Помоги проекту - поделись книгой:
Я оглянулся на донжон. На втором этаже, в окне маячила голова управляющего и похоже внимательно пыталась подслушать наш разговор.
— Спускайся-ка сюда любезный! — ласково произнес я и махнул приглашающее рукой.
— Продолжай.
— А чего продолжать? Забрал половину зерна и сказал, что я и так хорошо живу, много лучше других. Сыр да масло делаю, и в город продаю. Мне и трех коров за глаза. А то, что мы все семейством от зари до зари работаем, ему того не видно…. Вот и пришел барону жаловаться.
— Ну что скажешь? Мил-друг Абрам? — вопрос к подошедшему.
— Врет, как есть врет. Зерно — нам надо воинов кормить, а коровы для молока.
— А где коровки-то сердешный, — ласковости в моем голосе прибавилось.
Глазки его забегали и он совершенно искренне произнес: — Так волки их задрали, по дороге. Мы с покойным Смагой, еле спаслись….
— Вот как?
— Купцам он их продал, как и зерно.
— Врешь сволота!
— Не вру, люди то видели.
Глядя на рожу и ужимки управляющего, мне стало все ясно.
— Сколько стоит хорошая, молочная корова? — слово хорошая, я подчеркнул голосом, обращаясь к Ледаку.
— Десять серебряных, а то и двадцать.
— Абрам, выдашь ему сто пятьдесят из своих денег.
— Но у меня нет….
Шмяк. Плюха от меня, прилетевшая управляющему, отправила его тело на камни двора.
— Знаешь за что?
— Ннет, милорд, — держась за стремительно багровеющую щеку, произнес он.
— Первое ты соврал мне, второе ты пытался обмануть меня и третье, ты перебил меня. Еще раз!..И твои вопли от плети, будут услаждать мой слух с утра и до обеда. Как ты думаешь, почему только до обеда?
— Не знаю милорд, — ответил совершенно сбитый с толку управляющий.
— Обедать, я люблю в тишине, — шепотом — как великую тайну, сообщил ему.
«Видели бы вы его глаза»!? эта фраза из анекдота, как нельзя лучше характеризовала его вид.
— Ладно, пятьдесят я тебе верну.
Его взор просветлел и стал почти счастливым. Действительно, как просто сделать кого-то счастливым…, надо сначала у него отнять, а потом часть вернуть обратно. И ты уже благодетель.
— Ну что справишься с таким стадом? — уже Ледаку.
— Да…, а…
— А мне, будешь привозить половину молока и масла, от лишних коров.
— Всё идите…. Да, Абрам. Достань вина и выдай бойцам и слугам. Ну, и нам с Кратом, чего-нибудь возьми…, - я двинулся в донжон.
Проснулся я, с удивлением…, слева была белокурая голова, справа темная. — Ёп…,как же болит голова…!
В дверь громко постучали.
— Кто?
— Я, — стучал кузнец.
Поразительно, что вино делает с человеком…. Оказывается, я вчера, с пьяных глаз, вызвал кузнеца и в категорической форме потребовал у него…. Изготовить телангу[32]. А когда он, не согласился с моими выводами, сказав что «баловство, всё это». Я потребовал, с утра предоставить образец по чертежу, мол испытаем утром. И ему сразу будет ясно, какой барон — «умный и красивый».
Глава 17
Распохмельная
Лучше пить пиво, чем водку —
потому что печень одна, а почек две…
— «Кузнец? Зачем нам кузнец»?
— Уйди! — томно пробормотал я. — Позову тебя позже.
— Но ведь работает, господин барон, позвольте показать, — бас из-за двери.
— Уйди, господин — болеет, — ответила Кора или Лора?
— На хрена, я вчера так пил, — как всегда, я был полон раскаяния и самобичевания. — Виноооо…
Во рту, дремала пустыня Сахара. «Ну почему-ж мы не можем пить как люди»?!!
Выскочившая из постели Кора, задорно сверкнула в полутьме, весьма аппетитными ягодицами и прошлепала к столу, сразу чем-то там забулькав.
Какие же тут замечательные женщины…. Мягкие и понимающие….
— Выпейте господин, Вам станет легче.
— Это МНЕ, с утра! И сочувствующим голосом!! Оо!! Мечта! Какие женщины!
Я дрожащими руками, схватил кубок и присосался…. Винооо… Тьма плескавшая в голове, начала рассасываться.
— Убрать боль? Помочь человеку? — проявился Сим.
— Сука! Попердявый утконос, я к тебе со всей душой…, а тыы? — мой голос был полон невыразимой укоризны.
— Сам вчера сказал, чтобы я не вмешивался.
— Уйдии…, это было вчера, а сегодня…! Ты мог помочь и не помог. Уйди!
— Ещё!
Мне начинало становиться лучше, но не стало…, оттого, что в голове, всплыли подробности вчерашнего….
Пусть трахнут извращенным способом восемь раз, через коромысло — изготовителя и изобретателя вина!!
Все началось…, после третьего стакана.
Крат задал сакраментальный[33] вопрос: — Всем ли пить?
Мне сразу же, пришла «гениальная» идея, подсказанная крутившимся поблизости Гошей.
— Вождь! Сильный Гоша, может ночью не спать! Видит хорошо, слышит хорошо! Будет охранять!
Что и было, моментально осуществлено.
Гошу обрядили в самую маленькую кольчугу, дали шлем (заставивший бы рыдать от зависти бутафоров Голливуда), здоровенную алебарду и отправили на стену, заодно показав, где сигнальный колокол.
Появился помытый и переодетый бард по имени Тирави…, чего-то там…эль, с какой-то мандолиной. В общем, в руках у него была какая-то штука со струнами. А гусли или домбра этого, я к счастью не знаю. Но точно, это не гитара.
Выпив еще по стакану, но уже с бардом, тут же переименовали его в Эля, благо созвучно пиву. На что тот, как-то вяло пытался возразить, о своей какой-то родне в эльфах и как-то неубедительно плел про какие-то корни. Но махнув еще один стакан, стал считать, Эль — это от эльфа. Никто отчего-то не взял на себя смелость переубеждать его.
Тем временем, выкатили бочку с вином во двор, а нам принесли пожрать. Еда ничего так на уровне, конечно намного хуже, чем я готовлю, но съедобно. Специй мало, да и прочего. Ну да не еще не вечер.
Выпив еще…, бард попытался спеть….
После первых двух куплетов, заунывным голосом и с еще более заунывным мотивом, о какой-то там любви. Меня перекосило. И нежно сжав кулак, я поинтересовался, много ли там еще? Куплетов?
Он и его….ть проникновенным голосом ответил, что тридцать два.
После, чего упал…, ударившись об мой кулак.
Бывший-то барон, был оказывается просто душка-демократ, и всего лишь…, посадил его в темницу. Да за такие песнопения вешать надо как минимум! Наша попса на эстраде по сравнению с ним — Карузо.
Выпив мировую, я стал учить его — правильным песням.
Слегка кривя шею и помаргивая не заплывшим глазом, он на хорошем русском языке вместе с Кратом, пел со мной хором: — «Любо братцы, любо». Но сначала пришлось перевести песню и сказать, что попытка исполнения её на общем, будет караться по законам военного времени. Все моментально прониклись!
Выпили….
Все единодушно согласились, что такую песню, поганить переводом грех. И спели! Много было хороших песен. Как-то так получилось, что солировал все время я. Голоса у меня в общем-то нету, но зато пел я громко и с чувством. Эль умудрялся со второго такта подыгрывать мне, на своей балалайке. Крат тоже чего-то мычал. Потом я рассказал пару анекдотов про военных.
Через минуту до Крата дошло, и он смеялся так, что упал с лавки и треснулся затылком об пол.
Элю пришлось поведать душераздирающую историю, о золотой рыбке. Эль плакал, сочувствуя деду. Потом он предложил спеть. Предложение было с негодованием отвергнуто, мотивируя это тем, что одним глазом он еще видит, а вот после исполнения могут быть и проблемы со зрением.
Выпили….
Потом решили навестить, наверняка скучающего Гошу.
Выпили….
Навестили!
Во дворе к тому времени, прямостоящих не наблюдалось. Потому как чуть ранее, высунувшись из окна барон проорал, что-то о тех…, кто не с нами, тот против нас…. И кто будет отлынивать…! Все прониклись! А некоторые, так вняли моему желанию делать добро и дарить счастье людям, что не смогли уйти и легли прямо во дворе.
Дойдя до Гоши, я умилился тому, что он действительно бдительно несет службу, решил и его осчастливить, знанием моей любимой песни. Ха!! А еще некоторые говорят, что гоблины тупые…, со второго раза Гоша запомнил и мотив, и слова! Как пронзительно и проникновенно мы пели!! С каким чувством!
Из ближайшего леса, кто сочувствующий, пытался поддержать песню, тоскливым воем…, но все время попадал не в такт! За что тут же был подвергнут остракизму[34] и обматерен в четыре глотки. Потом мы пили за….
И я…, я пошел спать.
Отхлебнув вина, хотел было предаться размышлениям, но со двора раздался рев.
Подскочив к окну, я увидел картину достойную кисти Рембрандта.
По двору, с тесаком устрашающих размеров, нёсся повар в косынке. А от него улепетывал Гоша в огромной каске, все время съезжавшей ему на глаза. Отчего-то, живо напомнившей мне, гитлерюгенд, Путаясь в полах, длинной ему кольчуги, он ловко уворачивался, от видимо не привычного к таким нагрузкам Баргаса.
— Убью!! — он наддал.
Гоша отбросил мешающую ему алебарду и подхватив полы кольчуги, семеня еще быстрее, припустил от него.
— ПРЕКРАТИТЬ!! ОБА СЮДА!! — в моем голосе доброты, в этот раз не было ни на грош.
Спустя пару минут, колоритная парочка предстала пред мои светлы очи.
— Ну? Чего не поделили?
— Он приперся на кухню, и когда я отвернулся, спер пирожки Вашей милости, а на стол положил дохлую крысу, — пальцы его нервно сжались на рукояти тесака.
— Гоша? Теперь ты?
— Атаман, я дежурил всю ночь! Потом утром, мимо пробежало ничьё свежее мясо. Гоша ловко ударил длинным хитрым железом…, но оно согнулось и мясо побежало дальше. Тогда я кинул в него железную шапку и убил её! Но ты сказал, что сырое есть нельзя, а свободный огонь, только у него, — он указал на повара.
Тогда я пришел поджарить её. Но там на столе, уже валялась хорошая, готовая еда. Гоша взял готовую и положил на её место — сырую. Когда он её приготовит, мы её съедим.
Я ржал, утирая слезы. На меня с недоумением смотрели все, ведь гоблинского никто не понимал.
Выдохнув, я дословно перевел на общий, Гошин спич[35].
Теперь ржали все.
Глава 18
Продолжательная
Танец чечетка родился в семье,
где было десять детей и один ночной горшок.
Поделиться книгой: