Помоги проекту - поделись книгой:
Валентин Азерников
Отпуск за свой счет
Сценарий телевизионной кинокомедии в двух частях. Поставлен на киностудии «Мосфильм» в 1982 году.
Ольга Мелехова (Катя Котова),
Игорь Костолевский (Юра),
М. Колочап (Ласло),
Людмила Гурченко (Ада Петровна),
Елена Романова (Лена),
Александр Ширвиндт (Юрий Николаевич),
Владимир Басов (Евдокимов) и другие.
А текст от автора читал за кадром Вячеслав Тихонов.
В фильме снялся также Михаил Боярский в роли известного актера, однако по капризу тогдашнего председателя Гостелерадио СССР С. Лапина все эпизоды с его участием были вырезаны из уже готовой картины.
Часть первая
Ранним весенним утром поезд дальнего следования подходил к Москве. Потянулись самые томительные минуты путешествия. За окном замелькали выложенные на откосах приветствия; проводники раздавали билеты; пассажиры, нахохлившись, сидели на нижних полках, словно петухи на насесте; поездное радио хрипело в предсмертной судороге встречным маршем, а поезд все извивался и извивался меж стрелок, словно пыльная зеленая ящерица.
И звучал за экраном чуть ироничный голос автора: – Примерно три четверти мировой литературы – несколько миллионов томов – посвящены изучению такого странного с точки зрения здравого смысла феномена, как неразделенная любовь. Казалось бы, если любовь была задумана природой как источник радости, то зачем мы с такой маниакальной настойчивостью лишаем себя этой радости, безошибочно выбирая из сотен окружающих нас людей единственного или единственную, кто не может ответить нам взаимностью? Почему нас неумолимо влечет только к тем, кому мы на дух не нужны? Может быть, это уловка эволюции? Рычаг естественного отбора? Надо же как-то убирать с дороги слабых и неприспособленных. Только на сферу обслуживания рассчитывать в этом смысле нельзя. Там иногда случается выиграть неравный поединок; в любви – никогда. Не помогут ни знакомства, ни подарки, ни письма в газету.
По данным статистики, около шестидесяти трех процентов душевного здоровья, физических сил и служебного времени мы тратим на переживания по поводу неразделенной любви. И с этой точки зрения проблема перестает носить сугубо личный характер, она перерастает в проблему государственную и даже мировую. Потому что при современном энергетическом кризисе тратить трудовые ресурсы впустую – это преступление. И тот, кто отвергает любовь другого, погружая его тем самым в пучину страданий и выключая из сферы общественного производства, – преступник. Мы все осознаем это, но дальше вздохов сожаления и доморощенных советов типа «плюнь – забудь» не идем. По-видимому, это происходит потому, что мы, несмотря на сложные объяснения, предлагаемые классиками литературы, которые сами-то как раз в любви были счастливы и некоторые даже не один раз, мы-то в душе понимаем: раз не любит, значит, за дело; хорошего человека, знаем по себе, всегда кто-нибудь полюбит. Кроме того, мы располагаем неопровержимыми, хоть и секретными сведениями, полученными от наших сослуживцев после их очередных отпусков, о том, что пресловутая взаимность – дело наживное. Подобно тому, как совместный труд делает обезьян людьми, совместный отдых делает людей любимыми, или, выражаясь научно, хомо аматум. И история, которую мы собираемся рассказать, как раз доказывает как пользу заслуженного отдыха, так и справедливость народной мудрости, гласящей: хочешь быть любимым – будь им. Ибо в конце концов героиня нашего рассказа… Впрочем, не будем забегать вперед…
Наконец вагоны лязгнули, словно собака, поймавшая муху, и встали. Проводники плавно, будто играют на тромбонах, протерли поручни, и в дверях вагона появилась Катя – в одной руке маленький чемодан, в другой большая шляпа, которая, как ей казалось, в этом сезоне будет особенно модной. Она сошла на перрон и сказала проводнице:
– Ну вот, приехали. Спасибо вам.
– Счастливо найти его, – пробасила проводница.
– Найду, – уверенно сказала Катя.
– Все так говорят, – меланхолично заметила проводница, посмотрев на трех молодых беременных женщин, кучкой стоящих на перроне и растерянно оглядывающихся по сторонам. – Тут не то что найти, тут хорошо бы самой не потерять чего.
Первый выход на привокзальную московскую площадь – испытание для любого приезжего. Особенно если он в столице в первый раз. Предлагают свои услуги носильщики – в тот момент, когда они уже не нужны; выкрикивают названия вокзалов шоферы такси, как правило, все, кроме нужного нам; бойко торгуют мороженым зимой и горячими напитками летом. И Кате, естественно, захотелось и чемодан поставить на тележку, хотя он был небольшой, и на Ленинградский вокзал проехаться, хотя он оказался через дорогу, и попробовать квасу. Конечно, надо было и газету утреннюю купить, постояв в очереди среди торопящихся мужчин, и в очереди у справочного киоска постоять, изучая в это время, где что идет в театрах. И пока Катя внедрялась в московскую жизнь, переходя из очереди в очередь, уже знакомый нам голос автора рассказывал о ней:
– Катя поначалу производила странное впечатление. Те, кто ее еще не очень хорошо знали, подозревали ее даже в неискренности – уж больно необычным казалось Катино поведение. Она вела себя так, словно все вокруг были ей страшно рады. Может, это происходило оттого, что и она была рада всем. Она обращалась к незнакомым людям с такой легкостью, будто они только и ждали, когда она осчастливит их какой-нибудь просьбой. Впрочем, и она сама – разбуди ее ночью, попроси что – пойдет, сонная, даже не спросит – зачем. Странная она была, одним словом. Послушать ее, так наша жизнь разумна и логична, и в ней всегда побеждает добро, а зло рано или поздно наказывается.
Откуда она черпала свою уверенность и оптимизм – из прочитанного ли, – а она читала решительно все, включая листовки на стенах поликлиник; непосредственно ли из генов, от бабушки, которая ее воспитала; или дошла до всего своим умом – одному богу известно. Но то, что она обладала этими качествами, известно было всем. И немало удивляло людей бывалых, усвоивших нехитрый свод жизненных правил, который они выражали одной фразой: жизнь диктует. Дело, наверное, было в том, что Катя не любила, когда ей диктуют; она даже диктанты в школе не любила писать, предпочитая им изложения, чем очень огорчала свою бабушку, преподавателя словесности. Конечно, случались и исключения, и они-то, быть может, и были самыми счастливыми минутами ее жизни; впрочем, об этом речь впереди…
Наконец подошла Катина очередь в справочном бюро. Она нагнулась к окошку, но шляпа мешала и, наверное, поэтому женщина в окошке не расслышала, когда Катя сказала вежливо:
– Здравствуйте, мне нужно найти одного человека…
– Говорите громче, – сказало окошко. Катя смущенно оглянулась на очередь.
– Мне нужен один человек…
– Хорошо, что только один, – сказало окошко. – Фамилия.
– Павлов, Юрий.
– Отчество?
– Кажется, Михайлович, но точно не знаю.
– А год рождения?
– Лет двадцать семь. Примерно.
– А место рождения? Тоже не знаете?
– Наверное, Москва. Он очень интеллигентный.
– Ну, вот что, милая девушка, – сердито сказало окошко. – Юр Павловых в Москве сотни. Так вы его не найдете.
– Ну, что вы, – улыбнулась Катя. – Найду.
Стоя на тротуаре, подняв голову и придерживая рукой шляпу, Катя смотрела на окна многоэтажного здания. Поток людей обтекал ее, некоторые оглядывались, – чудаки, они просто не знали, что такие шляпы в этом сезоне особенно модны. Взглянув еще раз на вывеску «Министерство автомобильного транспорта», Катя вошла в подъезд.
– Павлов? – переспросил ее пожилой отставник. Он сидел за столом, заваленным папками с надписями «Личное дело».
– Да, да, он, – обрадовалась Катя.
– Сергей Петрович?
– Нет, Юра. Юрий.
– А где он работает?
– Я не знаю точно. Он инженер-испытатель, новые машины испытывает.
– А что вы о нем знаете? Есть у него какие приметы?
– Да. Он такой, знаете… И глаза. А тут родинка.
– Где? – покосился отставник.
– Тут вот, – Катя отогнула воротник и показала ключицу.
– Одна только? – он даже приподнялся.
– Родинка? Одна.
– А кто он вам? – это спрашивал Катю уже другой человек, помоложе, в другом, более просторном кабинете.
– Любимый.
– Я понимаю, что любимый. Любимый – кто? Брат, сват, начальник?
– Просто любимый, – пожала плечами Катя.
– Да… Где, говорите, у него родинка?
– Тут, – показала Катя.
– Как будет его фамилия – Павловский?
– Нет. Павлов. Юра Павлов. Он, наверное, у вас в институте работает, – это Катя втолковывала немолодой усталой женщине, занимающей уже довольно большой кабинет.
– А зачем он вам?
– Это личное, – Катя застенчиво улыбнулась.
– Ах, личное… Личными делами, милая, мы не занимаемся. Мы, министерство, орган Совета Министров.
– Но сегодня как раз вторник.
– Ну и что?
– Прием по личным вопросам. С четырех до шести на двери написано.
– Во-первых, уже шесть, – женщина посмотрела на часы. – Я уже фактически в отпуске. Во-вторых, принимаем мы наших сотрудников, собственных. Вы же еще не наш сотрудник, – женщина поднялась, давая понять, что разговор окончен.
– Знаете, давайте я вам подписку дам.
– Какую еще подписку?
– Что когда я стану вашим сотрудником, я к вам по личным вопросам обращаться не буду. А вы сейчас – авансом.
Женщина посмотрела на Катю, усмехнулась:
– Это у вас что же – такая любовь? – Катя застенчиво дожала плечами. – Такая, что даже адреса его не знаете?
– Это ведь не самое главное. Адрес и измениться может.
Женщина взглянула на фото девушки, лежащее под стеклом, вздохнула, сказала как бы сама себе: «А что самое главное?» – и сняла трубку телефона.
– Кирилл?… Привет… Да вот никак не уеду… Слушай, тут такое дело… В вашем управлении работает Павлов?… Думаю, в институте… Ну запроси… Тебе, между прочим, когда приспичило, ты вообще ночью звонил, не то что после работы… А вот тогда, забыл уже… Детский сад когда… Вспомнил? Ну, слава богу». Да я не считаюсь, это как раз ты считаешься… И не кричи, пожалуйста, я не жена тебе… А я не знаю, чего ты звонишь, и еще кричишь… А кто – я что ли позвонила?… – Тут она увидела Катю и сказала примирительно: – Ах, да, я, действительно. А чего я звонила?… А, Павлов, верно… Сейчас… – Она прикрыла трубку ладонью. – Как его зовут?
– Юра, – сказала Катя. – Юрий.
– А отчество?
– Не знаю.
– А что-нибудь вы о нем знаете? Кроме имени.
– Он изобретатель.
– Тоже мне примета, – фыркнула женщина. – Вот если бы он ничего не изобретал, тут бы его все знали. – Она убрала руку и сказала уже в трубку:
– Нет, больше ничего нет… Так… Хорошо, спасибо, ну, привет Неле. Пока.
Женщина положила трубку, протянула Кате листок:
– Вот телефон моей секретарши, позвоните ей завтра, меня Уже не будет, надеюсь. Может, и найдут вашего изобретателя.
– Спасибо вам большое, – прижала к груди руки Катя. – Вы из-за меня так…
– Что?
– Ну, ругались. Мне даже неловко.
– Ругалась? Да что вы. Это разве ругань? Ругаются тихо. Шепотом. Чаще всего даже молча. А это как – ритуальные игры.
Институт встретил Катю бодрым ритмом деловой жизни. Кто-то сновал по коридору, кто-то курил под плакатом «курить запрещается», кто-то втолковывал кому-то, насколько тройка Фирсова лучше тройки Мальцева. Когда Катя проходила мимо женского туалета, дверь приоткрылась, вышла молодая полная дама.
– Здравствуйте, – сказала Катя. – Я Павлова ищу. Вы не знаете, в какой он комнате?
– В семнадцатой. Протоколы что ль привезла?
– Нет, у меня личное.
– Личное? – фыркнула дама. – С такой шляпой…
Катя заглянула в комнату номер семнадцать, Юры не было, сосед его трудился над чертежом.
– Юра здесь? – спросила Катя.
– Он ушел.
– Ой… Будет еще?
– Нет, – сказал сосед и, отодвинувшись, окинул довольным взором творение своих рук.
Катя заглянула в чертеж – это была тщательно вычерченная таблица футбольного чемпионата.
– А как же мне его найти?
– Может, я чем могу?
– Нет, я по личному делу.
– Ах, по личному… Это другое дело.
Поделиться книгой: