Охота на побежденных

Старик, указав на отдельных ворон, кружащих над окрестностями, предположил:

— Похоже, здесь перебили целое стадо. Вон следы лошадей — кавалеристы загнали оленей к скалам. Скорее всего, они издалека пришли — нечего им здесь делать…

— Я вижу. Но почему мясо не забрали?

Старик пожал плечами:

— Может забрали несколько туш, а остальное бросили. Не нужно им столько было.

— Да они верно сбрендили — это ведь горные олени! Заветная мечта любого охотника! На них никто не смеет поднимать руку, кроме высших аристократов — под угрозой удавливания или отсечения нахальной руки по самое плечо! Говорят, что их мясо подобно нежнейшему говяжьему языку. Вот только убитого оленя надо сразу потрошить и быстро вырезать мускусную железу. Стоит промедлить, и мясо будет с неприятным запашком. Ну да ладно — я и на тухлое согласен, а это явно еще не протухло. Отдыхайте, друзья мои неожиданные — сейчас Ххот накормит вас по-настоящему. Только омр умеет так кормить — с пальцами слопаете.

Заявление воина выглядело несколько подозрительно — достаточно вспомнить о ряде особенностей кухни его народа. Но мальчику, похоже, было все равно — рухнул на пятую точку прям где стоял: сильно вымотан. Старик оказался покрепче — растворился в зарослях, откуда вскоре вернулся с охапкой сушняка и новостями:

— Я нашел еще две туши. И следы медвежьи видел. Большие следы — большой медведь.

— Ну это понятно — падаль косолапые очень уважают, — заметил омр, не отрываясь от разделки добычи.

— Ночью придется поддерживать костер — пищи вокруг достаточно и хищники не рискнут подойти к огню.

— Зверей я не боюсь — уделаю любого медведя, а вот солдат надо опасаться. Вдруг вернутся. Меня они точно прикончат — омров эти слизняки не любят. Да и вам достанется…

— Ночью точно не вернутся — кавалерия в темноте по горам двигаться не сможет.

— Твоя правда, старик. И ты бы принес еще сухих веток — эти прутики прогорают слишком быстро. Их на ужин уйдет слишком много, а ведь ты еще всю ночь собираешься огонь поддерживать. Когда стемнеет, искать дрова станет труднее.

Вслед за стариком на поиски топлива отправился и мальчишка. Омр только головой покачал — тощий малец на ногах не стоит, но туда же. Неугомонное отродье, упрямое как и все жители Наксуса…

Горный олень создание благородное и крупногабаритное — передняя нога весит побольше, чем боевой топор омров, а заднюю женщине двумя руками поднять нелегко, да и для крепкого мужчины не пушинка. Но тройка путников прикончила ее целиком. Правда, работали в основном крокодильи челюсти Ххота — наконец-то он заткнулся, не терзая уши спутников своими рассуждениями и расспросами. Старику хватило несколько полосок, а мальчику и того меньше — поклевал будто болезненный воробей. Мясо, правда, было не особо аппетитным — обуглилось вдоль разрезов, несоленое, да и запах не особо приятный. Воин, грызя добротно обглоданную кость, заметил:

— Да вы будто со щедрой пирушки сюда заявились — почти не ели.

— Мне достаточно, а мой ученик вообще не ест мяса — сейчас ему пришлось переступать через свои убеждения, чтобы восстановить силы. Разумеется, ему не съесть много.

— Не ест мясо?! Да твой ученик глупее глупого глупца! Его действительно надо учить жить правильно — иначе пропадет!

— Кое в чем я гораздо умнее тебя, — заметил мальчик.

— Но-но! Личинка нахальная! — прогудел воин, беззлобно замахиваясь костью. — В какой конюшне тебя воспитывали, что ты все время при взрослых норовишь язык во рту прополоскать! Вы оба очень странные! Старик — муха больше ест, чем ты, а чтобы вообще мясо не нюхать, это и вовсе чудо невиданное! Ну да ладно, меня это не касается — главное, что вы из-за странностей своих олениной побрезговали, а то я уж было подумал, что моя стряпня не понравилась! Почти успел обидеться.

— Мне все понравилось — особенно сгоревшее до угля мясо, — фальшиво поблагодарил наглый мальчишка.

— У! Твареныш равнинный! Сморчок-недоросток! Поел бы ты стариковских почек, поджаренных на сухом дерьме и политых вонючей наньей — тогда бы понял, что такое стряпня омров, и лопал бы оленину тухлую как божий дар! Знаешь хоть, что такое нанья?!

— Знаю — ни один нормальный человек даже нюхать эту гадость не станет.

— Ты слишком много знаешь такого, что тебе знать не следует, а вот в нужных вещах ничего не понимаешь!

— У меня очень хороший учитель, хоть и с недостатками, — показушно-смиренно заявил мальчик.

— Кстати, старик — раз уж мы решили дежурить, то я первый посижу. Брюхо вроде как набил, но хочется добавить — уж больно долго голодал. Нажарю себе немного стружки с шеи, или ребрышки подержу над огоньком. Потом уголь ножичком счистить и объедение получается.

* * *

Ночь прошла без приключений. Где-то неподалеку шумно трещали кости под мощными челюстями, иногда доносился рык зверей, не поделивших добычу, но путников никто не побеспокоил. Да и зачем лезть к опасным людям у огня, если мяса в округе полно — хоть закапывайся в него с головой. Взвод драгун, посланный в погоню за разбитым разведывательным отрядом войск династии, пробираясь к заснеженному перевалу по старой тропе, наткнулся на немаленькое стадо пятнистых красавцев и, загнав их в ущелье, солдаты перестреляли всех до единого. Будто в тире повеселились — на полуголом склоне животные превратились в мишени. Погубили их без надобности — еды хватало, так что с собой забрали лишь несколько отборных кусков. Жевать жесткую дичь не стали — свинина у местного мужичья несравнимо сочнее и нежнее. Просто кавалеристам хотелось дать работу винтовкам, а оказии не было — в эту суровую местность мародеры не забредали, да и беглых вояк не попалось. Все предпочитали более-менее нормальные дороги для драпа, а не здешние головоломные кручи. Вот и не удержались пальцы на спусковых крючках — переводили патроны, пока не рухнул последний олень. Всадники, устроив побоище, отправились назад — подниматься выше не решились без теплой одежды. Да и надобности в этом нет — никто в здравом уме не станет укрываться в столь негостеприимной местности.

Солдаты коалиции еще не получили приказ светлого рея — иначе пришлось бы им носами пахать снег и лед, протаскивая через перевал своих капризных лошадок.

Утром пришлось задержаться — омр наотрез отказывался выступать дальше без плотного завтрака. Аппетит его, правда, чуть унялся — на целую ногу сил не хватило (хотя и отгрыз изрядно). Зато старик, не гонясь за количеством, неплохо прожарил на углях парочку веток с нанизанными полосками оленины. Обошлось без черного угля и кровавой сырятины — хватило и ему, и мальчику.

Путь продолжили, когда Солнце давно уже разогнало остатки утреннего тумана. Кстати — первый день, когда светило рискнуло надолго высунуться из-за непроницаемых туч. Денек обещал быть чудесным — жизнь налаживается. Омр, прицепив к секире самую огромную ногу из найденных, пребывал в чудесном настроении — перестал докучать расспросами и постоянно мурлыкал под нос незамысловатые гимны своего народа (самый мелодичный из них был подобен поступи инвалида на костылях, шагающего по куче медной посуды, частенько при этом падающего и бессистемно испускающего крик кота, угодившего хвостом под сапог).

Лишь один раз, на широком и пологом изгибе тропы, он милостиво прекратил истязать уши несчастных спутников и поинтересовался:

— Раз вы такие умные, так скажите мне — куда вообще ведет эта богами позабытая дорога?

— Вниз, — логично ответил донельзя обнаглевший молокосос.

— И без недоумков знаю, — а что там внизу-то?

— Долина, — коротко ответил старик и, видимо не желая злить лишний раз напрягающегося воина (хотя вряд ли об этом беспокоился), пояснил расширенно:

— Удел Скрамсон — земли углежогов и кузнецов. Почвы хорошей мало — нищий край. Железо местное не слишком качественно, но добывать его легко. Здесь куют всякую рухлядь — на таком сырье не разбогатеть.

— И зачем же вы туда идете, да еще и я за вами прицепился? Что вы забыли в этой нищете?

— Ну ведь куда-то надо идти? — вопросом ответил старик, сам же на него ответив: — Так почему бы не идти в Скрамсон?

Омр, остановившись, посверлил тяжелым взглядом спину удаляющегося старика, хмыкнул, перекинул секиру на другое плечо, затянул очередную песенку агрессивного безумца, зашагал следом.

* * *

— Учитель — могу ли я спросить?

— Спросить можешь. Но ответ не обещаю.

— А могу ли узнать о времени учения? Не пришло?

— Гед — нам сейчас не до учебы.

— Я понял. Простите учитель. Тогда просто задам вопрос: почему мы до сих пор не расстались с омром? Вы ведь говорили, что это может запутать наши следы.

— Я передумал. Помни Гед — лишь сильный легко расстается с собственными заблуждениями: слабый в них упорствует до конца. И раз уж тебе это непонятно — поясню. Не верю, что наше разделение серьезно запутает следы — вряд ли вообще кто-то станет искать в этих горах старика с мальчиком. Но внизу… Гед — если нас ищут, то ищут именно старика и мальчика. Двоих. Троица это уже что-то другое — наши враги могут растеряться. Пусть ненадолго, но даже миг замешательства иногда стоит дорого.

— Учитель — вы мудры. Нам действительно надо что-то новое. Ведь если внизу нас ждут враги, вы их убьете и это может оставить заметный след для тех, кто знает, что ищет. Будет правильнее, если нам поможет омр. Он ненадежен, но воинственен и умел — может оказать помощь.

— Раз ты и без меня все понимаешь — прекращай расспросы. Нам надо поторопиться, иначе и завтра не доберемся до конца этого бесконечного спуска, так что не отвлекайся.

* * *

Крылатая машина вновь провалилась в пустоту, потеряв добрый десяток метров высоты. Вслед за ней рухнуло сердце и сама душа, а в теле все внутренности передернуло.

Проклятые аэропланы…

Граций не разделял всеобщий восторг по поводу абсолютно всех изобретений Энжера. И не забывал повторять раз за разом, что это, по сути, и не изобретения — невольный пришелец, избежавший судьбы традиционной жертвы, попросту воспроизводит то, что давно уже было придумано в его мире. Причем сам часто признает, что делает это криво и неэффективно, так как не может знать все, а из того что знал многое позабыл. Правда, обычно почему-то винит в недостатках новинок тупость помощников и недоразвитость местной цивилизации, но это уже другой вопрос, да и на оправдание сильно похоже.

Некоторые "изобретения" Энжера Грацию нравились. Например, ватерклозет. Гигиенический процесс стал по-настоящему интимным и комфортным — ничто не раздражало и не отвлекало от главного. А сколько гениальных идей приходило в голову Грация на стульчаке унитаза — не счесть. Ничего удивительного: расслабление организма, тишина, отсутствие мух и застарелой вони — все способствует мыслительному процессу.

А еще ему понравилось электричество. Ценная новинка — до сих пор мало кто из непосвященных с ней серьезно сталкивался (если не брать в расчет лампочки и прочую малополезную ерунду). Вещь многогранная: искры этой техномагии пропитывают многие изделия иномирянина. Они используются в танках, в чудесных средствах связи, в морских прожекторах и сварочных аппаратах. Но даже в сугубо технологическом явлении можно найти нечто притягательное — нет в мире приятнее явления, чем замыкание цепи между пупком допрашиваемого и его мошонкой. Между ушами приложить контакты тоже достаточно интересно — здесь главное не переборщить. А истязуемый попросту не понимает, чем его, собственно, истязают. Характерная реакция — гарантированное судорожное расслабление всего, что только может в человеке расслабиться нехорошего. Параллельно происходит сильный спазм связок — крик доходит до запредельной высоты и перестает восприниматься палачами. А затем, в большинстве случаев, жертва взахлеб выдает все что знает и не знает, с ужасом косясь на руку, замершую в районе рубильника.

Хотя встречаются и закоренелые упрямцы — таких даже током не прошибить. Однажды Граций, не будучи стеснен в мощности, сжег такому крепышу глаза парочкой медных пластин. Это было забавно — лишь одно неудобство: толстые резиновые перчатки пришлось одевать. Жаль "пациент" не выжил — мозг у него тоже при этом сгорел…

Интересно: какую картинку он увидел в тот миг, когда рубильник опустился? Жаль не расскажет уже… Хотя можно повторить с другим: если выживет и будет в состоянии говорить — расскажет все. Граций умеет добиваться откровенности.

Аэроплан завалился в очередную воздушную яму. Хорошо бы к глазам пилота приложить пару плоских медных пластин со змеями проводов. Ну откуда в небе могут быть ямы?! Вранье это все — для оправдания криворукости летчиков придумано.

Не нравились Грацию самолеты. Но не признать пользу от них он не мог. Полная независимость от условий на земле. Пусть внизу непроходимое болото, бездорожье, буреломы и отвесные скалы — аэроплану это безразлично. Летит себе прямо, ни на что не отвлекаясь, одним своим видом до истерики пугая полудиких идолопоклонников — вон как суетились в той деревне, что только что внизу промелькнула. Прятались в погреба, забывая про все на свете. Небось, так спешили, что шеи сворачивали на лестницах.

Машина начала набирать высоту — истошно взвыл двигатель, завибрировала ткань, натянутая на рамы крыльев. Граций покрепче уцепился за подлокотники, пригнул голову — поток воздуха, заворачивающийся от винта, жестоко ударил прямо по месту пассажира. Аэроплан пролетел над высоким холмом, едва не задев верхушки корявых деревьев, и тут же рухнул вниз. Похоже, это не очередная воздушная яма — падение подозрительно затягивалось. Мотор работает ровно, пилот не дергается. Все понятно — пришло время посадки.

Граций нервно заерзал — ему очень не нравились аэропланы, но еще больше не нравилась сама идея о посадке на такой машине чуть ли не в центре непокоренной территории. Причем не факт, что внизу им подготовили достойную встречу — в армии коалиции самолетов имелось всего несколько штук: мало кто с ними сталкивался и понимает, что требуется этим рукотворным пташкам.

Аэроплан повело влево, затем вправо, а затем он и вовсе клюнул носом вниз — тяжесть громоздкого мотора стремилась взять свое. Перед глазами Грация промелькнула неприятная картина — стремительно приближающаяся земля — похоже пилот твердо решил разбиться о накатанную землю местной дороги. Но нет — в последний миг он все же удосужился выровнять машину. Удар колес о земную твердь вызвал в теле Грация неприятные процессы: мышцы напряглись до скрипа, кости затрещали, а кишечник попытался опозорить хозяина. Самолет вознамерился вытрясти из советника все, что плохо держится — яростно запрыгал, вскидывая при этом хвост. Чудом не опрокинувшись, замер у поворота дороги, в десятке шагов от яблочного сада. Деревянный пропеллер продолжал рассекать воздух, но делал это заметно медленнее, чем в полете — наметанный глаз Грация не обмануть.

Слава светлым силам — он на земле!

Советника встречали без торжественности, но достаточно представительно — батальонный командир со свитой из трех младших офицеров и десятка солдат. Чуть поодаль, за рощей, на зеленеющем поле гарцевал полувзвод драгун — бравые вояки всем своим видом демонстрировали готовность к бою. И не беда, что врагов пока что не видно — дожидаясь их можно скрасить досуг уничтожением будущего урожая очередного идолопоклонника.

Взмахом руки оборвав приветствие майора, советник сразу приступил к делу:

— Где они?

— Господин советник — мои солдаты перенесли тела в удобный сарай. Это недалеко отсюда — несколько минут хода на пролетке. Экипаж подан — за поворотом ждет. Вы уж извините, но лошади очень пугаются аэропланов — ближе подавать неразумно.

— Хоть в чем-то я лошадей понимаю, — тихо заметил Граций, направившись за угодливым лейтенантом, кинувшимся показывать дорогу.

* * *

Обыкновенные люди относятся к трупам однозначно негативно. Но Граций обоснованно причислял себя к личностям неординарным и считал данный негатив побочным эффектом страха смерти — глядя на мертвеца, неизбежно скатываешься к мыслям о бренности собственного бытия. А ведь боятся нечего — нормальный труп, чей дух не побеспокоен волшбой нечестивцев, совершенно безобиден и никому неинтересен кроме глупых мух и их прожорливых личинок. Опасаться его, это все равно, что приходить в ужас при виде куска заплесневелого сыра. А если вспомнить о деликатесных сырах Фаттии, ценимых истинными знатоками именно за многослойную ядреную плесень… Какое же это объедение… Отсюда остается всего один шаг до познания простой истины: труп тоже бывает привлекательным и полезным.

Эти трупы выглядели неэстетично. Естественно — трудно сохранить презентабельный внешний вид, если тебя жестоко прирезали, после чего сбросили в пропасть. Да и вороны успели поработать — местные птицы с этим делом никогда не запаздывают.

Майор, робеющий перед высокопоставленной особой, запинался, заикался, часто путался, но кое-как ухитрялся доносить до советника информацию:

— Ваша светлость — мы уже пару дней ловим эту шайку. Сразу после нападения на отряд фуражиров начали искать их. Знаем, что там, в том самом случае, поработали именно омры, но найти их никак не могли. И это ведь странно — местные омров недолюбливают. Мы считали, что их никто не станет укрывать. А раз помогать не станут, то им некуда деваться — эта долина густо населена, и укромных уголков не так уж много. Вот и прочесывали их, но все без толку — после того случая мерзавцы будто испарились. Непонятно все это — куда они могли деться? Я даже местных начал подозревать в пособничестве, как вдруг один из них и принес известия. Простой пастух — шатался по высокогорью со своими овцами, почти до снегов дошел. Вот он на мертвецов и наткнулся — увидел, что воронье кружит и полюбопытствовал. А там эти — два омра. Понять что это омры смогли лишь по татуировкам — уж сильно тела потасканные.

— Где пастух?

— Простите: господин советник, я не понял вопрос?

— Что здесь непонятного? Где тот пастух, который обнаружил тела?

— А… Не могу знать! Когда тела, согласно приказу, осмотрел полковой жрец, он тот час сообщил, что это важная находка. Послали за бригадным светлым, и тот все подтвердил. Пастуху выдали награду за помощь армии коалиции. Я думаю, он в сельском трактире ее пропивает — по виду он мастер обращаться с кружкой.

— Приведите его и подготовьте для допроса. Хорошенечко подготовлен — когда у меня до него дойдут руки, он должен быть не благодушно пьяным, а перепугано-растерянным. Понятно?

— Так точно!

— Выполнять. И для начала жду вашего жреца. Не обязательно бригадного — сойдет и попроще. Мне нужен его полный доклад о телах. А пока я общаюсь со жрецом и пастухом, соберите солдат и унтер-офицеров — тех, кто не боится запачкать руки кровью. Я выберу из них несколько помощников для важных дел — думаю, мне придется здесь задержаться всерьез.

Жрец нашелся практически мгновенно — тощий типчик с безмятежными глазками и красноречивыми прожилками на носу, указывающими на слабость хозяина носа перед таким пороком как пьянство.

— Господин советник — позвольте я вас благословлю!

— Я похож на человека, жаждущего получить благословение? Нет? Значит ответ понятен. И раз уж благословение не требуется, давайте сразу приступим к делу — это вы осматривали тела?

Жрец, обиженно заморгав, затараторил:

— Да — я. Я сразу понял, что нечисто с ними. Раны как в описании. И следа нет.

— Стоп! Давайте по порядку. Что за раны?

— У одного правая рука в локте рассечена и глубокая рана в глазнице, тоже правой. Похоже на лезвие шпаги — пронзило и глаз и кость — клинок вошел в мозг. У второго что-то похожее: от локтя и вверх откромсан целый пласт мяса — остался болтаться на подсеченных сухожилиях. И шея у него разрезана так глубоко, что металл прошелся меж позвонков, да и горло краем перехватило.

Граций мысленно испустил победный крик — похоже, он не зря трясся в этом проклятом всеми темными и светлыми силами аэроплане.

Жрец, между тем, продолжал:

— Эти раны нанесены убийцей или убийцами, но хватает и других. Тела, судя по всему, были сброшены со скалы, с большой высоты. По пути они бились о камни, из-за чего получали ссадины и переломы. Затем над ними еще и вороны поработали, но я все равно без труда понял, что умерли они именно от этих ран, нанесенных человеческими руками. Такое от меня не скрыть, я вижу суть, и вижу ее глубоко.

— Что вы смогли узнать об этом убийце или убийцах?

Жрец, заморгав уже не обиженно, а как-то растерянно, с откровенным недоумением произнес: