Мир на колесах (пер. О.Колесников)

Прежде чем они добрались до трещины через Дорогу, опустилась ночь. Они вновь двигались вверх, и справа вздымалась каменная стена, а слева во мгле заканчивалась Дорога. Ян постепенно снизил скорость поездов, когда на носовом радаре появилась метка. Заметив впереди отблеск металла, он выключил передние фары и включил стоп-сигнал.

– Начинаем торможение.

Когда его собственный поезд замедлил ход, он знал, что растянувшаяся в ночи колонна поездов сбавляет скорость. Когда они остановились окончательно, Отанар отметил время в журнале, затем стал глушить двигатель для стоянки. Ян поднялся и потянулся. Он устал, но знал, что ночная работа только начинается.

– Сегодня девятьсот восемьдесят семь километров, – сказал Отанар, ставя цифру в журнале.

– Чудесно. – Ян помассировал натруженные мускулы ног. – Нам остается сущий пустяк – какие-то двадцать шесть тысяч километров.

– Длиннейшие рейсы начинаются с едва заметного поворота баранки, – сказал Эйно, выныривая из люка двигательного отсека.

– Лучше придержи народную философию при себе. Заглуши двигатель, поставь все системы на предохранители и берись за тормозной вентиль седьмой машины. И проверь заодно фильтр.

Ян с треском открыл входную дверь, и на него нахлынула волна жаркого влажного воздуха. На движителях и машинах стояли системы совершенного воздушного кондиционирования. И он уже забыл, насколько южнее они забрались. Он почувствовал, что пот уже увлажнил кожу, спускаясь по скобам. Очень скоро, выходя из поездов, они должны будут надевать костюмы охлаждения. Он прошел метров на сто вдоль исковерканного утеса, отмечавшего конец Дороги.

Яркие прожектора отмечали участок работ, рев и урчание танков эхом отражались от каменной стены, сопровождаемые размеренными и длительными разрывами плавильных пушек. Огненные пасти танковых надстроек уже прогрызли нишу в крутом утесе, восполнив исчезнувший участок Дороги. Сейчас шла работа над расширением и углублением ее, чтобы могли пройти поезда. Ян не стал вмешиваться, они и без него справлялись неплохо. К тому же у него было дело к Главам Семей.

Они встретились в головной машине семьи Тэкенг, в самом просторном из жилых отсеков. Эта семья, наиболее консервативная и старая, сохранила многие из обычаев, вывезенных с Земли. По стенам здесь были развешены шелковые занавеси с изображением воды, птиц и других и других диковинных животных, а также фразы из букв, которых никто из них не мог прочитать. Эта семья держалась наиболее кучно, чем другие – они не делили свои жилые машины на множество отсеков, как это делали другие. Прочие обитатели комнаты были на время выдворены, но, похоже, не имели претензий. Они собрались на Дороге возле машины, возбужденно перекликаясь друг с другом под шум работ, а над головами горели звезды, и необычные запахи сочились снизу, из джунглей. Всюду бегали детишки, и родители встревоженно окликали их, когда они оказывались слишком близко к краю плоскости. В темноте плакал ребенок, затем удовлетворенно зачавкал, когда ему дали грудь. Ян протолкался сквозь толпу и вошел в машину.

Хотя собрание назначил он, они начали без него. Это было очевидно. Перед Главами Семей стоял Хейн Риттерснатч – но он замолчал при появлении Яна. Он бросил на него ненавидящий взгляд и повернулся спиной. Руку в гипсе он держал перед грудью, будто на ней был щит. Яну достаточно было лишь взглянуть на круг каменных лиц, чтобы совершенно ясно понять, что именно пытался сделать Хейн. Но не выйдет. Он медленно подошел к пустому креслу и опустился в него.

– Собрание начнется, как только выйдет Риттерснатч, – сказал он.

– Нет, – перебил его Чан Тэкенг. – У него есть серьезные обвинения, и его нужно выслушать. Он сказал…

– Меня не интересует, что он сказал. Если вам нужно собрание Глав Семей, чтобы выслушать его, вы можете это сделать в любое угодное вам время. Хоть этой ночью. После того как будет закончено наше дело. Это собрание назначил я по праву Поездного Мастера, и мы должны обсудить срочные вопросы.

– Ты не имеешь права меня вышвыривать! – закричал Хейн. – Как проктор-капитан, я имею полное право присутствовать.

Ян вскочил и подошел к нему нос к носу.

– У тебя есть право выйти, и никаких других прав. Это приказ.

– Ты не смеешь мне приказывать. Ты на меня напал, когда я был при исполнении…

– Ты достал пистолет, Хейн, и я защищался. Тому есть свидетели. Я предпочту разбирательство. Но не прежде, чем мы доберемся до Южгорода. Если ты будешь мне сейчас докучать, я прикажу арестовать тебя, чтобы обеспечить безопасность поезда. И я заключу тебя под стражу. А теперь уходи.

Глаза Хейна обежали комнату в поисках поддержки. Чан открыл рот и закрыл его. Хрэдил сидела неподвижно и безучастная, как змея. Кругом стояла тишина. Хейн кашлянул и затопал к двери, придерживая левой рукой правую, и исчез в ночи.

– Правосудие свершится в Южгороде, – сказала Хрэдил.

– Свершится, – ответил Ян таким же невыразительным голосом, что и нее. – После переезда. Итак, есть какие-нибудь неурядицы, о которых мне следует знать?

– Есть жалобы, – сказал Иван Семенов.

– Не желаю их выслушивать. Мораль, жалобы, еда, личные проблемы – все это перепоручается Главам Семей. Меня касаются проблемы механики: воздух, энергия, ну и прочее.

Он переводил взгляд с лица на лицо. Надо было продолжать в том же духе. Надо было вывести их из равновесия, не давать оспаривать этот новый образ жизни.

– Хорошо. Я знал, что смогу положиться на вас, и вы облегчите задачу техническому экипажу. Но вы можете помочь и в другом. Как вам известно, нам ежедневно придется вести вдвое больше обычного. Сегодня первый день, поэтому усталость еще не сказывается. Но скажется. Водители трудятся за двоих, поэтому в скором времени, разумеется, будут крайне измотаны. Возникнут неизбежные неполадки. Поэтому нам нужны водители на подмену.

– Почему ты обращаешься с этим к нам? – едко спросил Чан Тэкенг. – Это технический вопрос, в котором ты, похоже, великий дока. Ферм сейчас нет, людей сколько угодно – выбирай, кого хочешь.

– Прошу меня простить, но ни одного из ваших криворуких фермеров я и близко не подпущу к моей механике. Все мужчины со способностями к технике уже привлечены к работе.

– Если это так, то зачем ты пришел к нам? – спросила Хрэдил.

– Я сказал мужчины. Мои водители говорят, что знают многих женщин со сметкой и рефлексами, которые нам нужны. Их можно обучить…

– Никогда! – взорвалась Хрэдил, глаза ее превратились в щелки, погребенные в паутине древних морщин. Ян повернулся к ней – он был сейчас ближе к ней, чем когда-либо прежде и понял, что копна снежных волос на ее голове – на самом деле парик. Ну что же, эта новость сможет когда-либо послужить ему на пользу.

– Почему? – спросил он.

– Почему? Ты смеешь спрашивать? Потому что место женщины в доме. С детьми, с семьей – только так и было всегда.

– Но в будущем не обязательно будет так, как всегда. Корабли приходили всегда. Теперь они не пришли. Теперь мы везем кукурузу на юг. Корабли привозили семена и все необходимое. Теперь не ни семян, ни запчастей, ни припасов. Женщины не занимались технической работой. Теперь будут. Мой штурман сказал мне, что Элзбета Махрова из твоей семьи искусна и опытна в вышивании. Он считает, что женщина с таким талантом может быть обучена на штурмана. Тогда он сможет подменить меня за рулем. Можешь послать за ней прямо сейчас.

– Нет!

Наступила тишина. Не слишком ли сильно он нажал? Возможно, не надо ждать, чтобы вывести их из равновесия – пока он сам в равновесии. Он должен остаться во главе. Пауза тянулась и тянулась, пока вдруг не была нарушена.

– Одну ты точно получишь, – медленно и мрачно сказал Бруно Бекер. – Девушки из семьи Бекер вышивают не хуже чем Махровы. А некоторые говорят, что даже лучше. Моя племянница, Арме, известна тонкостью своей работы.

– Я знаю, – сказал Ян, поворачиваясь спиной к Хрэдил презрительно, и воодушевленно кивая и улыбаясь. – И она очень симпатичная девушка к тому же. Кстати, не ее ли брат водитель на девятом поезде? Я угадал? Я пришлю за ней. Собственно, брат лучше сможет ее обучить, а может быть, она выучиться штурманскому делу.

– Вышивка у нее – как следы цыпленка на песке, – брезгливо подала голос Хрэдил.

– Я уверен, что обе девушки прекрасно это делают, – мягко сказал Ян, – но вопрос не в этом. А в том, можно ли их обучить на штурмана. Я уверен, что Отанар сможет натаскать Элзбету не хуже, чем Арму ее брат.

– Невозможно! Она, наедине с мужчинами!

– Проблема легко разрешима. Очень хорошо, что ты мне напомнила. Когда Элзбета утром придет к движителю, пусть ее сопровождает замужняя женщина. Если бы не ты, Хрэдил, это могло бы превратиться в проблему. Спасибо тебе. А теперь составим список, пригодных для этой работы.

Похоже, задача была разрешима. Главы Семей называли имена, составляли списки, а Ян обсуждал их с ними и выписывал отдельно тех, кто, по их мнению, наиболее подходили. Одна лишь Хрэдил молчала. Ян украдкой взглянул на ее безучастное лицо и понял, что все ее чувства были в глазах, пылающих ненавистью точках. Она поняла, что он делает, и полна была арктического отвращения, прямо-таки заморожена им. Если она его раньше ненавидела, то теперь ненавидела с лютостью выше вообразимой. Ян отвернулся и постарался не замечать ее. Потому что знал, что ничего сделать тут не сможет.

7

– Еще час, по меньшей мере, – сказал Лайос Наджи. – Надо расширить проход, иначе движителям не пройти. И я хочу проверить на прочность на прочность внешний край. Мне не нравиться состояние некоторых пород. – Он был на ногах целый день и ночь, всю ночь работал не покладая рук. Кожа его была бледной; под глазами темнели сажей черные пятна.

– Сколько для этого потребуется танков? – спросил Ян.

– Два. Те, что с самыми большими плавильными пушками.

– Оставь их, а с остальными иди вперед. Ты должен держаться впереди.

– Я уйду вместе с этими…

– О, нет. Ты чертовски плохо выглядишь. Ты знаешь это? Я хочу, чтобы ты поспал, когда танки уйдут. Нам предстоит большой путь, очень много хлопот, я уверен. А теперь не спорь, или я поручу твою работу Хейну.

Ян медленно прошел по вновь пробитой дороге к поджидающим поездам. Он взглянул на резкую синеву неба и поморщился от яркого сияния. Солнце было еще за горами, но достаточно скоро ему предстояло взойти. За острым краем утеса были лишь облака, скрывающие джунгли под ними. День обещал быть жарким. Он повернулся к своему движителю и увидел Эйно, склонившегося над позолоченным металлическим баком, посасывающего остывшую трубку. На ладонях, предплечьях и даже на лице его была смазка.

– Все готово, – сказал он Яну. – Это заняло почти всю ночь, но стоило того. Я вздремну в двигательном отсеке. Не ставь новые тормозные двигатели, не нужно. Прежние уже прочищены. Мы их вытащили и поставили на место. Работают прекрасно. Фильтры мы тоже заменили. Совершенно грязные. Хотел бы я перекинуть этого Децио через колено. Он никогда ни к одному из них не прикасался.

– Возможно, я тебе в этом помогу. После рейса.

Несколько часов сна, которые он сумел выкроить, восстановили силы, и он с удовольствием забылся на борту движителя. Когда он карабкался, солнце поднялось над холмами и засияло на металле так, что даже сквозь плотно сжатые веки было такое ощущение, будто он со всех сторон окружен золотым пламенем. Почти ослепленный, он пролез в люк и захлопнул его за собой. Здесь было прохладно и сухо.

– Температура коробки скоростей, температура покрышек, температура тормозного барабана, температура подшипников…

Это говорил не Отанар. Это был голос более милый и знакомый. Как же он забыл?

В штурманском кресле сидела Элзбета, а за ней стоял Отанар и счастливо кивал головой. Не далее, чем в двух футах сидела приземистая и толстая седоволосая женщина, со свирепостью вязавшая. Родная дочь Хрэдил, цепной пес и стаж девственниц. Ян улыбнулся про себя, садясь в водительское кресло. Элзбета оглянулась, заметив его движение, и ее голос замер.

– Это просто фантастика, – сказал Отанар. – Раз в десять восприимчивей, и в десять раз смышленей, чем последний из тех грязнух, которых я пытался обучить этой работе. Если и остальные девушки чем-то на нее похожи, то проблема вождения решена.

– Я в них уверен, – сказал Ян, но глаза его глядели на Элзбету. Она была так близка, что он почти касался ее. Эти темные глаза глядели в его глаза, не отрываясь.

– Мне тоже нравиться эта работа, – теперь ее взгляд пробежал вверх-вниз по его телу, затем она медленно подмигнула.

– Ради удачи похода, – так же серьезно сказал он. – Я рад, что этот план выполним. Не так ли, тетушка?

Дочь Хрэдил вернула ему откровенно злобный взгляд, после чего вновь взялась за вязание. Мамаша ее основательно натаскала. Но с ее присутствием нужно было смириться. Все-таки это была небольшая плата за то, что Элзбета находилась рядом. На этот раз, заговорив, он обращался к Отанару, но смотрел на девушку.

– Как, по-твоему, через какой срок она сможет заменить тебя в кресле штурмана?

– Если сравнить ее с некоторыми тупицами, которые есть на этих поездах, можно сказать, что она готова уже сейчас. Но дай ей еще хотя бы день, и завтра она уже сможет сидеть в моем кресле. Я, разумеется, поначалу буду рядом.

– Мне это по душе. А что ты думаешь, Элзбета?

– Я… не уверена. Ответственность…

– Ответственность не на тебе, а на водителе. В этом кресле буду я или Отанар. Мы будем принимать решения и вести поезд. Ты будешь помогать следить за происходящим, приглядывать за приборами, выполнять приказы. Пока будешь держаться спокойно, тебе это будет под силу. Справишься?

Челюсти ее были плотно сжаты, и когда они заговорила, как бы она не была прелестна, в ней промелькнуло что-то от Хрэдил.

– Да. Я справлюсь. Я знаю, что справлюсь.

– Очень хорошо. Тогда с этим улажено.

Когда плавильные пушки закончили работу над Новой Дорогой, Ян лично проверил каждый ее фут, и рядом с ним тащился измученный оператор с танка. Они прошли вдоль края, всего в метре от крутой стены, уходящей глубоко вниз, в джунгли. Несмотря на бриз, срез был теплый, как свежеиспеченный хлеб, и скала под ногами хранила тепло. Ян опустился на колени и постучал по камню тяжелой шаровидной кувалдой, которую прихватил с собой. Кусок породы откололся, покатился по склону вниз и исчез за кромкой.

– Не нравится мне эта порода, – сказал он, – и вообще, все это мне не нравится.

Оператор кивнул.

– Самому не нравится. Будь у нас побольше времени, я бы расширил щель. Что я могу сделать с помощью плавки, я сделаю. Надеюсь, лава натечет в трещины и скрепит породу.

– Не ты один на это надеешься. Ладно, делай, что можешь. Проведи танки, а я поведу первый поезд, – он пошел назад, но обернулся. – Ты зарыл ведущий провод, как мы задумали?

– Да, и с абсолютной точностью. Если бы он хоть на сантиметр оказался правее, ты бы снес всю верхушку движителя.

– Хорошо. – Ян подумал об этом и понял, что нужно сделать. Они могут протестовать, но обязаны будут выполнить его приказы. Его экипаж, предположительно, будет первым.

– Тебе для этого дела понадобится инженер, – сказал Эйно. – Обещаю не спать.

– Не понадобится. Движители пойдет очень медленно, так что обойдется без твоей опеки несколько минут. Не нужны мне ни штурман, ни офицер связи на такое короткое время. Освободите водительский отсек. Полагаю, когда мы проедем, вы вновь приступите к учебе. Элзбета, – он взял ее под руку и проводил к люку, не обращая внимания на хрипы и поднятые вязальные спицы ее дуэньи. – Не беспокойтесь.

Пассажиры запротестовали, когда их стали высаживать, но все же вскоре Ян остался в поезде один. Если что-нибудь случится, никто, кроме него, не пострадает. Нельзя больше терять времени, надо продолжать путь.

– Все вышли, – сказал Отанар через люк. – Я мог бы остаться с тобой.

– Увидимся на той стороне. Покинь поезд, я стартую.

Он легко коснулся акселератора, и на абсолютно минимальной скорости движитель пополз вперед. Как только он тронулся, Ян включил автопилот и убрал руки с баранки. Так было менее рискованно. Движитель сам по себе гораздо лучше управляем, чем если бы руль был у Яна. Он пошел к открытому люку и взглянул на край Дороги. Если что произойдет, то только там.

Сантиметр за сантиметром они ползли по только что выжженному участку Дороги, все ближе и ближе подъезжая к дальнему концу.

Возник скрежет, треск, хорошо слышимый сквозь вой двигателя, а заодно и шум в твердой поверхности камня. Ян кинулся к приборам, но понял, что ничего тут не поделаешь. Он стоял, вцепившись пальцами в комингс люка, а большой участок Дороги рухнул на дно Долины. На поверхности, словно смертоносные пальцы, потянулись трещины, добрались до поезда.

И остановились.

Теперь там была огромная выемка, и твердая дорожная порода превратилась в щебень. Но движитель уже перебрался через смертоносный участок, и Ян порывисто уселся за управление, бешено включая камеру за камерой, чтобы увидеть идущую следом машину. Движитель был уже в безопасности, он миновал выемку.

Однако машины, которые он тянул, были почти в три раза шире.

Нога его находилась в доле сантиметра от тормозной педали, пальцы лежали на автопилоте, а глаза зафиксированы на экране.

Колеса первой машины подбирались к выемке, сдвоенные колеса направлялись прямо к ней. Объехать ее нельзя. Он уже готов был нажать на тормоз, когда пригляделся повнимательнее. Это едва возможно. Колесо подкатилось к выемке и проскочило к краю.

Покрышка внешнего колеса медленно повернулась в воздухе, на нем играло солнце. Весь вес погруженной машины лег на внутренне колесо.

Когда колесо оказалось на самом краю обрыва, оно сжалось под тяжестью, превратилось почти в овал. Затем вторая покрышка коснулась края выемки, и машина оказалась в безопасности на другой стороне. В ухе Яна загудело радио, и он включил его.

– Ты видел? – очень слабым голосом спросил Отанар.

– Да. Держись поближе и докладывай с поврежденного участка. Я собираюсь провести оставшуюся часть поезда. Если все так и будет – прекрасно. Но если что-нибудь еще отвалится – немедленно сообщи мне.

– Я это сделаю, будь уверен.

Машины последовали на минимальной скорости одна за другой, пока все машины благополучно не миновали выемку. Как только последняя машина прошла, Ян заглушил двигатель, закрепил тормоза и глубоко вздохнул. Он чувствовал себя так, будто над каждым мускулом его тела поработали с тяжелым молотком. Чтобы уменьшить напряжение, он побрел на новый участок дороги, к Отанару.

– Больше никаких обвалов, – сообщил штурман.

– Тогда, пожалуй, нам удастся перевести остальные поезда.

Пассажиры уже перебирались пешком, стараясь как можно ближе держаться к внутренней стене и глядя испуганными глазами на край утеса и зияющую выщерблину.