Помоги проекту - поделись книгой:
Почему-то иной раз нас пытаются втянуть в вооруженные конфликты между Властителями, отождествляя нас с наемниками. Да, мы работаем за плату; однако наш клинок никогда не обращается против разумного существа!
Поправка: наш клинок никогда не обращается против разумного существа, существование которого не создает препятствий существованию прочих разумных существ. Потому что есть такие, которые обладают разумом, но считают людей (а также сидхе, орков, половинчиков и прочих жителей Арканмирра) лишь пищей. Вампиры, например, и им подобные. С такими у нас нет и не может быть мира.
Вы часто подразделяете мир на «своих» и «чужих». Для последней категории у вас имеются дополнительная классификация: слова «недруг» и «неприятель» обозначают чужака из иного человеческого племени; под «нежитью» подразумевается все множество существ, находящихся по ту сторону Жизни; «нелюдью» называют тех, кто сходен с человеком обликом, но мыслит иначе, непонятно; и наконец, термин «нечисть» приберегается для тех, кто имеет прямую связь с Нечистой Силой, сиречь с порождениями Нижнего Мира, также называемого адом или Преисподней.
Честно говоря, нас можно было бы назвать и Истребителями Нежити, так как в нашей… так сказать, практике случаи с беспокойными мертвяками и им подобными довольно часты. Однако фокус в том, что пока существует Жизнь, существует и Не-жизнь, воплощающаяся в нежити. Истребить то, что составляет часть бытия, просто нереально – а мы ставим себе лишь реальные цели.
Ага, я слышу, как кто-то говорит, что Нижний Мир также является частью бытия! Очень хорошее замечание. И столь же верное, сколь и неправильное.
Безусловно, Нижний Мир является частью бытия. Но почему он должен быть частью именно ВАШЕГО бытия? Только потому, что кто-то из жрецов, претендующих на посредничество с Богами, наплел вам сорок бочек арестантов о посмертной участи каждого из вас, что праведники отделятся от грешников, и кто-то попадет к небесную Обитель Богов, кто-то получит второй шанс и вновь родится в этом мире, а кто-то навек канет в геенну огненную?
Да, это действительно так.
Для тех, кто в это верит – это так.
Но не для нас. Мы живем в последний раз, и наша смерть – окончательна.
Нет, не нужно жалости: для нас это понятие лишено смысла.
Костер горел очень долго, пламя словно не желало пожирать обезглавленное тело, возлежавшее среди щедро политых маслом дров. Однако единственному зрителю некуда было спешить, и он ждал, задумчиво опираясь подбородком на раздвоенное навершье металлического дорожного посоха.
Наконец, когда на кострище осталось лишь несколько красных угольков, человек в сером подошел вплотную, тщательно перемешал концом посоха остатки костра, положил сверху какой-то сверток и добавил новых дров, после чего отошел на несколько шагов и щелчком пальцев высек искру. Теперь костер был странного зеленоватого оттенка, почти не дававший тепла и прогоревший невероятно быстро.
Удовлетворенно кивнув, человек тщательно смел всю золу и пепел в мешок, залил очищенное кострище водой, а крепко затянутый мешок с размаху закинул в расположенную невдалеке реку, привязав к горловине увесистый булыжник. Разумеется, вскоре на воде и следа не осталось.
Человек в сером немного помолчал, затем подобрал с земли дорожную сумку и, насвистывая, пустился в путь…
– Они были беглецами, Серебряный. Лишенными всего и сохранившими лишь часть себя. А стали – избранниками Высших Домов. Лишенными всего, даже права жить нормальной жизнью.
– Но мы ведь – не беглецы!
– Так ли это? – возразил Красный. – Да ты себя-то вспомни, каким был, когда приполз ко мне.
И я вспомнил…
– Мы нисколько не отличаемся от них, – наконец сказал учитель. – Ни на грош. И их имена – Бласко, Блэк, Шварц, Дабх, Кара, Нуаре и Черняк – обозначали на языках того мира, да и на некоторых наших, только одно – черный цвет. И семь kroz'ов, что дал им Серебряный Ветер, были черными. А потом…
"…А потом была ночь, и ледяной северо-западный ветер сдирал с их лиц кожу, и пылало во тьме гнездо Железных Птиц, сожженное Истребителями. И последний из Железных Всадников, выплевывая кровавые капли последних мгновений своей жизни вместе со словами, проклял их именем Того, Кого более не поминают. И северное побережье Шира стало ареной ночной битвы, битвы, в которой пощады не просят и не дают, в которой не бывает победителей и проигравших – а есть только мертвецы и последний, оставшийся в живых. И слилась в его клинке мощь оружия убитых сородичей, павших на землях чужого мира в чужой для них войне.
И тогда тот, кого потом назовут Черным, сел на последнюю из Железных Птиц; и подчинилась она рожденному в ином мире, и взлетела столь высоко, что даже эфирные тропинки Властителей не достигают тех мест. И ступила его нога, закованная в металл доспехов Железного Всадника – металл, который не был металлом, – на призрачную дорогу, которой пользуются одни только Высшие. И прошел Черный по ней, сокрушив Стражей Врат молниями из копья Железного Всадника, так похожего на полузабытое оружие, которым он пользовался в том, ином мире; и черный металл окровавленного клинка разрубил Дверь, помеченную знаком Креста; Дверь в цитадель, где обитал называвший себя Серебряным Ветром…"
Многие воины дают своим мечам, палицам, лукам, копьям и секирам собственные имена, веря, что этим они наделяют оружие способностью приходить на помощь попавшему в беду хозяину, удачей мифических фейри, необоримой силой каменного гиганта, даром отыскивать щели в броне врага и тому подобным. Но оружие, если только это не искусственно заключенный в металл дух или демон, никогда не может заменить воина. Или одолеть его без помощи другого воина.
Мы не даем оружию имени – напротив, мы сами берем ЕГО имя в тот день, когда в день Посвящения ладонь прошедшего сквозь огонь, воду и медные трубы касается холодного металла kroz'а, не имеющего хозяина. Да, kroz – это не оружие. Это часть нас.
Или мы – часть его.
Никогда kroz не проливает крови разумного существа. Никогда. И лишь Нечисть поражает он, разя наповал и не давая пощады.
Нечисть – это то, что порождено Нижним Миром. И то, что связано с ним теснее, чем то дозволено.
Кем дозволено? Правильный вопрос. Есть такая книга… впрочем, это больше чем просто книга. Это точное изложение законов существования мироздания, и называется оно Кодексом. Этот Кодекс только Властители и Странники знают. Да еще мы.
Вы тоже живете по этому Кодексу, пусть и не знаете об этом.
Потому что это Знание, как и многое другое из того, что записано в Кодексе, не для вас. И не для нас. Нам дозволено владеть некоторыми Знаниями, увеличивающимися со временем, но не использовать их.
Да, снова «дозволено». На сей раз – Высшими.
Нет, Они не Боги, хотя в чем-то превосходят Богов. И не смертные, хотя в чем-то подобны вам или нам. Они – Иные. Недаром другие Их посланцы в этот мир, Странники, носят это прозвище. Странные они, непохожие на нас и вас. Таковы же и их покровители.
Их – не наши.
Мы – Высшим не подчиняемся. Мы – сами по себе, и наше бремя никакие Высшие не облегчат и не увеличат.
Человек в сером шел весь день, не ускоряя и не замедляя шага. С появлением на востоке первой звезды из Голубой Короны, он остановился у обочины дороги, достал из сумки свернутую накидку из теплой ткани, завернулся в нее и мгновенно уснул. Воткнутый в землю металлический посох настороженно покачивался, словно охраняя его сон.
Спящий открыл глаза за час до рассвета, свернул покрывало, извлек из сумки флягу и нечто похожее на бурый камень в оболочке из хорошо выскобленного рыбьего пузыря. На вкус дорожный рацион (это он и был, как с первого взгляда сказал бы всякий путешественник) напоминал кусок старого кожаного ремня, да и по твердости ему мало уступал, но человек, методично работая крепкими зубами, отгрызал от «камня» куски до тех пор, пока не съел рацион целиком. Позавчерашняя, чуть солоноватая вода из фляги смыла отвратный вкус, а сорванное минувшим вечером недозревшее яблоко придало утренней трапезе вполне закономерное завершение.
Человек быстро завершил утренние сборы, легко поднялся на ноги и в прежнем размеренном темпе продолжил свой путь.
Ночью на серебристом металле посоха проступили руны Общего Языка, но читать путник не умел, а потому просто проигнорировал послание. Все равно вблизи мог находиться лишь один из тех, кто мог отправить сообщение, а он и без того направлялся к обычному месту их встречи…
– Это миф, Красный, – твердо молвил я, пытаясь сбросить очарование слов полутысячелетней давности.
– Миф, – кивнул учитель. – А знаешь ли ты, что это такое – миф?
– История, которой не было и не могло быть.
– Почти так. История, которой не было и не могло быть. Но которая очень хотела – быть.
То ли в глазах у меня начало темнеть, то ли…
Одноглазый медленно поднялся, положил руку на тяжелый крестообразный кусок красного металла – и в воздухе сверкнула сабля с широким лезвием, называемая истерлингами «скимитар». По лезвию тянулась цепочка черных рун.
– Вынь свой kroz и обрати его в меч, – приказал Красный.
Я подчинился. Конечно, на моем клинке тоже оказалось сообщение; но я, в отличие от учителя, при всем желании не мог его прочесть.
– Он здесь, – тихим, каким-то неживым голосом проговорил Красный. – Я ведь предупреждал тебя…
– Кто «он»? – удивленно спросил я.
Ответить учитель не успел, даже если и хотел. Запертая на задвижку дверь содрогнулась и слетела с петель, а в проеме нарисовалась черная фигура огромного роста и соответствующего сложения.
– Вы обсуждали запретное, – не тратя впустую времени, пророкотал гигант, и острия черного трезубца нацелились на нас.
– Я тоже рад тебя видеть, Черный, – заметил Красный. – Отойди, Серебряный, – и он с усилием поднялся на ноги.
Kroz гибкой лентой хлестнул учителя по плечу, покрыв грудь, живот и пах кроваво-красной чешуей доспеха. Черный хмыкнул и обратил свой kroz в короткий, массивный топор.
– Оружие – против Нечисти, – вполголоса произнес я.
– Юноша, Нечисть – это вовсе не Слуги Нечистого, – наставительно сказал Черный. – Нечисть – это Лишенные Чистоты, сиречь Преступившие Закон. «Чистота», она ведь сродни «чести» – да ты и сам это знаешь, охотник за чернокнижниками.
– Знаю, – кивнул я и направил узкий серебристый клинок kroz'а в грудь Черного. – Уж это-то я знаю, Отринувший Честь.
"…И тогда увидел Черный стоящего спиной к нему небожителя в серебряной броне, Избравшего его и его сородичей – и обрекшего их на смерть. И ударил, как бил уже не раз – в спину, не заботясь о законах воинской чести.
Но черный клинок отскочил от доспехов небожителя, и тогда сказал Серебряный Ветер: не буду я считать поступок твой трусостью, если ты немедленно покинешь это место.
И смех Черного, полный горечи и безумия, был ему ответом. Вновь взлетел черный меч, и скрестился с клинком небожителя. Не был бой тот коротким, и иные небожители, также при оружии, вскоре собрались вокруг них. И снова прозвучал злой смех Черного, решившего, что пришел его смертный час.
Но молчали недвижно стоявшие небожители, и оружие их оставалось в ножнах. И под взглядами их, хладными и бесстрастными, Серебряный Ветер молвил: понятно мне горе твое, и не буду таить я обид, если ты покинешь эту обитель.
И снова Черный, смеясь в лицо небожителям, пошел в атаку. И наконец достиг желанной цели, и острие его клинка окрасилось кровью из горла врага. Однако и Серебряный Ветер, пронзив доспех Железного Всадника, смертельно ранил его. И рухнули оба наземь, на пол небесной обители, и кровь их смешивалась в единой, медленно увеличивавшейся лужице.
И сказал один из зрителей: он заслужил жизнь.
И сказал другой: он заслужил больше, чем жизнь.
И тогда заговорил старший из небожителей, чьи глаза были глазами мудрого старца, а виски покрывала седина, но лик светился бодростью пятнадцатилетнего юноши. Сказал он: чего желаешь ты, смертный, заслуживший внимание Высших?
И прошептал Черный холодеющими устами, из которых истекали последние жизненные силы: свободы самому выбирать свой путь.
Тогда подался назад Серебряный Ветер, извлекая свой меч из тела Черного, а его клинок – из своего тела. И поднял он руку, и закрылись раны, оставив лишь легкие рубцы.
Иди, промолвил старший из небожителей. Ты свободен. И более не возвращайся.
Но возразил Черный: это – не свобода. Это – свобода жить рабом или умереть. Ибо вечная война без надежды на победу и без возможности заключить мир – что это, как не рабство? И что, как не рабство, есть запрет на решение всех споров в Круге Мечей?
Это – жизнь, изрек Серебряный Ветер. Это не рабство, это жизнь, какой знаете ее вы, люди.
И воскликнул тогда Черный: так пусть же кровь братьев моих сама рассудит нас!
И окровавленный меч его черной молнией метнулся к голове Серебряного Ветра, одним ударом рассекая серебристый капюшон, под которым была лишь пустота.
Удар молнии, павшей со сводов небесной обители, отбросил Черного назад, но сознания не лишил.
И сказал старший из небожителей: вы смешали свою кровь в битве, и отныне те, кто пройдет ритуал кровного братства с тобою, станут также и нашими кровными братьями. А братьев в рабство не берут.
Но братьями и не помыкают как бессловесными рабами, прохрипел Черный, чувствуя, как внутри него разгорается странное пламя, холодное подобно вековому льду.
Ты – не раб, с нажимом молвил предводитель небожителей. Ты делаешь то, что способен делать, то, что нужно делать, то, без чего твоя жизнь утратит всякий смысл.
А есть ли у меня выбор, вопросил Черный, поднимаясь на ноги.
Скорбное молчание было ему ответом. Потом раздался голос Серебряного Ветра: у всякого смертного есть выбор, и если желаешь этой свободы – отрекись от своей силы. Ибо если ты думаешь, что право выбирать имеют все – ты ничего не знаешь о Высших.
Черный снова рассмеялся, но теперь горечи в его смехе не было. Что ж, молвил он, тогда я готов принять это знание.
Хорошо, ответил ему Серебряный Ветер. Но за это ты расплатишься тем, что получил в битве со мной и наследием Железных Всадников. Кроме того, тебя, отступающего от воинского правила и бьющего в спину, мы будем называть Отринувшим Честь. А учеников и последователей твоих прочие смертные станут бояться и втайне презирать.
Это выше тебя, осуждающе молвил старший из небожителей.
Но не выше всех нас, возразил Серебряный Ветер.
И сказал Черный: я согласен.
И в этот самый момент леденящее пламя, дарующее Избраннику бессмертие, достигло его головы и лишило сознания.
Когда Черный покинул Цитадель Креста, она растаяла за его спиной, подобно облачному миражу феи Морганы…"
Вы не вправе судить нас и судить о нас. Никто не вправе – кроме нас самих.
Ведь никто из вас и вам подобных не проходил через испытание, какое нам приходится выдерживать с жуткой регулярностью, не реже четырех раз в месяц.
Нет, я говорю не о сражениях с тварями, их как раз побеждали и будут побеждать многие. Мы хоть и профессионалы, но в этом отношении – не единственные.
Я говорю о сражениях с самым страшным Зверем из всех существующих, Зверем, которому нипочем клыки демонов Бездны и когти ночных кошмаров. Со Зверем, который почти не трогает животных, но нещадно уничтожает разумных существ. Со Зверем, который не может быть убит окончательно и всегда возвращается.
Нет, это не оборотень. Хотя Зверь и умеет менять облик, принадлежность его к этому роду Нежити можно отвергнуть. К тому же, носящих метку Вэре [1] очень легко распознать, если знать, как и куда смотреть; Зверя же нельзя заметить до самого последнего момента. Впрочем, «нельзя заметить» сказано слишком сильно. Мы знаем, ОТКУДА приходит упомянутый Зверь; нам просто не дано предугадать, КОГДА Он это сделает в очередной раз…
О, можете не утруждать себя излишней суетой. Вам все равно не удастся удрать от Зверя, коли Он пожелает полакомиться вашей печенью. На это не способен ни один смертный, будь он даже чемпионом Джангара по бегу на короткие, средние и длинные дистанции.
Но вы угадали правильно. Зверь этот – внутри каждого из нас.
Ну вот, разбежались. Глупцы.
Ведь совершенно тот же Зверь сидит в душе у каждого из них…
Поделиться книгой: