– Разработка оказалась неудачной. Опыты на обезьянах прошли успешно, а вот с людьми накладочка вышла. После введения «Х-18-БИ» и обработки дьявольским прибором они действительно становились безжалостными, энергичными, очень сильными, выносливыми, готовыми выполнить любой приказ, но… не надолго. Примерно через сутки «универсальные солдаты» скоропостижно сходили с ума. Сперва превращались в полных шизиков (как наш пленник в настоящий момент), а затем – в «растения». Первое состояние длилось около двух часов, второе – до самой смерти, которая не заставляла себя долго ждать. Дней через пять «растения» умирали в страшных судорогах. Тем не менее (насколько мне известно) Кувалдин раза три или четыре использовал «Х-18-БИ» при проведении тайных операций. Старому мерзавцу нравилось, что исполнители, даже попав в плен, при всем желании не смогут его выдать. После ликвидации Кувалдина с компанией все обнаруженные запасы «Х-18-БИ» были уничтожены.
– Как выяснилось, не все, – глухо произнес Борис Иванович и спросил: – Противоядие есть?
Логачев отрицательно покачал головой.
– Проклятье! – ругнулся генерал. – Единственная зацепка – псу под хвост!
– Не сочтите меня извергом, но, по-моему, имеется один выход. Вернее, слабая надежда хоть на какой-то результат, – встрял я.
– ??!
– Дикая, запредельная боль, – потупившись, пояснил я. – В несколько раз сильнее, чем при обычном допросе в режиме «Б». До тех пор, пока сердце не остановится. Такая боль немного прояснит сознание нашему психу, и он, прежде чем умереть, хоть что-то наболтает на диктофон. Потом специалисты проанализируют запись и, возможно, выудят из нее крохи информации. В любом случае ни нам, ни ему терять нечего!
– Дмитрий прав, – поддержал меня Логачев. – Жестоко, конечно, но… другого выхода нет.
– Согласен, – кивнул Борис Иванович. – Приступайте. А я срочно вызову сюда группу лучших специалистов…
Покинув смрадный подвал, мы отнесли диктофон в кабинет к Нелюбину (уже сидевшему в окружении аналитиков). Получили разрешение отдохнуть пару часов и в сопровождении Николая разбрелись по отведенным нам комнатам. Моя представляла собой небольшое уютное помещение с шелковыми занавесками, с диваном, платяным шкафом, с торшером, с журнальным столиком, с телевизором, с DVD-плеером, с баром-холодильником, с изящной люстрой под потолком и с пушистым ковром на полу. В дальней от входа стене виднелись две двери. Одна вела в туалет, другая в ванную. По словам Николая, эти (а также еще две комнаты на третьем этаже) предназначались для гостей. Оставшись в одиночестве, я первым делом направился в ванную. На кафельной стене висели два полотенца (поменьше – для лица, побольше – для всего остального). На стеклянной полочке лежали: зубная щетка в фабричной упаковке, зубная паста, бритвенные принадлежности, губка и цветочное мыло (опять-таки не распечатанное). В стенном шкафчике я обнаружил крем для бритья и мужской одеколон Natural. Я почистил зубы, тщательно побрился, вымыл голову, принял контрастный душ, спрыснулся одеколоном и, благоухая росой, полями, лесами, вернулся обратно в комнату. Мелодично зазвонил внутренний телефон, стоящий на журнальном столике.
– Алло, – снял трубку я.
– Не разбудил? – вежливо осведомился Борис Иванович.
– Нет. Я только из ванной.
– В шкафу чистая одежда и пижама. Они ваши. Не стесняйтесь! Вы же до сих пор в «комке» да в «разгрузке» ходите.
– Спасибо. А как дела у аналитиков?
– Работают. А вы ложитесь спать. Да, чуть не забыл! О трупах у вас под окном не беспокойтесь. Вопрос с милицией улажен. К вам на квартиру я отправил специалистов из подразделения «Ч». Спокойной ночи. Вернее, дня! – Мембрана запищала короткими гудками.
Взглянув на шкаф, я широко зевнул, хотел было переодеться, но внезапно ощутил чудовищную усталость. Вяло подумал: «Потом. Сперва передохну малость». Прилег на диван, не разбирая постели, и, едва коснувшись щекой подушки, отрубился…
Я стоял на голой безжизненной равнине с торчащими вдалеке черными скалами. В низком сумрачном небе горело не солнце, а какое-то неизвестное светило. В раскаленном воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Зато вонь стояла невыносимая! Она выползала из находящейся поблизости гигантской ямы, с укрепленной возле нее табличкой – «Колодец отходов». Стараясь не дышать, я подошел к краю. На дне пропасти копошились в омерзительной слизи миллионы людей различных цветов кожи. Многие с чалмами на головах. Они страшно рыдали, стонали, вопили, испражнялись на глазах друг у друга и тут же плюхались в собственное дерьмо. Стены пропасти снизу доверху покрывали налипшая харкотина и ошметки кала[12]. Я брезгливо отшатнулся назад.
– Скотоложники, педерасты, лесбиянки, педофилы, прочие извращенцы, – прозвучал в ушах знакомый голос.
Обернувшись, я увидел Ильина. С несчастным, страдающим лицом он сидел в метре от гнусной пропасти.
– С ними понятно, но вы-то… Вы как здесь очутились?! – потрясенно воскликнул я.
– Террористы из предыдущего сна не врали, – тихо ответил судмедэксперт. – Я действительно собирался в Таиланд, чтобы… – Кирилл Альбертович судорожно сглотнул. – В общем… ты понимаешь! Мне бы пойти в церковь, покаяться в гнусных замыслах, но… бес попутал окончательно, и я приобрел авиабилет да Бангкока. Даже предвкушал грядущие «забавы», старый козел!!! По счастью, бог даровал смерть раньше, чем я успел, – по лицу Ильина потекли горькие слезы. – Иначе бы… гнил сейчас в яме… с этими! А так просто сижу… нюхаю, – давясь рыданиями, закончил он.
– И… Что дальше? – осторожно спросил я.
– Страшный Суд! Там решат окончательно! А до той поры мне определили место тут, – простонал судмедэксперт и отчаянно возопил: – Дмитрий!!! Ради всего святого!.. Закажи хоть одну заупокойную службу о заблудшем Кирилле!!! Умоляю тебя!!! Ради нашей старой дружбы!!! Ради совместного боевого прошлого[13]!!!
– Сделаю, – твердо пообещал я. – И гораздо больше, чем вы просите. Если, конечно, успею.
Альбертыч вытер ладонью слезы, кое-как совладал с собой и жалобно простонал:
– Ты уж, Дима, постарайся выжить! Знаю, тебе и твоим друзьям угрожает смертельная опасность! Гораздо более серьезная, чем осенью 2006 года! Но ты… ты… – голос судмедэксперта прервался. Сам он стал таять вместе с окружающим ландшафтом. А меня подхватил налетевший песчаный смерч, закружил и куда-то поволок. Спустя неопределенное количество времени я больно ударился о каменную площадку посреди черных скал. Смерч, громогласно хохоча, скрылся в вышине. Я остался один, но не надолго. На площадку плавно спикировала голова без туловища и уставилась на меня горящими глазами. Присмотревшись, я узнал покойника (вернее, часть его). Андрей Капустин, мой ровесник, уроженец города Самары. Бывший военнослужащий российской армии, мотострелок. В период первой РЧВ[14] попал в плен к чеченцам, принял ислам, превратился из Андрея в Хамида и поступил на службу к мятежникам, где отличился многими зверствами. Принимал активное участие в истязаниях наших военнопленных, рубил им головы топором или кухонным тесаком, за что получил прозвище Мясоруб. Постепенно втерся в доверие к самому Шамилю Басаеву, прошел спецподготовку в одном из учебных лагерей в Турции. И по возвращении оттуда возглавил отряд наемников из лиц европейского происхождения (преимущественно прибалтов и славян). Во время так называемой «независимости Ичкерии» отряд Хамида-Мясоруба использовался сепаратистами в качестве зондеркоманды для расправы над чеченцами, не признававшими масхадовский режим. После начала второй кавказской кампании наемники господина Капустина работали «оборотнями», которые под видом российских военнослужащих совершали чудовищные злодеяния в чеченских селах, лояльных Федеральной власти. Осенью 2002-го отряд «оборотней» был разгромлен спецназом ФСБ. Скрыться удалось лишь самому Мясорубу с несколькими приспешниками. В дальнейшем они были завербованы английскими спецслужбами, однако большинство их трудов во славу британской короны до сих пор покрыто мраком…
Я познакомился с этим милейшим парнем летом 2006-го, во время штрафной командировки (сперва в Центральную Россию, потом в Чечню).[15]
Познакомился, посидел за столом, поболтал о том о сем… и отрезал ему башку. Не из жестокости, а… впрочем, долго объяснять[16]. Голову я тогда использовал, как советовал генерал Нелюбин, а туловище приказал сбросить в пропасть…
– Чего приперся, иуда?! – без тени страха спросил я.
– Поговорить! – расползлась в улыбке мертвая рожа. – Обсудить некоторые философские категории!
– Философские категории?! С тобой?! – презрительно фыркнул я. – Согласно досье ты даже среднюю школу с трудом закончил, дегенерат хренов! Только в палачи и годишься!
– Зато ты у нас умница, с пятерочным аттестатом, с музыкальным образованием, а палач… похлеще меня! Знали бы твои покойные родители, чем ты занимался, например, сегодня! – злобно прошипела голова. Не дождавшись ответа, визгливо хихикнула и продолжила змеиным тоном: – Видишь, полковник, как судьба-то повернулась?! Мальчик из интеллигентной семьи – и такое творит!.. Ну да ладно. Меня не судить тебя прислали, а предложить сделку.
– Какую? – Я с трудом сдерживал распиравшую грудь ярость.
– Видишь ли, полковник, ты борешься за безнадежное дело, – со скорбной миной начал предатель. – На своем веку ты убил сотни людей: и в бою, и просто ликвидировал. Пытал (некоторых до смерти), вводил психотропные препараты. Вербовал, используя самые жестокие методы… Каков же результат?! – Мясоруб торжествующе оскалился. – А результат весьма плачевен! Зла в мире не убавилось. Напротив – оно растет как на дрожжах! Тебя же каждую ночь мучают кошмары. Нервная система истощена. Нет ни жены, ни детей, жизнь опостылела. Ты лишен обычных человеческих радостей и ждешь смерти как возвращения с бесконечной войны, на которой ты ужасно устал. И ради чего, спрашивается, ты довел себя до такого состояния?! Ради мифа, пустых мечтаний!!! Не будет у вас никакого Православного Царства! Слышишь, фээсбэшник, не будет!!! Будущее за парнями вроде меня. МЫ станем править миром, а вы сгинете. Колесо истории сомнет вас!!!
– Что же ты предлагаешь?! В чем заключается сделка?! – я придвинулся поближе к нежити.
– Увольняйся со службы! Помнишь, как писал Фридрих Ницше: «Если ты сражаешься с чудовищами, остерегайся, чтобы самому не стать чудовищем. И если ты всматриваешься в Бездну, то и Бездна всматривается в тебя»… Чудовищем ты уже стал, полковник ФСБ Корсаков! И это тебя страшно угнетает. Поэтому – уезжай куда-нибудь в тайгу, живи отшельником, спасай душу…
– Спасение для православного воина – это выполнение им до конца воинского долга, – отрезал я.
– Демагогия! Пустая болтовня! – грязно захихикал Мясоруб. – Умный человек вроде тебя… Ух, сво-ло-о-о-о-о-о-о-очь!!! – Это я с силой, как футбольный мяч, пнул носком «берцы» иудину башку, и она с ругательным воплем полетела в пропасть.
– Опять искушение бесовское, – проворчал я и в следующий миг рухнул как подкошенный, сбитый крылом вороны невероятных размеров, со светящимися глазами без зрачков.
– Покар-р-р-раю! Покар-р-р-р-раю, проклятого фанатика!!! Кр-р-р-р-руто покар-р-р-р-раю!!! – громогласно закаркала мерзкая тварь, прицеливаясь железным клювом.
– Господи Иисусе!!! Помоги!!! – выдохнул я.
Адская птица вспыхнула синим пламенем, черные скалы зашатались, каменная площадка заходила ходуном… А я открыл глаза: весь разбитый, взмокший от пота. Голова гудела, в левом виске засела тупая игла. В пересохшем рту ощущался противный, горьковатый привкус.
Рядом с диваном стоял Логачев и встряхивал меня за плечо.
– Вставай, Дмитрий, – сказал седой богатырь. – Твой план сработал. Аналитики действительно кое-что выудили из предсмертного бреда психа.
– Хорошо, только воды попью, – прохрипел я, вытер рукавом лицо, поднялся, достал из бара бутылку «Нарзана», сорвал пробку и надолго припал губами к запотевшему горлышку…
Глава 4
В кабинете Нелюбина плавали сизые клубы табачного дыма. Работающий на полную мощность кондиционер пытался с ними справиться, но пока безуспешно. На столе громоздились исписанные листы бумаги – с многочисленными подчеркиваниями, вопросительными и восклицательными знаками. В центре лежал итоговый листок: небольшой, с несколькими убористыми строчками. На подоконнике стоял поднос с пустым кофейником и грязными чашками. В большой хрустальной пепельнице высилась гора окурков. Борис Иванович сидел за столом, подперев ладонью подбородок. Красные от бессонницы глаза слезились, на высоком лбу пролегли глубокие морщины. Утомленные аналитики (за исключением старшего) расположились в креслах у стены. Мы с Васильичем пристроились на стульях рядом с генералом.
– Итак, настоящее имя нашего «героя» Канюковский Герман Тадеушевич. Гражданин России. Отец поляк, мать из поволжских немцев, – стоя навытяжку, докладывал старший аналитик. – Возраст – тридцать, тридцать один год. Сотрудник одной из отечественных спецслужб. Какой именно – выяснить не удалось. Вышеизложенное установлено с точностью до девяноста двух процентов. Остальная информация куда более приблизительна. Передаю по мере убывания:
1. С «Блокиратором» работали его сослуживцы. (Точность – сорок четыре – сорок пять процентов.)
2. Состав отряда штурмующих был таков – кадровые офицеры означенной спецслужбы плюс недавно набранное пополнение. (Точность – сорок процентов.)
3. Охоту на вас объявил кто-то из верхних эшелонов власти. (Точность – тридцать два процента.) С зарубежной подачи или нет – понять не удалось.
– По данным моего источника в Брюсселе, Эйдеману сейчас не до нас, – заметил Нелюбин. – Проказа разыгралась у господина хорошего[17]. Мучается страшно, дела забросил. Правда, не стоит забывать – кроме Эйдемана, есть и другие «доброжелатели»… Продолжайте, пожалуйста.
– У меня, собственно, все, – развел руками «старший». – Дальше идет откровенный маразм.
– Какой именно? – поинтересовался я.
– За минуту до смерти Канюковский несколько раз упомянул сказочных персонажей: Кощея Бессмертного, Бабу-Ягу, Бармалея и Курочку Рябу, которую нужно зарезать в ту же ночь. В общем, в детство впал!
– Курочку Рябу, значит, – задумчиво повторил я. – То-то мне чудилось в его бормотании нечто знакомое. Правда, разобрать слов я так и не смог. Спасибо, вы постарались!.. Курочку Рябу… Зарезать в ту же ночь… Гм! А не кажется ли вам, что он подразумевал генерала Рябова?
– Что-о-о?!! – вскочил из-за стола Борис Иванович.
– Организаторы не сомневались в успехе операции. И наверняка планировали полностью управиться к середине ночи, – пояснил я. – Оставалась вторая половина… Учтите, исполнителей напичкали «Х-18-БИ», и, пока «универсальные солдаты» не превратились в растения, логично было бы использовать их на полную катушку. А служебная дача начальника «…» Управления всего в пяти километрах отсюда.
– Господи боже! – воскликнул Нелюбин. – Как я раньше не сообразил?! Вероятно, старый стал. Ночь не посплю – и голова варить перестает. – Тут генерал смерил аналитиков испепеляющим взглядом, схватил прибор связи и торопливо набрал номер прибора Рябова. – Владимир Анатольевич?.. Здравствуйте!.. Да, это я… Спасибо, нормально… А как вы?.. Ага, ага… Я имею в виду – ночь прошла спокойно?!. Слава богу!.. Да, кое-что происходит… Вы на Лукьянке?.. Тогда дождитесь меня, расскажу подробности… А где, простите, ваша семья?.. О-очень хорошо! Просто великолепно!.. Да, вы правильно поняли… Кстати, кто-нибудь из ваших охранников получил накануне посылку из дома?.. Да-а-а?!! И куда ее дели?!! Фу-у-уф!!! Срочно позвоните им, прикажите не трогать содержимое… Да, Корсаков со мной… Как обычно, на высоте!.. Сегодня вы с ним обязательно увидитесь… А сейчас извините, я вынужден прервать связь. Позвоню минут через тридцать, перед выездом…
– Один из телохранителей начальника «…» Управления получил вчера точно такую же «посылку от родных», – взмахом руки удалив аналитиков, сообщил нам Нелюбин. – Но есть гостинцы охранники не стали. Отложили на сегодняшний вечер. (У кого-то из них день рождения.) Семья Владимира Анатольевича уже два дня находится в Т-ском пансионате. В городской квартире у него ремонт. Ночует он постоянно на даче. И, соответственно, должен был умереть вслед за мной. Однако ваши действия, господа, спутали врагам карты. Вряд ли они теперь нападут на усадьбу…
– А может, и наоборот, – задумчиво молвил я.
– Обоснуйте! – потребовал Борис Иванович.
– Обосновать… Гм!.. Ну посудите сами: согласно известной поговорке снаряд в одну воронку дважды не попадает. Правильно?
Генерал кивнул.
– Вот и враги считают, что мы думаем точно так же. А стало быть, позабыв о даче Рябова, усилим меры безопасности на других направлениях возможного удара. Оттянем туда все имеющиеся ресурсы. Тут-то они и преподнесут нам «сюрприз», но… по иному сценарию! Лично я на их месте так бы и поступил.
– А как конкретно вы бы поступили?! – сощурился Нелюбин.
– Проник в усадьбу днем, уничтожил охрану, до-ждался ничего не подозревающего генерала и… сами понимаете!.. Кстати, сколько там сейчас телохранителей?
– Четверо! Остальные – с начальником Управления. Обычная практика. По-моему, вы правы, Дмитрий Олегович! – Генерал нервно заходил по кабинету, бросая короткие фразы: – На подъезде к дому Рябов свяжется со старшим караула… Ему ответят… Но голос легко сымитировать… Как при убийстве генерала Маркова с семьей[18]!.. И попадет в засаду!.. Надо действовать незамедлительно!.. Вы оба, с оставшимися людьми, спешно выдвигайтесь к усадьбе… Подкрепления дать не могу… Где-то у нас сильно «течет»[19]… И слишком много «совпадений»… База данных «зависла» в самый неподходящий момент… Ладно, мои проблемы!.. Постараюсь разобраться!.. Справитесь без поддержки?!
Мы с Логачевым синхронно кивнули.
– Хорошо. Я в вас не сомневался! – Борис Иванович остановился, взял из бара бутылку минеральной воды и налил себе полный стакан.
– Извините, а кто заменил погибшего Ильина? – направляясь с Логачевым к выходу, спросил я.
– Э-э-э… Подполковник Кораблев Юрий Иванович, доктор медицинских наук, профессор.
– Это он составлял заключения по поводу «несчастных случаев» с Бурлаковым и Головиным?!
– Вы намекаете… кхе-кхе?! – Нелюбин чуть не подавился минералкой.
– Да! Либо Кораблев не компетентен, либо… работает против нас! Присмотритесь к нему повнимательнее!
– А в качестве главного судмедэксперта я бы рекомендовал Акинфиева Андрея Васильевича, – присовокупил Логачев. – Уж он точно не предатель, а специалист каких поискать!
– Согласен! – затвердел взглядом генерал. – Спасибо за полезный совет! А теперь… Бог вам в помощь, господа офицеры!..
Усадьба Рябова, как упоминалось выше, находилась всего в пяти километрах от служебной дачи Нелюбина и точно так же располагалась на особицу от дворцов Гривенки. Правда, не столь далеко, в пределах видимости. С одной стороны к ней прилегал известный читателю лес, обступавший забор полукольцом. С другой – простирался большой пустырь с проложенной посередине асфальтовой дорогой. Летом пустырь выглядел весьма привлекательно: сочная трава, россыпи полевых цветов, порхающие над ними бабочки, деловито жужжащие пчелы… А в настоящее время представлял собой голое, унылое пространство с небольшими проплешинами нестаявшего снега. На противоположном от дачи краю его толпились роскошные особняки российской элиты…
Соблюдая полное радиомолчание, наша группа бесшумно двигалась через лес к тыльной стороне усадьбы. Если точнее, то к потайному выходу из нее, бравшему начало в подвале дома и заканчивающемуся под здоровенным дубовым пнем в пятидесяти метрах от забора. Тоннель прорыли осенью 2007 года по инициативе Рябова, который когда-то руководил созданием примерно такого же на даче покойного генерала Маркова[20]. О существовании тоннеля знал очень ограниченный круг лиц, включивший в себя вашего покорного слугу…
Днем лес казался уже не зловещим, а просто мокрым и грязным. Далеко над верхушками обнаженных деревьев проплывали клочковатые, серые тучки. Долгое время ничего особенного не происходило. «Похоже, мы их опередили! – мысленно возликовал я. – Прекрасно! Оборонять „объект“ гораздо проще, чем брать его штурмом!» Однако моя радость оказалась преждевременной. До конечной цели нашего маршрута оставалось метров триста, как вдруг шедший первым Миша поднял вверх правую руку и трижды сжал кулак. На условном языке это означало – «Впереди боевое охранение противника. Приблизительно три человека». Группа моментально залегла, практически слившись с грязной почвой. И обратила взоры на Петра Васильевича. Седой богатырь указал пальцем на трех бойцов (включая Мишу) и провел по горлу ребром ладони. Понятливо кивнув, парни достали боевые ножи и, змеями заскользив вперед, в считаные секунды исчезли из поля зрения.
Отсутствовали они минут десять. Я напряженно вслушивался в тишину, но не уловил ни звука, ни шороха. «Выжидают удобного момента», – подумал я, и тут логачевцы вернулись. Каждый держал за волосы отрезанную голову!
– Зачем?! – шепнул я на ухо Васильичу. – Не проще ли просто шеи свернуть?! На фига нам подобные трофеи?
– Если выставили боевое охранение, значит, дача у них в руках. А головы пригодятся для дела, – чуть слышно ответил Логачев.
– В качестве метательных снарядов? – сострил я.
– Нет. Как фактор психологического воздействия. Вспомни «чучело», сооруженное Ерохиным осенью 2006-го[21]. Принцип тот же.
– Тогда понятно, – вздохнул я. – Топаем дальше?
– Да.
Повинуясь знаку Логачева, группа поднялась на ноги и двинулась в прежнем направлении. Сигналов Миша больше не подавал, и вскоре мы вышли к заветному пню. Приблизившись к нему (логачевцы вместе с шефом деликатно отвернулись. –
Нащупав нужный рычажок, я опустил его вниз, потянул налево, направо и, наконец, на себя. Пень тихо сдвинулся в сторону, обнажив темное отверстие с уходящей вниз винтовой лестницей. Надев инфракрасные очки, группа вслед за мной спустилась под землю. Очутившись в подобии небольшого предбанника, я нажал неприметную кнопку в стене. Пень так же тихо встал на прежнее место.
«За мной!» – знаком показал я, делая первый шаг по сухому, выложенному плиткой коридору… Спустя короткий промежуток времени впереди показалась бетонная, глухая на вид стена. Подойдя к ней, я заглянул в умело замаскированный телескопический глазок. Ничего подозрительного не обнаружил и аккуратно нажал потайной рычаг. Кусок стены отодвинулся с легким скрипом. Один за другим мы проникли в открывшийся проход. И пока осматривались, кусок задвинулся обратно. (Механизм был устроен с таким расчетом, что «обратная тяга» срабатывала ровно через тридцать секунд.)
В почти пустом подвале пахло пылью. Наверх вела ступенчатая лестница. В углу, у груды садового инвентаря, лежали четыре мертвых охранника с иссиня-черными, чудовищно искаженными лицами. В каждом из них торчала крохотная стрелка с оперением. (У одного в щеке, у второго во лбу, у третьего и четвертого – в шее.) «Нервно-паралитический препарат мгновенного действия, – мысленно отметил я. – А антидод им не ввели. Несчастные ребята[22]!»