Ричард Длинные Руки – гранд

Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки – гранд

Часть первая

Глава 1

Когда произносится слово «ребенок», у меня почему-то ассоциации всегда с мальчиком, хотя да, понимаю, ребенок — это нечто общее, девочка все-таки тоже в какой-то степени ребенок, хоть и не совсем, да.

Изаэль весело показала мне язык, еще остроконечнее и длиннее, чем ее уши, но такой же фигурно вырезанный, с милой ложбинкой посредине, и даже сделала его умильной трубочкой.

— Останешься мужем Гелионтэль, — прощебетала она ехидно, — навеки!

— Брехня, — сказал я, — пока не родится мальчик!

Она фыркнула.

— Да? И не мечтай!.. У нас рожают раз в сто лет. Если вообще очень сильно повезет насчет второго раза.

Я пробормотал:

— Это что, вы от галапагосских черепах, что ли?.. Ну я даю, ну я орел… Хотя вообще-то я ж не черепах? Может быть, мои дурные гены по борют ваши мудрые. В жизни дурак всегда побеждает, не знали?.. Эх, не видели, кто в правительстве… В общем, я ради друга Астральмэля должен хоть из кожи вылезти, но постараться насчет наследника мужеского пола, звания и титула.

Она мило опустила громадные ресницы, пряча смех. Вообще-то меня не пугает перспектива остаться вечным мужем прекрасной эльфийки. В этом мире мужчины гибнут часто, потому даже церковь разрешает разные варианты тетравленда, хотя и не поощряет, как было после великой чумы, когда нужно было просто спасать население Европы.

Вошел сэр Вайтхолд, собранный и чопорный. На пороге застыл только на мгновение, но, настоящий аристократ, вежливо и с достоинством поклонился даме. Я восхитился, с каким хладнокровием и воспитанием высокорожденного не замечает ни ее громадных дивных глаз с ресницами в ладонь, ни торчащих розовых ушей.

— Ваша светлость, — произнес он ровным голосом, — ужинать будете в зале или… в виде исключения?

— В виде, — ответил я. — Я чавкаю, знаете ли. И не хочу сдерживаться. Это портит удовольствие.

— Хорошо, — сказал он. — Я распоряжусь.

Он направился к двери, а там вдруг повернулся так резко, что Изаэль, как догадываюсь по шороху, едва не выскочила от испуга в окно.

Взгляд его снова направлен только на меня, но с такого расстояния точно держит в поле зрения и прекрасную эльфийку.

— На двоих? Я кивнул.

— Да, а то она все у меня пожрет. Хоть и маленькая, но прожорливая.

— Что-нибудь, — проговорил он с сомнением, — не простое?

Я посмотрел с любопытством на него, на замершую в божественном испуге эльфийку.

— А спросите, сэр Вайтхолд, у нее лично.

Он отвесил совсем уж учтивый поклон гостье:

— Леди… вам что-нибудь специальное подать? Напряжение и страх еще не оставляли ее. Но она

превозмогла себя и ответила чистым высоким голосом, как птичка, научившаяся говорить по-человечески:

— Да… если можно.

— Что? — спросил он и, видя ее непонимающий взгляд, пояснил: — Нашу еду или что-то особое? Жареных птичек или сушеных червячков, например?.. Можно мучных червей…

Она явно струсила, но отважно пропищала:

— Мне достаточно хрюктов. Он сказал с облегчением:

— Сейчас все будет, благородная… гм, леди.

Она не сдвигалась с места, глаза огромные, будто все еще не верит, что это происходит в самом деле, у нее что-то вежливо спрашивают, а не бросаются с кулаками.

В комнату начали входить слуги, тихие и молчаливые, перекладывали с подносов на стол блюда с крупными гроздьями роскошного винограда, сочные краснобокие яблоки, груши, в отдельных вазочках клубника, земляника, черника, черная и красная смородина.

На застывшую эльфийку поглядывали с жадным любопытством, уходили чуть ли не на цыпочках.

Когда за последним закрылась неслышно дверь, я сказал весело:

— Ну что? Не съели?

Она с трудом перевела дух, но с самым независимым видом пожала узкими плечиками:

— Подумаешь! Это потому, что я твоя гостья, а тебя все боятся. А так бы палками забили.

Рыцари, — сказал я, — отнесутся дружелюбно. И вся знать. Потому на всякий случай сперва держись их общества. И вообще их круга, это защита. А потом и простой народ смирится…

Она в нерешительности смотрела на блюда с жареным гусем, кусками оленины, на коричневые комочки запеченных в тесте мелких птичек.

Я сказал ободряюще:

— Тебе не обязательно есть все! Можешь выбрать… Она пробормотала:

— Да тут все… несъедобное…

— Ошибаешься, — сказал я. — Ты что, собираешься все время сидеть в плаще? Или ты под ним голая?.. Сними и повесь во-о-он туда! На тот рог, что возле го белена с охотой…

Она сняла плащ и послушно отправилась вешать на указанный олений рог, а я торопливо сотворил несколько ломтей сыра разных сортов, кусок сотового меда и мороженое шариками в вазочке.

Больше не успел, она зацепила плащ, по-женски хозяйственно расправила складки и пошла обратно. Ее глаза разом стали еще громаднее и вытаращеннее.

— А этого, — прошептала она в испуге, — я не заметила…

— Женщины такие невнимательные, — сказал я обидчиво. — Мы для вас, как рыбы о дерево… Начни с сыра. В нем нет крови. А потом это вот кругленькое.

Она подсела за стол, я видел, как оглядывает блюда и вазы с фруктами, в глазах любопытство, у эльфов почти все есть, но мелкое, дикое, а здесь окультуренное, отобранное даже не за века, за тысячелетия. Дикие яблоки, к примеру, у них размером с грецкий орех, а вот эти, что на столе, можно брать в обе ладони.

Сыр она лопала с аппетитом, восторгалась нежнейшим вкусом, а когда очередь дошла до мороженого, вообще пришла в восторг, завизжала, как мелкая зверушка:

— Что это?.. Я никогда такого не пробовала!

— Даже королева Синтифаэль не едала, — сказал я гордо, — не едывала.

— А ты откуда знаешь?

— Можешь спросить.

— А ты чего это не ешь? — поинтересовалась она. — ЖЫвотное, как ты можешь вот так пожирать мясо?..

— Могу, — заверил я. — С аппетитом. Я пожиратель, предатор! А ты, как разведчица в мире людей, должна бы научиться тоже.

— Да ни за что, — промычала она с набитым ртом.

— Страшно?

— Мы — эльфы, благородный и высокорожденный народ!

— Это где ж высоко, — спросил я, — на дереве? Так пора слезть и быть к людям поближе. У нас много чего есть. Как мороженое?

— Вот эти шарики? Они сами тают во рту!

— Лопай-лопай, — сказал я заботливо, — только не простудись с непривычки. Вы тут, дикари, и снега, наверное, не видели…

За окном уже темно, в небе ярко горит одинокая звезда, Изаэль покосилась в ту сторону и чуточку отодвинулась вместе со стулом, уходя из-под строгого взгляда колючего глаза. Крыши домов и построек тускло блестят в лунном свете, воздух тих и неподвижен, как и этот призрачный свет, который так любят эльфы. Или не эльфы, а феи…

Заканчивая с мороженым, она тревожно покосилась огромными пугливыми глазами на мою постель. В ее взгляде я прочел мучительное колебание. Мне показалось, что сердечко ее стучит учащенно, даже дыхание, как у маленького олененка, что в страхе бежит и бежит через темный лес, потеряв маму.

Я поинтересовался как можно мягче:

— Наелась?.. Или что-то заказать еще?

— Спасибо, — просипела она застывшим горлом, — а то я уже замерзла вся… И вообще…

— Что-то не так? — спросил я. — Только скажи. Она вздрогнула и затрясла головой:

— Нет, все так… Просто ночью возвращаться ой как страшно! Я все удивляюсь, как это я вдруг решилась пробраться в этот ужас, где живут эти чудовища. Наверное, очень хотелось перед своими похвастаться.

— Ты невероятно отважная, — сказал я с сочувствием. — Просто, я даже не знаю, какая ты! К счастью, хозяин здесь я, и потому весь дворец в твоем распоряжении, а он огромнейший! Только скажи, и любая комната или зал станет твоей спальней.

Она сказала обрадованно:

— Ой, как здорово! Буду рассказывать, никто не поверит… Только знаешь…

Она посмотрела на дверь, вздрогнула и съежилась.

— Что? — спросил я.

Она вскинула мордочку, огромные глазищи безумно-яркого синего цвета, небесный аквамарин какой-то, беспомощно-испуганное выражение, всмотрелась снизу вверх в мое лицо.

— У вас все страшно, — пожаловалась она. — А в этом огромном нагромождении каменных глыб мне так жутко, что могу уписаться. Я храбрая и отважная, но вообще-то трусливая. Я лягу с тобой, хорошо?

Я пробормотал чуточку ошалело:

— Благодарю за доверие, даже не знаю, комплимент это или оскорбление… Конечно, я не против, еще как не против… Но, понимаешь, я не дерево, как бы не совсем дерево, а то и вовсе не дерево…

Я чувствовал, что несу какую-то чушь, но Изаэль заметно приободрилась, смотрит с любопытством, в безумной синеве ее глазищ загорелись веселые огоньки.

— Я разведчица, — сказала она почти задорным, хотя все еще трусливым голоском, — помнишь?

— Ну…

— Мы давно наблюдаем за людьми, — напомнила она. — Помнишь, как мы встретились? И мне всегда было любопытно, что вы за существа такие странные и непонятственные?

Я пробормотал:

— Ну, как тебе сказать… Самый лучший способ узнать — это не прятаться в лесу, а вот так, как ты. Пришла и жрешь, как суслик, да еще и командуешь.

Она возмутилась:

— Я?.. Да в мире нет более тихой мышки!

— Тогда вот что, мышка, — сказал я дружески. — Раздевайся и лезь под одеяло. Кровать громадная, одеялом можно огород накрывать, так что до утра не встретимся.

— Отвернись, — потребовала она.

Я отвернулся, слышал как за спиной шелестит ее сбрасываемая одежда, затем прошлепали по полу легкие босые лапки, словно пробежал утенок, колыхнулся воздух от поднятого одеяла, и, наконец, донесся ее пищащий голосок:

— Можешь поворачиваться.

Она устроилась на боку, укрывшись по самое ухо, глаза блестят страхом и жадным любопытством, а наблюдает за мной, как мелкий зверек из норки.

Приотворилась дверь, сэр Вайтхолд вошел степенный, глядящий прямо перед собой и не замечающий никакой постели.

— Ваша светлость, — сказал он чересчур громко, — простите, что так поздно, но управитель уверяет насчет чрезвычайности.

— Давай его сюда, — велел я.

Он все-таки повел глазом в сторону ложа, но Изаэль юркнула под одеяло вся, только кончик уха остался торчать, весьма незамеченный его хозяйкой.

Сэр Вайтхолд вышел, Изаэль снова высунулась и только открыла рот, чтобы сказать что-то или спросить, как появился Бальза, он не вошел, а вбежал бодрым петушком, сразу закланялся много раз.

— Ваша светлость, — сказал он быстро, — я знаю, как вы безумно заняты и работаете, как отец народа, даже ночью, потому и решился только ввиду чрезвычайной срочности и безотлагательности!..

— Хорошо-хорошо, — прервал я его нетерпеливо.

— Я всего в двух словах! — заверил он.

— Говори, — велел я.