Александр Блок
СТИХОТВОРЕНИЯ 1903 ГОДА
«Целый год не дрожало окно…»
Андрею Белому
Целый год не дрожало окно, Не звенела тяжелая дверь; Всё забылось — забылось давно, И она отворилась теперь. Суетились, поспешно крестясь… Выносили серебряный гроб… И старуха, за ручку держась, Спотыкалась о снежный сугроб. Равнодушные лица толпы, Любопытных соседей набег… И кругом протоптали тропы, Осквернив целомудренный снег. Но, ложась в снеговую постель, Услыхал заключенный в гробу, Как вдали запевала метель, К небесам подымая трубу. 6 января 1903
«Здесь ночь мертва. Слова мои дики…»
Здесь ночь мертва. Слова мои дики. Мигает красный призрак — заря. Наутро ввысь пущу мои крики, Как белых птиц на встречу, Царя. Во сне и в яви — неразличимы Заря и зарево — тишь и страх… Мои безумья — мои херувимы… Мой Страшный, мой Близкий — черный монах Рука или ветер шевелит лоскутья? Костлявые пальцы — обрывки трав… Зеленые очи горят на распутьи — Там ветер треплет пустой рукав… Закрыт один, или многие лики? Ты знаешь? Ты видишь! Одежда пуста!.. До утра — без солнца — пущу мои крики. Как черных птиц, на встречу Христа! 9 января 1903
«Я к людям не выйду навстречу…»
Я к людям не выйду навстречу, Испугаюсь хулы и похвал. Пред Тобой Одною отвечу, За то, что всю жизнь молчал. Молчаливые мне понятны, И люблю обращенных в слух: За словами — сквозь гул невнятный Просыпается светлый Дух. Я выйду на праздник молчанья, Моего не заметят лица. Но во мне — потаенное знанье О любви к Тебе без конца. 14 января 1903
ОТШЕДШИМ
Здесь тихо и светло. Смотри, я подойду И в этих камышах увижу всё, что мило. Осиротел мой пруд. Но сердце не остыло В нем всё отражено — и возвращений жду Качаются и зеленеют травы. Люблю без слов колеблемый камыш. Всё, что ты знал, веселый и кудрявый, Одной мечтой найдешь и возвратишь. Дождусь ли здесь условленного знака, Или уйду в ласкающую тень,— Заря не перейдет, и не погаснет день. Здесь тихо и светло. В душе не будет мрака. Она перенесла — и смотрит сквозь листву В иные времена — к иному торжеству. 22 января 1903
«В посланьях к земным владыкам…»
В посланьях к земным владыкам Говорил я о Вечной Надежде. Они не поверили крикам, И я не такой, как прежде. Никому не открою ныне Того, что рождается в мысли. Пусть думают — я в пустыне Блуждаю, томлюсь и числю. Но, боже! какие посланья Отныне шлю я Пречистой! Мое роковое познанье Углубилось в сумрак лучистый… И только одна из мира Отражается в каждом слоге… Но она — участница пира В твоем, о, боже! — чертоге. 27 января 1903 (1918)
«Днем за нашей стеной молчали…»
Днем за нашей стеной молчали,— Кто-то злой измерял свою совесть. И к вечеру мы услыхали, Как раскрылась странная повесть. Вчера еще были объятья, Еще там улыбалось и пело. По крику, по шороху платья Мы узнали свершенное дело. Там в книге открылась страница, И ее пропустить не смели… А утром узнала столица То, о чем говорили неделю… И всё это — здесь за стеною, Где мы так привыкли к покою' Какой же нам-то ценою Досталось счастье с тобою! 29 января 1903
«Здесь память волны святой…»
Здесь память волны святой Осталась пенистым следом. Беспечальный иду за Тобой — Мне путь неизвестный ведом. Когда и куда поведешь, Не знаю, но нет сомнений, Что погибла прежняя ложь, И близится вихрь видений. Когда настанет мой час, И смолкнут любимые песни, Здесь печально скажут: «Угас», Но Там прозвучит: «Воскресни!» 31 января 1903
«Потемнели, поблекли залы…»
Потемнели, поблекли залы. Почернела решетка окна. У дверей шептались вассалы: «Королева, королева больна». И король, нахмуривший брови, Проходил без пажей и слуг. И в каждом брошенном слове Ловили смертный недуг. У дверей затихнувшей спальни Я плакал, сжимая кольцо. Там — в конце галереи дальней Кто-то вторил, закрыв лицо. У дверей Несравненной Дамы Я рыдал в плаще голубом. И, шатаясь, вторил тот самый — Незнакомец с бледным лицом. 4 февраля 1903
«Разгадал я, какие цветы…»
Разгадал я, какие цветы Ты растила на белом окне. Испугалась, наверное, ты, Что меня увидала во сне: Как хожу среди белых цветов И не вижу мерцания дня. Пусть он радостен, пусть он суров — Всё равно ты целуешь меня… Ты у солнца не спросишь, где друг, Ты и солнце боишься впустить: Раскаленный блуждающий круг Не умеет так страстно любить. Утром я подошел и запел, И не скроешь — услышала ты, Только голос ответный звенел, И, качаясь, белели цветы… 9 февраля 1903
«Старуха гадала у входа…»
Старуха гадала у входа О том, что было давно. И вдруг над толпой народа Со звоном открылось окно. Шуршала за картой карта. Чернела темная дверь. И люди, полны азарта, Хотели знать — что теперь? И никто не услышал звона — Говорил какой-то болтун. А там, в решетке балкона, Шатался и пел чугун. Там треснули темные балки, В окне разлетелось стекло. И вдруг на лице гадалки Заструилось — стало светло. Но поздно узнавшие чары, Увидавшие страшный лик, Задыхались в дыму пожара, Испуская пронзительный крик. На обломках рухнувших зданий Извивался красный червяк. На брошенном месте гаданий Кто-то встал — и развеял флаг. 13 февраля 1903
«Погружался я в море клевера…»
Погружался я в море клевера, Окруженный сказками пчел. Но ветер, зовущий с севера, Мое детское сердце нашел. Призывал на битву равнинную — Побороться с дыханьем небес. Показал мне дорогу пустынную, Уходящую в темный лес. Я иду по ней косогорами И смотрю неустанно вперед, Впереди с невинными взорами Мое детское сердце идет. Пусть глаза утомятся бессонные, Запоет, заалеет пыль… Мне цветы и пчелы влюбленные Рассказали не сказку — быль. 18 февраля 1903
«Зимний ветер играет терновником…»
Зимний ветер играет терновником, Задувает в окне свечу. Ты ушла на свиданье с любовником. Я один. Я прощу. Я молчу. Ты не знаешь, кому ты молишься — Он играет и шутит с тобой. О терновник холодный уколешься, Возвращаясь ночью домой. Но, давно прислушавшись к счастию, У окна я тебя подожду. Ты ему отдаешься со страстию. Все равно. Я тайну блюду. Всё, что в сердце твоем туманится, Станет ясно в моей тишине. И, когда он с тобой расстанется, Ты признаешься только мне. 20 февраля 1903
«Снова иду я над этой пустынной равниной…»
Снова иду я над этой пустынной равниной. Сердце в глухие сомненья укрыться не властно. Что полюбил я в твоей красоте лебединой,— Вечно прекрасно, но сердце несчастно. Я не скрываю, что плачу, когда поклоняюсь, Но, перейдя за черту человеческой речи, Я и молчу, и в слезах на тебя улыбаюсь: Проводы сердца — и новые встречи. Снова нахмурилось небо, и будет ненастье. Сердцу влюбленному негде укрыться от боли. Так и счастливому страшно, что кончится счастье Так и свободный боится неволи. 22 февраля 1903
«Всё ли спокойно в народе…»
— Всё ли спокойно в народе? — Нет. Император убит. Кто-то о новой свободе На площадях говорит. — Все ли готовы подняться? — Нет. Каменеют и ждут. Кто-то велел дожидаться: Бродят и песни поют. — Кто же поставлен у власти? — Власти не хочет народ. Дремлют гражданские страсти. Слышно, что кто-то идет. — Кто ж он, народный смиритель? — Темен, и зол, и свиреп: Инок у входа в обитель Видел его — и ослеп. Он к неизведанным безднам Гонит людей, как стада… Посохом гонит железным… — Боже! Бежим от Суда! 3 марта 1903
«Дела свершились…»
Дела свершились. Дни сочтены. Мы здесь молились У сонной реки. Там льды носились В дни весны. И дни забылись! Как далеки! Мой день свершенный Кончил себя. Мой дух обнаженный Для всех поет. Утомленный, влюбленный, Я жду тебя, Угрюмый, бессонный, Холодный, как лед. 4 марта 1903
«Мне снились веселые думы…»
Мне снились веселые думы, Мне снилось, что я не один… Под утро проснулся от шума И треска несущихся льдин. Я думал о сбывшемся чуде… А там, наточив топоры, Веселые красные люди, Смеясь, разводили костры: Смолили тяжелые челны… Река, распевая, несла И синие льдины, и волны, И тонкий обломок весла… Пьяна от веселого шума, Душа небывалым полна… Со мною — весенняя дума, Я знаю, что Ты не одна… 11 марта 1903
«Никто не умирал. Никто не кончил жить…»
Никто не умирал. Никто не кончил жить. Но в звонкой тишине блуждали и сходились Вот близятся, плывут… черты определились… Внезапно отошли — и их не различить. Они — невдалеке. Одна и та же нить Связует здесь и там; лишь два пути открылись: Один — безбурно ждать и юность отравить, Другой — скорбеть о том, что пламенно молились… Внимательно следи. Разбей души тайник: Быть может, там мелькнет твое же повторенье Признаешь ли его, скептический двойник? Там — в темной глубине — такое же томленье Таких же нищих душ и безобразных тел— Гармоний безрадостный предел. 12 марта 1903 (5 ноября 1904)
«Отворяются двери — там мерцанья…»
Отворяются двери — там мерцанья, И за ярким окошком — виденья. Не знаю — и не скрою незнанья, Но усну — и потекут сновиденья. В тихом воздухе — тающее, знающее… Там что-то притаилось и смеется. Что смеется? Мое ли, вздыхающее, Мое ли сердце радостно бьется? Весна ли за окнами — розовая, сонная? Или это Ясная мне улыбается? Или только мое сердце влюбленное? Или только кажется? Или всё узнается? 17 марта 1903
NOLI TANGERE CIRCULOS MEOS[1]
Символ мой знаком отметить, Счастье мое сохранить… Только б на пути никого не встретить, Не обидеть, не говорить… Не заметить участливого сомнения, Не услышать повторенную речь, Чтоб когда-нибудь от сновидения Свой таинственный факел зажечь! Миновать не знавших сияния, Не истратить искры огня… Кто не знал моего содрогания, Отойди от меня! Дальше, дальше, слепые, странные! Вас душит любопытство и смех! Мои думы — веселые, слова несказанные! Я навек — один! — Я навек — для всех! 19 марта 1903 (16 марта 1918)
«Всё тихо на светлом лице…»
Всё тихо на светлом лице. И росистая полночь тиха. С немым торжеством на лице Открываю грани стиха. Шепчу и звеню, как струна. То — ночные цветы — не слова. Их росу убелила луна У подножья Ее торжества. 19 марта 1903 (1907)
«Я вырезал посох из дуба…»
Я вырезал посох из дуба Под ласковый шепот вьюги. Одежды бедны и грубы, О, как недостойны подруги! Но найду, и нищий, дорогу, Выходи, морозное солнце! Проброжу весь день ради бога, Ввечеру постучусь в оконце… И откроет белой рукою Потайную дверь предо мною Молодая, с золотой косою, С ясной, открытой душою. Месяц и звезды в косах… «Входи, мой царевич приветный…» И бедный дубовый посох Заблестит слезой самоцветной… 25 марта 1903
«У забытых могил пробивалась трава…»
С. Соловьеву
У забытых могил пробивалась трава. Мы забыли вчера… И забыли слова… И настала кругом тишина… Этой смертью отшедших, сгоревших дотла, Разве Ты не жива? Разве Ты не светла? Разве сердце Твое — не весна? Только здесь и дышать, у подножья могил, Где когда-то я нежные песни сложил О свиданьи, быть может, с Тобой… Где впервые в мои восковые черты Отдаленною жизнью повеяла Ты, Пробиваясь могильной травой… 1 апреля 1903
«Нет, я не отходил. Я только тайны ждал…»
Нет, я не отходил. Я только тайны ждал И был таинственно красив, как ожиданье. Но Ты не приняла вечернего молчанья, Когда я на заре Тебя лишь различал. Ты бурно вознесла Единственную Весть, Непобедимую Зарницу Откровений… Ты, в сумрак отойдя. Сама не можешь счесть Разбросанных лучей Твоих Преображений! 2 апреля 1903
«Вот они — белые звуки…»
(При посылке белой азалии)
Вот они — белые звуки Девственно-горных селений Девушки бледные руки, Белые сказки забвений… Медленно шла от вечерни, Полная думы вчерашней… У колокольни вечерней Таяли белые башни… Белые башни уплыли, Небо горит на рассвете. Песню цветы разбудили — Песню о белом расцвете… 5 апреля 1903. Пасха
А. М. ДОБРОЛЮБОВ
А. М. D. своею кровью Начертал он на щите. Пушкин Из городского тумана, Посохом землю чертя, Холодно, странно и рано Вышло больное дитя. Будто играющий в жмурки С Вечностью — мальчик больной, Странствуя, чертит фигурки И призывает на бой. Голос и дерзок и тонок, Замысел — детски-высок. Слабый и хилый ребенок В ручке несет стебелек. Стебель вселенского дела Гладит и кличет: «Молись!» Вкруг исхудалого тела Стебли цветов завились… Вот поднимаются выше — Скоро уйдут в небосвод… Голос всё тише, всё тише… Скоро заплачет — поймет. 10 апреля 1903
«Кто заметил огненные знаки…»
Кто заметил огненные знаки, Не уйдет безмолвный прочь. Ты светла — и в светлом зраке Отражаешь ночь. Есть молчанье — тягостное горе, Вздохи сердца у закрытых врат. Но в моем молчаньи — зори Тают и горят. Ты взойдешь в моей немой отчизне Ярче всех других светил И — поймешь, какие жизни Я в Тебе любил. 13 апреля 1903
«Глухая полночь медленный кладет покров…»
Глухая полночь медленный кладет покров. Зима ревущим снегом гасит фонари. Вчера высокий, статный, белый подходил к окну, И Ты зажгла лицо, мечтой распалена. Один, я жду, я жду, я жду — Тебя, Тебя. У черных стен — Твой профиль, стан и смех. И я живу, живу, живу — сомненьем о Тебе. Приди, приди, приди — душа истомлена. Горящий факел к снегу, к небу вознесла Моя душа, — Тобой, Тобой, Тобой распалена. Я трижды звал — и трижды подходил к окну Высокий, статный, белый — и смеялся мне. Один — я жду, я жду — Тебя, Тебя, Тебя — Одну. 18 апреля 1903
«У берега зеленого на малой могиле…»
У берега зеленого на малой могиле В праздник Благовещенья пели псалом. Белые священники с улыбкой хоронили Маленькую девочку в платье голубом. Все они — помощью Вышнего Веления — В крове бога Небесного Отца расцвели И тихонько возносили к небу курения, Будто не с кадильницы, а с зеленой земли. 24 апреля 1903
«Я был весь в пестрых лоскутьях…»
Я был весь в пестрых лоскутьях, Белый, красный, в безобразной маске. Хохотал и кривлялся на распутьях, И рассказывал шуточные сказки. Развертывал длинные сказанья Бессвязно, и долго, и звонко — О стариках, и о странах без названья, И о девушке с глазами ребенка. Кто-то долго, бессмысленно смеялся, И кому-то становилось больно. И когда я внезапно сбивался, Из толпы кричали: «Довольно!» Апрель 1903
«По городу бегал черный человек…»
По городу бегал черный человек. Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу. Медленный, белый подходил рассвет, Вместе с человеком взбирался на лестницу. Там, где были тихие, мягкие тени — Желтые полоски вечерних фонарей,— Утренние сумерки легли на ступени, Забрались в занавески, в щели дверей. Ах, какой бледный город на заре! Черный человечек плачет на дворе. Апрель 1903
«Мой остров чудесный…»
Мой остров чудесный Средь моря лежит. Там, в чаще древесной, Повесил я щит. Пропал я в морях На неясной черте. Но остался мой страх И слова на щите. Когда моя месть Распевает в бою, Можешь, Дева, прочесть Про душу мою. Можешь Ты увидать, Что Тебя лишь страшусь И, на черную рать Нападая, молюсь! Апрель 1903
«Просыпаюсь я — и в поле туманно…»
Просыпаюсь я — и в поле туманно, Но с моей вышки — на солнце укажу. И пробуждение мое безжеланно, Как девушка, которой я служу. Когда я в сумерки проходил по дороге, Заприметился в окошке красный огонек. Розовая девушка встала на пороге И сказала мне, что я красив и высок. В этом вся моя сказка, добрые люди. Мне больше не надо от вас ничего: Я никогда не мечтал о чуде — И вы успокойтесь — и забудьте про него. 2 мая 1903
