Помоги проекту - поделись книгой:
Кто-то даже засвистел, не в силах сдержать эмоции.
Фишкин важно раскланялся и поднял правую руку, как бы прося тишины.
– Слова Есенина, музыка моя… Так уж вышло, извините, – с преувеличенной скромностью объявил он, ударил по струнам и резко вскинул голову, приготовившись петь.
– Ну, что я говорила? Я этого Фишкина насквозь вижу! – возмущенно воскликнула Лу.
Сегодня она явно была не в духе.
– Чего ты к нему привязалась? Пусть поет себе, тем более парень сам музыку сочинил! – не выдержала сидевшая до этого молча Ира Наумлинская.
– Уж конечно, так я и поверила! Небось стырил у кого-нибудь, – никак не могла угомониться Лу.
Фишкин был давним ее поклонником, практически с первого класса, правда Лу никогда не давала ему надежды. Да Вадим и не стремился добиться взаимности, он просто тихо обожал ее издали, что, впрочем, не помешало ему закрутить роман с Каркушей после того, как ее фотографию напечатали на обложке журнала «Крутая девчонка». Лу была уверена, что Фишкиным движет что угодно, но только не искренние чувства к Каркуше, но все-таки их отношения, демонстрируемые всему классу, оставили в ее душе неприятный осадок.
Тем временем Фишкин тряхнул своими роскошными густыми волосами, доходившими до плеч, и запел красивым, чистым голосом:
Зал притих. Зоя, завороженная каким-то особенным, чарующим тембром его голоса, не в силах пошевелиться или сказать что-нибудь, не отрываясь, смотрела на Фишкина. Ее большие серые глаза с загнутыми кверху густыми ресницами стали еще огромнее, в них выступили слезы. Почему она вот-вот заплачет, Зоя и сама толком не понимала, да и не хотелось ей размышлять над этим. Вообще, что с ней происходит? Почему она готова всю жизнь вот так сидеть и не отрывать взгляда от его лица, от его изящных рук, легко порхающих по струнам гитары? Почему она мечтает только об одном: слышать его голос каждое мгновение своей жизни?
– Эй, подруга! Ты чего это, а? На платок, а то глаза потекут! – всполошилась Каркуша, сидевшая напротив Зои и заметившая перемены в ее облике.
– Да нет, все в порядке… Просто пламя колышется, и у меня глаза стали слезиться…У меня всегда так бывает, когда долго на свечу смотрю, – мгновенно нашлась Зоя.
Она с ужасом подумала, что кто-нибудь может догадаться об истинной причине ее слез.
Фишкин уже сел на место, провожаемый дружными аплодисментами и восторженными возгласами, а Зоя никак не могла выйти из странного оцепенения. Ей было комфортно и радостно, она ощущала себя безумно счастливой, и в то же время ей почему-то стало жалко всех собравшихся в этом зале, включая себя саму. Жалко до боли в сердце, и захотелось вдруг разреветься, как в детстве, не сдерживая себя, взахлеб, и чтобы размазывать кулаками по щекам слезы.
– Зоя, может, тебе пора выступить? – толкнула ее в бок рассудительная Люся. – А то, смотри, Люстра на тебя зубы точит из-за кота, так ты хоть сейчас попробуй хорошую оценку заработать, в любом случае не вредно ведь!
– Ну-у да… Ты вообще-то права, наверное…
– Да не наверное, а точно! Ты думаешь, Люстра такая добренькая, что простит сорванный урок? Тобой, между прочим, сорванный! Ты у нее в «черном списке»! Впрочем, я тебя не уговариваю, дело твое.
– Да уж, Люстра и доброта – вещи несовместимые, – поддакнула Лу.
Обреченно вздохнув, Зоя собрала все свое мужество и неуверенно поднялась из-за стола.
«Что я делаю? Сейчас он увидит меня во всей красе – красную, заикающуюся от волнения – и будет снисходительно усмехаться моему жалкому виду».
Эта печальная мысль пронеслась в голове у Зои, пока Люстра в очередной раз призывала ребят к порядку.
Зоя вопросительно посмотрела на Люстру и уже открыла рот, чтобы скорее выпалить скороговоркой то, что она приготовила, но вдруг совершенно неожиданно для себя звенящим от волнения, но твердым голосом начала декламировать совсем другое:
Зоя отчаянно выкрикивала в полумрак зала эти строки, и ей казалось, будто она сама их написала. Скорее, скорее, пока хватает решимости выплеснуть все то, что она не в силах удержать в себе, что рвется наружу из восторженной души! Мысленно она еще видела Вадима на сцене, его голос еще звучал в ушах, и сейчас Зоя обращалась к нему, вернее, к тому месту, где он стоял пять минут назад.
«Хорошо еще, хватило ума на него не смотреть… А как хотелось хоть разочек взглянуть, хотя бы украдкой! Боже мой, руки трясутся, сердце колотится… Безумие какое-то!» – мысленно казнила себя Зоя, с невероятным облегчением усаживаясь на место.
Вообще-то хорошо, что у Зои хватило ума не смотреть на Фишкина, потому что если бы она бросила взгляд в его сторону, то очень огорчилась бы. Похоже, Фишка не слышал ни одного слова из Зоиного выступления. В это время он бурно обсуждал с Кузьминым достоинства и недостатки новенькой «Моторолы», которой тот решил похвастаться перед одноклассниками.
3
– Что это ты, Зоенька, последние дни рассеянная какая-то? Посмотри, ты Чаку в миску макароны положила! Он их разве ест? – Татьяна Ивановна стояла на пороге кухни и внимательно разглядывала внучку.
Вернувшись от сестры, она с удовлетворением убедилась, что Зоя на самом деле самостоятельный, взрослый человек. Только… Вот уже несколько дней на лице внучки частенько появлялось мечтательное и вместе с тем печальное выражение. Будто мысли ее витают где-то далеко-далеко, в каких-то иных мирах и возвращаться к действительности в ближайшем будущем не собираются. Впрочем, так ведь оно и было.
Возвращаясь домой после того самого вечера поэзии, Зоя уже точно знала, что она любит Вадима. То, о чем она читала в романах, теперь происходило с ней самой и наполняло ее однообразную жизнь новым счастливым содержанием.
Любовь всегда была для Зои чем-то абсолютным и незыблемым, так уж она была воспитана, вернее, она так сама себя воспитала, с детства зачитываясь любовными романами.
Теперь по утрам, собираясь в школу, Зоя подолгу стояла перед бабушкиным трюмо пятидесятых годов прошлого века. Придирчиво разглядывая себя в зеркало, она поворачивала боковые створки так и этак, стараясь увидеть одновременно и свой профиль, и затылок. Ничего привлекательного, по ее мнению, она там не находила и очень комплексовала по этому поводу.
«Ну почему я такая некрасивая? – чуть не плача, думала девушка – Что это за нос с дурацкой горбинкой? А волосы? Какие-то перья торчат в разные стороны, даже стрижка не спасает! Еще и родинка на щеке… Одни глаза ничего, большие и ресницы загнуты кверху. Хотя ресницы могли бы быть и погуще. Ну, и зачем ему смотреть на такую „красавицу“, что он увидит? Жалкую серую мышь! А он… он необыкновенный, ни на кого не похожий, самый-самый лучший! И я так его люблю и всегда буду любить, а он даже не подозревает об этом. И никогда, никогда не узнает…»
Доведя себя до состояния полной безнадеги, Зоя с тяжелым сердцем отправлялась в школу. Она отчаянно завидовала Лу, ее эффектной экзотической внешности, ее умению независимо и как бы свысока обращаться с мальчиками. Инстинктивно Зоя старалась держаться поближе к красавице Лу. Ей нравилось наблюдать за ней: как та разговаривает, смеется, как сердится, нахмурив брови, – все в ней вызывало у Зои восхищение. Ей безумно хотелось быть такой, как Лу, – уверенной в себе, без комплексов по поводу внешности, независимой и решительной.
– Зоя, тебя к телефону! – донесся из прихожей бабушкин голос.
Девушка удивилась: кто бы это в половине десятого?
Держа в руке чашку с горячим чаем и прихлебывая из нее, Зоя прижала трубку к уху:
– Алло… Кто это?
– Привет! Это Вадим…
Сердце ухнуло куда-то вниз, Зоя едва не выронила из рук чашку, а на том конце провода между тем продолжали как ни в чем не бывало:
– Я, собственно, вот по какому вопросу… У тебя, случайно, нет какой-нибудь книжонки про Норвегию? Или там про Швецию? Ну, про любую скандинавскую страну, короче.
– Кажется, что-то такое должно быть… – Зоя судорожно соображала. – А зачем тебе?
– Да по географии реферат надо сварганить про быт и обычаи скандинавских стран! У меня там пропусков многовато, вот хочу исправить положение. Я уже почти всех обзвонил, везде облом…
– Да-да, я поищу обязательно и принесу в понедельник в школу. Хорошо?
– Не, не годится, – решительно возразил Вадим. – Мне завтра нужно. Хочу в выходной этим заняться, а то на неделе некогда будет.
– Но… как же быть? – спросила Зоя, слушая гулкие удары собственного сердца, оно вот-вот норовило выскочить наружу.
– Да очень просто, – последовал незамедлительный ответ. – Давай я к тебе забегу завтра с утречка и возьму книжку. О’кей? Адрес-то продиктуешь?
Зоя не верила своим ушам и своему счастью. Это что же получается? Всего через несколько часов она распахнет дверь, и ее любимый, единственный, самый дорогой на свете человек будет ходить по ее квартире, сидеть в ее кресле, рассматривать ее книги на полках, пить чай с пирожными? И она сможет вот так запросто болтать с ним о пустяках, а может быть, и о серьезных вещах, кто знает? А может, с этого нечаянного визита начнутся у них с Вадимом какие-то отношения, и она, пусть не сразу, конечно, но когда-нибудь все-таки сможет открыться перед ним, рассказать о своей любви? Все это казалось ей нереальным, сказочным сном, чем-то таким, чего в жизни просто не может произойти ни при каких обстоятельствах… В ее жизни, во всяком случае, точно.
Недавно Зоя, прочитав очередной любовный роман, спросила бабушку:
– Ба, а почему не принято девушке первой признаваться в любви своему парню? Ведь это несправедливо, ты как считаешь?
– Ну как тебе сказать, Зоенька… Нередко первая любовь бывает невзаимной… А в таком случае, сама понимаешь, девушка ничего, кроме унижения, а часто и насмешки взамен на свои чувства не получает.
– Я так не думаю, – возразила тогда Зоя. – Разве любовь – это унижение? Разве любить стыдно? Что-то ты, бабуля, недопонимаешь, прости.
И вот теперь, после неожиданного звонка Вадима, уже лежа в постели, Зоя представляла, какими словами она расскажет Вадиму о своей бесконечной, невыразимой любви.
«Он же совсем другой, необыкновенный, я уверена, он все поймет! По-другому просто и быть не может! – думала Зоя, растроганная собственными иллюзиями. – А что, если книжки только предлог? Что, если Вадим сам ищет встречи со мной? И неважно, что в школе он ведет себя так, будто у меня на голове шапка-невидимка!»
Разбушевавшаяся фантазия уносила девушку все дальше и дальше от реальности.
Проснувшись на следующее утро в прекраснейшем настроении, Зоя с особой тщательностью оделась и причесалась, дольше обычного вертясь перед зеркалом. После придирчивого изучения своего гардероба она остановилась на бежевых расклешенных брюках и черном блузоне с открытым воротом из красивой переливающейся ткани. Зоя была уверена, что черный цвет ей к лицу, и это в самом деле было так.
– Куда это ты нарядилась с утра пораньше? – удивилась бабушка.
Глаза у внучки блестели, а на щеках играл румянец, что являлось верным признаком сильного волнения.
– Ба, ко мне должны прийти, скоро уже, наверное… У нас есть что-нибудь к чаю? Только уж не печенье твое овсяное, понимаешь? Ну, тортик там или рулет с кремом, а?
– Да нет ничего такого… Что ж ты не предупредила заранее, я бы хоть пирожков с яблоками напекла!
– Бабулечка, миленькая, ну, пожалуйста, сходи в магазин, купи что-нибудь вкусненькое! – запричитала Зоя, нервно поглядывая на круглые настенные часы, висевшие над обеденным столом.
Ни о чем больше не спрашивая, Татьяна Ивановна взяла сумку и, накинув синюю джинсовую куртку с капюшоном, вышла из квартиры.
– Так, что еще? Немного духов не помешает… Может, туфли на каблуке надеть? Нет, слишком парадно, ладно, пусть тапочки остаются, я все же дома… Так, чайник поставить, чтобы сразу был горячий… – бормотала Зоя, суетливо носясь по квартире. Нервы ее были взвинчены до предела, глаза горели лихорадочным блеском. – Ой! Я же книжку забыла поискать, вот растяпа! Так, на полках ее нет, в секретере тоже нет. Где же она может быть? Ага, вот она, в тумбочке, вместе со словарями и атласами.
Зоя присела на корточки и извлекла из-под тяжелого толкового словаря небольшую книгу в темно-зеленом твердом переплете, которая принадлежала ее маме. На обложке был изображен горный пейзаж, а над ним крупными темно-синими буквами написано: «В стране странностей».
Звонок прозвучал так резко и неожиданно, что Зоя вздрогнула: так всегда – даже если очень ждешь звонка, он все равно застает врасплох.
Бросив еще раз пристальный взгляд в бабушкино трюмо, она распахнула дверь. Так и есть, на пороге стояла мечта всей ее жизни – Вадик Фишкин собственной персоной.
– Привет! Ну что, нашла книжку?
– Нашла… ты проходи… Хочешь, я тебе свою комнату покажу? – бодро воскликнула Зоя, чутко уловив, что как только ее любимый получит желаемое, то немедленно испарится.
«Стесняется», – с нежностью подумала она, а вслух повторила:
– Проходи…
– Зачем? – искренне удивился Фишкин. – Я спешу. Меня внизу Колька Пустошкин из десятого «А» дожидается. Решили в кино махнуть, там клевый боевичок идет… Надо оттянуться после трудовой недели.
– Ты ж говорил, что сегодня над рефератом работать будешь, – кокетливо сощурилась Зоя.
– Да ладно, успеется, – отмахнулся Вадим. – Ну, давай тащи свой «источник знаний».
– А давай чаю попьем? Сейчас бабушка тортик принесет…
– Какой еще тортик? Слушай, запарила ты меня… Даешь книжку или как? – В голосе Вадима явно слышалось раздражение.
Зоя почувствовала, как нелепо прозвучало ее предложение, и немедленно залилась краской. «Вот дура, человек говорит, что спешит, а я со своим чаем лезу», – устыдилась она.
Больше поводов для удерживания Фишкина у нее не было. Секунду помедлив и ничего умного не придумав, Зоя с упавшим сердцем поплелась за книгой.
– На, держи… Можешь не торопиться, я ее уже много раз читала.
Фишкин уже собрался выйти на лестничную клетку, когда дверца платяного шкафа, видневшегося из комнаты, скрипнула и из его недр лениво выполз Чак. Видимо, он услышал голоса в прихожей и решил проверить, не собираются ли его оставить одного. Красавец-кот с достоинством прошествовал к хозяйке и стал тереться об ее светлые брюки.
– Британец! – оживился Фишкин. – Тот самый? Чем ты его кормишь, такого здоровущего?
Зоя, обрадовавшись, уже открыла было рот, чтобы изложить ежедневный рацион Чака, но тут же поняла, что вопрос был чисто риторическим.
– Ну, бывай, толстый, покедова! – попрощался с котом Фишкин и, небрежно кивнув Зое, помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Захлопнув за Вадимом дверь, Зоя в полнейшем отчаянии плюхнулась в кресло. Она была раздосадована и обозлена. Злилась она в основном на себя саму. Сейчас, взглянув как бы со стороны на разговор с предметом своей тайной, как ей казалось, любви, она придирчиво анализировала каждое слово и каждый взгляд Вадима.
Правда, «взгляд» – это громко сказано, так как пытаться поймать бегающий взгляд Фишкина – дело безнадежное. Но влюбленную девушку эта не очень-то приятная особенность избранника абсолютно не смущала.
«Я просто клиническая идиотка! – в полном отчаянии накручивала себя Зоя, еле сдерживая подступившие к глазам слезы. – Навыдумывала какие-то отношения… чай с пирожными… Ему на самом деле нужна была книга и ничего больше! Он и обратился ко мне в самую последнюю очередь, сам же сказал, что всех уже обзвонил… А я, как полная дура, вырядилась, хорошо еще, на каблуки не взгромоздилась, вот прикольно смотрелась бы! Да он вообще не взглянул на меня ни разу, коту больше внимания уделил, чем мне… Еще и бабулю заставила за дурацким тортом бежать, вот стыдобища!»
Когда вернулась Татьяна Ивановна, держа в руке картонную цветную коробку, перевязанную веревочкой, Зоя находилась в самом разгаре самобичевания. Она мрачно посмотрела на коробку с тортом и, подняв на бабушку покрасневшие от слез глаза, виновато пробубнила:
– Ба, ты прости меня, ладно? Не нужен никакой торт… уже… Ты лучше скажи, ба, почему меня никто не замечает? Я что, такая неприметная или причина в чем-то другом? Может быть, у меня энергетика какая-нибудь дико отрицательная?
– Зоенька, девочка моя… – Татьяна Ивановна не смогла сдержать улыбку. Она поставила коробку с тортом на стол, подошла к внучке. – Энергетика у тебя что надо и внешность твоя здесь ни при чем… Помнишь, я говорила тебе, что первая любовь очень часто бывает невзаимной. Да и не первая тоже, если разобраться… – Бабушка провела рукой по Зоиным волосам. – И никакая ты не неприметная, а совсем даже наоборот. Ты достаточно привлекательна, чтобы нравиться ребятам, в тебе есть обаяние, и глаза у тебя хорошие, уж я-то вижу. Просто так бывает в жизни и, к сожалению, ничего с этим не поделаешь.
– Но если все так, как ты говоришь, почему я для него пустое место? Почему именно я? Почему, ба? – У Зои не было ни сил, ни желания прятать от бабушки свои чувства, тем более что ей было ясно: мудрая бабуля уже все поняла с полуслова.
– Хочешь совет? – Татьяна Ивановна лукаво посмотрела на Зою, выдержала паузу и продолжила, чуть понизив голос: – Постарайся выделиться из толпы хоть чем-нибудь. Мне кажется, в этом возрасте мальчишки падки на яркость, неординарность. Кстати, а ты уверена, что именно этот человек тебе нужен?
– Да, бабуля, именно этот! Он самый лучший, самый-самый, понимаешь? – дрожащим от слез голосом заявила Зоя.
– Ну и хорошо… А теперь давай чай пить. С тортиком. Не зря же я аж в супермаркет за ним бегала! В булочной у нас одни булочки с маком, да и то вчерашние.
Спокойный тон бабушки, ее непоколебимая уверенность, что с внучкой все в порядке, что никаких таких дефектов ни во внешности, ни в чем-то другом у нее нет, пусть не надолго, но все же успокоили Зою, и, слабо улыбнувшись, она поплелась накрывать на стол.
Дождавшись, пока бабушка уйдет отдыхать в свою комнату, Зоя принялась бесцельно бродить из угла в угол. Ее мысли разбегались в разные стороны, а порой снова норовили умчаться в заоблачные дали, но усилием воли Зоя возвращала их на грешную землю.
«Хватит, намечталась уже, фантазерка! Получила по носу и правильно получила!» – снова распаляла себя Зоя, но уже без особой злости. Она схватила с полки первый попавшийся сборник Вознесенского и наугад раскрыла его.
«Как все-таки здорово он пишет! Максимум смысла при минимуме слов… И слова-то все самые обыденные, каждодневные, а такой грустью веет от них!» – мысленно удивлялась чужому таланту Зоя.
Ей вдруг захотелось самой выразить свои рвущиеся на свободу чувства в стихотворных строчках. Просто попробовать. А что, если и у нее получится? Зоя уже успела узнать, что ее одноклассница Галя Снегирева пишет хорошие стихи, и позавидовала ей, что называется, белой завистью. Она вообще была уверена, что Бог не дал ей ни одного таланта или просто даже способности к чему-нибудь, поэтому совершенно искренне восхищалась людьми, умеющими петь, играть на музыкальных инструментах, рисовать, танцевать, сочинять стихи и прозу, смешить публику или же, наоборот, заставлять ее рыдать. Неуверенность в себе и природная застенчивость катастрофически мешали Зое попробовать себя в творчестве. Но сейчас она, возможно впервые в жизни, испытала столь сильные эмоции, пусть даже со знаком «минус», которые оттеснили все ее комплексы и неуверенность в себе на задний план.
Зоя попыталась сосредоточиться, закрыла дверь в комнату и села в кресло. Вадим стоял перед ее мысленным взором, что называется, в полный рост. Она отчетливо «видела» его удлиненное лицо, густые блестящие волосы, даже зеленовато-серые глаза умудрилась разглядеть и запомнить. Наверное, она была единственным человеком в классе, сумевшим это сделать.
Поделиться книгой: