Статьи, предположительно написанные Лесковым

пр<офессором> Вальтером и д-ром Деньковским.………………….. 507 —

5) О числе рассылаемых через почтовую контору

экземпляров «Киевского телеграфа», газеты

политической и литературной, издаваемой под

редакцию А. фон Юнк, не удалось собрать никаких

сведений, а в типографии, абонированной этою

газетою, печатается…………………………………………………… 350 —

Редакция «Киевского телеграфа» уже исправила один раз сведения, сообщенные нами насчет получаемых в Киеве периодических изданий. Мы желали тогда знать, верны ли они? Теперь мы будем очень благодарны всякому, кто пояснит сообщенные нами слухи о объеме киевской периодической литературы.

— Учредители Киевского общества сельского хозяйства, кроме других параграфов, соответствующих целям подобных учреждений, внесли в устав предположение об основании в разных местах учебных ферм, музея моделей и земледельческих орудий и библиотеки. Действительными членами общества могут быть лица всякого звания и сословия. Жаль только, что при таких широких основаниях настоящее значение членов утрачивается от преобладания в уставе бюрократических правил о порядке в заседаниях, как, напр<имер>, то правило, что «каждый член в общем собрании имеет право представлять свое мнение или предложение, которое будет подлежать обсуждению собрания в таком только случае, когда оно снабжено будет подписью пяти членов и согласием совета».

— Студенты университета св. Владимира учредили здесь недавно общество пения и музыки, состоящее из лучших музыкантов и певцов, как из студентов, так и лиц, не принадлежащих к университету.

* * *

— Киев. 5 декабря. Генерал-губернатор западных губерний командировал состоящих при нем чиновников особых поручений произвести ревизию запасных сельских магазинов.

— Носятся слухи, что здесь будет учреждена комиссия для преобразования квартирной повинности.

— У некоторых членов комиссии для описания губерний Киевского учебного округа, утратившей в последнее время свое значение, родилась счастливая мысль — дать этому учреждению вид экономического общества. Конечно, большинство членов разделит эту мысль, и состав комиссии обратится к деятельности более практичной и полезной.

— Здешние воскресные школы, несмотря на успех их, к сожалению, возбудили никому не нужную полемику. Распорядители школ требуют какого-то уполномочения на право говорить о школах, а между тем сами умалчивают о своих действиях, оставляя публику в неведении.

На Подоле открыта еще одна женская воскресная школа. Учредительницы этой школы — молодые дамы, преимущественно из купеческого звания.

— Недавно в зале университета любителями музыки и искусства был дан концерт с живыми картинами в пользу воскресных школ и студенческой библиотеки. Посетителей было так же много, как и в концерте 24 ноября в пользу бедных.

* * *

— Киев. Общество здешних врачей при возобновлении своего бюро избрало президентом г. Гюббенета, а вице-президентом г. Мацона.

— Остававшиеся недостроенными участки киевского шоссе от Довска до Броваров и орловско-брянского от Орла до Рославля окончены, и проезд по ним открыт. Таким образом, Киев теперь соединен с Петербургом непрерывным шоссе и частию железною дорогою.

Телеграфную же станцию в Довске предполагают закрыть с будущего года.

* * *

— Киев. Студенты зд<ешнего> университета, заботясь о материальных средствах воскресных школ, которым они положили начало, учредили музыкальные вечера по субботам (в самое свободное время для всякого). Не касаясь музыкального достоинства этих вечеров, которые, однако, по отзывам людей компетентных, удовлетворяют самым взыскательным требованиям, — они имеют два весьма важных значения: 1) крайне умеренною ценою за вход, 25–50 коп. с персоны, они доставляют возможность эстетического наслаждения самым небогатым людям, лишенным возможности слушать дорогие концерты, и 2) приобретают воскресным школам существенное пособие, без всяких вымогательных мер, вроде раздачи билетов через полицию, как это водится в некоторых филантропических обществах, неразборчивых в деле способов благотворения.

— Несколько медицинских студентов того же университета, вместо святочного праздничанья, наняли складчиною профессора Вальтера прочесть им приватно курс анатомии.

— Адъюнкт-профессор химии при университете св. Владимира Абашев 1-го декабря прочел свою последнюю публичную лекцию перед рождественскими праздниками. Предметом этой лекции были биографии химиков Шеле и Пристлея, а послерождественское чтение г. Абашев, вероятно, откроет биографиею Лавуазье. Делая уклонение от предмета химии к историям химиков Шеле, Пристлея и Лавуазье, г. Абашев выразил огромному числу своих слушателей ту прекрасную мысль, что если мы употребляем время на изучение биографий Александра Македонского и Наполеона, с именами которых соединено воспоминание о несчастиях, принесенных ими человеческому роду, то непростительно нам оставаться незнакомыми с жизнью и страданиями людей, ознаменовавших свое земное шествие рядом ученых трудов, составляющих достояние человечества.

— При бригадной школе 2<-й> саперной бригады открыта школа для безмездного обучения детей и взрослых мужского пола.

— 10 декабря было последнее заседание комитета о мощении Киева камнем. Из представленного депутатами отчета видно, что в 1860 г. вымощено улиц 8,603 кв. саж<ени> на сумму 36 448 р. 56 к. и перемощено 9,045 кв. с<ажени> на сумму 6144 руб. 21 коп.

— Дворянские выборы здесь начались с 10 числа этого месяца. Здешнее дворянство, по убеждению одного из своих почтенных сочленов, кажется, рассудило положить для расходов губернского и уездных предводителей своих значительный каждогодный оклад жалованья.

* * *

— Киев. Редакция ежедневной медицинской газеты «Современная медицина», издаваемой проф. Вальтером, назначает своим подписчикам будущего 1861 года в виде премии «Историю прогресса в английском гигиеническом законодательстве». Брошюра эта составлена Вл. Бецом и Н. Лесковым по Oesterlen'y («Die neuere Sanitates Gesetzgebung und Sanitatesreform in England»). В этой полной живого интереса статье автор с замечательною наглядностью показал зависимость смертности и заболеваний от степени благоустройства общественной жизни в данных местностях Англии. Значение постановлений об устройстве жилищ, о мощении и очищении городов, реформированное после радикального обсуждения вопроса свободною прессою, не может быть неинтересно для народа, который далеко не испытал еще наслаждения и теми удобствами, от которых 20 лет тому назад страдала Англия. Брошюра эта, вероятно, будет и в продаже.

— «Киевский курьер», газета литературная и политико-экономическая, как слышно, будет выходить не с начала года, а с марта месяца.

— Содержательница одного из женских пансионов в Киеве Агата Осип<овна> Нельговская, известная своим содействием учреждению воскресных женских школ, встретив некоторые неудобства в посещении ее воспитанницами публичных лекций пр<офессора> Абашева, намерена доставить детям, вверенным ее попечению, возможность выслушать эти лекции у г. Абашева в самом пансионе. Сочувствуя просвещенной заботливости г-жи Нельговской, мы не можем не пожалеть, что у нас еще иногда встречаются некоторые неудобства при посещении публичных лекций девицами.

— В Киеве стоит такая снежная и морозная зима, какой давно здесь не запомнят. Если не случится оттепелей, то ожидают большого съезда к контрактовой ярмарке, на которую состояние дорог всегда имеет весьма чувствительное влияние. Почты несколько опаздывают приходить в Киев по причине глубокого снега по трактам.

— Для недостаточных жителей нашего города истинное благодеяние оказывает с некоторого времени купец Коломейцев, распродавая дрова по мелочам, причем количеством дров не обусловливается цена их, так, купивший у него аршин и даже связку дров получает их относительно по одной и той же цене, как и купивший несколько десятков сажен. Дровяные запасы Коломейцева находятся на Печерске, и потому не все еще обыватели могут пользоваться его услугами.

* * *

— Киев. 26 декабря 1860. Дальнейший выпуск разменных денежных марок купца Шеделя и Глезера прекращен по обстоятельствам, столько же не зависящим от Шеделя и Глезера, сколько и от общества, не выражавшего никакого недоверия к кредиту этих лиц. Говорят, что шеделевских марок находится в руках киевлян тысяч на пять руб<елей> с<еребром>. Не без некоторой основательности полагают, что значительная часть марок не возвратится к Шеделю для оплаты их, а уничтожится в руках обращателей, ибо город не только не чуждается употребления их, но, напротив, они составляют весьма обыкновенные разменные знаки. Это весьма понятно, если примем в расчет, что Шедель пользуется значительным доверием городских обывателей, а размен с помощью его марок обходится на 7 % дешевле размена на мелкую государственную монету. Таким образом, марки принесут Шеделю выгоды, на которые он, может быть, и не рассчитывал, а в потере будут киевляне, доведенные до необходимости принимать эти монетные «суррогаты».

— В медицинском факультете Киевского университета рассматривается проект и план устройства в Киеве центральной больницы для умалишенных. Больница эта назначается для пяти прилежащих губерний. Надеются, что при устройстве этой больницы не будет забыто, что здание ее предназначается для людей, страждущих болезнями головного мозга. Вполне веруя в рациональность соображений членов киевского медицинского факультета по медицинской части, нельзя не пожелать, чтобы проект и план устройства этого заведения прошел еще через руки хороших специалистов по другим частям, чтобы избежать, например, бельевых сушилен, в которых белье не сушится, или микроскопических вентиляторов, не принимающих никакого участия в очищении больничной атмосферы.

— Киево-Печерскою лаврою открыто училище для детей штатных служителей ее.

— По случаю ранних снегов свекловичные плантаторы здешнего края, где в особенности свекла выкапывается очень поздно, понесли значительные потери.

— В Каневе открывается уездное для мещан училище.

* * *

— Киев. Здесь, за бывшей Житомирской заставой, строится новый тюремный замок. Интересно бы знать, взяты ли при устройстве этого «замка» какие-нибудь меры к устранению тех неблагоприятных гигиенических условий, которые иногда составляют у нас принадлежность подобных замков. Около вновь устраиваемой киевской тюрьмы много свободного места, которое, говорят, можно бы занять под огороды и возделывать овощи, нужные для арестантской пищи, арестантскими же руками. Пора бы, право, обратить серьезное внимание на времяпрепровождение заключенных и предоставить им возможность не совсем расставаться с матерью-природой, освежающей силы и очищающей помыслы. Заменение «трынки» — специального занятия большинства арестантов — работою в садах и огородах важно не менее заботы «об улучшенной арестантской пище», чем ограничиваются иные наши тюремные комитеты. Странно, что прекрасная киевская медицинская газета пр<офессора> Вольтера, подымавшая не один раз вопрос о жизни заключенных в тюрьмах, не выразит своего мнения по поводу вновь устраиваемой в Киеве тюрьмы. Голос ее был бы очень уместен в этом случае и, может быть, указал бы не одну из вредных сторон нашего тюремного устройства, которых новые тюрьмы не чужды не менее старых.

* * *

— Киев. «Киевский телеграф», изъявляя желание скорейшего уничтожения такс, по примеру Петербурга, приводит следующее обстоятельство, не говорящее в пользу такс. В прошлом году крупитчатая мука 1 сорта продавалась за пуд по 2р. 40 к., фунт белого хлеба значился по таксе 5 к., в этом году мука несравненно дешевле, именно по 1 р. 80 к., а хлеб печеный за фунт по таксе значится так же, как и в прошлом, по 5 к. Лучший печеный хлеб продается у немецких мастеров, у которых покупает почти весь город; немецкие булочники, как Юнг, Зиринг, и др., пользуются своею популярностью, но, не довольствуясь хорошей по таксе ценой, пекут хлеб весом вместо 3/4 даже по 1/2 фунта.

Шелководное заведение г. Чижова при Днепре, пользующееся некоторою известностью, приобрело в последнее время и доверие со стороны окрестных крестьян. Многие из них с охотою стали разводить шелковицу, сознавая в ней прочное подспорье к хлебопашеству, далеко не вполне их обеспечивающему. Число их, как слышно, доходит до 100 человек.

* * *

— Киев. 1 января. В Киеве ощущается самая настоящая надобность в учреждении ссудной казны, под мелкие ручные залоги. Число ростовщиков, занимающихся ссудами подобного рода, здесь весьма значительно, но заем у них до крайности обременителен для кредитующегося и сопряжен с большим риском для последнего. Между многими заимодавцами особенно известен один кавалер, Д…в, у которого такой порядок, что занимающий, оставляя у него вещь за сумму, не превышающую одну четверть ее стоимости, дает кавалеру, или человеку, которого он называет «mon valet»,[2] расписку в том, что он продал эту вещь за взятую сумму. После дня, определенного кавалером для выкупа, вещь составляет его собственность; да и вообще кавалер с минуты получения продажной расписки делается владельцем залога на законном основании, и возврат вещи зависит только от его великодушия. Процент при этом самый умеренный, 10 % на 100 в месяц, а в год 120 % на сто. У других «банкиров» те же уставы и учет формулирован так же, но обороты гораздо ничтожнее. Есть здесь и подвижной банк в лице некоего г. П…аго, который, как хвост за кометой, следует за героями зеленого поля и снабжает их «грошами» под ручные же залоги, на самое короткое время, иногда на несколько минут, до первого выигрыша, тоже по 10 % «за момент залога», но так как такой банкир незаменим, а потребители его кредита не сохраняют право на общественное сочувствие, то всякая забота об ином устройстве такого ходячего банка неуместна.

— Мысль об учреждении общественной лектории время от времени все ярче высказывается в киевском обществе, но решительного шага к осуществлению этой мысли еще не сделано. Дай Бог этому благому делу хоть часть успеха, который венчает всякое предприятие по устройству, напр<имер>, блинов или катанья, на которые каждый тратит гораздо больше того, что нужно на годовое чтение.

— Во время рождественских праздников, когда некоторые киевские университетские студенты слушали приобретенные наймом лекции, воспитанники духовных училищ, состоящие «в хоре», посещали дома граждан для поздравления с праздником. Где принимали этих певчих, там они, стоя у дверей, пели сначала канон, приличный случаю, потом «Ударил час, медь зазвучала… судьбе повиноваться должно, нельзя ль не плакать, не тужить» — и, наконец, многолетие хозяевам.

Пение не отличалось особенною стройностью по причинам, очевидно, зависевшим от обстоятельств, соответствующих праздничным обычаям.

— Студенты здешнего университета учредили музыкальные вечера в пользу воскресных школ.

* * *

— Киев. 27 января. В настоящее время Киев оживленнее обыкновенного, контракты вывели его немного из постоянного сна, но несмотря на то, что дорога хороша, ярмарка далеко не так многолюдна, какую ожидали. В самом контрактовом деле — не все места заняты. Большая часть торговцев — все здешние же купцы, переселяющиеся обыкновенно в ярмарочное время с Крещатика на Подол. Приезжих, как продавцов, так и покупателей, очень немного, везде и все жалуются на общий застой и безденежье. Город мало заботится об удобствах помещения торговцев; так, например, 21 числа в 10 часов утра обрушился один из ярмарочных балаганов, оттого, что был едва-едва слеплен, к счастию, в это время там никого не случилось, и крушение обошлось без несчастия.

— Недоразумения, возникшие было в киевской конторе коммерческого банка по поводу учета векселей здешних же купцов Р—та и К—на и др., окончилось мирно.

— Киев по-прежнему терпит недостаток в размене кредитных билетов на звонкую монету. За мелочь платят 4, 5 и даже б коп<еек> за рубль. Еще недавно влиятельные лица, от которых зависит размен, отсылали просителей к купцу Полякову, говоря, что у него серебра сколько угодно, — источник, откуда получает Поляков серебро, очень интересует здешних жителей, но положительно неизвестен. Впрочем, в настоящее время и Поляков прекратил вдруг размен, говорят, потому, что «себе дороже стоит». Из всех киевских торговцев только один табачный фабрикант Иг—ов не чувствует общего недостатка: он как-то нашел средство получать мелочь при дамском пособии.

— Говорят, что вскоре в Киеве откроется пятая типография. Носятся также слухи, что предположенная у нас новая газета «Киевский курьер» не будет издаваться вовсе по неимению сотрудников; многие даже радуются тому, что ее хоронят прежде, нежели она успела явиться на свет. Вообще у нас редакторы терпят недостаток в сотрудниках. Редакторы обвиняют публику в недостатке сочувствия, а публика редакторов в кое-чем другом.

— На днях первой гильдии купец Рапопорт (теперь православный) назначен попечителем Киево-Софийских духовных училищ. Эта новость до того занимает киевскую публику, что везде только и слышишь толки о прогрессе в выборе на такую должность г. Р. Рапопорта.

— Трезвость, почти погибшая в трудной борьбе с личною страстию и принуждением, опять начинает оживать в губерниях: Ковенской, Виленской и Минской. Помещики и священники служат примером воздержания. «Угощать гостя искренним приемом, а не упаивать вином» — девиз импровизированного братства трезвости. Интересно знать, какой теперь фокус придумают для распаивания народа наши откупные штукари.

В 11 № «Могилев<ских> губ<ернских> ведом<остей>» н<ынешнего> г<ода> напечатаны наблюдения г. Дубицкого «О главнейших причинах болезней и смертности чиновников». Мы думаем, что статья эта заслуживает полного внимания наших строителей и распорядителей и что оглашение ее в одном из более распространенных органов нашей журналистики принесло бы немалую пользу.

<С НОВЫМ ГОДОМ!>

С.-Петербург, 31-го декабря 1861 г

С новым годом, с новым счастьем! Вот слова, которыми приветствуют друг друга в день нового года родные, друзья и знакомые. В этих словах нет, конечно, ничего дурного и предосудительного; напротив, ими выражается желание счастия ближнему, стало быть, смысл их хорош, и звучат они приятно, а потому-то и вошли в общее употребление. Но если поглубже вникнуть в смысл этих слов, то он окажется не столь отрадным, как представляется с первого взгляда. С новым счастьем! Прекрасное пожелание, но тем не менее счастье — дело случая и произвола. Счастливец тот, кому везет, а везет не всегда достойнейшему. Когда честный труженик получает за труды свои должное воздаяние, за небольшие труды — немного, как и следует, а за большие — много и вполне по заслугам, тогда нет для него счастия: тогда только оценены его заслуги и труды; тогда он получает, так или иначе, только надлежащую плату за них. Этого-то единственно, а ничего другого, то есть не лишнего вознаграждения, не счастия желает себе и другим человек, вполне развитый, сознающий свои права и обязанности, сознающий свое человеческое достоинство. При таком сознании невозможно желание большего, чего-либо иного, кроме правильного вознаграждения за свои труды. При таком сознании человек не просит для себя счастия ни у Бога, ни у людей. Он знает, что потому-то, между прочим, и велико число несчастливцев, что есть счастливцы, которые получают многое, пользуются разными благами случайно, по воле судьбы, счастья, а не всегда за труды, не по заслугам и достоинствам. Он не завидует таким счастливцам: завидуют не вполне развитые, а не развитые люди, и завидуют обыкновенно тем более, чем менее заслуживают и достойны того, что составляет предмет их зависти. Вполне развитый человек, сознающий, по возможности, мировые законы и условия общественного благосостояния, никогда не бросит камня ни в кого, ни в счастливца, ни в несчастливца; он не сделает этого уже потому, что не завидует и счастливейшим, и не счастие того или другого человека возмущает его душу, а то, что причина счастия для одних служит причиной несчастия или неудач для других. Совпадение счастия для одних и несчастия или неудач для других необходимо и неизбежно именно тогда, когда одним, обыкновенно многим, судьба не воздает и должного, а другим, немногим, воздает не по заслугам. Другими словами, для того, чтоб одни, немногие, получали слишком много, необходимо, чтобы другие, многие, получали слишком мало. Счастие для одних, в большей части случаев, иначе и невозможно, как насчет несчастия для других, и невозможно именно потому, что, по законам природы, каждому дается столько, сколько ему нужно, и тем более, чем заслужено им для себя и другими для него. Мир устроен не как попало, а дивно-гармонически. Нет лишних сил и даров природы в нем, а потому каждый из нас вправе получать только то, чего он заслуживает и что законным образом принадлежит ему. На основании этого-то закона никто не может получать лишнего без прямого или косвенного произвола случая или счастия.

Вникните поглубже в смысл русского слова счастие, и вы убедитесь, что этот смысл объясняется как нельзя лучше тем, что и в нашем русском обществе, как во всех других, далеко не всегда воздается человеку по заслугам, а именно, одним воздается слишком много, другим слишком мало; одним везет, другим не везет; у одних есть сильные покровители, у других нет их, и т. п.; тот, кому так или иначе везет, везет во что бы то ни стало, не всегда по заслугам и трудам, а потому насчет заслуг и трудов других людей, его ближних, тот счастливец, тому улыбается счастие — и вот этого-то мы желаем друг другу! А это значит, если поглубже вникнуть в смысл нашего желания, что мы желаем и дурного, и невозможного. Мы желаем дурного, потому что, конечно, нехорошо и непрочно то явление, то условие нашего личного благосостояния, которое основано на несчастии или хотя бы только на неудачах для многих; мы желаем невозможного, потому что невозможно счастие для всех, и невозможно оно именно потому, что счастие, которого мы желаем себе, а иногда и другим, зависит только от случая и случайностей, и притом такого рода случайностей, которыми обусловливается не благосостояние общества, а нечто совершенно ему противоположное.

Конечно, побуждение, заставляющее нас желать такого рода счастия, подчас всем и каждому, не только не дурно, но даже положительно прекрасно; но нехорошо то, что мы далеко не вполне сознаем подобное желание, а потому и желаем дурного.

Что же желать нам, если не счастия? спросят нас.

А прочно ли ваше счастие, счастие, которого вы желаете себе и другим? Испокон века почти все желают его, некоторые и пользуются им; но прочно ли оно, и что путного от него для общества, для всех и каждого? Куда ни взгляните, на одного счастливца — много несчастливцев, да и положение самих счастливцев далеко не прочно. Не все то золото, что блестит. Счастие иногда скоро, иногда нескоро приходит; но уходит почти всегда скоро и всегда непрочно. Счастие, по одной бурятской легенде, высокая колоссальная баба, которая потеряла своего сына и по всему свету ищет его. У этой бабы только один глаз, и притом на темени, а потому, отыскивая своего сына и никого и ничего не видя, она схватывает первого встречного, кто только попадется ей под руку, подымает его и подносит к своему темени. Тут видит она, что опять схватила и нашла она не сына своего, а чужого, и потому тотчас же с сердцем отбрасывает его от себя.

Чего же желать нам вместо такого счастия? Желать можно многого. Например, можно и должно желать, чтоб люди сознавали свои желания и потому, вместо того, чтоб желать счастия, как они обыкновенно понимают его, хорошо было бы, если б они желали действительного счастия, не блестящего и мишурного, а прочного и возможного только при общем благосостоянии. Чем более общего благосостояния, тем возможнее для всех и каждого действительное счастие, тем прочнее оно, тем, правда, менее блестящих, исключительных счастливцев, но зато тем менее и несчастливцев. Общее же благосостояние возможно только там, где более трудятся и зарабатывают, чем проживают и проматывают, где наиболее правды в судах и жизни, где наименее произвола и прихотей.

Но возможно ли общее благосостояние, и разумно ли желать его? Не значит ли это желать невозможного? Общее благосостояние возможно и необходимо, потому что оно одно только нормально, законно и естественно, оно одно удовлетворяет требованиям вечных и непреложных законов, начертанных Провидением. Нельзя же допустить, чтобы Провидение требовало от нас исполнения его правдивых законов, начертанных для нашего блага (ибо исполнение их ведет только к благу и не допускает зла), и в то же время чтобы то же самое Провидение противодействовало нашему благу, то есть общественному благосостоянию. Мы знаем, конечно, что в мире большой недостаток, недочет в общем благосостоянии; но ведь это не без причин, как не без причин и то, что есть счастливцы. Не будь таких причин — не было бы и таких счастливцев, не было бы недочета и в общем благосостоянии. Устраните эти причины, и вы устраните пролетариат, пауперизм и вообще всякого рода общественное зло; вы не только сделаете общее благосостояние возможным, но и водворите его в мире или той части или частичке мира, на которую вы можете влиять настолько, чтоб устранить в ней подобные причины. Конечно, одно устранение причин всевозможных зол не создает мгновенно общего благосостояния, но оно, по крайней мере, приблизит час его и сделает его возможным, даже неизбежным.

Да и смешно было бы требовать не только создания, в самое короткое время, общественного благосостояния, но и мгновенного, быстрого устранения условий и обстоятельств, противодействующих жизни правильной и счастливой. Хорошо уже то, что возможно и даже необходимо устранение таких условий и обстоятельств. Остальное — дело времени, а также и трудов, заслуг. Кроме даровых сил природы, Провидение ничего не дает даром и случайно: оно бесконечно правдиво, и потому все то, что есть у нас действительно хорошего, полезного, благотворного и прочного, то приобретено или нами самими, или нашими отцами, и приобретено законным образом, честными и полезными трудами, действительными заслугами.

Но люди возразят нам на это: даже великие умы, гениальные государственные люди, испокон века, целые тысячелетия, хлопочут об общем благосостоянии, ежедневно создают для этой цели новые теории, придумывают разные меры, иногда даже жертвуют собой для достижения общего благосостояния, а оно не только не осуществилось, но даже и не составляет еще предмета общего, единодушного желания.

Правда, оно не осуществилось, но зато осуществляется. Взгляните на мир — мир идет вперед; взгляните на нашу Русь — и наша Русь идет вперед.

Разве современный мир походит не только на древние, но и на феодальные времена? Разве современные государства и администрации, несмотря на все недостатки в них, не лучше по своему устройству и своим началам государств и администраций древних и средних веков, даже прошлого века и начала нынешнего? Разве личность человека не развивается ежедневно и не приобретает новых прав для себя? Прежде, в былые времена, большинство людей состояло повсюду из рабов, если и не всегда по имени, то всегда по существу дела, а теперь не то. И теперь над большинством тяготеет еще множество враждебных его развитию и благосостоянию обстоятельств, но с каждым днем, хотя это и незаметно подчас, эти обстоятельства слабеют, устраняются. Не приходите в отчаяние от тех сил и бедствий, которые еще преследуют человечество даже в самых передовых странах мира; не пугайтесь, что еще далеко не одни нравственные законы правят миром и что произвол и насилие нередко и во многом преобладают в нем: нередко и во многом, а не всегда и не во всем. Всмотритесь в то, что совершается перед вами, и вы увидите, что между злом и добром, между ложью и правдой, между произволом и правом идет не только ежедневная, но и ежемгновенная борьба, и теперь не то, что было прежде: теперь дело правды, истины, добра и правда чаще прежнего берет верх и одерживает блестящие победы над произволом, над ложью и неправдой. Вникните в эту борьбу, и вы убедитесь, что она и необходима, и благотворна, и рано или поздно кончится решительным торжеством нравственных, благих начал. В этой-то борьбе и вырабатываются, и крепнут лучшие начала; в этой-то борьбе и слабеют ежедневно, и уничтожаются ежеминутно начала, враждебные добру и правде. Эта-то борьба и есть лучшее доказательство, что мир человечества не неподвижен, что он не гибнет и не дряхлеет, а напротив, крепнет и растет как духом, так и телом, что он идет вперед и пойдет вперед!

А с ним и наша Русь идет вперед! Шесть лет всего прошло с окончания последней войны, а сколько уже пережито, передумано, переделано с тех пор в России! Сколько осуществилось в это время и такого, о чем и говорить не смели мы едва шесть лет тому назад. То, о чем только мечтали и гадали всегда лучшие граждане России, то совершено в наше время: крепостное право уничтожено, и наша Русь спасена, освобождена от него! Сколько и других более или менее важных и отрадных событий совершилось у нас в этот краткий период времени! Если не каждый день, то каждая неделя или, по меньшей мере, каждый месяц представлял нам какой-нибудь несомненный факт о поступательном движении вперед как нашей администрации, так и других элементов нашей жизни. Служба наших солдат значительно облегчена, быт их несомненно улучшен; твердо задумано и положительно начато дело облегчения участи и мещанского сословия; часовая стрелка приближается к цифре, показывающей последний час откупной системы, тоже своего рода крепостного права; в нашем судопроизводстве готовятся значительные реформы; создано учреждение мировых посредников и волостных судов, быстро устраивается на прочных началах наш сельский мир, перестраивается, хотя медленнее, и мир городской; Россия обогащается народными школами; литература наша не отстает от общей жизни и общего движения в России… Куда ни взглянешь, почти всюду или избавление от лишних уз или преград, или облегчение. Уже теперь сбываются пророческие слова поэта: «Россия вся в будущем». Действительно, она не прозябает, как прежде, она живет и мыслит; живет, потому что мыслит, а мыслит, потому что живет, и настолько живет, насколько мыслит.

Правда, как в мире вообще, так и в нашем русском мире не все лучшее есть уже наилучшее, не все еще хорошее приобретено, не все необходимое уже добыто нами; но хорошего понемногу, по поговорке. Явись все хорошее зараз, вдруг, так и не разберешь его, пожалуй, не отличишь надлежащим образом от дурного, не оценишь как следует, проглядишь, пропустишь его и не воспользуешься им умно и разумно, а без такого пользования и хорошее немногим разве лучше дурного. Да притом же и хорошее тогда только вполне хорошо, когда вполне сознано, когда вполне заслужено, а все ли мы сделали и делаем для приобретения всего хорошего? Не каждый ли почти из нас рассчитывает более на свое счастие, нежели на свой труд, и на более или менее благоприятные обстоятельства, нежели на сознание своих обязанностей, на полное и честное исполнение их? Каждый ли из нас так внимательно и усердно метет ступень, на которой стоит в общественной жизни, как это необходимо для того, чтоб вся общественная лестница была чиста и проходима? Ведь общественная лестница — общая лестница; общими силами надо и мести ее, то есть каждый должен мести ту ступень, на которой стоит, а мести ее каждый из нас может честным исполнением своих обязанностей, как бы велики или незначительны и невидны ни были они. Исполнение обязанностей важнее пользования правом: второе без первого невозможно или же есть только род счастия, род богатства, которое так же скоро проживается, как и наживается! Право без соответственной ему обязанности — мыльный пузырь. Обязанность — фундамент права, и для истинно развитого и честного человека потому только и дороги его личные права, что с ними сопряжены обязанности: таким образом и самое право есть для него обязанность; иначе он не дорожил бы им, иначе он приобретал бы право, как милость, как счастие, даром, а такой человек ничего не требует и не желает для себя даром, не приобретает путем насилия или подаяния ни насущного хлеба, ни чего-либо другого… Он знает, что на даровой хлеб имеют право только дети, калеки да инвалиды всех родов и видов.

Да, еще не все враждебные общественному благосостоянию начала и обстоятельства устранены; не устранено еще вполне ни одно из этих начал; но это главным образом потому, что не сознаны еще многими условия общественного благосостояния. Потому именно и продолжается и долго еще будет продолжаться борьба в мире между добром и злом, истиной и ложью, что такое сознание есть покуда еще удел только весьма немногих. Но как бы продолжительна ни была такая борьба, исход ее известен и несомненен: зло, ложь и произвол уступят, будут побеждены, ибо уже и теперь, мало-помалу, уступают они истине и благу, закону и праву и отступают от поля битвы. Тьмы и произвола теперь несравненно менее, а света и права несравненно более в мире, чем было прежде. Многие не видят и не чувствуют этого; но это, между прочим, потому, что теперь все, а в том числе самомалейшее зло, заметнее прежнего, и в особенности потому, что люди современных нам поколений развитее, а потому и чувствительнее людей прежних поколений ко всем ударам судьбы, насилия и произвола. Мир идет вперед и пойдет вперед!

Но прочное общественное благосостояние, как и прочное благосостояние отдельных лиц, приобретается и достигается не счастием, не даром, а трудами, усилиями и заслугами. Не тот богаче других, у кого более дарового золота, а тот, кто лучше других умеет довольствоваться и пользоваться тем, что имеет. Без такого уменья и золото не впрок, и счастие так и подавно не впрок; с таким же уменьем и самый мусор, как известно, часто превращается в золото, а счастие — вещь совершенно лишняя, и достаточно, когда нет особенных несчастий, которые, скажем к слову, посещают чаще людей, рассчитывающих на счастие, нежели людей, рассчитывающих на свои труды и заслуги. Оно и должно быть так: счастие, как его обыкновенно понимают люди, не может быть прочным уже потому, что фундаментом ему служит или случай, или произвол, а не закон, не нравственное начало. Между тем, таково счастие, о котором мечтают, которого желают себе люди.

Но есть, конечно, истинное счастие: оно заключается в полноте и правильности жизни, а такая жизнь вполне возможна только при общем благосостоянии, при отсутствии всего того, что противодействует такому благосостоянию, ибо все то, что противодействует общему благосостоянию, противодействует и благосостоянию частному, и наоборот. С развитием общего благосостояния облегчается приобретение средств в жизни, насущного хлеба, уменьшается настоятельность иметь большие, недоступные для большинства средства к жизни, жизненный путь и промысел каждого облегчаются с каждым днем, произвол уменьшается, счастие, случайное счастие становится реже, но зато несравненно реже и несчастия; исподволь все более и более разрушаются разного рода китайские стены между народами, сословиями и людьми вообще, человек все более и более становится вполне человеком, все более и более перестает быть животным, кусающимся и отгрызывающимся, жизнь его делается и разумнее, и теплее, и полнее, и человечнее, а потому и счастливее.

Когда же и насколько мы достигнем такого благосостояния и такой жизни, то есть жизни полной и счастливой, богатой разумом и любовью, единственно достойной человека? Или никогда, или нескоро, или скоро. Это в нашей воле. Чем более будем мы учиться и размышлять, как вслух, так и про себя, тем скорее и лучше уразумеем мы условия нашего благосостояния и пути к жизни полной и разумной; чем более будем мы трудиться, тем скорее приобретем средства к такой жизни; чем более будем веровать в общее благо, как непременное условие нашего личного благосостояния, чем усерднее и честнее будем мы служить общему делу, общему благу, тем более и приблизимся к нему. Конечно, жизнь по таким правилам подчас не так легка и удобна, как жизнь, рассчитывающая на случайное, произвольное счастие; но зато она полнее, разумнее и единственно достойная жизнь человека, сознающего свое человеческое достоинство. Живя такою жизнью, мы не только не промотаем отцовского наследства, но оставим еще многое для своих наследников и лучше обеспечим участь их, нежели отцы и деды наши обеспечивали нас своим счастием. Во всяком случае, чем труднее будет нам, тем легче будет другим, а в том числе и детям нашим.

Итак, с новым годом… но не с новым счастием, а с новыми трудами и усилиями, с новою, лучшею, более прежней разумною, деятельною, исполненною истинной любви жизнию! — И мир пойдет вперед, и наша Русь пойдет вперед!

<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>

С.-Петербург, 1-го января 1862 г

Читателям уже известно, что в последнее время казна наша приступила к отчуждению в частные руки некоторых принадлежащих ей фабрик и разного рода недвижимых имуществ. Давно уже сознана мысль, что казна никогда не будет в состоянии сделать того, что могут сделать усилия частных лиц в предприятиях, имеющих хозяйственный или торгово-промышленный оттенок; всегда знали и видели, что иные казенные имущества приносили выгоды не столько казне, сколько лично ее агентам; откровенные натуры никогда не скрывали, что, поручи им казенного воробья кормить, они и тут набьют себе карманы. Само общество наше было так настроено, что в известных кружках дорожили знакомством, даже окружали почетом людей, занимавших «прекрасное», «теплое» место, сопряженное с охраною казенного имущества. Все это было всем известно и ведомо; но отказаться от рутины, сделать уступку общественному мнению недоставало духу даже у тех, кто на всякое казнокрадство не мог смотреть иначе как с отвращением; словом, настали лучшие дни, и этим-то лучшим дням нашей гражданской жизни принадлежит сделанный казною шаг, на который давно вызывали ее разные обстоятельства. Упразднение Александровской мануфактуры, сбыт с рук казенной лосинной фабрики, продажа суконной фабрики в Московской губернии, отчуждение мелкими участками земель Западной Сибири, назначение долгосрочных аренд, принадлежащих ведомству государственных имуществ, продажа домов бывшего Румянцевского музея и др. — все это факты, уже совершившиеся. В последнее время официальные отделы губернских газет извещали о назначении торгов на продажу в частные руки казенного сада в городе Гомеле, потом прекрасного, знакомого целому Петербургу участка, лежащего за Царским Селом, на шоссе, ведущем к Павловску, и известного в публике под названием Малиновской дачи, и, наконец, известных целой Москве бывших Титовских фабричных зданий, занятых ныне под казарменные помещения.

В газетах было много разговоров о продаже старого арсенала в Петербурге и некоторых гвардейских казарм. Продажа их, впрочем, еще не состоялась; равно не решен, кажется, еще доселе вопрос, который, если читатели помнят, состоял в том: чью собственность казармы эти составляют, военного ли ведомства, или городскую, так как они были выстроены и содержались на счет городских сумм? Что греха таить: продажа этих имуществ глубоко опечалит многих, существование которых и степень общественного положения находились в тесной связи с управлением вверенных им казенных имуществ; но что же делать! казенный воробышек улетает от них из-под носу, напоминая этим отлетом старинную нашу пословицу: «Не все коту масленица, придет и великий пост».

Перебирая время от времени листки губернских газет, мы весьма часто вычитываем там, в отделе о «происшествиях», между прочим смертные случаи от запариванья людей в печах и от чрезмерного употребления спиртных напитков. С жалкой стороны рекомендуют эти случаи степень образования нашего простолюдья; в последнее время число этих жертв увеличивается еще новым вредом зла, испытываемого нашими простодушными тружениками от лихих людей. Это опаиванье: человек доверчиво выпьет чарку водки, бутылку пива, даже стакан квасу и теряет сознание, лишается чувств, иногда впадает в долговременную болезнь, а иногда и скоропостижно умирает. Случаи эти были повсеместны, но особенно были часты в Москве. Выпил мужик в кабаке чарку водки, но вышел вон — и в двух шагах упал замертво. А другой выпил стакан пива, а стал выходить из портерной и упал без чувств: его тут же ограбили. В вагоне, на железной дороге, перед остановкой сосед соседа попотчевал квасом; тот выпил, потерял сознание и по выходе тоже был дочиста ограблен. Подобные этому случаю вынудили московского обер-полицеймейстера особым приказом (№ 248) предписать частным приставам оповестить содержателей постоялых дворов, чтоб они постоянно внушали крестьянам, которые будут у них останавливаться: от неизвестных людей никаких угощений вином или пивом не принимать, а представлять их в полицию, о чем также объявлять чрез городовых унтер-офицеров крестьянам и на рынках. Причем предписано принять самые деятельные меры к розыску лиц, занимающихся подобного рода мошенничеством. А как замечено, что обманщики, покупая вино или пиво, примешивают туда, даже в самых питейных заведениях, одуряющий порошок, то велено и содержателям этих заведений и пивных лавок с своей стороны оказывать полиции содействие к преследованию и изобличению злонамеренных лиц. Достаточно ли на это одних строжайших запрещений, мы разбирать не станем.

К числу курьезных публикаций, которыми иногда изобилуют губернские ведомости, нельзя не отнести следующих:

Одно губернское правление вызывает желающих на очень интересные публичные торги: продаются четыре ветхие арестантские рубахи и тридцать шесть таковых же (то есть ветхих) портов.

Другое губернское правление публикует о продаже шестидесяти пудов не годных к употреблению кандалов.

Третье губернское правление разыскивает хозяев найденной кем-то на дороге старой набитой ветошью шапки.

Четвертое губернское правление разыскивает родственников какого-то оставившего сей бренный мир чиновника, после которого остались четыре патента на чины.

Пермская палата уголовного и гражданского суда в конце 1861 года публикует о поступке крестьян-корчемников, о которых дело самою ею окончено еще в начале 1853 года.

Из областного города Николаевска, что на устьях Амура, тоже сообщают курьезные вещи. Скромный корреспондент пишет, что в каком-то областном городе, где проживает много иностранных купцов, один из них пришел в почтовую контору и подал письмо, адресованное к кому-то в Австрию. «Нельзя принять: запрещено!» — отвечал почтмейстер. — «Что за чудо? Какая же причина?» — «Вот в Пруссию, извольте: другое дело!» — «Да отчего же так?» — «Да так; ну не велят! Выдали только прусскую книгу». Податель смекнул, с кем имеет дело, и написал на конверте через Пруссию в Австрию. — «Вот это дело другое-с: теперь отправить можно!» Читатели, вероятно, помнят рассказ о другом почтмейстере, который не хотел принять письма оттого, что адрес был написан не по форме: после «его высокоблагородию» не стояло «милостивому государю».

С берегов Амура, из Николаевска же, пишут, что там в течение целого лета было всего только тринадцать теплых дней и что 28-го августа там шел снег. В Одессе, говорят, тоже с начала сентября был мороз, а где-то под Ярославлем в начале октября подмерзло целое озеро. Ну, положим, Ярославль — это хладный север, но как же морозы могли случиться на Амуре, о котором так недавно еще раздавались крики, что это рай земной, что это русская Испания, что это… ну уж Бог с ними! Прежнее обаяние от Амура ежедневно исчезает, к нему охладевают.

Торгующий в Николаевске г. Отто Эше в прошлом году купил в Кяхте тридцать пять верблюдов с тем, чтобы сбыть их в Калифорнию. Впрочем, в Сан-Франциско прибыли только девятнадцать верблюдов; они вынесли переход океаном как нельзя лучше; а остальные шестнадцать частию разбежались в лесах амурских берегов, частию пропали дорогой и во время остановки в заливе де-Кастри.

Кажется, подобное же переселение наших кораблей пустынь совершилось и в нынешнем году. Охотники скупают верблюдов для зверинцев, но для этой цели проданы только два животные, назначение остальных пока еще неизвестно. Торговая полиция, что-то давно позамолкшая у нас в Петербурге, изредка начинает выказывать свою деятельность в провинции. Недавно воронежское губернское правление опубликовало трех крестьян: двух за торговлю в разнос без установленных ярлыков, а одного за то, что он печет булки вместо фунта в три четверти и меньше. Первых двух оштрафовали по рублю двадцати копеек каждого, а последнего тридцатью рублями серебром. Надо сказать, что и у нас, в Петербурге, и сухари, и булки слишком что-то воздушны, а ржаной хлеб и дорог, и невкусен, и недопечен и поэтому тяжеловесен. «Костромские губернские ведомости» публикуют об интересном случае, пригодном для разъяснения развития промышленности в России. В мае месяце прошлого года крестьянин Иван Жарков приехал в село Баки (Варнавин<ский> у<езд>) с ситцами и шелковыми материями и стал ими торговать. Баковский винный пристав, усердствуя казенному интересу, донес казенной палате, что у Жаркова нет свидетельства на право торговли. Казенная палата, зная, что по закону наблюдение за правильностию торговли в уезде лежит на обязанности земского суда, для большего обличения Жаркова в неправильной торговле предписала винному приставу представить об этом общий рапорт вместе со становым приставом. Но становой пристав отозвался, что он крестьянина Жаркова в неправильной торговле никогда не замечал. В нынешнем году Жарков опять приехал в Баки с ситцами и с шелковыми материями. Винный пристав хотел было его накрыть и пригласил для этого станового, но тот отказался от этого удовольствия, объявив, что в базарные дни не следует преследовать торговцев. Казенная палата построила силлогизм такого рода. Закон действительно воспрещает производить поверку торговли на ярмарках и установленных торгах. В селе Баках действительно базары бывают. Но базарные дни то ли же самое, что установленные торги? А как в селе Баках установленных правительством торгов не существует, да если бы они и были назначены, то этою статьею воспрещается лишь приступать на торгах и ярмарках вообще к поверке и разысканию свидетельств, оставлять же без преследования и прекращения явно незаконную (?) торговлю, производимую подобно крестьянину Жаркову, невозможно, то в ограждение интересов казны предписать соблюдать правила, в законах изложенные, и пр. и пр.

В «Нижегородских ведомостях» начальник губернии напечатал циркулярное свое предписание к судебным следователям. Указывая им, что по закону для содержания лиц, арестуемых при полиции, назначается лишь трехдневный срок, при нижегородской же городской полиции содержится девять человек арестантов, из которых один сидит более трех суток, один целый месяц, один более месяца, один более двух месяцев, трое по три месяца, один более трех месяцев и наконец один более четырех месяцев, начальник губернии делает должное разъяснение о цели заключения под арестом и заключает свое просвещенное назидание напоминанием, что бессрочное, по произволу судебных следователей, задержание при полиции людей, о которых идет дело, не только во всех отношениях незаконно, но противно человеколюбию и стремлениям современного общества.

Это сознание необходимости гуманных чувств, желание идти в уровень с стремлениями современного общества и постоянная угроза огласки и предания дела на суд общественного мнения в последнее время довольно часто прорываются в разных концах нашего обширного отечества. И это уж очень важный шаг, шаг, свидетельствующий, как широко развивается понимание гражданских обязанностей в нынешних правительственных лицах. Газетной огласки начинают страшно бояться даже закоренелые наши столичные и провинциальные подьячие и всеми силами стараются, чтобы как-нибудь не попасть в газетную строку.

К слову о судебных следователях приведем следующие статистические выводы, сообщаемые «Одесским вестником». В Херсонской губернии считается пятнадцать судебных следователей; из них только двое кончили курс в университете, двое кончили курс в лицеях, один был в университете, но не кончил курса, двое учились в гимназии, один в земледельческом училище, один в штурманской роте, а остальные все домашнего воспитания.

В Херсонской губернии, за исключением городов бывших военных поселений, ныне, благодаря Бога, вошедших в общий счет остального населения, всех штатных чиновников считается четыреста пятьдесят семь человек; из них кончивших курс в университетах счетом всего-навсе тридцать два человека, из других перворазрядных учебных заведений тридцать шесть человек (в общем итоге шестидесяти восьми чиновников первого по воспитанию разряда одних врачей считается двадцать шесть человек); в гимназиях и других средних учебных заведениях воспитывались 55 чиновников; остальные 334 человека или нигде не учились, или учились в низших школах. Мудрено похвалиться особенным избытком лиц, получивших высшее образование.

<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>

С.-Петербург, 2-го января 1862 г

У нас есть еще местности, где на сто верст кругом нет ни одного училища, где люди, кроме своей деревни, ничего во всю жизнь не видали и где они только по нужде, для исповеди, ездят к священнику на село; все их знакомства ограничиваются сближением с так называемыми «кошкодавами» и «стекольщиками», то есть наезжими торговцами, снабжающими крестьян необходимыми для них потребностями. В лесистой Вятской губернии доселе для многих пила — инструмент неизвестный; есть местности, где доски вытесываются топором из цельного дерева, а домашняя посуда, ложки да чашки вымениваются у бродячих торгашей. В таком положении живут еще пермяки, между которыми старинная самая патриархальная грязь и невежество не поддаются никаким усилиям времени и окружающих обстоятельств. По высочайшему указу 26-го июля 1861 г. все наше духовенство с семействами приглашены заниматься обучением грамоте крестьянских детей. По старой манере в школы делался род рекрутского набора волостными писарями, и отцы выкупали у них деньгами сыновей, записанных в училище по жеребью. Как бегают они от грамоты, так бегают и от оспопрививания и всеми мерами стараются отделаться от «оспенников». Про одну волость, состоящую из 2243 душ обоего пола, пишут, что в течение первых семи месяцев нынешнего года там было 67 новорожденных, а умерло детей 120 человек, в том числе сгубила оспа 87 детей.

Вятская губерния, положим, глушь; но вот на выдержку статья о. Гл. Соколова о крестьянах Тульской губернии. Здесь чествуют св. Власия как покровителя коров, св. Флора и Лавра как патрона лошадей, св. Зосима и Савватия как сберегателей пчел. Здесь наряду с Николой-молящим и Ильей-наделящим верят в злого духа и отчуровываются от него, чертя в сочельник на Крещенье мелом кресты на всех дверях и косяках. Здесь мстящие ворогу крестьяне, которые сами лично не могут отплатить обиды, ставят Миколеугоднику забидящую свечку, полагая, что он за них разделается, только бы свеча была поставлена не так, как обыкновенно ее ставят, а верхним концом книзу. Здесь при молебнах, в начале весны, бабы хватают священника и, повалив, катают его по земле, чтобы земля тучнее уродила. Конечно, предрассудков этих долго еще нельзя будет искоренить, и тут паллиативные меры не приведут ни к чему: нужно образовывать молодое поколение, и особенно необходимо действовать на будущих матерей семейств и распространить просвещение между женщинами. Мало развивать одну грамотность: нужно больше всего стараться, чтобы люди умели понимать то, что читают, и, понимая хорошее, умели ему следовать.

Читателям нашим известно, что положение, высочайше утвержденное 19-го февраля, ставит все волостные и сельские училища в исключительную зависимость только от самого селения или волости. В последнее время во всех губернских газетах перепечатано министерское распоряжение о деревенских училищах для «первоначального» обучения детей, состоящее в том, что ходатайства о их утверждении должны быть утверждаемы не сельским сходом или волостным управлением, а губернскими присутствиями, с тем чтобы преподавание закона Божия принимал на себя кто-нибудь из священников. В какой степени это распоряжение относится к раскольничьим селениям и к преподаванию закона Божия по началам религии мусульманской, буддистской и еврейской, не говорится ничего, а про обучение чтению, письму и арифметике сказано, что оно может быть поручаемо и священникам, и другим лицам. Замечено в предписании, что такое обучение с особенным удобством могло бы быть возложено на волостных писарей, как одно из условий их найма в должность. Но вместе с тем вменено в обязанность о каждом вновь открываемом училище в селении сообщать местному директору училищ для сведения и для надзора за преподаванием.