Любовь из легенды

– Ну… со злодеем дело плохо, – огорчилась Маша. – Кандидата нет, а вот на роль Гуттиэре… – она посмотрела на Ольгу, – догадайся с трех раз, кто подойдет.

– Если вы думаете, что я, – испугалась Ольга, – то я не подойду, потому что не смогу, потому что…

– Ты тут ни при чем, – с сожалением посмотрела на нее Маша. – Ты, конечно же, не похожа, а вот мы с Александрой… Ты только посмотри! – она подскочила к сестре, вытащила у нее из волос заколку и распушила темные волнистые пряди вокруг головы. – Вылитая Гуттиэре. И тоже в квадрате. Да эта фрекен Бок от страха нам не только фотографии отдаст, а еще и свои фамильные драгоценности на тарелочке с голубой каемочкой принесет!

– Ну… не знаю… – с сомнением покачала головой Ольга и придирчиво оглядела близняшек. – Что-то мне не кажется, что вы на нее похожи…

– Просто ты, видимо, давно фильм смотрела, а мы всего неделю назад. Помнишь, Сашка, мама нам еще сказала, что мы у нее красавицы не хуже Вертинской? Вот, я даже фамилию актрисы вспомнила.

– Было такое, – подтвердила Саша. – Но даже если мы и не очень похожи, то после лицезрения двух живых амфибий от страха нас вполне можно за двух Вертинских принять.

– Ой, девчонки, заманчиво, конечно, разыграть Капитолину, но не верится мне, что это получится. Пожилые женщины сейчас очень осторожны, чужим людям ни за что просто так дверь не откроют. На Катаняна, например, фрекен Бок в глазок смотрела, а разговаривала исключительно сквозь закрытую дверь.

– А человек-амфибия ей, между прочим, не чужой, а воспоминание молодости и одновременно лицо с украденных фотографий, – возразила Маша.

– Глазок здорово лица искажает, и на темной лестнице очень трудно будет отличить Ихтиандра от матерого уголовника, – продолжала сомневаться в успешности предприятия Ольга. – Капитолина наверняка подумает, что над ней Катанян прикалывается.

– Значит, надо придумать что-нибудь такое, что заставит эту фрекен Бок распахнуть дверь как можно шире.

– Машка на такое вполне способна, – заявила Саша. – Давай, сестричка, поскрипи своими мозгами будущей капиталистки, предпринимателя и менеджера в одном лице!

– Ну… например, можно запустить вперед Ольгу, – тут же начала скрипеть мозгами Маша, – с каким-нибудь продуктовым набором из мэрии или от какого-нибудь депутата.

– Какие еще депутаты? Никаких выборов сейчас нет! – Ольге очень не хотелось «запускаться» к Капитолине.

– Подумаешь, нет! А ты прикинешься, что есть. Например, будешь вступать в партию помощи пенсионерам. Тут какой хочешь пенсионер клюнет!

– Нехорошо это как-то, Маша! – пожала плечами Ольга.

– А хорошо доводить подругу до сердечного приступа? – продолжала наступление деятельная москвичка.

Ольга, уже десять раз пожалевшая, что рассказала близняшкам о фрекен Бок, окончательно сникла.

Поздним вечером в постели Ларионовой очень хотелось на сон грядущий подумать о Саше Добровольском, но думалось, как назло, только о Капитолине. В конце концов, как не раз уже бывало после каких-нибудь переживаний, Ольге приснился препротивный сон о человеке-амфибии, который плавал в аквариуме у фрекен Бок, разгоняя волны крутящимся на спине карлсоновским пропеллером. Ольга несколько раз пыталась покормить амфибию сухим мотылем из майонезной баночки, но кошка Амалия, сидящая на цепи у аквариума, отгоняла ее заливистым лаем сторожевой собаки.

Глава 10

Фрекен Бок мало не покажется!

Следующий день зимних каникул для девятиклассников и их гостей был свободным от мероприятий. Москвичи получили право по своему усмотрению погулять по городу, посетить магазины, новых питерских приятелей или просто вволю отдохнуть от новых впечатлений и выспаться. Ольге же выспаться не дали. Неугомонная Маша растолкала ее часов в девять утра и стала призывать позвонить Калинкиной.

– С ума ты сошла, – зевнув, недовольно пробормотала Ольга. – Не знаю, как у вас там, в Москве, а у нас в каникулы все спят часов до одиннадцати…

– Так ведь и всю жизнь можно проспать! – как всегда, очень убедительно заявила Маша и решительно сдернула с нее одеяло. – Вставай!

– Вот интересно знать, – Ольга с завистью посмотрела на сопящую на кресле-кровати Александру, – почему ты сестрицу не будишь? Жалко родную кровиночку?

– Мне тоже интересно знать, у кого неприятности, у нее или у тебя?

– Какие у меня неприятности? – Ольга моментально вскочила с постели, решив, что спросонья действительно забыла что-то важное.

– У кого фотографию амфибии украли?

– Фу ты! Напугала! – выдохнула Ларионова и тут же снова улеглась в постель, решив заснуть назло этой сумасшедшей Машке, но глаза почему-то совершенно не желали закрываться. Тогда Ольга села, спустив босые ноги на пол, и сказала: – Уверяю тебя, Калинкина еще и не думала просыпаться, несмотря на все катаняновские неприятности. Давай позвоним ей попозже, а!

Маша с обиженным видом пожала плечами, и Ольга, чтобы загладить неловкость, решила расспросить москвичку о Добровольском.

– Маш! Ты лучше расскажи, как вы… как у вас… ну, словом, как у тебя все получилось с нашим Пашкой… раз уж мы все равно не спим…

Если сравнить данный разговор двух девочек с шахматной партией, то Ольгин вопрос можно было бы приравнять к рокировке в длинную сторону. Она ловко подменила один обсуждаемый объект другим, да еще таким, о котором Машка готова была говорить очень долго, уходя от фрекен Бок все дальше и дальше, в самую длинную сторону.

– Я сразу, еще на платформе вашего вокзала, заметила, что он на нас запал, – моментально забыв про чужие проблемы, отозвалась Маша. – День, правда, еще сомневалась, на кого: на меня или на Александру, но уже на дискотеке все стало ясно.

– Что именно? – осторожно, чтобы не сбить с рассказа москвичку, спросила Ларионова.

Маша улыбнулась так довольно, как улыбалась кошка Амалия в Ольгином сне, когда облаяла ее и отогнала от аквариума.

– Стало ясно, что моя сестрица его заинтересовать не может, поскольку ему не нужны легкие победы.

– И как ты сразу умудрилась это вычислить?

– Так это же у него на лице написано!

– По-моему, ничего у него там не написано, разве что родинка над губой будто нарисована, – не согласилась Ольга.

– Ты не понимаешь! Не зря я хочу быть менеджером, причем, может быть, как раз по подбору персонала в фирмы. Я людей насквозь вижу! Я сразу увидела на ихтиандрообразном лице одного из ваших Ихтиандров, то есть на Пашкином, скуку, когда он смотрел на девчонок.

– Ты хочешь сказать, что раз ему понадобилось каких-то четыре дня, чтобы уломать тебя пойти с ним на концерт, то это и есть трудная победа?

– С чего ты взяла, что он поверил в свою победу? Я ему сказала, что мы с Александрой давно мечтали побывать в Октябрьском зале и что неплохо было бы, если бы он отдал ей свой билет, поскольку сам он в Питере живет постоянно и в этот зал всегда успеет.

– А он что?

– А он сразу стал вилять. Это, мол, последний концерт какой-то заезжей группы, что он давно мечтал увидеть ее живьем, что нам с Александрой он завтра же купит другие билеты и т. п. и т. д.

– А ты?

– А я стала говорить, что пусть тогда идет на эту группу с братом, а мы с Александрой и без него можем купить себе любые билеты.

– А он?

– А ему крыть было больше нечем, и он начал откровенно меня уговаривать.

– И ты тогда уговорилась?

– Ничего подобного! Тогда я стала предлагать ему сводить в Октябрьский Панасючку или любую другую нашу девчонку.

– Слушай, Машка! Я ничего не понимаю! Нравится тебе Павел или нет?

– Очень даже нравится, – смущенно опустила глаза Маша, и было такое впечатление, будто до этого с Ольгой разговаривал совсем другой человек.

– Так чего же ты… Зачем его мучила?

– Я же тебе уже сказала! – Маша опять приобрела решительный и независимый вид. – Если бы я сразу согласилась, то в зал-то мы, конечно, сходили бы, но после он вряд ли куда-нибудь меня пригласил. Ему бы стало скучно со мной, как с остальными.

– И сколько времени ты собираешься таким образом дурить ему голову?

– По-моему, таким, как Павел, это наверняка надо делать всю жизнь, – весьма печально предположила Маша.

– А ты уверена, что тебя настолько хватит? Это ж нужна сумасшедшая сила воли!

– Ну… пока мы в Питере, я уж точно продержусь, а за жизнь, конечно, не ручаюсь. Да и что загадывать на всю жизнь? Мы скоро уедем. А ты ведь знаешь поговорку: «С глаз долой – из сердца вон!» И между прочим, еще совершенно неизвестно, кто из нас охладеет первым, он или я.

– Да-а-а, – протянула Ольга. – Я не устаю тобой восхищаться, Машка! Но ты все-таки скажи: что ты чувствуешь при всех этих твоих с Пашкой играх? Неужели тебе хорошо? Неужели не хочется просто любить без всяких премудростей?

– Еще как хочется, – вздохнула Маша. – Но если я выбрала Павла, то иначе, к сожалению, нельзя. Между прочим, он ведь даже и не догадывается, что я его сама выбрала… – Она опять вздохнула, а потом лукаво посмотрела на Ольгу: – Это небось твой Сашка уже прослезился и в любви признался по полной программе.

Ольга мгновенно покраснела так, что защипало в носу и ей отчего-то самой захотелось плакать.

– Можешь не отвечать! – расхохоталась в полный голос Маша. – Все и так ясно! Я еще вчера все просчитала, когда вас на лестничной площадке увидела. У Сашки было такое лицо, будто он только что продал тебе душу!

– А у меня? – улыбаясь сквозь сладкие слезы, спросила Ларионова.

– У тебя? – Маша, на минуту задумавшись, смешно сморщила носик. – А у тебя – будто тебе уже выдали аттестат о среднем образовании с пятерками по всем предметам.

Тут уж Ольга не выдержала и тоже громко рассмеялась.

– Вот противные! Поспать не дадут! – возмутилась разбуженная шумом Александра и села на кресле-кровати. – О чем хохочете, когда нормальные люди спят?

– Тебе, Сашка, это будет неинтересно, – подмигнула Ольге Маша. – Мы все больше о любви. А ты… спи спокойно, дорогой товарищ!

– Подумаешь! – хмыкнула Саша. – Да я с Антошкой могу в любой момент помириться… когда захочу. Просто я пока не хочу. А так… ему только свистни…

– Вот когда свистнешь, тогда и допустим тебя к нашему важному разговору, а пока и не пристраивайся. – Маша демонстративно повернулась к сестре спиной и обратилась к Ольге: – Ну вот! Теперь, по-моему, можно наконец позвонить Калинкиной.

– Вот тебе телефон, – Ларионова поставила на колени темпераментной москвички аппарат, – а вот Галкин номер, – и она нацарапала на обложке старой тетради цифры, – звони сама. Пусть вырванная из волшебного сна Калинкина на тебя собак спустит, а не на меня.

К удивлению Ольги, Галка оказалась уже вполне проснувшейся и готовой к сотрудничеству. Минут через двадцать они с Оксаной Панасюк уже звонили в дверь квартиры Ларионовых.

– Людмилу Васильевну забрали в больницу, и лучше ей, к сожалению, не становится, – доложила девочкам Галя.

– Нет, я все-таки по-прежнему не понимаю, как можно из-за какой-то фотографии так убиваться! – сердито заявила Маша. – И даже из-за самой лучшей подруги я бы ни за что не стала этого делать!

– Что ты вообще можешь понимать в подругах своим недалеким умом близнеца! – раздраженно осадила ее Калинкина. – Я вот, например, даже представить не могу, что бы со мной случилось, если бы Ольга так меня предала.

Ларионова тут же сделала самое верное лицо – во-первых, чтобы Галка ничего плохого про нее не подумала, и во-вторых, чтобы несколько охладить пыл замененджированной гостьи, которая возомнила себя хозяйкой их, питерского, положения. А Галка между тем продолжила уже совсем другим тоном:

– Вообще-то, девчонки, я думаю, тут дело уже не в амфибии и не во фрекен Бок. Людмила Васильевна просто разболелась, и процесс никак не остановить.

– Так вот, я как раз и хотела предложить некоторую комбинацию, которая поможет вернуть украденные фотографии, которые, в свою очередь, порадуют Санину бабушку, которая после этого, уже в свою очередь, начнет неминуемо и неумолимо поправляться.

По мере изложения Машей сути придуманной комбинации полупрезрительно сморщенное лицо Калинкиной начало трансформироваться сначала в заинтересованное, потом во вдохновленно-воодушевленное. Но через пару минут она все же с большим сомнением в голосе спросила:

– А вдруг Добровольские не согласятся?

– Согласятся! Никуда не денутся! – резко махнула рукой Маша. – Павла я беру на себя, а Ольга из Сашки, по-моему, может уже веревки вить и в любые узлы завязывать.

– Да ну! – восхитилась Галка.

– Точно! Мы с Александрой вчера видели, как они на лестнице целовались.

– Ух ты?! – только и смогла воскликнуть Калинкина, а Ольга с воплем «Хватит врать!» запустила в Машу подушкой.

Галка перехватила сей боевой снаряд, спрятала его себе за спину и по-деловому сказала:

– Все поцелуи обсудим после, а сейчас обмозгуем детали очень интересного Машкиного предложения. Например, что вы думаете на предмет того, что у близнецов слишком короткие и к тому же чересчур пушистые волосы?

– А мы их намочим, будто наши Ихтиандры только что вылезли со дна морского, – тут же нашлась Маша. – По мокрым особо и не разберешь, короткие они или просто так слиплись.

– Принимается, – кивнула головой Галка. – А родинки? У амфибии никаких родинок не было!

– Ну… они могли от времени и появиться…. в результате тоски по пропавшей фотографии… Гуттиэре… – продолжала с ходу придумывать Маша.

– Родинки – вообще ерунда, – встряла в разговор молчавшая до сих пор Панасюк. – Замазать их тональным кремом, да и все.

– Принимается, – снова кивнула Калинкина. – А одежда? Ихтиандры и джинсы – вещи несовместные!

По данному поводу никто не нашелся с ответом.

– Проехали! Будем думать об этом после. Время еще терпит, – опять взяла руководство в свои руки москвичка и заглянула в глаза каждой из присутствующих девочек. – Какие у вас еще есть вопросы и сомнения?

– С амфибиями пока все, – отрезала Галка, которая совсем не хотела передавать бразды правления в чужие – московские – руки. – Предлагаю для наших двух Гуттиэр взять у Ленки Соколовой и Таньки Прохоровой черные, расшитые цветами юбки, в которых они в своем ансамбле народного танца выступают. У подруги амфибии в фильме была почти такая же: черная и пышная.

– Точно, – подхватила Ольга, которую девчонки наконец заразили своей увлеченностью, – у них и жилетки есть для какого-то танца, молдаванески, что ли… Что-то подобное было и на Гуттиэре, если я не путаю.

– Не путаешь, – сказала Маша. – Мы же недавно фильм смотрели.

– А у моей мамы хранится маленькая блестящая сумочка, – вспомнила Галка. – Бабушкина еще! Помните, в фильме Гуттиэре примерно в такой жемчужное ожерелье кому-то там принесла?

– Знаете, девочки, мне кажется, что все это ерунда: сумочка, юбки, родинки… – засомневалась Панасюк. – Главное – разработать ситуацию. У вас есть сценарий, что делать, что говорить, как убедить вашу фрекен Бок отдать фотографии?

– Пока нет, – несколько увяла Маша, – но мы еще придумаем, вот увидишь. Кстати, можешь помочь придумывать. Ты же у нас умная…

– Н-не знаю, – покачала головой Оксана. – Подумать, конечно, могу, но ничего не обещаю…

– Ладно, – подвела итог Галка. – На сегодня и так много придумали. Может быть, парни еще что-нибудь подскажут. Ой, девчонки, – обратилась она к близняшкам, – мне так понравилось, как вы на дискотеке рок-н-ролл танцевали! Можете научить каким-нибудь движениям?

– Запросто, – отозвалась Маша, – хоть сейчас. Только хорошо бы под музыку, тогда будет легче. Но у тебя, – она вопросительно посмотрела на Ольгу, – конечно, ничего рок-н-ролльного нет?

– Такой музыки, как у вас, конечно, нет, но у папы много записей Элвиса Пресли. Там есть и рок-н-роллы.