– Даже так?
– Конечно. Не понимаю, почему сеньор Кортес не обратился ко мне?
– Вероятно, не хотел вас беспокоить из-за какого-то мальчишки-слуги… Так вы действительно можете с ним переговорить?
– И даже в вашем присутствии, уважаемый патер!
– Что ж. – Священник поднялся и перекрестился. – Ждите меня здесь, дон Карлос… Впрочем, вам и при всем желании никуда не уйти.
– Еще забыл спросить, святой отец. Я бы не казнил всех заговорщиков – не особенно виноватых матросов, а таких, несомненно, большинство, можно снять с кораблей и тем самым усилить войско.
Отец Ольмедо улыбнулся:
– Мы так и решили поступить, уважаемый дон!
– А корабли? Они что же, останутся без присмотра?
– А зачем нам лишние корабли? – надевая шляпу, неожиданно засмеялся патер. – Хватит и тех, что вернутся из Испании. А эти мы посадим на мель – от греха. Вот прямо сегодня этим и занимаемся.
Долго ждать не пришлось, патер Ольмедо в сопровождении пары солдат и Сиуа явился уже через час.
– Вот. – Обернувшись к подростку, священник укоризненно покачал головой. – Так-то ты уважаешь своего господина! Стыдись! Знаете, дон Карлос, что-то ваш слуга не сказал мне, что так уж хочет креститься.
– Зато мне говорил, – усмехнулся принц. – И неоднократно. Говорил ведь, Сиуа?
– О да, да. – Быстро смекнув, что к чему, сообразительный юноша молитвенно сложил руки.
– У него даже есть обожаемая святая, – вскользь заметил Куатемок. – Святая Инесса! О, она, несомненно, поможет ему во всех начинаниях.
– Не было бы поздно. – Отец Ольмедо скорбно поджал губы. – Он много чего натворил, ваш слуга, – многие на него показали.
– Что? Он – заговорщик?
– Нет, но… помогал! Помогал! Способствовал… И должен быть наказан! Поймите, дон Карлос, это не мое решение и я тут ничего не могу сделать.
– Его сожгут на костре?
– Нет… Повесят. Так пусть он умрет христианином!
– Слышал, Хосе?
– Слышал. – Парнишка гордо вскинул голову. – Я не боюсь смерти! Но, конечно, куда приятнее будет умереть христианином!
– Вот поистине золотые слова! – умильно закатил глаза падре. – Я заберу паренька с собой, в церковь. Сначала совершим таинство, а уж потом вернемся сюда… для разговора.
Выходя из дому, Сиуа обернулся и подмигнул: он все понял.
Наверное, столь разумный юноша мог убежать и раньше… Только некуда было. Теперь же…
Тем более, если Куатемок правильно понял цель всего этого цепляния к несчастному подростку… А понял он ее правильно!
Потому так и действовал и был уверен – ну, почти уверен – в успехе.
Поднявшись наверх, в комнатку размерами метра три на четыре, – дом был хоть и двухэтажный, но вовсе не большой, узкий, – принц уселся на стуле… уже где-то через час услыхав доносящиеся от строящейся церкви вопли.
Он высунулся из окна, увидев бегущего патера и солдат с алебардами.
– Эй, эй, святой отец! Куда вы так торопитесь? Куда бежите?
Патер неуклюже махнул рукой, намереваясь бежать дальше, правда, потом все же остановился:
– Ваш проклятый слуга!
– Что – мой слуга?
– Сбежал, вот что! Хитрый гаденыш… ловко усыпил бдительность. Всех обманул, всех!
– Так он что же, не крестился?
– Почему же нет? Он теперь христианин… В отличие от вас, уважаемый дон!
– Христанин? Ну так чем же вы недовольны? Идите, отпразднуем рождение нового сына святой матери Церкви!
– Издеваетесь? – скривился падре.
– Вовсе нет. – Дон Карлос улыбнулся как можно радушнее. – Не ваше это дело, патер, ловить всяких мальчишек. Поймают и без вас – да куда он тут денется? Тотонаки его живо выдадут… или сами прикончат.
– Да, это верно, – патер Ольмедо наконец успокоился. – В таком случае я, верно, к вам все-таки загляну… Чего уж!
Но самое интересное случилось на следующий день утром, на рассвете. Посаженная на мель «Санта-Инес» вдруг начала поднимать паруса. Сначала на фок-мачте, потом – грот, потом и на бизани… Паруса разворачивались не торопясь, по очереди, один за другим… никто и не обратил особого внимания, а когда обратили, паруса уже поймали ветер, выгнулись дугой, стянув юркое суденышко с мели!
Точно – стянули!
Такого не ожидал никто, даже Куатемок, посоветовавший Сиуа на некоторое время укрыться на посаженном на мель судне. Вряд ли сбежавшего парня так уж упорно искали бы, вовсе не обвинение в заговоре были целью его ареста, нет, совершенно другое – просто-напросто Кортес решил использовать удобный случай, чтобы лишить своего царственного пленника единственной родной души.
Ловко рассчитал, пройдоха!
Впрочем, и Куатемок не ударил лицом в грязь, и даже более того…
Подняв паруса, каравелла быстро уходила на север. Сможет ли Сиуа причалить к берегу? Вряд ли… Зато, по крайней мере, сумеет добраться до него вплавь. Молодец, парень!
Но – зачем? Ведь все равно одному не выжить! Сидел бы лучше тихонько на корабле, уж нашелся бы способ переправить его, да и вообще выручить. Эх, Сиуа, Сиуа – не смог ты наступить на горло своей песне! Такая удача… попробовать самому стать кормчим. Попробовал. И ведь получилось.
Только что дальше?
Глава 8
Двое
А ведь речь действительно идет о том, чтобы умереть…
Пятнадцать всадников и четыреста пеших воинов, уверенных в себе, решительных и способных на все. Аркебузы, стальные латы, мечи, пики и алебарды. Семь пушек. Непоколебимость и привычка к войне.
Привычка к войне? Пожалуй, это лирика… Лучше конкретно… Значит, так, четыреста пехотинцев, пятнадцать всадников – это только испанцы, все, включая снятую Кортесом с кораблей сотню мятежных матросов. Плюс ко всему – тысяча триста индейских воинов, в основном тотонаков, и около тысячи носильщиков, тоже, естественно, индейцев.
Шагая рядом с патером Ольмедо, Куатемок старался запомнить каждую мелочь, для того чтобы – уже очень скоро – передать ее своим, как условились. А уж те, опережая войско, предоставили бы все сведения Моктекусоме.
Стараясь быть максимально объективным, принц специально заранее выбрал три пункта для передачи сведений – Халапу, Хонакотлан и Тлашкалу. Начиная уже с Халапы конкистадоров вполне могли бы встретить боевые отряды ацтеков, смелых «воинов-орлов» или «ягуаров». Вполне могли бы… По крайней мере, на месте тлатоани Куатемок именно так бы сейчас и поступил – а зачем пускать алчных и на все готовых хорошо вооруженных людей в город? Никакого смысла. Смысл как раз был напасть по пути, устроив засаду где-нибудь на перевале. Пусть даже не сразу после Халапы, пусть – рядом с Хонакотланом или даже у Тлашкалы. Враги врагами, а тлашкаланцы вряд ли бы решились на открытое противодействие победоносному ацтекскому войску… ведь они еще не знали, кто такие испанцы. Четыреста воинов – жалкая, смешная цифра…
Однако впереди конкистадоров шел страх! Страх, спровоцированный жрецами, служителями кровавых и мерзких богов. Именно они, жрецы, издавна запугивали народ – то гневом богов, то концом света, то возвращением Кецалькоатля, бородатого и белокожего бога, якобы изгнанного когда-то на восток. Эра Тескатлипоки кончалась – так вещали предсказатели и жрецы, начиналась новая эпоха, эпоха Кецалькоатля… Он и возвращался, этот благой бог! Возвращался в окружении метателей молний и двухголовых чудовищ! О, горе, горе несчастным, недостаточно хорошо чтившим богов. Одно могло еще спасти – как можно больше жертв! Пусть не ленятся жрецы, пусть жертвенники будут денно и нощно обагрены свежей кровью, пусть будут усладой богам только что вырванные людские сердца – сотни, тысячи, десятки тысяч!
Так говорили жрецы… Лилась кровь. А конкистадоры шли, впечатывая свои тяжелые шаги в красную почву мексиканских нагорий.
Слава Иисусу Христу и святому Иакову!
Впереди, за перевалом, высились синие горы Наукампатепетль, еще дальше прятавшиеся в дымке вершины грозно курились дымом.
Куатемок, кутаясь от ветра в шелковый плащ, время от времени перебрасывался словами с патером, ну а больше – думал. Донесение уже было готово, осталось только встретить своих… Толком не зная местности, они не уславливались заранее о каком-то конкретном месте встречи, посланцы Несауа должны были сами отыскать подходы к своему господину. Вот тот и не прятался, старался быть на виду, и алый плащ его трепетал на ветру, словно крылья.
Кроме всего прочего, принц думал сейчас о верном Сиуатетепеке, юноше, унесшемся от смерти на крыльях ветра, точнее сказать – на парусах каравеллы «Санта-Инес». Где-то теперь эта каравелла? Где сам Сиуа? Удалось ли ему выплыть, выбраться на берег?
И еще один вопрос занимал Куатемока – почему Кортес решил убрать Сиуа? Ведь он еще раньше мог бы не разрешить его взять… Значит, донесли, что отношения между принцем и юным художником – нечто иное, нежели отношения господина и слуги. Скорее это отношения двух соглядатаев, во всем друг друга поддерживающих. Эх! Не надо было вести себя с Сиуа как с братом, наоборот, нужно было бы громко бранить, бить его, воспитывать кулаками, как обычно воспитывают нерадивых слуг.
Теперь и словом не с кем перемолвиться, не считая патера, да еще Берналя Диаса, время от времени спешивавшегося и присоединявшегося к святому отцу и принцу для интеллектуальной беседы. Это тоже было хорошо – Куатемок совершенствовал свой испанский, начиная говорить все более бегло и даже, можно сказать, изысканно – такие уж были учителя.
Климат нагорья сильно отличался от того, к которому привыкли на побережье, отличался не в лучшую сторону – днем невыносимо пекло раскаленное солнце, а ночью дул резкий ветер, и конкистадоры – а в особенности приморские индейцы – страдали от холода.
Халапа, где войско Кортеса провело пару дней, оказалось убогим горным селением из нескольких десятков хижин, в котором все друг друга знали. Местный касик, откровенно лебезя перед испанцами, всячески жаловался на своих врагов – ацтеков и тлашкаланцев, особенно на последних, они все же были куда ближе.
Надо отдать должное, Кортес – через донью Марину и Агилара – беседовал с этим нищим касиком довольно любезно и обещал всяческую помощь… взамен попросив несколько десятков носильщиков и припасы – больше в столь неприветливой местности взять было просто нечего.
И снова путь, и снова перевалы и горные тропы, и ночной холод, и безжалостно бьющее в глаза солнце.
Куатемок был очень внимателен и старался держаться на виду, ведь где-то здесь его и должны видеть посланцы Несауа. Скорее всего они, дабы не привлекать к себе внимания, примкнут к индейцам-носильщикам, которых насчитывалось более тысячи, причем из разных племен, часто даже не понимающих друг друга.
Именно поэтому принц придержал шаг, дожидаясь носильщиков, и пошел уже дальше наравне с ними, радуясь, что патер Ольмедо и сеньор Берналь Диас наконец-то покинули его, нагнав для какого-то дела своего командира.
Куатемок часто оглядывался, смотрел во все глаза, даже снял шляпу – так его, наверное, проще было заметить.
Утро сменилось днем – засияло солнце, скрывшееся затем за красными скалами, а потом принц и не заметил, как наступил вечер. Воздух сделался чистым, прозрачным и свежим, индейцы, особенно те, что тащили на себе пушки, оживились, предвкушая близившийся отдых, кто-то даже запел.
И никто так и не появился!
Может быть, они не могли отыскать Куатемока, принимая его за испанца? Ну да… наверное, следовало бы сменить одежду на индейскую? Не будет ли это слишком уж подозрительно? Пожалуй, что нет… как обставить…
Все ночь дон Карлос не спал, ворочался под пологом, специально ночевал так, как индейцы, хотя ему и предлагали шатер. На ночь опытный Кортес выставлял часовых, но сановного пленника никто уже специально не охранял, особенно днем. Считали, что вполне достаточно патера Ольмедо? Или здесь просто некуда было бежать ацтекскому принцу – это так, но откуда сие мог знать Кортес? Хм, откуда… От доньи Марины, от кого же еще!
Эта женщина, переодетая в одежду испанского идальго, напоминала красивого юношу, ее неутомимость, деятельность и оптимизм поражали даже видавших виды солдат. Никто и никогда не слышал от нее жалоб, никто и никогда не видел ее грустной, плачущей или даже просто уставшей. Поистине, это была женщина с сердцем ягуара!
Берналь Диас рассказал как-то, что, получив Марину – Малинче, Малинциль – в числе других рабынь, Кортес сначала отдал ее одному из своих капитанов, а уж потом, когда тот уехал в Испанию, взял себе, разглядев наконец красоту этой упрямой и сильной девушки. И не прогадал! Пожалуй, это было его самое лучшее приобретение, куда лучше даже, нежели все носильщики и припасы.
Марина…
Куатемок даже как-то говорил с ней, сидя у костра, разговаривали по-испански – Малинциль тоже учила язык, правда, ей приходилось куда трудней, чем принцу, который все же принадлежал весьма далекому времени, к тому же знал и французский и – не так хорошо – английский.
Марина подошла сама, присела, протянув к пламени озябшие руки. Куатемок почтительно приветствовал ее и улыбнулся.
– Это правда, что вы хотите принять крещение? – быстро спросила женщина.
– Да, это так. А что, в этом есть что-то плохое?
– Да нет, скорее – хорошее. Особенно для ацтека, поклоняющегося жестокими и кровавым богам!
– Вы полагаете, боги других племен открытые, веселые и добрые? – тут же переспросил Куатемок.
Марина лишь усмехнулась:
– Увы… И в этом беда.
– А как вы находите испанцев? – как бы между прочим поинтересовался вождь.
– Обычный народ, в общем-то, не хуже и не лучше индейцев. Что же касается последних, то ацтекские правители нажили себе слишком много врагов, – Марина тщательно подбирала слова. – Нажили – на свою шею. А вы, Куатемок, странный. Чем больше я вас узнаю, тем меньше верю, что вы – ацтек. Вы не так мыслите, не так действуете, ведете себя совсем не так, как вел бы индейский вождь! Скорее как испанец. Кстати, костюм идальго вам очень к лицу.
– Как и вам, донья.
Куатемок закусил губу – Диас был прав, эта красивая женщина очень и очень умна, пожалуй, куда умнее всех прочих, включая даже Кортеса.
– Знаете, это я посоветовала Малинче лишить вас вашего юного помощника, – чуть помолчав, откровенно призналась Марина.
Малинче – так она называла Кортеса. И все индейцы с недавних пор его именно так и называли – по имени его возлюбленной. Да, редко так бывает, чтобы мужчину – тем более такого ушлого, умного и коварного, как Эрнандо Кортес, – звали бы по имени женщины. А вот – случилось же!
– Вы? – Принц пожал плечами. – Зачем?
– Чтобы лишить вас последней ацтекской опоры.
– Ну, лишили. И что?
– А то, что вы – не ацтек! Вообще не индеец. Я вам это уже говорила и еще раз скажу. Вы – непонятный и странный, поэтому люди Малинче за вами присматривают.
– На этом тоже вы настояли?
– Да. Не обижайтесь, я не могла поступить по-другому, ибо теперь связываю с эшпаньотль все.
– Ваши друзья способны разнести в прах весь наш мир.