– С тобой поедем мы, Аласейа, – заявил герул решительно. – Надо.
Ну надо так надо.
– Выезжаем в через четыре часа, – сказал Коршунов. – Успеете собраться?
Скулди поглядел на него… с сожалением.
– Аласейа, – сказал он. – Мы все знаем, как велика твоя удача. Ты принес нам деньги и славу. И принесешь еще. Ты – великий рикс, Аласейа. Но было бы лучше, если бы ты больше времени проводил со своими воинами. Скоро они забудут, как выглядит их рикс.
Ну да. Конечно, Алексей должен знать, что его «спецназовцам» собраться – коней оседлать да пояс с оружием надеть. Остальное всегда наготове.
А вот Коршунову требуется намного больше времени. Ему еще с Настей надо попрощаться. Как следует. На два дня вперед.
Со Скулди прибыло девятнадцать бойцов: пять герулов и одиннадцать готов. Все девятнадцать были очень похожи: среднего (для германцев) роста, средних лет, надежные, как каменные арки акведука. Манерой держаться очень напоминали самого Скулди. Но в отличие от начальника легионной разведки, были исключительно немногословны: молча отсалютовали легату и так же молча выстроились позади Скулди. Каждый из прибывших держал на поводу запасного коня с туго навьюченными сумками.
– Вообще-то я планирую вернуться к Флоралиям, – заметил Коршунов. – А ты, Скулди?
– Посмотрим, – уклончиво ответил герул. – Поехали?
И они поехали.
Коршунов принял решение ехать через Пальмиру, в официальных римских документах именовавшуюся Андрианополем[40]. Это был крюк, но зато из Антиохии туда вела отличная имперская дорога. С почтовыми станциями. Такая же качественная трасса пролегала от Пальмиры к Дура Европос – городу-крепости на берегу Евфрата. Очень важная магистраль. Именно по ней шла значительная часть торговли с востоком.
Кроме того неподалеку от Пальмиры был лагерь Третьего Киренаикского легиона. Черепанов был о нем не слишком хорошего мнения, поскольку легион был «приписан» к Пальмире и завязан непосредственно на ее «хозяина» Септимия Одената, однако сменных лошадей там можно было бы получить наверняка. И переночевать на обратном пути из лагеря Первого Парфянского. Если всё пойдет так, как распланировал Коршунов, он вернется в Антиохию как раз к Флоралиям.
До Пальмиры добрались к закату. Аккурат перед тем, как закрыли ворота. Впрочем, для Коршунова их бы всё равно открыли.
Хорошие ворота в Пальмире. Большие, красивые. За ними – широкая, прямая, как стрела, дорога. Насквозь. От ворот до ворот. С колоннами по обе стороны. На колоннах подставочки. На подставочках – статуи уважаемых людей. Типа городской доски почета.
Богатейший город. Оазис. Воды – полно. Пальмы вокруг. Потому и Пальмира. Добрая еда, хороший сервис… А что еще надо караванщикам, везущим шелк в Великую Римскую империю? Вино, еда, девочки… Ну и верблюдов, само собой, напоить.
Без девочек обошлись. Переночевали, позавтракали, набили седельные сумки и отправились дальше. Общаться с городской верхушкой у Коршунова в планах не было. Тем более, что «верхушка» эта, некий сенатор Септимий Оденат, держал себя по отношению к наместнику провинции крайне высокомерно, чтобы не сказать нагло. Был он местным уроженцем, поставленным еще императором Каракаллой, попутно давшим городу статус
Ехали быстро, почти по-курьерски, покрывая за час километров тридцать. Дорога была отличная. Погода – идеальная. Лошадей меняли дважды, на почтовых станциях. В лагерь Третьего Киренаикского въехали задолго до полудня. Большая часть легиона вкалывала на строительстве акведука. Освобожденные от работ и иммуны слонялись по лагерю. Легат отсутствовал. Уехал в степь охотиться. Ничего не скажешь, отличное времяпрепровождение для командира пограничного легиона.
Впрочем, не Коршунову, покинувшему вверенное ему подразделение ради морского круиза, критиковать легата-охотника.
Лошадей они получили. Провизию тоже. И в путь. Поесть можно и на ходу. Даже Алексей теперь был опытным наездником, а уж о варварах и говорить нечего. Некоторые сложности возникли только у Фульмината, но тот от природы был терпеливым парнем. А когда ему чересчур наминало задницу, просто спрыгивал на землю и бежал рядом с конем. Под одобрительными взглядами германцев, которые тоже, при необходимости, могли совершать марш-броски не хуже всадников.
Наконец впереди показался дорожный столб, обозначающий поворот к расположению Первого Парфянского.
О да, многое изменилось в зимнем лагере легиона с тех пор, как тут сменилось командование. Во-первых, на поле в полумиле от лагеря вздымались клубы пыли: легионеры отрабатывали боевые построения. Во-вторых, прямо под стенами не менее двух когорт упражнялись в метании и отбиве тупых и острых предметов. И дырявили мечами тренировочные чучела.
Чуть в стороне еще одна когорта отрабатывала защиту против конницы. По команде ала ауксилариев с визгом накатывалась на пехоту, меча в нее камни и тупые дротики. А пехота, в свою очередь, должна была сначала плотно сомкнуться, прикрывшись сверху и спереди чешуей щитов, а потом, продолжая прятаться за щитами, рысцой двинуть навстречу, ощетинившись перьями длинных копий.
Не факт, что это сработает против тяжелой персидской конницы, но выглядело эффектно, да и опыт всяко пригодится.
Зато другое подразделение тренировалось вообще непонятно как. Напоминало танковую обкатку новобранцев.
Человек двадцать, группами, бросались под ноги скачущей кавалерии, втыкали в песок короткие палки, и тут же выдергивали, падали и прятались под щиты. А через них прокатывалась конница. То есть лошади по возможности старались на щиты не наступать, но иногда у них не получалось. Но щиты держали удар копыта. Римский скутум – довольно крепкая штуковина.
Коршунов сразу двинул в преторий. Префект Первого Фракийского был на месте.
– Так и знал, что он тебя пришлет! – гаркнул Аптус. – Садись и слушай.
Информации, впрочем, у Гонория Плавта было не особенно много. Двенадцать дней назад они, согласно графику, направили сменную кентурию в Дура Европос. Гарнизон крепости состоял из бойцов Первого Парфянского и Шестнадцатого Флавиева. А рядом с городом – еще одна смешанная когорта в собственном лагере. Но они, так же, как и парни из Шестнадцатого, Аптуса не заботили. А вот пропажа своих…
Когда все сроки прошли, Аптус послал дозоры. Те перехватили по дороге пару караванов, но о пропавшей кентурии (ни той, что ушла, ни той, что должна была возвратиться), те ничего не слыхали. Или помалкивали, потому что караваны шли из Персии, а персы могли и приврать.
Ауксиларии пробежались по дороге еще миль сорок – и тоже ничего не обнаружили. Четыре дня назад Гонорий отправил в Европос гонца – тот как в воду канул. Вчера отправил уже не одного гонца, а сразу тридцать всадников. Новостей пока нет…
Вопреки опасениям Черепанова, двигать куда-то легион Аптус не собирался.
– Если персы перешли границу, – сказал он, – то скоро они появятся здесь. И я предпочитаю встретить их не в поле, а за стенами лагеря. Так Черепу и передай. Мол, если хочет, чтобы я действовал решительно, пусть скомандует. А еще лучше пусть возьмет пару легионов, и мы вместе пощупаем Ардашира. Но я бы торопиться не стал. Пока у меня всего две когорты готовы. Но еще месяца три – и будет вполне боеспособный легион вместо кое-как обученной деревенщины. А сейчас извини – дела. Скажи моему повару: я велел покормить тебя и твоих. А дальше уж сами. Вечером еще поговорим, если дождешься.
По интонации чувствовалось: говорить Гонорий Плавт не очень настроен – только из вежливости.
– Да я поем и уеду, – сказал Коршунов.
– Ну тогда будь, легат! – Аптус сдавил Алексею предплечье и отправился контролировать учения.
А Коршунов пошел искать повара.
– Ты езжай, – сказал Алексею Скулди после обеда. – А мы с братьями еще немного задержимся. Надо.
Коршунов кивнул. Раз надо, значит надо.
– И еще совет, – произнес Скулди, глядя Коршунову прямо в глаза. – Ты бы взял у Аптуса пол-алы в сопровождение. Негоже это, когда легат сам-три по дорогам ездит.
– Что-то чуешь? – насторожился Коршунов. Интуиции, особенно интуиции Скулди, он доверял. Оно конечно мистика, но тут от правильной чуйки сплошь и рядом жизнь зависит. Факт: у кого ее, то есть чуйки, нет, те помирают значительно чаще.
Скулди сделал неопределенный жест.
– Не буду я эскорт брать, – сказал Коршунов. – У Аптуса и так конницы мало. Лучше пойду раздобуду кентурионовский шлем. Так поскромнее выйдет.
Скулди кивнул, стукнул себя кулаком в нагрудник (по римскому обычаю) и вышел вон. Коршунов услышал, как он по-готски командует своим людям седлаться.
– Поедем и мы, – сказал Алексей Красному. – Как, Фульминат, рана не болит?
– Рана – нет. Задница немного, – честно ответил африканец.
Глава третья
Сирийская пустыня. Катафракты
– Вождь, там за холмами человек лежит! – посланный на разведку гепид подскакал к Скулди и придержал коня.
– Что за человек? – спросил трибун-латиклавий Первого Германского легиона. Впрочем, сейчас вряд ли кто-нибудь узнал бы в Скулди не то, что трибуна, но даже и просто римлянина. Голова его по здешнему обычаю была замотана платком, оружие и доспехи были укрыты просторным плащом из грубой серой шерсти.
– Легионер, – ответил разведчик. – Птицы показали.
– Что вокруг?
– Никого.
– Поехали, покажешь.
Легионер лежал на спине и глядел в небо. В небе кружились стервятники. То есть недавно они уже сидели на земле и присматривались к будущему обеду, но люди их спугнули. Одежда лежащего была в пятнах запекшейся крови. Ножны меча пусты. В руке – обломок сигнума.
Скулди спешился, похлопал человека по заросшей щетиной щеке. Тот глухо застонал, перевел взгляд на герула… Бессмысленный взгляд. Попытался что-то сказать… Не получилось.
– Дайте ему попить, – распорядился Скулди.
Легионеру приподняли голову, сунули в зубы горлышко фляги… Тот присосался. Пил жадно, захлебывался, кашлял и снова пил…
Скулди поднял сигнум.
На изувеченном значке значилось: «Первая кентурия третьей когорты Шестнадцатого Флавиева Крепкого легиона».
– Что он здесь делает? – недоуменно поинтересовался один из готов. – Лагерь Шестнадцатого – там!
– Вот мы у него сейчас и спросим, – произнес Скулди, наклоняясь над легионером. – Давай-ка, парень, выкладывай, как ты сюда забрел?
…Всадники рассыпались по холму, меча стрелы издали, но и стараясь держаться на за пределами пращного броска.
– Сомкнуть ряды! Плотнее, плотнее! – рычал кентурион. Впрочем и без его команды легионеры знали, что делать. Хорошо, что у них были старые скутумы, а не новомодные овальные щиты. Вражеские лучники били навесом, и большая часть стрел падала прямо на головы. Вернее, в поднятые вверх щиты центральных шеренг.
– Стой! – скомандовал кентурион, и восемь десятков легионеров застыли на месте.
– Ждешь, когда у них закончатся стрелы? – поинтересовался прикрывавший командира щитом опцион.
– Жду, – согласился кентурион, смуглый крепыш, ветеран, поднявшийся из простых легионеров и умевший ценить жизни своих людей.
Кентурия, плановая смена пограничного гарнизона, следовала обычным порядком, когда, откуда ни возьмись, налетели парфяне. Легкая конница. Момент был выбран удачно. Дорога проходила меж холмов, вдобавок кентурия была достаточно далеко и от лагеря, и от пограничной крепости.
Позже, думал кентурион, кое-кто получит изрядную взбучку за то, что проморгал вражеский рейд. Но это – позже. А он уже потерял двоих, в том числе своего – заместителя-опциона – стрела пробила ему шею. И еще одиннадцать – ранено, причем трое – тяжело и не могут сами передвигаться.
Кентурион ругал себя за беспечность, но теперь уже ничего не поделаешь. Оставалось надеяться, что сигнал буккины услышат и подойдет помощь – конница ауксилариев. Или у персов кончатся стрелы…
Надеждам кентуриона не суждено было сбыться. Тяжелый топот, от которого задрожала каменная поверхность доброй римской дороги, возвестил, что подмога подошла не к римлянам.
Конная стена тяжелой парфянской конницы вынеслась из-за поворота и устремилась на легионеров.
Катафрактов было немного, меньше сотни. У римлян был бы шанс устоять… Если бы у них были длинные копья. И вокруг не вились конные стрелки.
Римляне кое-что успели. Например, перестроиться и метнуть в противника спикулумы, новые дротики, которыми (к недовольству понимающих в войне легионеров) заменили традиционные пилумы. Но чтобы остановить закованного в железо всадника требовалось кое-что посильнее. Например, тяжелая стрела «скорпиона».
Дружный «залп» легионеров не принес вреда катафрактам.
«Откуда здесь латная конница парфян?» – успел подумать кентурион, прежде чем длинное копье прошибло скутум, руку и грудь римского офицера, командовавшего кентурией.
Вскоре все было кончено. Спешившиеся лучники добивали раненых и собирали трофеи. Четверо пленных легионеров мрачно глядели, как убивают их товарищей, но помочь не могли – это стоило бы жизни им самим.
Впрочем, и их жизни сейчас стоили немного.
Командиру катафрактов подали сигнум, значок кентурии, немного помятый копытами персидских лошадей.
– Что здесь написано, – спросил командир, благородный перс, приходившийся дальней родней шахиншаху Ардаширу.
– «Первая кентурия третьей когорты Шестнадцатого Флавиева Крепкого легиона» – подсказал толмач.
– Отошлите это в римский лагерь, – распорядился перс. – Вот этот, – прикрытый железом палец указал на одного из римлян. – Отнесет. Остальных… – Палец прочертил в воздухе короткую черту и в то же мгновение персидские мечи упали на головы пленников.
Мгновение – и в живых остался только один, тот, которому повезло.
– Объясни ему, – велел перс толмачу, – наш великий царь сообщает римскому императору, что отныне граница будет проходить здесь, на этом самом месте.
– Ты всё запомнил? – поинтересовался толмач, переведя слова командира.
Легионер молча кивнул, бросил полный ненависти взгляд на горбоносое, обрамленное кудрявой бородой лицо перса, развернулся и, прихрамывая, двинулся на запад. Ему предстояло пройти чуть более двадцати миль. Пустяк для хорошего легионера. Если только он не ранен и не ослаб от потери крови. Раны персы не заметили. Повезло. Иначе горбоносый наверняка выбрал бы другого посланца.
Раненый бессильно откинулся на руки державших его германцев, а Скулди задумался… Потом сказал:
– Думаю, ты немного заблудился, парень. Но ты – везунчик. Если бы мы на тебя не наткнулись, к вечеру твои глаза уже достались бы вот им, – герул показал на небо, где в тщетной надежде на добычу рисовала круги пара пожирателей падали.
Он снял с седла бурдючок, в котором булькала поска: жидкий замес из винного уксуса, воды и яиц – любимая питательная смесь римских легионеров, и сунул в руки раненого:
– Взбодрись, солдат! До лагеря всего три мили.
– Значит, я почти дошел? – растрескавшиеся губы легионера тронула улыбка.
– Дошел, да не туда. Это лагерь не Шестнадцатого, а Первого Парфянского. Ты миль шестьдесят отмахал, парень. Молодец!
Варвары уважительно переглянулись. И верно. Молодец.