Молчание ягнят

— Вряд ли, вряд ли; я очень в этом сомневаюсь. О, совсем забыл: мне нужно позвонить по телефону. Вы пока идите, а я догоню вас в приемной.

— Можно, я оставлю здесь пальто и зонтик?

— В приемной. Отдайте Алану, он их уберет куда-нибудь.

Алан был облачен в нечто пижамоподобное — такая одежда выдавалась пациентам лечебницы. Он протирал пепельницы полой рубахи. Забирая из рук Клэрис пальто, он сделал ей шутовской реверанс.

— Спасибо, — сказала она.

— Всегда пожалуйста, — ответил Алан. — А ты часто какаешь?

— Что вы сказали?

— Какие они у тебя выходят? Дли-и-ин-ные?

— Дайте-ка я повешу все это где-нибудь сама.

— Тебе же ничего там не мешает, между ног, — ты можешь вот так наклониться и посмотреть, как они у тебя вылезают и меняют ли цвет от воздуха. Ты что, никогда так не делаешь? Правда похоже, вроде у тебя вырос длинный коричневый хвост, а? — Алан вцепился в пальто и не хотел отпускать.

— Доктор Чилтон велел вам явиться к нему в кабинет, немедленно, — сказала Старлинг.

— Ничего подобного, — произнес у нее за спиной доктор Чилтон. — Повесь пальто в шкаф, Алан, и не вынимай его оттуда в наше отсутствие. Я кому сказал. У меня была секретарь-машинистка, работала в приемной полный рабочий день. Но сокращение бюджета… Пришлось мне ее лишиться. Теперь та девушка, что привела вас ко мне, приходит печатать на три часа в день, а потом вот — Алан. Куда подевались все секретари-машинистки, а, мисс Старлинг? — Чилтон сверкнул в ее сторону очками. — Вы вооружены?

— Нет, я не вооружена.

— Можно мне заглянуть в вашу сумочку? И в чемоданчик тоже?

— Но вы видели мои документы.

— А в них написано, что вы курсант. Ну-ка разрешите, я проверю ваши вещи.

Клэрис Старлинг вздрогнула, когда за ее спиной сомкнулись тяжелые стальные двери и щелкнул засов. Чилтон шагал чуть впереди по крашенному в зеленый цвет коридору лечебницы, пропитанному запахом лизола. Было слышно, как где-то в отдалении захлопываются двери. Старлинг сердилась на себя за то, что позволила Чилтону сунуть нос в ее сумку и в чемоданчик, но все же смогла сосредоточиться, буквально растоптав свой гнев. Все шло нормально. Умение владеть собой не подвело ее и на этот раз: оно было ей надежной опорой, словно прочное каменистое дно под быстрыми водами реки.

— С Лектером масса хлопот, — проговорил через плечо Чилтон. — Не меньше десяти минут ежедневно уходит на то, чтобы вынуть скрепки из журналов, которые он получает. Мы попробовали было аннулировать его подписку или хотя бы сократить количество изданий, но он написал жалобу, и суд вынес решение в его пользу. А письма, которые он получал! Их количество было просто невероятным. Слава богу, поток уменьшился: в газетах теперь пишут о других феноменах. Какое-то время казалось, что каждый студентишка в Америке, пишущий диплом по психиатрии, хочет, чтобы в нем было немного Лектера. Медицинские журналы все еще публикуют его статьи, но это исключительно из анормального интереса к имени автора.

— Он написал интересную статью в журнале «Клиническая психиатрия» о пристрастиях к хирургическим вмешательствам. Во всяком случае, мне так показалось, — сказала Старлинг.

— Ах, вот как? Мы сами пытались здесь его изучать. Мы решили: какая прекрасная возможность сделать вклад в науку, ведь это редкая удача — заполучить такого живьем.

— Какого — такого?

— Он же чистейший социопат, это ясно с первого взгляда. Но абсолютно непроницаем, слишком умудрен и опытен для стандартных тестов. И, Господи, как же он нас ненавидит! Он считает, что я послан ему как некий мститель… А Крофорд это здорово придумал — послать к Лектеру вас.

— Что вы хотите этим сказать, доктор Чилтон?

— Вы молодая женщина, можете «заставить его заторчать» — так, кажется, это у вас называется? По-моему, Лектер не видел женщины уже несколько лет. Правда, он мог заметить какую-нибудь из уборщиц. Мы, как правило, женщин сюда не пускаем. В местах заключения от них только лишние неприятности.

А пошел бы ты, Чилтон…

— Я с отличием закончила Университет штата Вирджиния, доктор. Вряд ли он похож на институт благородных девиц.

— Тогда вы, по-видимому, способны усвоить кое-какие элементарные правила: не протягивайте ничего за решетку; не касайтесь решетки; не давайте ему ничего, кроме мягкой бумаги. Никаких карандашей, никаких ручек. У него имеются собственные фломастеры с фетровым стержнем. На бумагах, что вы ему передаете, не должно быть ни скрепок, ни проволочных скобок, ни булавок. Что бы он ни пытался передать через решетку — не брать. Все передавать только через выдвижной поднос для пищи. Все получать только через выдвижной поднос для пищи. Вы поняли меня?

— Я поняла вас.

Они миновали еще две двери; коридор теперь освещался лампами дневного света. Общие палаты остались позади; пациенты этого отделения не могли находиться вместе, здесь не было окон, лампы в потолке забраны толстой сеткой, словно в машинном отделении корабля. Доктор Чилтон задержался под одной из них. Когда смолк звук шагов, Старлинг уловила оборванный крик чьего-то охрипшего голоса.

— Лектера никогда не выпускают из камеры без смирительной рубашки и намордника — сказал Чилтон. — Я хочу показать вам почему. Он вел себя совершенно безупречно в первый год заключения, готов был всячески сотрудничать с нами. Меры безопасности по отношению к нему несколько ослабили; как вы понимаете, это было еще при прежнем директоре. Восьмого июля 1976 года во второй половине дня, он пожаловался на боль в груди и его отвели в процедурную. Смирительную рубашку немного распустили — чтобы легче было снять кардиограмму. Когда сестра наклонилась над ним, он сделал с ней вот это… — Чилтон протянул Клэрис потрепанную фотографию. — Врачам удалось спасти ей зрение — только один глаз. Все это время Лектер был подключен к приборам. Чтобы добраться до языка он сломал ей челюсть. Пульс при этом не превышал 85-ти, даже когда он проглатывал ее язык.

Старлинг не знала, что страшнее: эта фотография или быстрый взгляд похотливых глазок Чилтона, суетливо шаривших по ее лицу. Ей показалось — давно не поенный жадный кочет торопливо склевывает слезы с ее щек.

— Я держу его здесь, — произнес Чилтон и нажал кнопку у массивных двойных дверей из бронированного стекла. Огромного роста надзиратель впустил их в спецблок.

Старлинг приняла трудное решение и задержалась в дверях.

— Доктор Чилтон, — сказала она — нам совершенно необходимо протестировать доктора Лектера. Если он считает вас своим врагом, если у него такая навязчивая идея, — как вы сами только что сказали, — может быть, нам больше повезет, если я подойду к нему одна, как вы думаете?

У Чилтона дернулась щека.

— Ну что ж, прекрасно. Могли бы предложить это еще в моем кабинете, я не стал бы тратить зря время и отправил бы с вами дежурного.

— Я могла бы предложить вам это в кабинете, если бы вы проинструктировали меня в кабинете.

— Не думаю, что мы с вами еще увидимся, мисс Старлинг… Барни, когда она закончит с Лектером, позвоните, пусть кто-нибудь проводит ее обратно.

Чилтон ушел, так больше и не взглянув на нее. И остались: она, огромный бесстрастный надзиратель, бесшумные часы за его спиной и закрытый сетчатой дверью шкаф с газовыми баллончиками, смирительными рубашками, намордниками и пистолетом-транквилизатором. На крюке, вбитом в стену, висело что-то вроде длинной трубы с рогаткой в виде буквы «U» на конце — прижимать к стене буйных.

Надзиратель смотрел на нее.

— Доктор Чилтон предупредил вас, чтоб не прикасаться к решетке?

Голос у него был высокий и хриплый.

— Да, предупредил.

— Тогда ладно. Пройдете все камеры; его — последняя справа. Будете идти по коридору, держитесь середки и ни на что не обращайте внимания. Вот, отнесите ему почту, чтоб было с чего начать. — Казалось, надзиратель находит все это весьма забавным. — Просто положите письма и газеты на поднос, он сам откатится в камеру. Если поднос внутри — просто потяните его за шнур, либо он сам его выдвинет. Лектер не может дотянуться до того места, где останавливается поднос.

Дежурный дал ей два журнала — их ничем не скрепленные страницы вываливались из обложек, — три газеты и несколько вскрытых писем.

Коридор тянулся вперед метров на двадцать пять — тридцать, камеры шли по обеим сторонам. Стены некоторых были обиты войлоком, в дверях — смотровые окна, узкие и длинные, словно бойницы. Были и обычные тюремные камеры, отделенные от коридора прочной решеткой, заменяющей переднюю стену. Клэрис Старлинг краем глаза замечала темные фигуры заключенных в камеры людей, но старалась не смотреть в их сторону. Она прошла почти половину пути, когда мужской голос просипел ей вслед:

— Я чувствую, как воняет твоя п…да.

Она и виду не подала что слышит, шла вперед, не оборачиваясь.

В последней камере горел свет. Клэрис пошла ближе к левой стороне коридора, чтобы иметь возможность заглянуть в камеру издали, понимая, что стук каблуков заранее возвещает о ее приближении.

3

Камера доктора Лектера расположена на значительном расстоянии от остальных; напротив нее — только стенной шкаф, да и в других отношениях она совершенно уникальна. Вместо передней стены, как и в других камерах, — решетка из мощных прутьев, но внутри, за этой решеткой на таком расстоянии, чтобы человек не мог дотянуться, еще одна преграда — прочная нейлоновая сеть, от стены до стены и от пола до потолка. За этой сетью Старлинг разглядела привинченный к полу стол, заваленный бумагами и книгами в мягких обложках, и стул с прямой спинкой, тоже прочно закрепленный на месте.

Сам доктор Ганнибал Лектер полулежал на койке, с головой уйдя в изучение итальянского издания журнала «Вог»[7]. Он держал нескрепленные страницы журнала в правой руке, а левой откладывал прочитанные в сторону. У доктора Лектера на левой руке — шесть пальцев.

Клэрис Старлинг остановилась на некотором расстоянии от решетки, точно посередине небольшого холла.

— Доктор Лектер. — Голос вроде бы звучит нормально.

Он поднял голову, оторвавшись от журнала.

На какое-то головокружительное мгновение ей показалось: от его пристального взгляда исходит странное жужжание. Но это от волнения шумело у нее в ушах.

— Я Клэрис Старлинг. Могу ли я поговорить с вами? — Ее тон, расстояние, на котором она остановилась, — все было воплощенная учтивость.

Доктор Лектер размышлял, прижав палец к плотно сжатым губам. Затем не торопясь поднялся на ноги и легко прошел вперед по своей клетке, встав у самой сети, но не замечая ее, будто это он сам, по своей воле, выбрал расстояние, на котором следовало остановиться.

Он был невысок ростом, пластичен; в его руках, в движении плеч чувствовалась гибкая сила. Как и у нее самой.

— Доброе утро, — произнес он, словно только что отворил ей дверь собственной квартиры.

В хорошо поставленном голосе — чуть слышный скрип, похожий на скрежет ржавого металла, возможно, результат долгого молчания. Глаза доктора Лектера — карие, с красноватым оттенком, почти вишневого цвета, и, когда отражают свет, в них загораются красные огоньки. Создается впечатление, что эти огоньки искрами слетаются к самым зрачкам.

Эти глаза вобрали в себя Старлинг всю целиком.

Она сделала точно выверенный шаг к решетке и почувствовала, как у нее поднялись волосы на руках и уткнулись в ткань рукавов.

— Доктор, у нас возникли проблемы с психологическим профилированием. Я пришла просить у вас помощи.

— «Мы» — это Отдел криминальной психологии в Квонтико. Значит, вы из тех, кто работает на Джека Крофорда.

— Да.

— Могу я посмотреть ваши документы?

Клэрис этого совершенно не ожидала:

— Я уже показывала… В кабинете…

— Вы имеете в виду в кабинете Фредерика Чилтона, доктора медицины?

— Да.

— А его документы вы видели? Уверяю вас, вы там ничего не найдете. А с Аланом вы познакомились? Очаровательное существо, правда? С которым из них вы предпочли бы побеседовать?

— Пожалуй, с Аланом.

— Вы вполне можете оказаться репортером, пропущенным ко мне Чилтоном за взятку. Я имею право посмотреть ваши документы.

— Хорошо. — Она подняла запаянное в пластик служебное удостоверение.

— Будьте добры, перешлите его ко мне на подносе. Мне отсюда не видно.

— Не могу.

— Потому что он твердый.

— Да.

— Позовите Барни.

Надзиратель подошел, постоял, подумал.

— Доктор Лектер, я разрешу передать вам удостоверение. Но если вы его не вернете, как только я попрошу вас это сделать, если придется всех вокруг беспокоить, чтобы получить его обратно, я буду огорчен. А если вы меня огорчите, вас свяжут и вы будете лежать так до тех пор, пока у меня не улучшится настроение. Кормление через трубку, подгузники и резиновые штаны, которые меняют два раза в день, в общем, обычная процедура. И почту задержу на неделю. Ясно?

— Разумеется, Барни.

Пропуск поехал внутрь камеры, и Лектер поднес его к свету.

— Курсант? Здесь сказано — курсант. Джек Крофорд посылает курсанта интервьюировать меня? — Он постучал карточкой по мелким белоснежным зубам, потом медленно вдохнул его запах.

— Доктор Лектер, — напомнил Барни.

— Разумеется, Барни. — Он положил удостоверение на поднос, и Барни вытащил карточку наружу.

— Да, я сейчас прохожу курс обучения в Академии ФБР, — сказала Старлинг. — Но мы ведь обсуждаем не ФБР, мы говорим о психологии. Разве вы сами не сможете определить, разбираюсь я в предмете или нет, во время нашей беседы?

— М-м-м-м, — произнес доктор Лектер. — Что же… довольно ловко выскользнули… Барни, вам не кажется, что следовало бы предложить стул офицеру Старлинг?

— Доктор Чилтон ничего не говорил про стул.

— А что вам подсказывают ваши манеры, Барни?

— Принести вам стул? — спросил ее Барни. — Только ведь он никогда… ну, обычно тут никто надолго не задерживается.

— Спасибо. Если можно.

Барни достал складной стул из стенного шкафа, того, что прямо напротив камеры, поставил его перед ней и ушел.

— Ну-с, — произнес Лектер, усаживаясь у стола боком, чтобы быть лицом к ней, — так что же вам сказал Миггз?

— Кто?

— Вездесущий Миггз, в камере немного дальше по коридору. Он ведь на вас шипел. Что он сказал?

— Он сказал: «Я чувствую, как воняет твоя п…да».

— Понятно. А я не чувствую. Вы пользуетесь кремом для лица «Эвиан» и иногда духами «Л'эр дю Тан». Но сегодня вы умышленно этого не сделали. Как вы относитесь к тому, что сказал Миггз?