– Полковник…
– Можно просто Захар.
– Хорошо. Захар, ваши люди пошли на Бороду…
– Да.
Черный нож с легкостью рассекал парное мясо и даже некрупные кости. Слегка изогнутый черный нож. Чекряев впервые видел такую форму клинка, но решил не заострять на этом внимание.
– С той стороны идет караван.
– Это секретная информация, – усмехнулся Треми, не глядя на фээсбэшников. – Откуда вы знаете?
– Там караван.
– Там никого нет.
– Вы должны отменить операцию.
Захар бросил в ведро последний кусок мяса, воткнул нож в землю, медленно вытащил – Чекряев обратил внимание, что лезвие полностью очистилось от крови, – и покачал головой:
– Поздно.
– Вы обязаны это сделать! – не выдержал Дорохов.
– Не обязан.
– Неужели?
Захар с улыбкой посмотрел на фээсбэшников.
– Не обязан хотя бы потому, что сейчас на Бороде Дьявола нет подразделения армейского спецназа. Там только погранцы нашего уважаемого хозяина. Под утро они примут бой и победят. – Треми убрал нож. – Возможно, кто-то из них получит правительственную награду, а Петрович – благодарность за перехват крупной партии героина.
Полковник подмигнул начальнику заставы. Майор криво ухмыльнулся.
– Отзовите своих людей!
– Вы что, никогда не принимали участия в боевых операциях? – негромко и неожиданно серьезно спросил Захар. – Даже если бы я захотел вам помочь, то не стал бы. Группа вышла на исходную. Передовое охранение каравана уничтожено. Максимум через десять минут начнется бой, отменить его – значит подвергнуть опасности бойцов.
– Черт! – вырвалось у Дорохова. – Вот ведь идиотизм!
Треми взял свой стакан с вином и сделал маленький глоток.
– Я помешал?
– С караваном идет наш осведомитель, – угрюмо произнес Чекряев. – Мы прилетели, чтобы встретиться с ним.
Еще один глоток вина.
– Мне жаль.
– И все? Тебе просто жаль?!
– Шашлык действительно удался, – мягко произнес Захар. – Угощайтесь, рекомендую.
– Ты еще не понял, полковник?! – рявкнул Дорохов. – У тебя будут крупные неприятности!
И охнул.
Потому что ночную тишину разорвал вой. Чудовищный, невозможный вой. Была в нем тоска и ярость. Агрессия и жажда крови. Звериная жестокость и холодное, тщательно продуманное обещание смерти. Вой заставил похолодеть души военных, принес почти физическую боль: побледневший Дорохов сжал виски.
– Что это было? – упавшим голосом спросил Чекряев.
– Мороз по коже, да? – почти дружелюбно протянул сержант. – А теперь представь, капитан, каково этот вой басмачам слышать. Ночью. На Бороде Дьявола.
И одним глотком осушил свой стакан. Начальник заставы последовал примеру Лескова.
– Что это было? – Чекряев посмотрел на Треми.
– Операция началась, – ответил Захар. Он явно был недоволен произведенным эффектом и, взяв в руки рацию, уменьшил громкость. – Это позывной моих бойцов.
– Позывной?
– Я этому крику в Африке научился, – буркнул полковник. – И своих научил. Для ночных операций очень неплохо.
Он усмехнулся и тихонько завыл. Совсем негромко, гораздо тише и слабее, чем крик, пришедший из динамика рации, но внутри у офицеров вновь похолодело.
– Прекратите!
– Меня напугать сложно, – вздохнул Лесков, – но вам, господин полковник, это удалось. Я когда ваш фирменный позывной первый раз услышал, едва не обмочился, не к столу будь сказано.
Начальник заставы посмотрел на фээсбэшников. Чекряев перехватил его взгляд и, поколебавшись, кивнул: все понятно. Людям, которые умеют ТАК кричать, ничего не объяснишь: они почувствовали запах крови и не остановятся ни за что.
– Угощайтесь, – повторил Захар, протягивая капитану шампур.
Шашлык был отличный, в меру прожаренный, остро пахнущий неведомыми южноамериканскими специями и дымом.
Они появились под утро. Примерно за час до рассвета. Заранее дали короткий сигнал на рацию Треми, и пилоты принялись готовить «вертушку» к полету.
Цепочка одетых в черное спецназовцев была едва различима в предрассветном сумраке, но Захар, который, ко всему прочему, оказался отличным собеседником и неплохим поэтом, сумел разглядеть группу издали. Он удовлетворенно хмыкнул, поднялся на ноги, легко запрыгнул на высокий камень и замер, словно пересчитывая своих людей.
– Хорошо идут, – сдержанно похвалил спецназовцев подошедший к камню Чекряев. – Быстро.
Выпитое вино слегка улучшило настроение фээсбэшника.
– Торопятся, – улыбнулся полковник и посмотрел на сереющее небо.
Двигались люди Треми действительно быстро. Даже очень быстро, если учесть, что каждый из них нес на плечах увесистый мешок с героином. Чекряев пробежал взглядом по цепочке. Семнадцать человек. А с караваном должно было идти не менее сорока басмачей. Неплохая статистика. Как там выразился Петрович: «Профессиональные убийцы на экзаменах»? Похоже на то. Капитан вздохнул, собрался вернуться к костру, но замер, наконец разглядев, что двое из этих семнадцати не были спецназовцами: широкие штаны, длинные рубахи… Пленные!
– Полковник, вы берете пленных?
– Это мое дело, – с холодной любезностью ответил Треми.
– Зачем они вам?
– Что за дурацкий вопрос, капитан? Неужели вы думаете, что военной разведке не о чем побеседовать с басмачами?
Мешки с героином спецназовцы бросили у края вертолетной площадки. Молча подбежали к спрыгнувшему с камня Треми и построились в шеренгу. Молча. Не произнеся ни слова. И ни намека хоть на какой-нибудь рапорт. Тяжело дышащих пленных молча заставили встать на колени в конце строя. Руки на затылке. Глаза опущены. Сами спецназовцы, как отметил Чекряев, дышали ровно и спокойно, словно не было позади бессонной ночи, боя и изнурительного марш-броска по Бороде Дьявола. И еще капитан заметил, что черные комбинезоны бойцов запачканы кровью. У всех.
Треми медленно прошел вдоль строя, остановился у пленных, помолчал и коротко приказал:
– Уходим. – И обернулся к начальнику заставы: – Майор, спасибо за гостеприимство…
– Стоять!
Чекряев подскочил к одному из пленных.
– Мустафа!
В глазах басмача на мгновение мелькнула надежда. И сразу же исчезла, уступив место обреченной покорности.
– Мустафа! – Чекряев посмотрел на Захара. – Захар, это мой человек!
– Это мой пленный, – сухо напомнил полковник.
Дорохов подошел поближе и набычился, недружелюбно глядя на Треми. Чекряев искренне надеялся, что напарник не сорвется, – он рассчитывал договориться с Захаром.
– Вы, наверное, не поняли, полковник, – тихо сказал Чекряев. – Этот человек мой осведомитель. Он работает на ФСБ. Он наш человек. Отдайте его.
– Этот человек должен был умереть несколько часов назад, – ровным голосом произнес Треми. – То, что он до сих пор жив, ничего не меняет – это ненадолго. Мне бесконечно жаль, капитан, но я уже советовал вам забыть о караване.
– Не надо, русский, – хрипло проронил Мустафа, поднимая глаза на Чекряева. – Они не отпустят… – Басмач каркнул: то ли кашлянул, то ли издал смешок. – Я ведь знаю, кто они…
Стоящий рядом спецназовец молча ударил Мустафу в голову. Ногой. Коротко и очень ловко. Чекряев даже не сразу понял, что случилось, – неясное движение человека в черном, и потерявший сознание осведомитель начинает заваливаться на бок. А когда капитан понял, что произошло, то уже не смог сдерживаться. Он крикнул что-то грубое и бросился к Треми, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет…
Когда к Чекряеву вернулась способность здраво оценивать происходящее, он понял, что все закончилось не так уж и плохо: его не убили. Капитан лежал на спине, и острый камешек больно врезался в позвоночник. В щеку грубо упирался автоматный ствол, а перед глазами находился запыленный армейский ботинок: кто-то наступил фээсбэшнику на грудь и крепко придавил к земле.
– Полковник, – позвал Чекряев. – Полковник.
– Пусть он повернет голову, – разрешил Треми.
Автоматный ствол чуть отодвинулся, и капитан получил возможность оглядеть всю сцену. Здоровяк Дорохов находился в точно таком же положении, что и он: распластан на земле, над ним человек в черном. Мустафы и второго басмача не было видно, видимо, спецназовцы затолкали пленных в вертолет.
– Захар, вы только что совершили преступление, – процедил Чекряев. – Майор, вы обязаны оказывать мне полное содействие.
– Вы хотите, чтобы я поднял заставу? – осведомился Петрович.
– А если хочу?
– Боюсь, я даже не смогу поднять руку без их разрешения, – улыбнулся майор. – Разве не видите?
Спецназовцы не тронули пограничников, но рядом с начальником заставы стоял человек Треми. Стоял молча, не шевелясь и не проявляя никакой агрессии. Но Чекряев уже знал, как мало нужно времени людям полковника, чтобы начать убивать.
– Я с ними воевать не собираюсь. Мне достаточно басмачей.
– Мы уходим. – Захар слегка склонил голову. – Господа, мне жаль, что наша встреча закончилась подобным образом.
Чекряев дернулся, почувствовав укол в шею, и тут же затих. Только успел подумать, что прикоснувшиеся к нему пальцы были необычайно холодны. Контролировавший капитана спецназовец деловито проверил пульс, задрал веко и кивнул:
– Спит.
Бойцы Треми черными тенями исчезали в вертушке. Полковник задумчиво прищурился на сереющее небо.
– Майор, а ведь ты зря не подчинился нюхачам. Теперь проблемы будут.
– Пошел ты… – беззлобно ругнулся пограничник. – Лучше неприятности по их линии, чем твой нож в сердце.
Захар усмехнулся.
– Я бы не стал тебя убивать, майор. Мы сюда басмачей бить приходим, а не своих.
– А что ты со мной сделал бы? – заинтересовался пограничник.
– Накостылял бы. А вот нюхачей бы шлепнул. Ты им жизнь спас, майор.
– Я сюда басмачей бить поставлен, а не своих, – словно эхо откликнулся Петрович. – Удачи, Захар!
– До встречи!
Черная вертушка плавно поднялась с земли и устремилась вдоль Бороды Дьявола.