Танки оживали вновь

Понял он меня, вскочил - и в танк. Через минуту-другую жалюзи поднялись, и мы быстро потушили загоревшееся масло, которое разлилось по днищу.

Вместе с лейтенантом решили отремонтировать танк, сдвинуть его с дороги и использовать как огневую точку. Справились быстро, так как надо было только натянуть гусеницу. Посадил пленного на место механика-водителя, а сам устроился позади него на тот случай, если вдруг вздумает какой-либо номер отколоть. Пленный, к слову сказать, вел себя очень послушно. Он завел двигатель и тихонько (по моей указке) отвел машину от перекрестка в лесочек, правее позиции нашего танка. После этого я пленного передал пехотинцам. Он больше нам был не нужен. В трофейную машину сел сам, а Кулиничева назначил старшим своего танка.

В это время на дороге показалось два вражеских танка: один остановился у воронки, образованной взрывом мины, другой - метрах в тридцати от первого. Экипажам было ясно, что путь заминирован. Однако их, видимо, озадачило отсутствие подорванного танка. Башня начала медленно поворачиваться - командир осматривал местность.

"Надо упредить", - подумал я, и в этот момент раздался выстрел. Стрелял Кулиничев, но промахнулся. Танк противника сразу дал задний ход и выбросил дымовые шашки.

Было ясно, что это разведка противника. Нас обнаружили, и теперь следует ждать главных сил. Так, во всяком случае, меня обучали в училище. Мы приготовились. Час ждали, второй - нет противника...

Когда стемнело, я зашел к лейтенанту-пехотинцу, чтобы узнать, есть ли какие приказания из штаба полка. Оказалось, что связь с ним потеряна.

- Поэтому, - сказал лейтенант, - задача остается прежняя: держать перекресток.

- А зачем его держать, ведь сюда противник не идет, - возразил я.

Лейтенант пожал плечами и ничего не ответил.

Что мне делать? Пехота имеет приказание, а у меня его нет. По собственной инициативе действую на свой, как говорится, страх и риск. Вот уже двое суток я не знал, где находится наше подразделение, в какую двигаться сторону. Решил до утра подождать. Поужинали консервами и галетами, которые нашли в фашистском танке, выставили посты и легли отдыхать. Было тихо. Не верилось, что такой покой может быть на войне.

Чуть за полночь меня разбудил посыльный от лейтенанта и передал, что получено приказание сменить район. Я пошел к лейтенанту уточнить обстановку. Он объяснил, что прибыл связной из штаба полка и передал приказ отходить на юг, так как противник обошел пас и наступает в другом направлении.

- А что же с перекрестком? - спросил я.

- Кому он теперь нужен, - махнул рукой лейтенант. - Предлагаю идти вместе.

- То есть как, с вами идти? - не понял я. - А танки?

- Вместе с танками, конечно. И если сможем, то вам поможем, - заключил лейтенант.

Сборы были недолгими. Приспособили тросы к немецкому танку, свой взяли на буксир и двинулись вслед за пехотой. Километров через пять двигатель так нагрелся, что пришлось остановиться. Провозились минут двадцать, пока не выяснили, что воды в системе охлаждения вовсе нет.

Пехотинцы нас ждали. Лейтенант поинтересовался состоянием машин. Я ответил, что дело, видимо, безнадежное, спросил, далеко ли до населенного пункта. Он спичкой осветил планшет с картой и сказал, что до деревни километров десять.

- Придется делать два больших привала, чтобы остывал двигатель, - сказал я. - А в деревне попробуем перелить горючее в наш танк.

Лейтенант не возражал.

Нам повезло. Вскоре на пути попалась разбитая телега, в которой оказалось ведро. Бензосистему трофейного танка мы не знали, поэтому с трудом отвернули плоскогубцами один из штуцеров бензопровода, начали спускать бензин. Нацедили почти два ведра.

Теперь танки поменяли местами: наш - впереди, а трофейный - на буксире. Замечу сразу, что в пути мы еще раз переливали бензин из немецкого танка. Обнаружили дополнительный бачок, в котором было около 50 литров бензина.

Пехотинцы десантом расположились на двух танках. Двигались па второй скорости и в полном одиночестве. Лишь однажды встретили трех саперов, которые устраивали на дороге завал, минировали его. Мы помогли им справиться с делом и взяли с собой.

* * *

Ехали в направлении Кексгольма, хотя понимали, что бензина нам не хватит, чтобы добраться до города.

Около полудня подъехали к развилке дорог и здесь встретили советский танк без гусениц, на колесном ходу. Глянул па номер и глазам не поверил - танк из нашего батальона!

Встреча с однополчанами была радостной. Я знал воентехника 2 ранга Д. Н. Семкина, зампотеха 2-й роты нашего 4-го танкового батальона. Хороший товарищ, высококлассный специалист и, главное, никогда не унывающий весельчак и отзывчивый человек, Семкин располагал к себе людей. С ним делились радостями и неудачами, могли всегда рассчитывать на его помощь. Вот и сейчас, не успели мы еще разомкнуть объятия, как он уже спросил:

- Чем могу быть полезен?

- Расскажи, что знаешь о батальоне? - прежде всего попросил я.

- Батальон? - переспросил он, - Батальон - это ты да я. Разве мало? Сейчас, дорогой мой, каждый должен воевать за батальон.

- Вижу, как ты воюешь. Даже гусеницы снял, чтобы на колесах быстрее драпать, - засмеялся я.

- Смотри, еду без ленивца, - сказал Семкин и уточнил: - Отбит снарядом. Это последний танк, - продолжал он, - который эвакуирую из района Элисенвары. Четыре уже находятся в пятнадцати километрах отсюда, по дороге к Ладоге. Туда же ночью направился и наш комбат.

- Бери меня с собой, - сказал я. - Вместе с пехотой. Не оставлять же их.

Наша маленькая смешанная колонна двинулась в сторону Ладоги. Солнце уже садилось, когда нас остановили.

Это было прикрытие пехотной части, занявшей здесь оборону. Здесь мы распрощались с лейтенантом-пехотинцем и поехали дальше. А через три километра прямо на дороге нас встретил командир батальона. Он очень обрадовался нашему прибытию, тут же указал позиции для танков, в том числе и трофейному. Затем каждому в отдельности поставил задачу по наблюдению и взаимодействию с пехотинцами. Мне приказал следить за дорогой и держать ее под прицелом. Однако часа через два командир батальона приказал мне сдать танк новому экипажу и заняться ремонтом поврежденных танков, которые находились в глубине обороны. Там я встретил знакомых: Семкина, старшину Назарова, товарищей из других подразделений - всего семь человек. Подбитых танков было три. Даже беглый осмотр показал, что отремонтировать их будет нелегко, а может быть, и вообще невозможно - ведь никаких запасных частей не было. Впрочем, выход нашелся: один из танков, восстановить который было действительно невозможно - снаряд разворотил всю кормовую часть, - решили разукомплектовать, снять с него все, что нужно было для ремонта двух остальных машин. К утру закончили работу, но завести двигатель удалось только на одном танке. Командир батальона был недоволен результатами такого ремонта, хотя, как танкист, должен был понимать, что это не наша вина.

Со вторым танком провозились до обеда и все без толку. Оживить его не удавалось. Комбат приказал отбуксировать его на позицию и использовать как огневую точку. Мы спросили у него об обстановке. Он ответил, что обстановка такова, какой мы ее видим. Батальон пока еще полностью не собрался, и комбат надеется через день-два выяснить, где остальной личный состав.

Мы понимали, что это трудная задача. Прошло больше недели с тех пор, как наш батальон по три-четыре танка раздали пехотным подразделениям. Теперь вряд ли можно собрать всех. Да разве узнаешь, где сейчас те самые стрелковые подразделения...

* * *

Вечером помощник начальника штаба передал приказ закопать танк.

- Как закопать? - переспросил я с недоумением.

- До башни, - невозмутимо ответил он.

- Значит, оборона?

- Значит, так.

К утру танк закопали и тщательно замаскировали. То же сделали и другие экипажи. Подгонять никого не надо было, каждый понимал, что от его старания будет зависеть не только крепость обороны, но и возможность выжить, выйти победителем.

После завтрака вызвали к командиру батальона. По дороге в штаб меня обстреляли. Пуля пролетела совсем рядом. Я укрылся за валуном, недоумевая, кто это стрелял и откуда. До передовой неблизко, значит, кто-то действует в нашем тылу. Поднял на ветке свою пилотку - тут же последовал выстрел. "Дело, думаю, - плохо". Чтобы не испытывать судьбу, по-пластунски, прикрываясь валуном, отполз в сторону, огляделся. Никого не видно. Снова пополз, а потом вскочил, перепрыгнул через сваленное дерево и лег за него. Пуля щелкнула о ствол. Пришлось снова ползти. И лишь когда меня отделяло порядочное расстояние от того места, где стреляли, я вскочил и побежал к землянке командира батальона. Собственно, это была не землянка, а окоп, прикрытый сверху жердями, хворостом и землей.

Перед командиром батальона лежала схема-карта, предназначавшаяся, наверно, для туристов либо автолюбителей. Она не давала полного представления о районе, который мы занимали. Однако ничего иного не было в распоряжении комбата. Подразделение давно ушло из района, для которого имелась военная топографическая карта. Разговор с комбатом был недолгим.

- Найдите бумагу, - сказал он, - может быть, есть в формулярах танков или у кого-либо из солдат, и составьте схему района, привязав ее к местности, чтобы можно было отработать план охраны и обороны штаба батальона. Задача ясна?

Я ответил, что все понял, и доложил о том, что был обстрелян по дороге в штаб.

- Прочешите этот участок, - сказал комбат. - Возьмите четыре человека: двоих из экипажа неисправного танка, шофера и санинструктора.

Санинструктора ефрейтора Шакова и двух членов экипажа я быстро нашел, а вот шофера рядового Панченко на месте не оказалось, и никто не мог сказать, где он. Пошли без него.

Метров через сто прогремел выстрел, санинструктор вскрикнул и упал.

- Ложись! - скомандовал я.

Все бросились на землю. Я подполз к санинструктору. Гимнастерка на его плече побурела от крови. С трудом повернул его на спину и подтащил к толстой сосне, служившей хорошим прикрытием.

Наблюдая из-за ствола, я вдруг заметил, что на сосне, совсем недалеко от нас, зашевелились ветви, хотя ветра не было. Это меня насторожило. Неужели там кто-то сидит? Выстрелил из пистолета, и в тот же момент с дерева свалился человек, быстро вскочил на ноги и бросился наутек, кидаясь из стороны в сторону.

Мы бросились за ним не сразу. Сначала обыскали участок - ведь могли быть и другие диверсанты. Но их мы не обнаружили, а на небольшой поляне нашли убитого шофера рядового Панченко и возле него пилотку с рассыпанными на траве ягодами.

Продолжая прочесывать участок, мы вышли к озеру. Вокруг - пи души. Хотели уже возвращаться, как вдруг один из членов экипажа сказал с удивлением:

- Смотрите, палка ходит по воде.

Действительно, палка двигалась в сторону противоположного берега. От нас она была уже далековато. По моей команде одновременно выстрелили в палку. Она продолжала двигаться. Выстрелили еще раз, палка скрылась. Мы присели за камыши и начали ждать. Вдруг у берега показался человек, за которым мы гнались. Он выскочил из воды, сиганул за груду камней и - был таков. Для движения под водой у него, видимо, была трубка с наконечником, похожим на сломанную палку.

Так состоялось наше первое знакомство с "кукушкой". Это были, как правило, снайперы финской армии. Они пробирались в наш тыл и с деревьев стреляли по нам. Приходилось быть очень осторожным. К сожалению, в то время немало диверсантов просочилось на полуостров, где мы строили оборону. И на борьбу с ними командованию приходилось выделять солдат, которые так были нужны на переднем крае.

Выполнив задание комбата и поговорив с ним, мне удалось уяснить обстановку. Нашему 4-му танковому батальону было приказано прикрыть отход других частей. В батальон свели всего десять танков, причем почти все они были без горючего, а многие и неисправные. Поэтому их и закопали, превратив таким образом в мощные огневые точки. Те экипажи, которые остались без танков, составили группу под командованием воентехника 2 ранга Семкина.

Мне же было приказано направиться в штаб 168-й дивизии в качестве офицера связи. Этой дивизией командовал полковник А. Л. Бондарев.

* * *

В штаб дивизии я прибыл 14 августа. У входа в одну из первых попавшихся мне землянок, наскоро оборудованных и еще не замаскированных, столкнулся со старшим офицером. Меня он никогда не видел, и поэтому его реакция была вполне объяснима.

- Почему здесь? Откуда? Проверить! - приказал он сопровождающему его офицеру и ушел в другую землянку.

Я представился.

- Все в порядке. Находиться вон там и ждать распоряжений.

На указанном месте уже сидело двое. Присел и я.

- Тоже связной? - спросил один из них.

- Вроде так.

- Тогда закуривай.

- Некурящий.

Помолчали. Сосед несколько раз глубоко затянулся самокруткой, спросил:

- Знаешь, с кем встречался?

- Откуда мне знать.

- Начальник штаба подполковник Борщев.

- Ну и пусть себе.

- Подожди. Он тебя еще вызовет. Мы уже по нескольку раз выполняли его приказания. В общем, узнаешь, что такое офицер связи.

- С вами же ничего не случилось, - сказал я, - авось не случится и со мной.

В тот момент и представить себе не мог, что с С. Н. Борщевым мне придется столкнуться еще раз, в самом пекле боев на переправе у Невской Дубровки, а потом, через двадцать лет, нас сведет совместная служба.

Лишь на третьи сутки вспомнили обо мне и передали приказание начальника штаба дивизии командиру нашего батальона: уничтожить танки и с личным составом выйти в назначенную бухту для погрузки на баржу. Офицер штаба по карте показал мне, где находится эта бухта.

Только к рассвету добрался до штаба своего батальона. Но там никого не оказалось. Пошел на передний край, где были закопаны танки, но вместо них увидел только развороченные взрывами изнутри башни. И - ни одного человека. Потом выяснилось, что приказание о подрыве танков и отходе было продублировано и комбат получил его через командира соседней стрелковой части.

Я пошел обратно, не совсем представляя куда. Хорошо, что вскоре повстречал колонну артиллеристов. С ними и пошел. К полудню добрались до какой-то бухты, начали грузиться.

Противник, видимо, был где-то недалеко. Бухта подверглась артиллерийскому обстрелу. Снаряды рвались сначала в стороне, а затем прямо на месте погрузки. Возник пожар на одном из транспортов, но погрузка продолжалась. Я тоже поднялся на палубу баржи, которую вскоре потащил за собой катер по лазурной глади Ладожского озера.

Плыли весь день. Вечером намеревались причалить в Приозерске (бывший Кексгольм), но город горел, и поэтому пришлось идти дальше. Лишь к утру вошли в необорудованную гавань Саунаниеми и начали разгружаться.

Первым делом мне нужно было найти какой-нибудь штаб и стать на учет. К счастью, недалеко от берега стояли саперы. Там меня накормили и посоветовали идти в направлении Агалатово. Там, как мне сказали, стоят танкисты.

Действительно, добравшись к вечеру до Агалатово, я попал в расположение 48-го танкового батальона, которым командовал майор И. Ф. Тимофеев. Рассказал, кто я и как сюда попал. Оказалось, что здесь есть еще кое-кто из нашего 4-го танкового батальона: встретил старшину Назарова. Он меня и проводил к старшему лейтенанту Е. К. Коваленко, командиру танковой роты Т-34. Я был искренне рад, что попал заместителем командира по технической части в роту, танки которой хорошо знал. Ведь я изучал их в училище. В моей полевой сумке находился училищный конспект по регулировкам двигателя В-2 и некоторым другим темам. Этот конспект особенно пригодился, когда приступили к обучению экипажей. После нескольких занятий по устройству и эксплуатации танков я прослыл знатоком. А когда отрегулировал как следует два топливных насоса, то почувствовал и уважение со стороны танкистов.

 

Глава II. Враг остановлен

Немного истории. - Неудачная поездка. - Под Красным Селом. - И мы можем наступать! - Подвиг генерала Лавриновича. - В кольце блокады. - Командировка на завод. - Герои-ижорцы. - Экранировка легких танков.

Говоря откровенно, в те дни мы недостаточно глубоко и полно знали как общую обстановку на полях войны, так и, в частности, на Ленинградском фронте. Конечно, нас информировали о происходящих событиях и командиры, и офицеры вышестоящих штабов, и политработники. Я помню, с каким вниманием мы слушали их сообщения. Однако эти сведения были отрывочными и не всегда точными. Поэтому для читателя, мне думается, будет полезным ознакомиться с обстановкой тех первых месяцев войны уже с позиции истории. Это поможет глубже разобраться в происходивших событиях, понять серьезность положения наших войск, принимавших участие в обороне города Ленина.

На ленинградском направлении немецко-фашистские войска, не считаясь с потерями, рвались вперед. 13 июля, преодолевая упорное сопротивление советских войск, они вышли к городу Сольцы и к реке Луга юго-восточнее Нарвы, по к 19 июля были остановлены на этом рубеже.

Оборонительный рубеж советских войск на восточном берегу реки Луга вначале занимали 177-я и 191-я стрелковые дивизии, 1-я дивизия народного ополчения, горнострелковая бригада, курсанты Ленинградского пехотного училища имени С. М. Кирова и Ленинградского стрелково-пулеметного училища. Их поддерживала артиллерийская группа полковника Г. Ф. Одинцова. В резерве находилась 24-я танковая дивизия. К линии фронта выдвигалась также 2-я дивизия народного ополчения. В последующем лужская оперативная группа непрерывно усиливалась новыми соединениями и частями.

Советские войска сделали все, чтобы сорвать замысел противника - с ходу прорваться к Ленинграду и захватить его. На этом рубеже наше командование выиграло почти месяц для дальнейшего укрепления обороны Ленинграда.

Немецкий генерал фон Бутлер в своих воспоминаниях признает, что группа армий "Север" не добилась желанных оперативных успехов, советские войска умело избегали окружения и, сохраняя целостность фронта, отходили на дальние подступы к Ленинграду. Кроме того, он отмечает, что мощные советские контрудары по войскам группы армий "Центр" вызвали среди гитлеровского командования сильное замешательство.

Однако огромное преимущество в силах и средствах все же дало возможность немецко-фашистским войскам приблизиться к Ленинграду на 100 и менее километров.

Среди других кадровых советских частей непосредственно у Луги действовала 24-я танковая дивизия под командованием полковника П. М. Чеснокова, В результате предыдущих боев в дивизии осталось не так уж много танков. Однако обстановка не позволяла вывести дивизию для пополнения людьми и боевой техникой. Шли ожесточенные бои. И те танки, которые потеряли ход, зарывали в землю, использовали как огневые точки.

Окрестности Луги славятся красотой озер, пахучими сосновыми лесами, тихими водами извилистой реки Луга и лечебными учреждениями. Санатории "Красный Вал" и "Рапти" на Череменецком озере были любимым местом отдыха ленинградцев. Теперь там хозяйничали фашисты: вырубали яблоневые сады, разрушали лечебные павильоны, дачи, уничтожали мирных жителей. Варварства фашистов, о которых рассказывали беженцы и наши разведчики, вызывали гнев и ненависть в сердцах танкистов. Желание отомстить за поруганную землю придавало им дополнительные силы, мужество и отвагу в боях с превосходящим врагом. В середине августа, понимая, что прорыв обороны советских войск у города Луга сопряжен с огромными потерями, а успех проблематичен, гитлеровское командование решило вести наступление на направлениях Сольцы, Батецкая, Ленинград и Кингисепп, Гатчина, Ленинград.

В районе Батецкая сложилась тяжелая обстановка. Командиру 24-й танковой дивизии было приказано частью своих сил усилить здесь оборону. Заместитель командира дивизии полковник А. Г. Родин возглавил небольшую подвижую группу танкистов, совершил ночной марш к станции Батецкая и удерживал позиции до подхода свежих сил. Выполнив свою задачу, танкисты снова вернулись в Лугу.

Ожесточенные бои в первой декаде августа развернулись в направлении города Кингисепп. Здесь гитлеровцы наносили удар большими силами: около 300 тысяч солдат и офицеров, 6 тысяч орудий, 29 тысяч пулеметов и автоматов, 4,5 тысячи минометов, 1000 танков и бронемашин, около 1000 самолетов.

В середине августа враг упорно рвался к Ленинграду с севера через Карельский перешеек (финские войска); с запада - через Котлы, Копорье, Петродворец; с юга - через Красногвардейск (Гатчину), Пушкин, Пулково; с юго-востока - через Любань, Тосно, Колпино. Советские войска под натиском превосходящего противника вынуждены были 16 августа оставить Кингисепп. Командование Северо-Западного направления бросило навстречу врагу 1-ю дивизию народного ополчения, 1-ю танковую, 281-ю стрелковую дивизии и учебный полк Ленинградских бронетанковых курсов.

Тяжелые сдерживающие бои на красногвардейском направлении вели танкисты 1-й Краснознаменной танковой дивизии под командованием Героя Советского Союза генерал-майора В. И. Баранова. В дивизии, которая начала войну в Карелии у Алакуртти, было мало танков и приданной пехоты. Однако танкисты, проявляя массовый героизм, упорно сражались за каждую пядь земли.