Если влюбишься – молчи!

– Мы знакомы.

– Я догадываюсь, но хотелось бы видеть лицо и слышать настоящий голос.

– Перебьешься. Не тяни резину. Ты уверял, что у тебя есть ко мне вопросы. Задавай. Слушаю.

Леня шагнул вперед, но «чернокурточник» тут же резко остановил его:

– Стой, где стоишь!

Его «секьюрити» спустились вниз на две ступеньки и стали по бокам, картинно расставив ноги шире плеч.

– Стою, – усмехнулся Леня. – Антураж, как в идиотском сериале, честное слово!

– Быстро спрашивай, что хотел, или проваливай отсюда!

– Ну хорошо: скажи, зачем тебе все это надо?

– Что именно?

– Ну… вот это: шантаж, синяки, девчачьи украшения?

– Спрашивай по существу!

– Это по существу! Что тебе от нас надо?

– Вы должны заплатить!

– За то, что ты будешь молчать о наших мелких грешках?

– Какими бы мелкими они ни были, никто не хочет их оглашения, ведь так?

– А если мы все-таки пошлем тебя подальше? Всего лишь день-два позора, зато потом спокойная жизнь!

– Не пошлете. Вернее, кроме тебя, этого никто больше не сделает. А на ваши, как ты выразился, грешки мне наплевать. Они всего лишь инструмент для работы с вами. Заплатить вы должны за более крупный грех, если уж тебе нравится подобная терминология.

– И перед кем же мы так провинились?

– Передо мной.

– Да ну! – Пивоваров расхохотался. – У всех вместе – и один грех перед тобой: и у меня, и у Гийки, у Феклиста, у Семенова, и у Оксаны с Анжелкой, и даже у Юльки?

– Ты приплел лишних, но все так и есть: вы все виноваты передо мной.

– И чем же? Расскажи, пожалуйста! Тебе же наверняка хочется рассказать… уличить… Пригвоздить… Ну, расслабься! Приступай!

– Пожалуй, ты прав! Мне действительно надоело носить это в себе. Вспомни, Пивоваров, детский оздоровительный лагерь в Серове.

– Чего-чего? – растерялся Леня. – Какой еще лагерь? Ты что спятил?

– А разве ты не был в оздоровительном лагере в поселке Серово на Финском заливе?

– Был пару раз… в сопливом детстве… Классе в третьем…

– Правильно! Мы все как раз перешли из начальной школы в пятый…

– Н-ну… возможно… И что? Какой-то лагерь… В чем дело-то?

– Вспомни пятый отряд. Июль. Тогда было еще очень холодное и сырое лето. Сплошные дожди. Некоторых ребят родители даже домой забрали. Ну, вспомни! С потолка дачи текло в большой алюминиевый таз. Сначала звук капель мешал нам спать, а потом все привыкли и уже не замечали его…

Парню в маске так хотелось, чтобы Пивоваров вспомнил, что он даже неосторожно спустился на пару ступенек ниже своей охраны. Пожалуй, можно было бы сделать молниеносный выпад и… Но Леня вдруг вспомнил лагерь в Серове… Такое в его жизни, действительно, было. Он вспомнил тот старый погнутый таз и даже бесконечный звук плюхающихся в него капель. Гадкое, мокрое лето. Загорать и купаться, и даже играть в футбол было нельзя. На территории лагеря непроходимые лужи и грязь, а на футбольном поле во вмятинах у ворот – коричневые канавы. В дачах такая сырость, что на стенах выступили разводы буро-зеленой плесени. Постельное белье было постоянно влажным и холодным. Обогреватель не спасал. Лене тогда тоже хотелось домой, но родители отдыхали в пансионате на юге и знать не знали про его житье-бытье в Серове.

– Вспомнил! – понял «чернокурточник». – А теперь еще немного напрягись! Помнишь, как вы развлекались в тот месяц?

Парень заметно нервничал, и от этого волнения толстый шарф на его лице сбился в сторону. В его голосе стали проскальзывать знакомые ноты, но чьи, Пивоваров все-таки никак не мог понять.

– Развлекались? – переспросил Леня. – Чем в лагере можно развлекаться: настольный теннис, игры всякие, морской бой, телевизор, КВН. Ты давай ближе к делу!

– Я очень близко. Постарайся вспомнить Жабика!

Парень уже почти кричал, и Леня действительно все вспомнил.

Жабик! Такое прозвище было у худенького, почти прозрачного мальчика с острыми коленками и почему-то непропорционально большими, как ласты, ступнями. Именно за них он и получил свою кличку. Иногда его называли и злее – Жабой, но чаще все-таки Жабиком – за очень маленький рост. Еще Жабик отличался тем, что на его крошечном носике сидели чудовищной величины очки в темно-коричневой оправе. Два зеленоватых глаза плавали за толстыми стеклами, как рыбки в банках. Леня силился вспомнить фамилию или хотя бы имя Жабика, но ему это почему-то не удавалось. Тот парнишка в памяти Пивоварова навсегда слился со своим прозвищем. И потом… то лето было так давно, уже больше четырех лет назад.

Тогда над Жабиком потешались все кому не лень. Даже парнишка с прооперированной, но все равно довольно-таки уродливой заячьей губой. Он, кстати, иногда усердствовал больше других, может быть, мстя ни в чем не повинному ластоногому гномику за свои прошлые унижения и радуясь тому, что в отряде нашелся еще более презираемый человек, чем он. Жабику с его нестандартной внешностью и в теплое лето было бы несладко. Но все-таки ребята, занятые купанием, спортивными соревнованиями и прочими развлечениями, вязались бы к нему реже. А в то лето все изнывали от скуки, были злыми от холода и сырости. Жабику запускали в постель настоящих лягушек. «Это же твои родные братья! Гляди, у них точь-в-точь такие же ласты, – веселились ребята, когда видели слезы за стеклами очков несчастного мальчишки. – Ты плачешь, что не все смогли прискакать к тебе в гости? Завтра компания будет веселее! Прискачут все, кто сегодня не успел!» По ночам Жабика мазали зубной пастой, привязывали за ноги к прутьям кровати, а в столовой выпивали его порцию компота и съедали его фрукты.

– Слушай! – крикнул повзрослевшему Жабику Леня. – Но ведь я-то тебя не трогал! Точно помню! Чего тебе от меня-то надо?

– Не трогал, – усмехнулся Жабик. – Ну и что? Ты не мешал это делать другим. Ты не лучше их! Ты хохотал вместе с ними!

– Допустим… хотя я не очень помню… Это сейчас легко говорить «мешал – не мешал»… А тогда нам всего-то по девять-десять лет было. Я мог и не сообразить, что надо помешать. И… При чем тут девчонки? Оксанка? В нашем отряде не было девчонок! Только ребята!

– Были! – из тени от вагончика вдруг выступила Оксана. За ней жалась Юлька. – Ты просто забыл. У девочек была отдельная палата, но отрядом мы были одним.

Леня, увидев Оксану, досадливо поморщился, а парень в черной шапке с прорезями для глаз нервно дернулся:

– Ты все-таки ее привел?

– Нет! Я сама пришла! Он не знал! – Оксана во все глаза смотрела на парня в маске, потом вдруг охнула и пробормотала: – Не может быть…

– Сматываемся! – крикнул парень, но вовремя вынырнувшие из темноты, из засады, Кепа с Веретенниковым сработали быстро, скрутив за спинами руки его «секьюрити».

Леня молниеносным выпадом схватил за кисти Жабика. Подскочившая Оксана сдернула с него шапку с прорезями.

– Не-е-ет! – взрезал темноту отчаянный Юлькин крик.

Глава XV

Как же теперь верить людям?

В свете жалкой качающейся лампы по-прежнему чуть посверкивали мелкие капли дождя. Мокрые лица присутствующих с прилипшими к вискам, лбу или щекам волосами выражали полную растерянность. С закушенной губой, с сухим зеленоватым лицом перед ними стоял Книжный Червь – Саша Семенов.

– Сашка? Ты? Жабик? Как же это? – Оксана роняла вопросы, на которые совершенно не нужны были ответы.

От прежнего Жабика, кроме тонких, нервных, прозрачных пальцев, в Сашке не осталось ничего. Ластоногий жалкий мальчишка превратился в высокого, стройного молодого человека с зеленоватыми глазами и пушистой пепельной шевелюрой.

– Отпустите их, – Семенов кивнул на своих охранников, с которых еще не успели снять черные маскировочные шапки. – Они ничего толком не знают. Пусть уйдут. Я им просто платил, чтобы стояли рядом.

Не поверив, Оксана по очереди сдернула с парней шапки. Их лица действительно были никому не знакомы.

– Кто ж они такие? – спросил Леня.

– Эти ребята из школы, в которой я заканчивал восьмой класс. Повторяю: отпустите их. Они ни при чем. Просто стояли рядом.

– Просто стояли рядом? – Оксана с презрением оглядела Сашку. – Ты хочешь сказать, что лично, вот этими самыми своими музыкальными пальцами отдубасил наших парней?

Семенов не успел ничего ответить, так как к нему наконец подошла бледная до синевы Юлька и жалобно спросила:

– Сашенька, что происходит? Что еще за Жабик? Я ничего не понимаю… Тебя ведь тоже избили… Ну, скажи что-нибудь, чтобы я начала понимать! Тебя били, а потом заставили писать эти гнусные письма и…

– Никто меня не бил и ничего не заставлял делать, – не глядя на нее, перебил свою подругу Сашка.

– Но как же? Я действительно ничего не понимаю… – Юлька обвела всех присутствующих беспомощным взглядом, словно прося помощи.

– Что тут понимать… – тихо отозвался Сашка. – На даче я щеку с губой повредил… доской… Мы с отцом дыры в заборе заделывали. Никто меня не бил…

– Правда, Сашка, – вмешался Леня, – хватит из нас дураков делать! Скажешь, не твои адъютанты наставили синяков Гийке с Феклистом?

– Не мои.

– А кто?

– Не знаю. Я просто воспользовался тем, что витало в воздухе.

– То есть?

– То есть… я Юльке, чтобы отвязалась, сказал про черные куртки, маски… а всем понравилось… Раздули до абсурда… Я и решил воспользоваться уже практически готовым имиджем.

– Та-ак! – разъяренная Оксана уперла руки в бока. – Здрасте, пожалуйста! Чистенький, беленький, пушистенький! А кто с Анжелки золотой кулон снял?

– Нужна мне ваша Анжелка!

– Вот гады! – Оксана подлетела к двум совершенно растерянным незнакомым парням. – Неужели вы будете отрицать, что Анжела вам отдала свою Деву – знак зодиака на цепочке? Ей родители подарили на прошлый день рождения!

– Не знаю никакую Анжелку, – буркнул один из парней. – Сашка ж говорит, мы просто рядом стояли.

– Нет, вы посмотрите на этих мерзавцев! – горячилась Оксана. – Меня вы тоже не знаете? Не помните? И моих золотых украшений тоже не видели?

– Почему? Тебя помним, – отозвался второй из парней. – В беседке во дворе двадцать седьмого дома дело было. А больше ни с какими девчонками не связывались. Слово даю!

– Да кто поверит вашему слову? – продолжала возмущаться Оксана.

– Послушайте! – взмолился Семенов. – В третий раз прошу, отпустите Пашку с Ромкой. Они ни при чем! Я и так все скажу, потому что… в общем… хочу сказать… Действительно надоело в себе носить, да и вам неплохо бы, наконец, дать оценку кое-чему…

– Ладно. Илья, Кепа, отпустите их, – Леня кивнул на уже здорово напуганных Пашку с Ромкой. – Пусть катятся. И подальше. И быстрее, пока мы не передумали!

Когда парни, не оглядываясь, быстро скрылись за вагончиками, Пивоваров опять обратился к Семенову:

– Я все-таки ничего не понимаю. Допустим, я такой гад – смеялся над тобой, хотя и не помню этого. А Оксана при чем?

– Не надо, Леня, – Оксана умоляюще посмотрела сначала на Пивоварова, а потом на Сашку. – Я знаю, при чем… Не надо говорить…

– Отчего же не говорить? – криво улыбнулся Семенов. – Скажу! Не все, конечно, не бойся… – Он оценивающе оглядел Оксану, будто видел ее впервые, и девушка поняла, что оценка была явно не в ее пользу. – Ленечка твой тебя, скорее всего, не бросит. Во всяком случае, будем надеяться… Так вот: ты думаешь, мне нужны твои бриллианты? Нисколько! Мои родители хорошо зарабатывают, и я, думаю, буду не хуже. Плевать мне на твои бриллианты! Я брошу их тебе в лицо! Они у меня дома лежат – тебя дожидаются. Я хотел, чтобы ты помучилась, как я, пожила бы месячишко-другой в страхе. – Он горько рассмеялся. – И сдается мне, что это удалось, не так ли, Оксана Величко, первая красавица 9-го «А»?

– Сашка! – содрогнулась Оксана. – Неужели ты столько лет хранил в себе обиду? Ты что, специально перешел в девятый класс в нашу школу, чтобы отомстить?

– Слишком много чести столько лет вас помнить! Мне казалось, что я вытравил из себя эти жуткие воспоминания, тем более что Жабиком меня нынче называть затруднительно… – голос Семенова зазвенел. – Со школой получилось случайно… В вашей школе, единственной в районе, информатику преподают на высоком уровне. Мне нужно… хочу стать программистом… или историком… не решил еще… Я и сам вас с трудом узнал. За четыре года все здорово изменились. Может быть, я бы и не вспомнил, если бы не Гийка. Грузин, да еще таких красавцев, не так много в русских школах. Кроме того, Семенов – все равно, что Иванов: таких в каждой школе навалом, а Сохадзе – пойди поищи! Я как увидел его, покой потерял. Перед глазами без конца всплывала картина, как он в лагере сидит передо мной на моей же кровати и нагло, демонстративно ест коржики, которые испекла моя мама и в посылке прислала. Не мигая, достает коржик – и в рот, почти целиком. Когда наелся, другим стал раздавать. Коржики кончились, все за конфеты принялись. Есть уже не могли, кидаться начали. Потом мамино письмо достали и взялись вслух читать. Мама, между прочем, писала: «Сыночек, угости товарищей», – а «товарищи» сами… и не спросили… и мне ничего не оставили… а я… – Сашку передернуло, – твердил про себя только одно: «Мамочка, прости, мамочка, прости…»

– Замолчи… – прошептала Оксана.

– Не буду молчать! Это я тогда молчал, потому что вас было больше, а я был слабее каждого из вас в отдельности. Вас и сейчас больше, – Семенов подавил в себе всхлип, – поэтому пришлось устроить этот маскарад с масками. Стоило вам только идею кинуть – вы и ухватились: черные куртки… прорези для глаз… скинхеды… мафиози… мистика… Вы получили, что хотели! Почему же не нравится?

– Саш, а как же Юлька? Нам после окончания начальной школы путевки в лагерь за хорошую учебу вручили, а она с нами тогда еще не училась. В чем она-то перед тобой провинилась? Или… – Оксана повернулась к подруге. Та с отсутствующим видом, ни жива ни мертва, сидела на холодной ступеньке недостроенного универсама. – Или ты тоже знаешь, за что, Юль?

Юлька молчала.

– Встань сейчас же! Простудишься! – Оксана стащила подругу со ступеньки. – Юль, ты что, тоже знала Сашку раньше?

– Оставь ее, – хрипло сказал Сашка, – мы не были знакомы. Я ей написал про ключи, чтобы от себя подозрение отвести. Я боялся, что после того, как я линзу потерял в спортзале, вы наконец проведете какие-нибудь аналогии и догадаетесь…

– Саша, как ты мог? – наконец с трудом разлепила губы Юлька. – Говорил, что любишь… Все обман? Как же теперь верить людям?

– Ну ты и сволочь! – вставил до сих пор молчавший Кепа, плюнул в сторону Семенова, но не попал.

– Да уж, – согласился Веретенников, который вообще с трудом разбирался в ситуации, поскольку знал далеко не все.

– Юль, – Сашка взял девушку за плечи. Она не пыталась вырваться, только в изнеможении отвернула от него лицо. – Я не врал. Все правда. Я никогда бы не взял у тебя ключи. Это все только ширма. Блеф. Прости…

Юлька молчала, из ее глаз медленно катились слезы. Она дрожала всем телом.

– Ничего себе – простить! Как ты мог ее использовать в своих… странных целях?! – Оксана сама чуть не плакала. – Да Юлька чуть на тот свет не отправилась! Ты можешь это понять, придурок?! Я виновата, согласна! Но Юльку-то за что?

Семенов разжал руки. Оксана была вынуждена подхватить полубезжизненное тело подруги, которая чуть не упала на ступеньки.

– Знаете что, – Оксана показала глазами на Юльку. – Ей надо домой, в постель. Я отведу. Лень, ты мне после все расскажешь, ладно?

Пивоваров кивнул.

– А ты, Сашка, можешь все сказать про меня Лене. Пожалуй, я даже хочу, чтобы ты сказал. Пусть знает, какая я… дрянь…

Глава XVI

«Гляделки» и красная футболка