Драконы моря

— Может, Леночку подождем?

— Да ну ее. Есть тут и кроме нее девки. Вон хоть Светка с Катькой, ассистентки. Честно сказать — обе хороши! Ну, будем!

— Да ты это… — выпив, Александр вытер ладонью губы, — конспиратор.

Лешенька приосанился:

— А то! Я, может быть, никудышний актер, но следователем когда-то был неплохим — логика поставлена, уж это без хвастовства. Скажу вам, опять же, не хвастаясь, я совершенно точно знаю, что надо делать, чтобы считаться звездой, — Тут артист снова отхлебнул и начал загибать пальцы: — А — дружить с газетами, в особенности с «желтой» прессой, время от времени подбрасывать им всякие дутые скандальчики, бэ — мелькать на разных закрытых тусовках, вэ — и не на закрытых тоже, типа «танцев на льду» или там «необитаемых островов». Песни опять же можно петь, что я и делаю, правда, без слуха и голоса, но это вовсе неважно, важно по ящику чаще мелькать! Не будешь мелькать — забудут, сдуется суперзвезда, и очень быстро.

— Не, не говори так, — подольстил Валентин, — У тебя же талант!

— Талант у меня к уголовным делам. Был, да весь вышел. А, что говорить, наливай! Ты, кстати, Сашок, тоже свой истинный талант в землю зарываешь. Ты ж классный повар, я знаю! Так чего в каскадеры подался? Бабла больше? Сомневаюсь. Хороший повар да в приличном кабаке бабок загребает не меньше, а пожалуй, и больше. Валентин, наливай! Эх, однова живем! Ноу фьючер! Нет будущего…

Вот так и сказал. И был абсолютно прав, ибо никакого будущего у Земли не было. Мир сжимался, медленно, но верно приближаясь к коллапсу. Кто- то из ученых говорил, что этим процессам подвержена вся Вселенная, кто-то им возражал — нет, мол, не Вселенная, а только Земля. Но в одном все соглашались: процесс идет и катастрофа неминуема. Правда, лет через тысячу или десять тысяч — тут разброс был большой.

Пришла Леночка со стаканами, налили и ей. Лешенька уже хорошо накачался и нес какой-то пьяный бред:

— О, в этом пансионе не все чисто. Я имею в виду постояльцев, хотя и хозяин — та еще бестия, палец в рот не клади. А уж жильцы…

— Да какие тут жильцы, — раздраженно фыркнула девушка, — Нет ведь никого, кроме нас.

— Нет, так были, — загадочно усмехнулся актер, — Вот, в день нашего заезда старичок один по двору шлялся. Он ведь явно кого-то боялся или скрывался. Одежду все время менял, шляпу надевал с полями, очки — в общем, вел себя как примитивные, насмотревшиеся шпионских саг дурни. Ну разве в шляпе дело? А уж темные очки только внимание привлекут. Он еще и волосинки к дверям клеил, я как-то увидел, чтобы узнать, если кто чужой в номер войдет.

— Ой, Леша. — Леночка томно потянулась — Вечно тебе невесть что мерещится. Ну старик и старик, обычный. Я так его и не запомнила вовсе. А ты, Саша?

— И я не запомнил — Каскадер пожал плечами. — Какое мне дело до каких-то стариков?

Они пили почти до самого утра и спали всего часа три-четыре. Проснувшись, Александр, как обычно, отправился на утреннюю пробежку. Постановщик и исполнитель трюков (а Саша совмещал здесь обе должности в одном лице), несмотря ни на что, должен был держать форму.

Бегал он всегда по одному и тому же маршруту: проходя через развалины тофета, начинал с улицы Суффет, добегал до терм Антонина, сворачивал на широкую авеню Хабиб Бургиба и уже по ней возвращался к пансиону. Не такой уж маленький получался кружок, и Саша всегда засекал по секундомеру время, с гордостью замечая, что с каждым днем результат все лучше, на секунду-две. Хотя, конечно, скорее всего, дело было не в нем, а во времени, точнее в пространстве. Мир вокруг вот уже несколько лет как сжимался. Это было доказано, об этом писали во всех газетах. Многие люди первое время жили в ожидании неминуемого конца света, пока в масс-медиа не появились сообщения о том, что коллапс, конечно, будет, но не сейчас, а лет как минимум через тысячу. Но что через несколько сотен лет не будет ни Земли, ни, быть может, Вселенной, осознавать было неприятно.

А вдруг ученые ошибаются? Вдруг нет никакой тысячи лет и обещанный коллапс наступит вот уже через год-другой, через месяц, завтра? Такие идеи в народе тоже бродили и время от времени набирали силу.

Три секунды! Вот, уже на три секунды быстрее! Черт…

Саша сплюнул под ноги. Нехорошо все это. Может, ну его на хрен, этот секундомер? Выкинуть его, что ли? А и выкинуть!

Недолго думая, молодой человек размахнулся и забросил сверкнувший на солнце прибор в розовые кусты.

— Бонжур, месье!

Черт!

Полицейские! Эти-то откуда взялись? А, вон их автомобиль. Бесшумно подъехали. Ха, это ж электромобиль, чего ему шуметь-то? Сейчас скажут: «А чего это вы тут мусорите? Вещами какими-то кидаетесь?» И заставят заплатить штраф.

— Бонжур…

— Говорите по-французски, по-английски?

— Лучше по-английски.

— Хорошо — Полицейский инспектор в белом, с блестящими пуговицами, мундире, представившись, перешел на английскую речь: — Проживаете у господина Ашкензи, не так ли?

— Да, именно так.

Неужели уже и до полиции дошла весть о ночной пьянке? Соседи настучали? Возможно, здесь такое в ходу.

— Можем мы с вами поговорить?

— Да, пожалуйста.

Молодой человек пожал плечами, и инспектор, указав на лавочку в тени деревьев, улыбнулся:

— Нас интересует ваш бывший сосед по пансиону, профессор Фредерик Арно.

— Профессор? — Саша озадаченно поскреб затылок — А! Это такой седой старик, что ли?

— Да-да, именно — седой. У него еще имелась яхта.

— Имелась?

— Он, видите ли, исчез вместе с яхтой, словно в воду канул.

— Так, может, действительно — в воду? — усмехнулся молодой человек.

Полицейский покачал головой:

— Не думаю. Погода стояла спокойная, а профессор — опытный яхтсмен. Так что вы о нем можете сказать?

Александр пожал плечами:

— Да ничего. Я его вообще не видел. Так, если только мельком. Вам бы с хозяином пансиона лучше поговорить.

— Поговорили уже. Значит, о профессоре Арно вы ничего не можете сказать?

— Абсолютно!

— Что ж, жаль.

Вежливо попрощавшись, инспектор зашагал к машине, Александр же, пожав плечами, направился в пансион. Парило. В блекло-синем небе светило белое знойное солнце.

— Ты где был?! — с порога накинулся один из продюсеров, — Мы тут тебя по всему пансиону ищем!

— Да как обычно, бегал. Потом с полицейским инспектором беседовал.

— С полицейским? Ах да, он сюда тоже заходил.

— Так что случилось-то? Профессор нашелся?

— Какой профессор? Ты это о чем? Тоже, что ли, пьяный?

— Тоже? — Кажется, Александр начал догадываться о том, что произошло.

— Понимаешь, Лешенька, сука, вчера нажрался, а он ведь запойный, черт! Короче, простой у нас. Вот мы тут подумали и решили крупным планом тебя снять. Вы ж похожи!

— Меня?! — ошарашенно переспросил молодой человек — Ну вы даете… Нашли артиста!

Продюсер схватил Сашу за руку:

— Послушай, да что там играть-то? Просто вечером выйдем в море на двух судах: нам обязательно на фоне заката снять надо. Тебе даже и говорить ничего не придется — Лешенька потом своим голосом все озвучит, просто постоишь, руками помашешь. Ну! В конце концов, это же вы с Валькой-осветителем Лешку ночью напоили.

— Кто кого напоил… Ха! Что, Ленка заложила?

— Короче, Саня, надо!

Вообще-то сегодня Александр планировал отдохнуть, развеяться, в музей сходить, может быть. Но раз такое дело…

— Ну, раз такое дело…

— Вот и славненько! Вот и по рукам! Ты только в обед сходи к костюмерам — что-нибудь получше тебе подберут.

«Получше» оказалось шикарной ярко-зеленой туникой из тускло-блестящего шелка, золоченым поясом с привешенным к нему устрашающих размеров бутафорским мечом — двуручным, явно оставшимся от съемок какой-то рыцарской картины, толстенной медной цепью на шею и высокими ботфортами со шпорами.

Вот-вот, только шпор морскому вождю вандалов и не хватало! Да и были ли тогда шпоры-то? Вообще-то зря продюсеры кинулись на вандалов, могли б себе спокойненько забабахать фильму про тех же карибских пиратов. Или про берберских, так сказать, в натуральном антураже. И ходил бы сейчас Александр при длинной бородище и в чалме, изображая знаменитого Аруджа Барбароссу, или его братца Хайредцина, или, скорее всего, и того и другого сразу.

— Чего кривишься, Санек? Цепь не нравится? — подмигнув, рассмеялся Валентин: ко всему прочему, он еще заведовал реквизитом.

Каскадер хмыкнул:

— Да нет, цепь хоть куда, меня меч смущает — больно уж здоровый. Да еще шпоры… Я ж не на коне скакать собрался!

— Про меч, Саня, ты прав, — садясь на сундук, согласно кивнул реквизитор. — Не было в те времена таких мечей, да и ботфортов со шпорами не было. Ну не было, и что? Зрителю все равно, лишь бы крови побольше да баб поголее! Сожрут, тут и думать нечего.

— Чего они вообще про вандалов снимают?

— Так они это, германцы типа, а Геныч, второй продюсер, арийцев во как уважает!

— Ага, теперь понятно. — Александр потянулся и подкинул в руке меч, — Тоже еще, фашист недобитый. То-то я смотрю, он все время «Раммштайн» слушает. Слышь, Валик, я что, с этой дурой таскаться должен?

— Можешь пока куда-нибудь положить, — пожал плечами реквизитор — Только на съемки взять не забудь, сделай милость. Вот насчет ботфортов… Погоди-ка, там у нас сапоги от какой-то волшебной сказки остались, по Пушкину.

— Что по Пушкину, сапоги?

— Да не сапоги — сказка! В них, в сапогах-то, этот, как его, дядька Черномор ходил! Хорошие сапожки, красивые, красные такие, на каблучках, тебе, думаю, впору будут. Поискать?

— Нет уж, спасибо! — вежливо поблагодарил каскадер, — Как-нибудь обойдусь ботфортами. Кстати, мне бы часы для съемок сменить. У моих на циферблате арабские цифры — вдруг случайно в кадр попадут, а в те времена римские в ходу были.

— Римские? — задумчиво переспросил Валентин. — Даже не знаю, у кого такие есть. Ладно, поищем. Постой! Какие, на хрен, часы?!

Саша довольно хохотнул:

— Да шучу, шучу я!

Прожекторы, с разрешения местного префекта, или как он там назывался, поставили на самой конечности мыса, как раз для ночной съемки. Закат закатом, но и после него режиссер решил поснимать, чтоб два раза «пиратские» ладьи на буксире в море не вытаскивать. Буксир немаленьких денег стоил, как и префект.

Грохоча мотором, буксир разворачивался, зацепив тросом сразу две ладьи цугом, одна за другой. Вот здесь, сразу напротив мыса, и должно было развернуться действие. Оранжево-красный, пурпурный даже закат, золотисто-алая дорожка на волнах, черные тени скал, затяжной поцелуй на фоне всей этой благодати — против этого Александр ничего не имел, ведь в главной женской роли была, естественно, Леночка. Хотя что, он с ней не нацеловался, что ли?

Одну камеру установили на скале, рядом с прожекторами, другую — для крупных планов — в пиратской ладье, третью, на всякий случай, в моторной лодке. Там уже распоряжался мелкий как бес ассистент режиссера, махал руками, ругался и орал в микрофон на гребцов и команду буксира:

— Потравливай, потравливай, кому говорю! Да потравливайте же! Да кто так потравливает?

А на горизонте, между прочим, уже появились тучки. Маленькие такие, полупрозрачные, синие. Никто на них и внимания не обратил, кроме капитана буксира. Тот живо развернул свое суденышко и что- то закричал в рацию.

— Чего? — недовольно обернулся сидевший в ладье оператор. — Чего он там хочет-то?

Саша прислушался к доносившемуся из портативной рации хрипу.

— Ругается. Говорит, скоро ветер усилится, а ночью шторм будет — он в таких делах понимает.

Резко качнувшись, ударилась о борт ладьи моторная лодка с режиссером.

— Шторм? Ночью? — Саныч пригладил растрепавшиеся от ветра волосы, коими тщетно пытался прикрыть просвечивающую на макушке плешь, — Ну так до ночи успеем. Все, хватит болтать! Поехали. Мотор! Хлопушка! Я сказал — хлопушка, мать вашу! Саша, Леночка — к бушприту. Целуйтесь!

На съемку поцелуя ушло часа полтора: то режиссеру не нравилось небо — казалось не слишком романтическим, то оператора не устраивал свет, то звезда Леночка капризничала — видите ли, замерзла.

— Замерзла? Так дайте ей коньяку, черт с ней! — матерился в мобильник Саныч, — Только смотрите, немного. Что?! Дайте, сказал, пару глотков!

Леночка враз ополовинила бутылку, остальное допил Сашок на пару с оператором. И в самом деле, было от чего замерзнуть: солнышко уже скрылось, внезапно задул ветер, злой и неожиданно холодный, прямо-таки пронизывающий. Или это казалось? А режиссер, между прочим, радовался!

— Здорово! Черт побери, здорово! Эти волны, скалы… Какая фактура, ах! Снимаем! Снимаем немедленно!

И снова Александр и Леночка целовались, теперь уже на фоне аспидно-черных, взметающихся почти к самому небу волн.

Оторвавшись от жарких губ кинозвезды, Саша явственно увидел в свете прожекторов яростные буруны в окружении грязной желтовато-белой пены. Камни! То-то буксир быстро убрался! Именно туда, на камни, и сносило сейчас обе ладьи.

— Надо уходить! — Свесившись через борт, Саша закричал режиссеру: — Саныч! Сворачивай, на фиг, съемку. Там камни! Камни!

Режиссер оказался понятливым, живо распорядился:

— Ребята, шабаш!

Закрутил головой:

— Где же этот чертов буксир?

— Так сам же ты его и отпустил, Саныч!

— Да, отпустил. И что теперь?