все так же ругался, правда, иногда спохватываясь и целуя Катерине ручку толстыми мокрыми губами.
— Не знал, не знал, что у моего подчиненного такие друзья! Целый профессор! Ну надо же! Да еще русские! Вы правда из России?
— Из Антарктиды. Водку будете?
— О, водка, водка!
Как выяснилось, инспектор оказался не дурак выпить.
— Хорошая водка — да! Холодная, ах! Парашют? Какой парашют? Ах, тот… Да, нашли, вытащили… Эта хвостатая сволочь его чуть было на куски не порвала! Не кормят ее, что ли? Это ж не собака, а крокодил!
В широких ноздрях представителя уголовной полиции департамента Кальвадос росли сивые волосы. Темные, чуть раскосые глаза цепко смотрели на собеседников, круглое лицо разрумянилось то ли от выпитой водки, то ли от ругани, впрочем, может быть, инспектор и от рождения был таким краснощеким.
— Что скажешь, дружище Гоно? Тот парашют?
— Тот. — Нгоно согласно кивнул. — Красный, с желтыми нормандскими львами.
— Сам ты красный с желтыми львами! — неожиданно рассердился инспектор. — Из этого еще вовсе не следует, что парашют — тот. Мало ли таких парашютов? Вот отвези его на опознание в этот, как его… в Уистреам.
— В Порт-ан-Бессен, господин инспектор.
Поделиться книгой: