Рип Винклер - Рождение бога

– Но, ваша светлость... - попытался пролепетать один из павших ниц слуг. - Мы сделали...

– Ты! - Узловатый палец герцога нацелился на едва живого от страха престарелого камердинера. Несмотря на то что тот не отрывал глаз от мозаичного пола парадной залы замка, каким-то шестым чувством слуга понял, что обращаются именно к нему. Глаза поднялись на разъяренного господина, от увиденного несчастный забыл даже дышать.

– В твои обязанности, если не ошибаюсь, входит смотреть за наследником? - вкрадчиво поинтересовался герцог.

– Да, ваша светлость. - Голова камердинера плавно вжалась в плечи.

– Не слышу!!! - рявкнул Теодор.

– Да, ваша светлость, - повторил несчастный не громче первого.

На этот раз герцог его услышал.

– Так во имя всех святых, какого же черта ты там делал, если не следил!

– Я... я... - Голова вошла в плечи по самые уши и так и осталась в своем укрытии.

Неизвестно, что сделал бы пылающий гневом отец с незадачливым служакой, если бы в этот момент в залу, громко хлопнув дверью, не ворвался лысый человек, с бычьей шеей до могучих ног закованный в блестящие с тонкой чеканкой латы, - старший воевода и по совместительству начальник тайной полиции герцогства Бортоломео Ферручи.

– Мы его нашли, ваша светлость, - прямо с порога доложил Ферручи.

– Где?! - Герцог уже напрочь забыл о невезучем камердинере.

– В зуб каждого мардока вмонтирован мини-передатчик, это делается, если животное вдруг заблудится или его украдут...

– Подробности меня не интересуют. Где мой сын!

– Передатчик очень маломощен, но акустикам удалось взять пеленг. Он не так далеко в лесу, мой господин...

Герцог уже бежал к выходу, выкрикивая распоряжения:

– Мой флайер, срочно, самый быстроходный, и этого... акустика с его аппаратурой на борт! Первого, кто увидит моего мальчика, озолочу!

Троцеро не сразу понял, что произошло. Секунду назад дорога была абсолютно пуста, безжизненной лентой протекая между деревьев, а в следующее мгновение перед мальчиком уже стояли и загораживали путь трое неизвестных. Высокие, плечистые, с удивительно похожими небритыми физиономиями и слипшимися, забывшими мыло или шампунь, волосами.

Одеты незнакомцы были в шкуры мехом наружу, грубо стянутые с боков толстыми нитками. Вся компания скорее походила на диковинных зверей, нежели на представителей рода человеческого.

Незнакомцы стояли молча, сдвинув брови и усиленно сопя перебитыми носами. Несмотря на неординарность ситуации, мальчик не испугался любопытство, вот то чувство, которое подходило к теперешнему его состоянию.

Конечно, он слышал о разбойниках, но никогда не предполагал встретить их вот так - нос к носу. И потом - не пристало потомственному дворянину бояться каких-то оборванцев.

– Та-ак, и кто же здеся у нас? - раздался неожиданно громкий и неожиданно скрипучий голос.

Троцеро обернулся. Пресекая любые попытки к отступлению, позади путника возникло еще двое бандитов. Один такой же здоровый и угрюмый, как впереди стоящие, а второй высокий, худой с впалыми щеками, жиденькой бородкой и огромными, почти до затылка, залысинами на вытянутом черепе.

– Никак благородный господин пожаловали, - проблеял длинный.

Видимо, в компании он был кем-то вроде предводителя, так как единственный из собутыльников не носил шкур, а щеголял в заляпанном жиром, с вырванными пуговицами кафтане. По всему видать, с чужого плеча.

– И куда ж ты так спешишь, милок?

При этих словах худого его сообщники, посчитав их верхом остроумия, обнажили в ухмылках почерневшие зубы.

Троцеро подбоченился.

– Я сын герцога Теодора Калигулы и направляюсь к себе домой, поэтому требую сейчас же отпустить меня.

Дружный гогот был ему ответом. Даже тощий ухмыльнулся.

– Ишь ты, требую, каков молокосос. А ежели я сейчас у тебя чего потребую?

Они издевались над ним. Открыто издевались. Губы мальчика затряслись от обиды.

– Кто вы такие, чтобы так разговаривать со мной! Знайте, если мой отец, благородный Теодор Калигула, узнает об этом, то вам не поздоровится. Он вас... он... - Троцеро лихорадочно соображал, что бы такое сказать поужаснее, что сделает с этими грязными людьми его отец. Как назло ничего достаточно мучительного в голову не приходило. - Он вас побьет! - наконец выпалил мальчик, тяжело дыша.

От дружно грянувшего гогота повзлетали даже птицы с окрестных деревьев. Разбойники, казалось, лопнут от смеха.

– Ой, как страшно, - вытирая слезы, ответствовал тощий. - Не, ребята, может, и вправду отпустим... - Он опять затрясся. - Вы слышали, побьет...

Горячая юношеская кровь ударила мальчишке в голову. Издевательства над собой он еще мог стерпеть, но над отцом... Не помня себя от ярости, Троцеро одним движением стянул с плеча лук, рука его уже двинулась к притороченному к седлу колчану, маленькие глаза метали молнии.

Заметив приготовления путника, привычный к подобным ситуациям тощий бандит протянул руку к поясу, нащупывая пластиковую рукоятку десантного бластера - память о бурной молодости в космических рейнджерах.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не вмешалось еще одно действующее лицо, или не лицо...

Небольшой пятачок дороги, где стояла компания, неожиданно залил яркий слепящий свет. Мардок под мальчиком испуганно заржал и шарахнулся в сторону, бандиты же дружно вскинули руки к глазам.

Троцеро и худой предводитель замерли, так и не закончив начатого.

А свет слепил, он сиял и переливался от ярко-желтого до снежно-белого. Он казался живым, осязаемым и создавалось впечатление, что горячим - можно ошпариться, хотя никакого жара не ощущалось.

Наконец опомнившиеся и более сообразительные по части улепетывания дружки худого бандита опять же дружно развернулись и с криками что есть духу припустили к лесу. Только шкуры засверкали.

А может, это что-то нарочно выгнало лишних свидетелей из чрева своя.

Убегающие свободно преодолели светящийся кокон и, едва покинув яркое пространство, растворились для стоящих внутри.

Троцеро же, при всем своем желании, не мог последовать их примеру. Его мардок будто врос в землю и окаменел. Да и сам мальчик почувствовал, что не в силах двинуть ни единым мускулом. Он видел, что такие же или примерно такие же чувства испытывает и оставшийся бандит.

– Я приветствую вас, дети мои! - огласил окрестности громоподобный голос. Голос звучал отовсюду и ниоткуда. А может, это был всего лишь плод воображения. Но, увидев, как вздрогнул бандит, Троцеро понял, что тот тоже слышит его.

– Радуйтесь, о счастливейшие из смертных! - Голос был громкий, и вместе с тем от него веяло добротой и спокойствием. - Ты, Троцеро Калигула, являешься избранным. Ты станешь моими устами, ибо единственно тебе придет откровение и благословение мое.

– К-кто ты? - еле выдавил из себя пересохшими губами мальчик. Даже эти два коротких слова дались ему с трудом. Язык прилип к небу, а губы упорно не хотели шевелиться.

– Ты не узнал меня! - В голосе послышался то ли вопрос, то ли удивление. - Я есть Господь твой, творец и повелитель всего сущего Ака Майнью.

– Но-о-о... - Троцеро никогда не отличался особой религиозностью. Не то чтобы он не верил в Ака Майнью - это была государственная религия и хочешь не хочешь, а верить будешь. Однако мальчик посещал с отцом другие планеты, на которых поклонялись совсем иным богам. Религия для него являлась скорее данью прошлому, традициям... Хотя иногда Троцеро и вспоминал о боге, когда не выучишь урок или провинишься по другому поводу, кому хочешь начнешь молиться, не только Ака Майнью, лишь бы подальше от учителей или того хуже разъяренного отца, ведь чуть что последний сразу за ремень... а тот у него широкий... кожаный... с заклепками...

Но чтобы бог... вот так... в их космический век... Разговаривал...

Мальчик хотел сказать: "бога нет", но подумал, что будет невежливо по отношению к говорившему, которого нет, заявлять подобное. Поэтому он произнес:

– Откуда я знаю, что ты Ака Майнью?

– Ты сомневаешься! - взревел голос. - Ты хочешь доказательств!!!

Худой бандит уже давно пал ниц и истово молился, как обычно в таких случаях обещая с завтрашнего, да что там, с сегодняшнего дня... прямо с этой минуты завязать с разбоем, пьянством, руконогоприкладством, словоблудием, рукоблудием и еще дюжиной какие он успел вспомнить грехами. Единственно, о чем предусмотрительно умолчал Ганселимо, это грех прелюбодеяния. Отказ от него разбойник приберег на крайний случай - если другие не помогут.

Их так и нашли прибывшие через полчаса люди герцога. Сидящего на неподвижном мардоке мальчишку и павшего ниц обтрепанного бродягу.

Так и доставили в замок. Вдвоем. Бродяга упорно не желал бросать молодого наследника, именовал того не иначе как учитель и следовал по пятам.

А наследник... Странный он стал с той поры. Может, в лесу перетрусил, может, еще чего, да только на охоту больше не ездил, с другими детьми не играл. Ходит молча, задумчивый, или в комнате своей просиживает. Часами...

Бывало, проходит кто мимо покоев, когда парень внутри, и... или померещилось... Из-под двери будто свет выбивается. Яркий. Костер жжет, что ли? Так дыма не видать. А тут уже и чересчур любопытного оборванец Ганселимо отгоняет, ровно пес цепной.

Двинутые они оба какие-то.

Так и начали люди косо смотреть на будущего господина. За спиной шептаться. Да все чаще пальцем у виска вертеть.

Горюшко. А что будет, когда старый герцог, сто лет ему жизни, издохнет. Ведь неизвестно, как оно, под умалишенным-то. Хоть бы случилось с ним чего, что ли.

Вон второй сын господина, так тот всем хорош. Пьет беспробудно, а как наберется, так давай морды дубасить. Ответить нельзя - хозяйский сын. Если бить устанет, то девок лапает или бранит всех на чем свет стоит. Давеча старику Никифору велел сто плетей всыпать за то, что тот вроде недостаточно низко поклонился. На третьем десятке старик и отдал душу.

Вот это господин. Загляденье, не господин. И жить с таким, как у Ака Майнью за пазухой. Куда там старшему брату...

Так и шептались, пока не нашептали. Потому как, если бог хочет наказать человека, он исполняет все его желания. Так старики говорят. Глупые.

Это только присказка, а сказка впереди...

1

После кратковременного ощущения холода стены капсулы растаяли, и Рип почувствовал под ногами твердую почву.

Первый вдох воздуха нового мира принес ощущение тяжести, в горле запершило. Рип закашлялся.

Гравитация здесь была немного меньше привычной, а в атмосфере явно не хватало кислорода. Исследователи скорее всего не отправлялись на длительные прогулки без скафандра.

Рип огляделся.

Унылый пейзаж. Бурая почва под ногами укрыта рваным ковром низкой красноватой растительности. Местность ровная, на горизонте виднеются пики коричневых скал. Планету не зря назвали "Угрюмая". Животные, если и имелись, были или слишком мелкие, или хорошо прятались.

Лишь ветер. Теплый ветер. Дует непрерывно, что неудивительно на открытой местности.

Рип сделал первый шаг. Первый шаг в новом мире. Под рифлеными подошвами армейских башмаков громко хрустнули листья. Или стебли.

Растения оказались непривычно хрупкими.

Винклер с удивлением отметил, что у него дрожат руки.

Уже скоро.

У подножия скал блестели сферические конструкции жилого комплекса и игла звездолета. Экспедиция. Единственные люди на планете. Кроме Рипа.

Стоило поторопиться, так как разреженный воздух мог сыграть с юношей злую шутку.

От строений отделилась оранжевая точка небольшого летательного аппарата. Взлетела и ушла куда-то за горизонт.

Ветер крепчал. Рип поправил под мышкой сместившуюся кобуру с бластером и двинулся к лагерю.

Он еще не выработал конкретного плана действий. Он не знал, что сейчас скажет и скажет ли вообще.

Сколько раз за прошедшие дни Винклер проигрывал в уме предстоящую встречу. Сколько за прошедшие годы... Придумывал множество слов, обращений. И тут же отметал.

Он не знал, что сказать. Как начать. Может быть, просто: "Здравствуй, папа. Здравствуй, мама".

Довольно странно будут звучать такие слова для двадцатипятилетнего юноши из уст своего сверстника. Пусть и чем-то похожего на них с женой...

Его отцу сейчас ровно двадцать пять. Он даже младше Рипа.

Винклер привык считать отца взрослым человеком. Таким он представлял его в своих детских мечтах. Таким видел на фотографиях и видеозаписях... Отца и мать, которых не помнил.

Рип ускорил шаг. Ветер усилился.

Тай-Суй. Кто бы мог поверить. Да Рип и сам еще три месяца назад не поверил бы в такое... Но он был и он действовал.

Тай-Суй - это загадочное, таинственное оружие, тайна не только местоположения, но и назначения которого на протяжении нескольких веков хранилась и передавалась в императорской семье Нихонии.

Передавалась, чтобы нарушиться. Нарушиться нынешним императором Нихонии - Таманэмоном Дэнтедайси. Он рассказал эту тайну человеку, который по заданию советника президента Третьей Империи генерала Гордона выкрал императора. Выкрал ради этой тайны.

Этим человеком был Рип.

После генерал пытался убрать ненужного свидетеля, но не рассчитал. Рип остался жив, однако потерял память.

И последующие несколько месяцев Рип лихорадочно мотался по галактике в поисках своих воспоминаний, следов прошлого.

Он посетил планету Вега, где познакомился с гигантским пауком-телепатом с планеты Сонл. Он посетил свою родину - планету Альма, где не застал в живых человека, вырастившего его после смерти родителей - тетю Александру. И там юноша узнал, что о нем не слышали целых пять лет, прошедших после катастрофы, когда он и его друг Сэм летели на катере домой из Академии Пилотов, где учились оба мальчика.

Он не застал на Альме также свою невесту - Надю. Девушку, которую любил больше жизни. Много позже Надя, ставшая любовницей Гордона, предала его, а старый друг Сэм попытался убить...

Но зато он познакомился с Эйсаем - отпрыском одного из знатных родов Нихонии, веселым и верным товарищем. С Биордером - офицером синоби - войск специального назначения Нихонии, немногословным, немного суровым, но хорошим человеком и отличным командиром.

И главное: он познакомился с Марико - прекрасной принцессой Нихонии. Девушкой, лучше которой он не встречал ни разу в жизни.