Форпост (Тетралогия)

Глава 3

В которой Маляренко впервые в своей жизни делает некоторые вещи

Вся сознательная жизнь Ивана Андреевича Маляренко прошла в самом центре миллионной столицы одной из южных союзных республик, впоследствии — независимого государства. Единственный ребенок в семье, он всегда был окружён заботой и любовью родителей, а также бабушек и дедушек. Существует стереотип, что обычно такие дети вырастают самовлюбленными эгоистами, донельзя избалованными и капризными, а также ленивыми и глупыми. В отношении Ванечки был справедлив только один из перечисленных штампов — он был ленив. Обладая хорошей памятью и отличной сообразительностью, он бы мог учиться на круглые пятёрки, но ему было лень. Поэтому Ваня никогда не напрягался, ни в школе, ни позже — в институте. И если бы не титанические усилия обеих бабушек, делавших с ним уроки до девятого класса, то неизвестно, чем бы закончилась его учёба в школе. А в остальном это был тихий, спокойный домашний мальчик, совершенно не капризный и не избалованный подарками. Нельзя сказать, что он рос размазней и слабаком. Пять лет тяжелейших тренировок в волейбольной секции школы олимпийского резерва сделали его весьма выносливым, хотя внешне к окончанию школы он остался тощим длинным и спортсменом не выглядел.

В институте Иван самозабвенно полюбил пиво и гиревой спорт. Учился Иван на инженера-строителя, причём учился спустя рукава. Через два года лень и пиво одержали вверх над учёбой и гирями, и Ванюша ушёл в армию под дружные вопли женской части семьи и хмурое молчание мужской. Как ни странно, в армии ему понравилось, несмотря на то, что он попал в войска "по профилю", то есть, в стройбат. Особых зверств, о которых он столько слышал на гражданке, не было — командиры старались поддерживать дисциплину изо всех сил. А на мелочи Иван по складу своего характера внимания не обращал. Тем более что к двадцати годам он превратился в здоровенного кабана ростом под метр девяносто, с широченными плечами. Этому сильно поспособствовали гири из институтского прошлого и лом из армейского настоящего.

Из армии Иван пришёл обогащенный военно-строительным юмором и умением водить бульдозер. Затем отцовский брат пристроил его в свою фирмочку, занимавшуюся оптовыми поставками продуктов питания, и Ивана затянуло в пучину бизнеса. Вынырнуть оттуда, выпучив глаза и жадно глотая воздух свободы, он сумел лишь через десять лет, послав на хрен и дядю, и его к тому времени уже крупную компанию, и а заодно послав куда подальше и свою жену — бабу красивую, но вредную и очень жадную. Поскольку детей они не нажили, то из старой дедушкиной квартиры в самом центре города жену он вышиб молодецким ударом ноги в пятую точку.

Оглянувшись назад, на прожитые годы, Иван Андреевич осознал полнейшую бессмысленность своего существования последние десять лет, а также обнаружил, что его сосед и по совместительству приятель с детства Игорёк превратился в солидного владельца пивного ресторана Игоря Георгиевича. Былая страсть к пиву, сильно притушенная супругой, вспыхнула с новой силой. Так прошел год, деньги кончились, и Иван вернулся к тому, что он хорошо умел делать — торговле продуктами питания. Но не к дяде, а к его прямым конкурентам. И сумел за пару лет добиться на новом месте непререкаемого авторитета у коллег и искреннего уважения начальства.

Когда Иван сумел сесть на заднем диване "Волги" и собрать в кучку зрение, его глазам открылась жуткая картина. Вся передняя часть салона была забита ободранными ветками, торчащими из проема, где должно было находиться лобовое стекло. Шофер, сидел неестественно прямо и не шевелился, потому что был буквально нанизан на несколько особо толстых веток, словно какой-то мотылек в коллекции энтомолога. В голове у Ивана зашумело в десять раз сильнее, а к горлу подкатил ком. Ваню мутило — вида чужой крови он никогда не переносил. А крови было много, очень много. Иван не видел лица водителя, но и вида сзади ему хватило. Шею и плечи старика залило кровью. В салоне автомобиля было довольно темно, и мелких деталей разглядеть не удалось. Запах крови сводил с ума. Иван присмотрелся к ближайшей от его лица ветке — на её обломанном конце висело окровавленное и порванное ухо.

Ваню вырвало.

Уже ничего не соображая, он царапал скобку, чтобы открыть дверь и выйти из машины, но дверь почему-то не открывалась.

"Да что ж такое!"

Руки тряслись, было очень страшно открыть глаза. Иван медленно вдохнул ртом, чтобы не чувствовать запах крови, и снова попробовал открыть дверь — только спокойно, не торопясь.

"Крючок потянул. Так. Щёлкнуло. Теперь толкнуть дверь. Сука, что ж ты не открываешься? Чуток идет и упирается. Бля-аа…"

Иван открыл глаза и, старательно не глядя на водителя, огляделся. Все окна в машине были укрыты массой зеленой листвы, причем так густо, что свет едва пробивался сквозь неё. Теперь Ивану стало понятно, почему он не смог открыть дверь — её просто прижало ветками кустарника.

"Ой, мама!" — Спокойно, Ваня, спокойно! Я смогу. Я выберусь.

Собственный громкий голос почему-то успокоил. Маляренко достал из сумки телефон и включил его. Аппарат послушно засветился, но без толку — сигнала не было. Иван выключил и включил телефон снова. Результат был тот же — связи не было.

— Ладно, будем думать, что дальше. — Иван помолчал, глядя на пожилого водителя. — Деда жалко — наверное, хороший был человек.

"Надо бы проверить, может, еще есть пульс".

От одной этой мысли Ивана передёрнуло.

— Да нет — вон как его всего истыкало.

Ваня видел в кино, как врачи трогали шею и сразу все определяли, но он не знал, где и как надо щупать, кроме того, он боялся трогать окровавленного покойника. Всё-таки, несмотря на спортивное и армейское прошлое, Иван был, в сущности, типичным представителем офисного планктона, способного существовать только в рафинированных условиях бизнес-центров. К такому столкновению с реальностью Маляренко не был готов совершенно. Кроме того, он пока не представлял, как ему выбраться из машины. Иван снова включил телефон. Сеть не находилась.

— А-а-а… — Иваныч почувствовал боль и захрипел. Он до сих пор ничего не видел, но то ли притерпевшись к боли, то ли по какой-то другой причине, чувствовал старик себя немного лучше.

— Вы живы! Потерпите немного — я вам сейчас помогу! — проорали сзади.

— А-х-х-а — согласно выдохнул таксист.

От неожиданного хрипа деда Иван испуганно вздрогнул. В голове за секунду пронеслась сотня диагнозов. Ни один из них к понятию "жизнь" не подходил.

"Дед живой? Быть того не может! Он же весь в дырках".

— Вы живы! Потерпите немного — я вам сейчас помогу!

"Что делать? Надо как то помочь. А как? А пока я думать буду — он же умрет. Нужно деда оттащить… а как? Он же в спинку сиденья упирается. Идиот! Она же должна как-то назад откидываться. Так. Ага. Вот. Ручка. Тянуть. Есть. Что за?.. Дед, потерпи"

Спинку сиденья Иван опустил вниз, таксист от боли замычал и дернулся, но с места не сдвинулся — между спиной деда и откинутой спинкой оказался ремень безопасности. Самодельно обточенная пряжка ремня никак не поддавалась и не хотела выходить из паза, сколько Иван ни пытался ее вытащить. Видимо, таксист забил ее туда намертво. Ваня приглушённо ругался сквозь зубы и раскачивал проклятый замок. Наконец, ремень поддался и отстегнулся. Дед взвыл. Ивану было очень страшно: дедок хрипел и дергался, временами начиная тихо скулить. Больше всего на свете в этот момент Ивану хотелось проснуться. Уже почти не соображая, что делает, вконец одурев от запаха крови, Маляренко крепко взялся за правое плечо деда, а левой рукой обхватил его голову и со всей силы рванул старика на себя. Дед коротко вскрикнул и повалился на Ивана, заливая его кровью.

— Дед, а дед! Ты чего? — Маляренко, в панике чуть было не стал по-киношному лупить старика по щекам, но увидел, что они обе порваны. Особенно жутко выглядела левая сторона лица водителя. Вся распухшая до такой степени, что ничего не было понятно, она явно была не там где надо. Из-под глаза старика торчала оголенная кость. Иван остолбенело таращился на эту страшную картину несколько чудовищно долгих секунд. Кровь текла ручьем. Спохватившись, Маляренко отпустил деда и, вытащив из сумки сменную рубашку, принялся бинтовать старику голову. Использовав почти все свои чистые вещи, весь перепачкавшись кровью, Иван сумел кое-как перевязать водителя.

"Так. Что дальше? Дыхание. Вроде дышит"

— Дед, а дед? Ты меня слышишь?

"Нет. В отключке. Блин, руки трясутся. Всё, успокойся. Всё будет нормально. Помощь обязательно придёт. Мы ж где-то возле трассы. Вылетели ночью из-за дождя в кусты. Должен же хоть кто-то проехать".

Голова была как в тумане. "На автомате" Иван вытащил из своего пакета теплую бутылку водки, свернул пробку и сделал громадный глоток.

Водка не пошла. Ивана снова вырвало. Теперь — себе на колени. Голова онемела и закружилась. Маляренко отодвинулся от окровавленного водителя, прижался лбом к оконному стеклу, за которым сплошной зелёной стеной темнели листья, закрыл глаза и вырубился.

Глава 4

В которой Иван чувствует себя не на своем месте и работает лесорубом в миниатюре

Пахло морем. Этим немыслимым сочетанием влажности, солоноватого ветра и испепеляющей жары. Запах был точно таким, каким встречает Турция каждого пассажира, выходящего из самолета в Анталье. Разок побывав на курорте, Иван запомнил это ощущение моря навсегда. Вот и сейчас, лежа в шезлонге возле бассейна, он не видел моря — вокруг росли какие-то кусты и пальмы. Но он чувствовал — оно рядом. Он слышал шум прибоя и крики чаек. Хотя нет, наверное, это всё-таки не чайки. Неважно. Ивану было хорошо. Время перевалило за полдень, солнце всерьёз начало припекать — пора перебираться под зонтик. Пошарив под шезлонгом, Иван достал початую бутылку пива и сделал глоток. Какая мерзость! Степлилось. И когда только успело? Во рту остался мерзкий привкус.

"Надо бы пойти в бар — взять колы. И вообще, подняться в номер, поближе к кондиционеру…"

Неожиданно у шезлонга появился официант с запотевшей кружкой "Эфеса", улыбнулся белоснежной улыбкой и со всего маху дал этой кружкой Ивану по голове.

"Чёррррт!"

Маляренко дёрнулся и открыл глаза. Было сумрачно, душно и очень жарко. А ещё жутко воняло водкой, рвотой и чем-то очень нехорошим. Слева кто-то ворочался и толкал Ивана в плечо.

— Ынок! Очись!

Ваня протёр глаза, навёл резкость и осмотрелся. Он всё так же сидел на заднем диванчике старой "Волги", впереди всё так же топорщились ежом обломанные ветки, а рядом лежал весь замотанный тряпками человек. Иван вспомнил всё: и полёт, и аэропорт, и этого таксиста. И про то, что уснул, как только они выехали из аэропорта, и про аварию. Голова окончательно прояснилась и, если бы не мерзкие запахи, ужасная духота и совершенно затёкшие ноги, спина и шея, то своё самочувствие Иван назвал бы вполне удовлетворительным.

— Сейчас, дед. Сейчас я тебе помогу.

Иван снова полез в пакет, но достал оттуда не водку, которой и так воняло по самое "не могу", а недопитую бутылочку колы. Она оказалась тёплая, как пиво во сне, и совершенно мерзкая на вкус, но другого безалкогольного питья у него не было. Ваня тщательно прополоскал рот и сделал два больших глотка, а затем аккуратно влил остатки напитка в рот таксисту. Тот благодарно замычал и кивнул, мол, спасибо.

Голова Ивана работала со скоростью компьютера — первым делом он открыл оба задних окна. Листва обрадовано полезла внутрь салона, но стало чуть свежее и прохладнее. А главное — воняло уже не так сильно. Лишь сейчас, почувствовав свежий ветерок, Иван понял, в какой невообразимой вони он находился. Под ногой что-то звякнуло. Маляренко посмотрел вниз и увидел наполовину пустую бутылку водки. Под ногами была лужа.

— Класс! Поллитра — на пол! — Хоть Ваня и не был алкоголиком, но всё равно пролитую водку было жалко.

— Ну что, дед? Ты живой? Что делать-то будем? Как отсюда выбраться-то?

— Там, — корявый палец таксиста показал под свое кресло. — Там.

Иван изловчился и, кряхтя, вытащил из-под водительского сиденья приличных размеров нож. Скорее даже тесак. Рассмотрев хорошенько пугающих размеров лезвие, Иван почесал затылок:

— Дед, ты что? По ночам клиентов потрошишь?

Таксист протестующе замычал и слегка помотал головой.

— Да ладно, дед… понимаю — самооборона… то… сё. Ты лежи, не шевелись. Я попробую выбраться.

И Иван принялся выбираться.

Через полчаса, вырубив тесаком в густых, гибких и упругих ветках лаз, он протиснулся в окно, изловчился и вылез на крышу автомобиля.

То, что он увидел, встав в полный рост, вызвало у Вани столбняк. Он сразу позабыл про ноющее от непривычной работы запястье, про кучу царапин на руках и про ожог от раскалённой крыши на пальцах. Иван молча стоял, ощущая каждой клеточкой тела такое знакомое и такое невозможное здесь ощущение южного моря, и смотрел над верхушками кустов на бескрайнюю степь и протянувшуюся вдалеке темно-синюю полоску моря. Начало припекать, да не просто припекать — солнце уже давило по-настоящему. Маляренко отёр пот, заливавший глаза, и поднял взгляд вверх — на таком же темно-синем небе не было ни единого облачка. Вокруг стояло жаркое южное лето.

Где-то в глубине живота у Ивана появился странный холодок. Почему-то захотелось громко ругаться. Через минуту, когда ходуном заходило левое колено, Ваня понял, что ему безумно страшно. Что с ним произошло нечто непонятное, и оттого жуткое. То, с чем он не сможет справиться. Опять захотелось заорать что-нибудь матерное, чтобы его услышали и разбудили. Пусть он окажется в психушке, пусть в вытрезвителе, наконец. Но только не здесь. Не в этом странном, непонятно откуда взявшемся мире. Маляренко присел на корточки и опёрся ладонями на край крыши. Раскаленный металл снова обжег кожу и Иван, посмотрев на свои покрасневшие пальцы, вспомнил, как обжегся, когда лез из окна на крышу. Ругаться захотелось в два раза сильнее.

— Дед, ты в загробный мир веришь? — Маляренко нервно хохотнул. — Я без понятия, где мы, но на вашу тайгу это никак не похоже. И дороги не видно нигде. Степь какая-то… и море.

Внизу сначала затихло, а потом из окна под Иваном высунулась похожая на жуткий шар голова таксиста.

— Какая ещё, нахрен, степь? Расскажи толком — что видишь?

— Степь вижу, море вижу. С километр до него будет. А в другую сторону — холмики какие то. Тоже с километр, наверное. Леса ни хрена никакого нет… Так… кусты какие-то кое-где.

— Еще что?

— Всё, дед. Больше описывать нечего. Кстати, как ты сюда заехать умудрился, старый, не пойму. Тут вокруг пусто, хоть в футбол играй, а ты в эту… клумбу, аккурат в самый центр въехал!

Иван снова встал и прикинул размер "клумбы". Пятно кустарника вряд ли превышало в диаметре метров десять. Самое поганое было то, что в самой его серёдке росло дерево — мелкое и корявое. На его ствол и наткнулся автомобиль. Не будь его, такси проехало бы по "клумбе", не останавливаясь. Маляренко сплюнул.

— Не повезло нам, дед.

Решив, что ему хватит жариться на солнцепёке, Иван полез назад в машину.

Солнце начало клониться к горизонту, когда мужчины уже почти перестали на это надеяться. Бутылка минералки, так удачно купленная таксистом в ларьке, закончилась давным-давно, а вечер всё не наступал. Оба почти всё время днёвки молчали, перебросившись лишь десятком фраз, назвав свои имена, и старались не шевелиться.

Прошло часов пять, и жара, наконец, стала спадать. Иван почувствовал, что оживает. Заметно приободрился и таксист. Было видно, что старику нелегко, но он не стонал и не жаловался, лишь изредка осторожно трогал рукой повязку на лице.

— Ваня, надо выбираться отсюда, и воду найти надо, еще один такой день в машине мы не выдюжим.

О том, куда именно они выберутся, Иван старался не думать, но со словами старика был полностью согласен — ещё один день в этой печке их доконает.

— Ты, Иваныч, не напрягайся. Я тебя понял. — Маляренко взял нож и снова полез наружу.

К утру Иван устал так, как никогда в своей жизни не уставал. На трехметровый коридор шириной сантиметров в сорок Иван потратил всю ночь и раннее утро. Что это был за кустарник, Ваняне знал, но искренне его ненавидел. Толстенные двухсантиметровые ветки росли так густо, что иногда между ними невозможно было протиснуть руку. Вдобавок ко всему, они были невероятно упругими и плохо поддавались ножу. С топором или с ножовкой Иван управился бы гораздо быстрее, но чего не было — того не было. Лишь поздним утром, совершенно измотанный и голодный, Маляренко выбрался на свободу.

Иваныч лежал на заднем диванчике "Волги" и думал. Боль почти не мешала сосредоточиться, всё лицо как будто онемело и уже не чувствовалось. На своём веку, за семь десятков лет, таксист много чего повидал и теперь ясно сознавал: если максимум через сутки ему не окажут медицинскую помощь, то дела станут совсем плохи. Иваныч снова осторожно потрогал повязку и нащупал пуговицу. Рубашка. Старик глубоко вздохнул — предчувствие его редко обманывало. Вот и сейчас Иваныч ожидал неприятностей. Вчера днём он не поверил тому, что кричал с крыши клиент. Степь, море… Какая степь? Отродясь степи в округе не было! Таксист решил, что пассажир умом тронулся или пьян. Но голос Ивана, так потом представился пассажир, звучал настолько испуганно, что Иваныч поверил. Всю ночь он сквозь дрёму слышал удары ножа в зарослях кустарника и приглушенный мат. Несмотря на то, что он всю жизнь прожил в городе среди тайги, Иваныч был невеликим охотником и знатоком флоры и фауны, но такого кустарника он никогда не видел, и это лишний раз убеждало в правдивости слов Ивана.

"А ведь помру я тут, если буду так лежать. Надо выбираться".

Иваныч поднялся, осторожно вылез из машины и пошел, глядя из-под повязки одним глазом, по узкой просеке вслед за пассажиром.

Маляренко устало сидел в теньке, привалившись спиной к плотной стене из веток, и изучал свои ладони. Выглядели они, мягко говоря, не очень. Слева зашуршали кусты и из них, прикрывая лицо руками, выбрался таксист. И замер. Из-за повязки выражение лица старика невозможно было понять, но догадаться, о чём он думал, труда не составило. Маляренко тоже глянул на простор, открывшийся впереди, невесело усмехнулся и кивнул на место рядом с собой.

— Садись, Иваныч. В ногах правды нет.

— Насиделся уж. Давай дорогу искать, что ли, — невнятно пропыхтел таксист. Было видно, что эти три метра пути ему дались нелегко. Иваныч огляделся по сторонам. Постоял минуту, что-то обдумывая, а потом махнул рукой на холмы:

— Туда пойдём.

Маляренко посмотрел на желанное море и пожал плечами.

— Ну пойдем.

Глава 5

В которой Иван решает следующую проблему

Как и большинство современных горожан, Иван, выросший в благополучной и обеспеченной семье, любил покушать. Кто-то ест умеренно, кто-то — нет. Маляренко питался средне, обжорой никогда не был, но уважал хорошую кухню и свежие продукты. А особенно Иван Андреевич ценил в питании регулярность. И сейчас, топая вслед за таксистом в сторону холмов, очень надеялся обнаружить за ними дорогу и придорожное кафе. Да хотя бы и магазин. Да хоть бабку с пирожками. Прошло уже больше суток с тех пор, как Ваня ел в последний раз, в животе очень громко урчало, и настроение от этого портилось.

Если бы не голод, усталость, боль в руках от порезов, ссадин и ожогов, то Иван, как человек, не чуждый прекрасного, несомненно обратил бы внимание на окружающие его живописные виды. Степь переливалась рыжим, жёлтым и белёсым. Одуряюще пахло разнотравьем и морем. Тёплый ветерок часто сменялся порывами горячего ветра, временами такого сильного, что в ушах стоял постоянный свист, и приходилось повыше поднимать воротник куртки. А самое главное — воздух был чист, вкусен и немыслимо прозрачен, отчего терялось ощущение перспективы, и можно было легко ошибиться в расстоянии.

— Слышь, Иваныч, погоди, не беги так. По ходу я с расстоянием напутал.

— ………..

— Дед! Ветер шумит, не расслышал.

Старик устало обернулся и остановился. Было видно, что поход даётся ему тяжело.

— Не отставай, парень. Поднажми. Скоро дойдем.

"Ну, дед!"

Иван подумал о пирожках, которые его ждут, и поднажал.

По закону подлости за грядой холмиков никаких дорог и бабок с пирожками не обнаружилось, лишь бескрайняя степь с торчащими там и сям деревьями и с какими-то возвышенностями на горизонте. Судя по тому, что их еле было видно, то они были очень далеко. Иван отёр пот и уселся на самой макушке плоского холма лицом к морю. На зрение он никогда не жаловался, так что полюбоваться видом с высоты он мог всласть. Рядом на горячую землю с уже пожухлой травой со стоном упал дед. Видимо, и у него запас прочности был не беспредельным. Отсутствие дороги или любых других следов деятельности человека, подействовало на него угнетающе, и за последние пять минут, что они провели на вершине, он не произнёс ни слова.

— Ничего, Иваныч, — попытался ободрить его Маляренко. — Прорвёмся. Вон, смотри. Справа, у моря что-то вроде рощи виднеется. А слева… Воооооон там, вдалеке, вроде бы скалы какие-то. Ты мне лучше посоветуй, где ж тут вода может быть?

Иваныч аккуратно сел, придерживая рукой повязку на лице.

— Видишь, кое-где кустарники? Надо идти к морю. От одного к другому, — слова старику давались нелегко. — Может, они растут около воды. Да и в тенёк бы.

Маляренко снова глянул на небо. Это было не небо. Это был бездонный океан ультрамарина. Ни одного облака или инверсионного следа от самолёта. По прикидкам Ивана, на солнце было никак не меньше тридцати пяти градусов. И если бы не ветер, пусть и тёплый, то он давно бы изжарился.