Помоги проекту - поделись книгой:
Потом они отошли в сторону, не сводя глаз с сейфа… Откуда-то сверху мягко упал балдахин, расшитый какими-то пестрыми райскими птицами. Он прикрыл сейф всего на мгновение и тут же взвился кверху…
А возле сейфа с распахнутой дверцей уже стоял улыбающийся Жакоб, небрежно помахивая чудовищно запутанной и переплетенной веревкой.
— Как видите, для этого вовсе не нужно быть йогом! — громко объявил он, когда стихли аплодисменты,
С видом человека, которому настала пора отдохнуть, Жакоб лениво подошел к невысокому ложу в глубине сцены — вроде тахты, покрытой узорчатым ковром. Он сдернул это покрывало, и я содрогнулась.
Вместо тахты под покрывалом оказалась доска, ощетинившаяся, словно еж, длинными стальными остриями, зловеще сверкавшими в ярком свете софитов!
Даже смотреть на них было страшно. А Жакоб как ни в чем не бывало сначала уселся на эти острия, по-восточному скрестив ноги, потом лег, вытянулся да еще поворочался, словно укладываясь поудобнее на мягкой тахте.
Так, опершись на локоть и полулежа на стальных остриях, он и начал следующий номер.
Откуда-то в его руках очутилась флейта, он заиграл на ней тягучую негромкую мелодию. И веревка, небрежно брошенная им на пол после чудесного освобождения из сейфа, вдруг ожила, начала извиваться, словно змея, и тянуться кверху. Вместо узлов на веревке вдруг откуда-то появились разноцветные платки — синие, красные, зеленые. Повинуясь мелодии, они скользили по веревке в причудливом танце.
Жакоб протянул руку — и все платки, будто пестрые птицы, перепорхнули с веревки к нему на ладонь. Фокусник сжал руку в кулак, снова раскрыл ладонь она была пуста, все платки исчезли неведомо куда.
— И для этого не нужно быть йогом, — сверкнув улыбкой, весело повторил он под аплодисменты зала.
А веревка уже исчезла…
Да, это был фокусник высокого класса. Всем своим видом Жакоб словно говорил: «Вот, друзья, я покажу вам несколько забавных трюков. В них нет ничего чудесного, но попробуйте-ка их разгадать!»
Ему вдруг чем-то не понравилась одна из сильных ламп, висевших над сценой. По его приказу служители вынесли лестницу, вместо обычных перекладин на ней были укреплены кривые сабли. Жакоб ударил по каждой сабле бамбуковой палочкой, чтобы показать всем, как они остры. С каждым ударом от палочки отсекался кусок, пока она не стала величиной с карандаш.
Фокуснику завязали глаза, и вот в тишине потрясенного зала он начал неторопливо взбираться по этой чудовищной лесенке, спокойно переступая босыми ногами с одного сабельного лезвия на другое… Стоя на двух лезвиях, он пытался с завязанными глазами достать лампочку, но никак не мог до нее дотянуться, рискуя в любой момент упасть.
«Что он еще выкинет?» — с тревогой подумала я. И в тот же миг в руке Жакоба неведомо откуда очутился большой старинный пистолет, и он выстрелил из него со страшным шумом в лампочку.
Звон стекла, вся сцена окуталась дымом…
А когда дым рассеялся, мы увидели Жакоба стоящим все еще наверху, только теперь он оказался без повязки на глазах и одетым; безупречно отутюженные брюки, коричневая рубашка с закатанными рукавами.
Раскланявшись на аплодисменты, он начал так же спокойно и не спеша спускаться по своей ужасной лестнице.
Пока он спускался, у него на груди возникло какое-то светящееся пятно. Он вдруг расстегнул рубашку — и все увидели, что у него в груди горит электрическая лампочка, явственно просвечивая сквозь кожу!
Жакоб показал еще несколько номеров, один удивительнее другого. А закончил он свое выступление тем, что какой-то багроволицый толстяк, приглашенный из зала, прострелил Жакоба из пистолета навылет карандашом, который предварительно пометили зрители. К этому карандашу была привязана длинная алая ленточка. Жакоб как ни в чем не бывало спустился в зал и зашагал по проходу, давая всем убедиться, что действительно прострелен насквозь именно тем карандашом, какой пометили…
Я поспешила скорее выскочить в коридор и опрометью кинулась из театра.
3. УВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ ПЛЕН
Проснулась я поздно, в десятом часу, и спустилась позавтракать в кафе. Было тихо и мирно. Я уже кончала завтрак, когда в дверь заглянула какая-то старушка в нелепой шляпке. Она окинула кафе придирчивым взглядом, на миг задержала глаза на мне, но заходить не стала.
Выйдя из кафе, я увидела старуху в холле гостиницы. Она сидела возле двери в кожаном кресле.
«Какая смешная старушенция», — подумала я.
Вдруг старушка выскочила из кресла и засеменила мне навстречу.
— Наконец-то, милочка! Я вас совсем заждалась, — набросилась она на меня так, словно мы были с нею знакомы целый век. — Хотела, чтобы вы позавтракали с нами, заезжала, но вы еще спали. Поздно вставать вредно, дорогая моя. И вообще как может молодая одинокая женщина ночевать в подобных заведениях?
Тут она поневоле сделала маленькую паузу, чтобы перевести дух, и я могла спросить у нее:
— Позвольте, кто вы и что вам надо? Мы, кажется, не знакомы, вы меня с кем-то спутали…
— Ничего не спутала, дорогая моя, — перебила она. — Никогда я ничего не путаю, хотя и восьмой десяток пошел. Тут каждый знает матушку Мари, спросите хоть первого прохожего…
— Но все-таки кто вы, матушка Мари?
— Как кто? — удивилась старушка. — Я экономка доктора Жакоба. Мы же разговаривали с вами вчера по телефону.
— Очень приятно с вами познакомиться, милая матушка Мари, — сказала я. — Но не понимаю, зачем я вам понадобилась.
— Как зачем? Доктор Жакоб ждет вас.
— Доктор черной и белой магии, — насмешливо кивнула я. — Как же это он узнал, где я остановилась? Хотя при его способностях…
— Почему черной и белой магии? — старушка так обиделась, что мне стало стыдно за свой насмешливый тон. — Он доктор философии, милочка. Крупный ученый, его во многих странах знают. А фокусами он увлекается с детства, я же его вскормила, знаю. Что же в этом плохого? И никакая магия тут ни при чем, это все глупые суеверия одни. Адрес ваш нам дал шофер такси. Он всегда дежурит у театра, а швейцар видел, как вы садились в машину.
— Я никуда не поеду…
Но спорить с этой старушкой было невозможно. К тому же мне вдруг стало любопытно увидеть доктора Жакоба в домашней обстановке. Может, он и дома сидит в чалме на остриях гвоздей или созерцает нирвану, как это делают, говорят, йоги?
— Хорошо, сдаюсь, — сказала я. — Сейчас вызову такси, и едем…
— Зачем такси? У нас есть своя машина, она ждет у подъезда.
Матушка Мари преспокойно заняла место за рулем. В полной растерянности я села рядом с ней. Мотор взревел, и мы рванулись с места.
Матушка Мари остановила машину перед небольшим особняком, прятавшимся в зелени густо разросшегося садика на одной из окраинных улочек возле набережной, и победно посмотрела на меня.
Навстречу нам по усыпанной гравием дорожке уже спешил от дома доктор Жакоб. Он широко улыбался — наверняка видел из окна, как лихо мы подкатили.
— Здравствуйте, мадемуазель… — поклонился он. — Простите, наше вчерашнее знакомство получилось несколько сумбурным, так что я даже не успел спросить, как вас зовут.
— Клодина Дрейгер, — сухо ответила я.
— Очень приятно, — он снова учтиво поклонился. — Прошу.
Сегодня он выглядел вполне прилично, и его в самом деле можно было принять за доктора: отлично сшитый костюм, безукоризненная рубашка, хорошо повязанный галстук модных тонов. Вот только, пожалуй, кажется, еще моложе без вчерашнего грима, да улыбка не сходит с губ, не солидно.
Мы поднялись на крылечко из трех ступенек, вошли в тесноватый, но уютный холл.
— Вам наверх, а я пойду прямо на кухню, — скомандовала матушка Мари, Надо скорее приготовить завтрак, а то наша гостья умрет с голоду.
— Но я завтракала, — всполошилась я и умоляюще посмотрела на доктора Жакоба, но он только развел руками:
— С ней не поспоришь. Я, во всяком случае, давно уже не пытаюсь — с детства. Прошу вас.
Признаться, я перешагнула порог двери, которую он предупредительно распахнул передо мной, с некоторой опаской. Кто их знает, этих факиров! Может, они держат дома удава или коллекцию отрубленных голов?
Но кабинет, в который мы вошли, оказался вполне обычным и современным. Над письменным столом аккуратная табличка:
«Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших знаний Мы только обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее признать их существующими
Никакой таинственности и восточной роскоши. Я даже разочаровалась.
Мы сели в кресла.
— Чем больше я размышляю о вашем деле, тем все подозрительнее оно мне кажется, — начал доктор Жакоб. — Поэтому я даже решил отложить гастроли, не уехал, чтобы нынче непременно повидаться с вами.
— Спасибо, вы очень любезны, но, наверное, это напрасная жертва. Ведь вы сами вчера сказали, что тут нужен психиатр.
— В этом следует еще разобраться, — задумчиво проговорил он, закуривая сигарету. Я не сводила с него глаз. Заметив это, он рассмеялся.
— Не бойтесь, я не стану вас пугать больше. Ведь сегодня у меня нет выступления.
— А как вы это делаете?
— Очень просто. Вот так, — и, насмешливо сверкнув глазами, доктор Жакоб ловко продел горящую сигарету сквозь щеку.
Я не спускала с него глаз.
— Н-да, — сказала я. — А вы в самом деле доктор?
— Предъявить вам диплом Сорбонны? Или Цюрихского университета? Я их оба окончил и в самом деле специалист* психолог. Вот мои научные труды, — он небрежно махнул в сторону книжных полок.
— А зачем вы занимаетесь всякими фокусами? — Я неопределенно покрутила у себя перед носом растопыренной пятерней. — Зачем выступаете в каких-то балаганах?
— Потому что мне это нравится. Увлекаюсь с детства благородным искусством волшебных иллюзий и магических превращений. Напрасно вы отзываетесь о нем так презрительно. Это весьма древнее искусство. Еще в библии пророк Моисей соревнуется в чудесах с профессиональными фокусниками египетскими жрецами.
— Но все-таки… доктор философии одурачивает доверчивых простаков в варьете. По-моему, это противоестественно.
— Наоборот, знакомство с магами и волшебниками помогает моей научной работе. Я занимаюсь изучением скрытых резервов человеческого организма, человеческой психики прежде всего. «Познай самого себя» — этому мудрому завету две с лишним тысячи лет, а мы пока еще очень мало знаем о себе. Знакомство с удивительными достижениями моих славных друзей — цирковых фокусников, факиров, современных йогов, как вы выражаетесь, — дает немало интересного материала для исследований в этой сложной области. Я у них многому научился.
— Я имела удовольствие в этом убедиться. Но как вы ухитряетесь лежать на этих ужасных гвоздях?
— Очень просто. Немножко элементарной физики и арифметики. Болевые ощущения возникают, если на одно острие приходится груз в пятьсот-шестьсот граммов. Площадь моего лежащего тела — около двух тысяч трехсот квадратных сантиметров, на каждый из них приходится по одному острию, а вешу я семьдесят килограммов. Если вы возьмете карандаш и сделаете несложный подсчет, то убедитесь, что на каждое острие приходится всего-навсего по тридцать граммов тяжести. Так что я лежу как на диване.
— Так просто? — разочарованно протянула я. — А сабли? Ведь они острые?
— Острые, — согласился он. — Только заточены и направлены особым образом, так что я ступаю по ним без риска порезаться. Конечно, нужна тренировка.
— Значит, все сплошное жульничество…
Кажется, он обиделся, потому что поспешно ответил:
— А освобождение из цепей и пут? Таких мастеров — мы называем их на своем профессиональном жаргоне клишниками — немного осталось на свете. Тут весь фокус в том, чтобы при сковывании умело напрягать мускулы, значительно увеличивая их размер, а потом уметь быстро их расслабить. Я могу при этом даже смещать кости в суставах и задерживать дыхание на две минуты. Такое владение своим телом дается лишь после многолетней тренировки.
— Да, это ловко у вас получается, — согласилась я. — Но как же все-таки вы ухитрились так быстро выбраться из запертого сейфа? Вы в самом деле умеете проходить сквозь стены?
— Умею, — улыбнулся он.
— Как? Научите меня!
— Ну, во-первых, этому сразу не научишься. Начинать надо с детства. А потом: я не имею права разглашать посторонним все профессиональные секреты. Таков у нас кодекс чести, у фокусников…
Он неожиданно взмахнул рукой, словно ловя надоевшую муху, — ив руке у него откуда-то взялась новая сигаретка. Жакоб стал прикуривать, держа зажигалку в некотором отдалении. Сигарета вдруг стала тянуться к огню и превратилась в сигару!
Я захлопала в ладоши и, как девчонка, закричала;
— Еще! Еще!
Но тут дверь открылась, на пороге появилась раскрасневшаяся от кухонного жара матушка Мари в белом накрахмаленном передничке и грозно спросила:
— Долго я буду вас ждать?
Мы прошли в маленькую столовую, сели друг против друга за стол.
— Вы ловкий человек, доктор. Но чем вы можете помочь моей тете? спросила я.
— Да, вот именно, вернемся к вашей тете, — усмехнулся он. — Я должен досмотреть ее. Вполне возможно, у нее обычное психическое расстройство. Тогда мы поищем более опытного специалиста, раз вы мне не доверяете, и он ее быстро вылечит.
— Но она давно ничем не болела. За последний год, насколько я помню, обращалась к врачам только дважды, и то по пустякам — к дантисту да к глазнику. Доктор Ренар, местный врач, который каждый день бывает у нас и давно стал как бы членом нашей семьи, считает, что у тети прекрасное здоровье для ее возраста!
Жакоб задумался, отсутствующим взглядом уставившись в свою тарелку, потом поднял голову и спросил:
— Как же проявляются галлюцинации у вашей тети, расскажите толком.
— Ну, началось все с того, что месяца три назад она стала слышать по ночам какой-то голос. Он требовал, чтобы тетя покаялась в грехах, одумалась, переменила свою жизнь и посвятила остаток ее богу. Потом он начал всячески нахваливать секту «Внимающих Голосам Космического Пламени» и потребовал, чтобы тетя им помогла. Она уже дважды переводила им в Берн довольно крупные суммы, и каждый раз голос хвалил ее за это.
— Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги?
— Голос назвал. Проснувшись утром, она его прекрасно помнила, хотя вообще-то память у нее не очень хорошая на цифры и адреса.
— Любопытно, — пробормотал Жакоб. — Очень любопытно. А сама она посещала сборища этой секты?
— Нет. Ни разу у нее не возникало такого желания.
— Странно… А как ей слышится этот голос — звучит внутри или доносится откуда-то извне?
Поделиться книгой: