Иннокентий Анненский
Складни
(1906–1915)
EGO
МОЙ СТИХНедоспелым поле сжато;И холодный сумрак тих…Не теперь… давно когда-тоБыл загадан этот стих…Не отгадан, только прожит,Даже, может быть, не раз,Хочет он, но уж не можетОдолеть дремоту глаз.Я не знаю, кто он, чей он,Знаю только, что не мой,Ночью был он мне навеян,Солнцем будет взят домой.Пусть подразнит — мне не больно:Я не с ним, я в забытьи…Мук с меня и тех довольно,Что, наверно, все — мои…Видишь — он уж тает, канувИз серебряных лучейВ зыби млечные туманов…Не тоскуй: он был — ничей.* * *Развившись, волос поредел.Когда я молод был,За стольких жить мой ум хотел,Что сам я жить забыл.Любить хотел я, не любя,Страдать — но в стороне,И сжег я, молодость, тебяВ безрадостном огне.Так что ж под зиму, как листы,Дрожишь, о сердце, ты…Гляди, как черная грудаПод саваном тверда.А он уж в небе ей готов,Сквозной и пуховой…На поле белом меж крестовХоть там найду ли свой?..
EGOЯ — слабый сын больного поколеньяИ не пойду искать альпийских роз,Ни ропот волн, ям рокот ранних грозМне не дадут отрадного волненья.Но милы мне на розовом стеклеАлмазные и плачущие горы,Букеты роз увядших на столеИ пламени вечернего узоры.Когда же сном объята голова,Читаю грез я повесть небылую,Сгоревших книг забытые славаВ туманном сне я трепетно целую.* * *Когда, влача с тобой банальный разговорИль на прощание твою сжимая руку,Он бросит на тебя порою беглый взор,Ты в нем умеешь ли читать любовь и муку?Иль грустной повести неясные чертыНе тронут никогда девической мечты?..Иль, может быть, секрет тебе давно знаком.И ты за ним не раз следила уж тайком…И он смешил тебя, как старый, робкий заяц,Иль хуже… жалок был тургеневский малаецС его отрезанным для службы языком.
ICH GROLLE NICHTЯ все простил: простить достало сил,Ты больше не моя, ноя простил.Он для других, алмазный этот свет,В твоей душе ни точки светлой нет.Не возражай! Я был с тобой во сне;Там ночь росла в сердечной, глубине,И жадный змей все к сердцу припадал…Ты мучишься… я знаю… я видал…* * *Над высью горнойТишь.В листве, уж черной,Не ощутишьНи дуновенья.В чаще затих полет…О, подожди!.. МгновеньеТишь и тебя… возьмет.
БАЛЛАДАН. С. ГумилевуДень, был ранний и молочно-парный,Скоро в путь, поклажу прикрутили…На шоссе перед запряжкой парнойФонари, мигая, закоптили.Позади лишь вымершая дача…Желтая и скользкая… С балконаХолст повис, ненужный там… но спешно,Оборвав, сломали георгины.«Во блаженном…» И качнулись клячи!Маскарад печалей их измаял…Желтый пес у разоренной дачиБил хвостом по ельнику и лаял…Но сейчас же, вытянувши лапы,На песке разлегся, как в постели…Только мы, как сняли в страхе шляпыТак надеть их больше и не смели.…Будь ты проклята, левкоем и феноломРавнодушно дышащая Дама!Захочу — так сам тобой я буду… —«Захоти, попробуй!» — шепчет Дама.
ПОСЫЛКАВам я шлю стихи мои, когда-тоИх вдали игравшие солдаты!Только ваши, без четверостиший,Пели трубы горестней и тише…31 мая 1909
ДАЛЬНИЕ РУКИЗажим был так сладостно сужен,Что пурпур дремоты поблек,Я розовых, узких жемчужинГубами узнал холодок.О сестры, о нежные десять,Две ласково дружных семьи,Вас пологом ночи завеситьТак рады желанья мои.Вы — гейши фонарных свечений,Пятьроа, обрученных стеблю,Но нет у Киприды священнейНе сказанных вами люблю.Как мускус мучительный мумий,Как душный тайник тубероз,И я только стеблем раздумийК пугающей сказке прирос…Мои вы, о дальние руки,Ваш сладостно-сильный зажимЯ выносил в холоде скуки,Я счастьем обвеял чужим.Но знаю… дремотно хмелея,Я брошу волшебную нить,И мне будут сниться, алмея,Слова, чтоб тебя оскорбить.20–24 октября 1909
ДОБРОДЕТЕЛЬ
1РАБОЧАЯ КОРЗИНКАУ раздумий беззвучны слова,Как искать их люблю в тишине я!Надо только, черна и мертва,Чтобы ночь позабылась полнее,Чтобы ночь позабылась скорейМежду редких своих фонарей,За углом,Как покинутый дом…Позабылась по тихим столовымНад тобою, в лиловом…Чтоб со скатерти трепетный кругНе спускал своих желтых разлитий,И мерцанья замедленных рукРазводили там серые нити,И чтоб ты разнимала с тоскойЭти нити одну за другой,Разнимала и после клубила,И сиреневой редью иглаЗа мерцающей кистью ходила.А потом, равнодушно светла,С тихим скрипом соломенных петель,Бережливо простыни сколов,Там заснула и ты, Добродетель,Между путанно — нежных мотков…1907
2СТРУЯ РЕЗЕДЫ В ТЕМНОМ ВАГОНЕDors, dors, mon enfant!Не буди его в тусклую рань,Поцелуем дремоту согрей…Но сама — вся дрожащая — встань!Ты одна, ты царишь… Но скорей!Для тебя оживил я мечту,И минуты ее на счету. . . .Так беззвучна, черна и теплаРезедой напоенная мгла…В голубых фонарях,Меж листов на ветвяхБез числаВосковые сиянья плывут,И в саду,Как в бреду,Хризантемы цветут…. . . .Все, что можешь ты там, все ты смеешь теперь,Ни мольбам, ни упрекам не верь!. . . . .Пока свечи плывутИ левкои живут,Пока дышит во сне резедаЗдесь ни мук, ни греха, ни стыда…Ты боишься в кровиСвоих холеных ног,И за белый венокВ беспорядке косы?О, молчи! Не зови!Как минуты-часыНе таимой и нежной красы.. . На ветвях,В фонарях догорела мечтаГолубых хризантем…. . . .Ты очнешься — свежа и чиста,И совсем… о, совсем!Без смятенья в лице,В обручальном кольце. . . .Стрелка будет показывать семь…11 декабря 1908
ДОЖДИКВот сизый чехол и распорот,Не все ж ему праздно висеть,И с лязгом асфальтовый городХлестнула холодная сеть…Хлестнула и стала мотаться…Сама серебристо — светла,Как масло в руке святотатца,Глазеты вокруг залила.И в миг, что с лазурью любилось,Стыдливых молчаний полно,Все темною пеной забилосьИ нагло стучится в окно.В песочной зароется яме,По трубам бежит и бурлит,То жалкими брызнет слезами,То радугой парной горит.. . . .О нет! Без твоих превращений,В одно что-нибудь застывай!Не хочешь ли дремой осеннейОкутать кокетливо май?Иль сделаться Мною, быть может,Одним из упрямых калек,И всех уверять, что не дожитИ первый Овидиев век:Из сердца за Иматру летНичто, мол, у нас не уходитИ в мокром асфальте поэтЗахочет, так счастье находит.29 июня 1909 Царское Село
ДВА ПАРУСА ЛОДКИ ОДНОЙНависнет ли пламенный знойИль, пенясь, расходятся волны,Два паруса лодки одной,Одним и дыханьем мы полны.Нам буря желанья слила,Мы свиты безумными снами,Но молча судьба между намиЧерту навсегда провела.И в ночи беззвездного юга,Когда так привольно — темно,Сгорая, коснуться друг другаОдним парусам не дано…1904
ДВЕ ЛЮБВИС. В. ф. — ШтейнЕсть любовь, похожая на дым:Если тесно ей — она дурманит,Дай ей волю — и ее не станет…Быть как дым, — но вечно молодым.Есть любовь, похожая на тень:Днем у ног лежит — тебе внимает,Ночью так неслышно обнимает…Быть как тень, но вместе ночь и день.
ЕЩЕ ЛИЛИИКогда под черными крыламиСклонюсь усталой головойИ молча смерть погасит пламяВ моей лампаде золотой…Коль, улыбаясь жизни новойИ из земного житияДуша, порвавшая оковы,Уносит атом бытия,Я не возьму воспоминаний,Утех любви пережитых,Ни глаз жены, ни сказок няни,Ни снов поэзии златых,Цветов мечты моей мятежнойЗабыв минутную красу,Одной лилеи белоснежнойЯ в лучший мир перенесуИ аромат и абрис нежный.* * *— Сила господняя с намиСнами измучен я, снами…Хуже томительной боли,Хуже, чем белые ночи,Кожу они искололи,Кости мои измололи,Выжгли без пламени очи…— Что же ты видишь, скажи мне,Ночью холодною зимней?Может быть, сердце врачуя,Муки твои облегчу я,Телу найду врачеванье.— Сила господняя с нами,Снами измучен я, снами…Ночью их сердце почуя,Шепчет порой и названье,Да повторять не хочу я…* * *(Вариант) Сила господняя с нами,Снами измучен я, снами…Снами, где тени не вьются,Звуки не плачут, и слезы,Даже и слезы не льются,Снами, где нет даже грезы…Снами, которым названьяДаже подобья не знаю,Снами, где я расставаньеС жизнью порой начинаю.
ИЗ ОКНАЗа картой карта пали битыИ сочтены ее часы,Но, шелком палевым прикрыты,Еще зовут ее красы…И этот призрак пышноризыйПод солнцем вечно молодымГлядит на горы глины сизой,Похожей на застывший дым…
ИЗ ВЕРЛЕНАМне под маскою рыцарь с коня не грозил,Молча старое сердце мне Черный пронзил,И пробрызнула кровь моя алым фонтаном,И в лучах по цветам разошлася туманом.Веки сжала мне тень, губы ужас разжал,И по сердцу последний испуг пробежал.Черный всадник на след свой немедля вернулся,Слез с коня и до трупа рукою коснулся.Он, железный свой перст в мою рану вложив,Жестким голосом так мне сказал «Будешь жив»И под пальцем перчатки целителя твердымПробуждается сердце и чистым и гордым.Дивным жаром объяло меня бытие,И забилось, как в юности, сердце мое.Я дрожал от восторга и чада сомнений,Как бывает с людьми перед чудом видений.А уж рыцарь поодаль стоял верховой;Уезжая, он сделал мне знак головой,И досель его голос в ушах остается:«Ну, смотри. Исцелить только раз удается».
К МОЕМУ ПОРТРЕТУИгра природы в нем видна,Язык трибуна с сердцем лани.Воображенье без желанийИ сновидения без сна.
К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКАПод беломраморным обличьем андрогинаОн стал бы радостью, но чьих-то давних грез.Стихи его горят — на солнце георгина,Горят, но холодом невыстраданных слез.
К ПОРТРЕТУ ДОСТОЕВСКОГОВ нем Совесть сделалась пророком и поэтом,И Карамазовы и бесы жили в нем,Но что для нас теперь сияет мягким светомТо было для него мучительным огнем.
КОНТРАФАКЦИИ
ВЕСНАВ жидкой заросли парка береза жила,И черна, и суха, как унылость…В майский полдень там девушка шляпу сняла,И коса у нее распустилась.Ее милый дорезал узорную вязь,И на ветку березы, смеясь,Он цветистую шляпу надел.. . . .Это май подгляделИ дивился с своей голубой высоты,Как на мертвой березе и ярки цветы…
ОСЕНЬ. . . . .И всю ночь там по месяцу дымы вились,И всю ночь кто-то жалостно чуткийНа скамье там дремал, уходя в котелок.. . . . .А к рассвету в молочном тумане повисНа березе искривленно — жуткийИ мучительно-черный стручок,Чуть пониже растрепанных гнезд,А длиной — в человеческий рост…И глядела с сомнением просиньНа родившую позднюю осень.
Л. И. МИКУЛИЧТам на портретах строги лица,И тонок там туман седой,Великолепье небылицыТам нежно веет резедой.Там нимфа с таицкой водой,Водой, которой не разлиться,Там стала лебедем ФелицаИ бронзой Пушкин молодой.Там воды зыблются светло,И гордо царствуют березы,Там были розы, были розы,Пускай в поток их унесло.Там все, что навсегда ушло,Чтоб навевать сиреням грезы.. . . . .Скажите: «Царское Село»И улыбнемся мы сквозь слезы.
ЛИРА ЧАСОВЧасы не свершили урока,А маятник точно уснул,Тогда распахнул я широкоФутляр их — и лиру качнул.И, грубо лишенная мира,Которого столько ждала,Опять по тюрьме своей лира,Дрожа и шатаясь, пошла.Но вот уже ходит ровнее,Вот найден и прежний размах.. . . . .О сердце! Когда, леденея,Ты смертный почувствуешь страх…Найдется ль рука, чтобы лируВ тебе так же тихо качнуть,И миру, желанному миру,Тебя, мое сердце, вернуть?..7 января 1907 Царское Село
МЕСЯЦSunt mihi bis septemКто сильнее меня — их и сватай…Истомились — и все не слились:Этот сумрак голубоватыйИ белесая высь…Этот мартовский колющий воздухС зябкой ночью на талом снегуВ еле тронутых зеленью звездахЯ сливаю и слить не могу…Уж не ты ль и колдуешь, жемчужный,Ты, кому остальные ненужны,Их не твой ли развел и ущерб,На горелом пятне желтосерп,Ты, скиталец, небес праздносумыйС иронической думой?
МИРАЖИТо полудня пламень синий,То рассвета пламень алый,Я ль устал от четких линий,Солнце ль самое устало.Но чрез полог темнолистыйЯ дождусь другого солнцаЦвета мальвы золотистойИли розы и червонца.Будет взорам так приятноУтопать в сетях зеленых,А потом на темных кленахЗажигать цветные пятна.Пусть миражного круженьяЧерез миг погаснут светы…Пусть я — радость отраженья,Но не то ль и вы, поэты?
НА ПОЛОТНЕПлатки измятые у глаз и губ храня,Вдова с сиротами в потемках затаилась.Одна старуха мать у яркого огня:Должно быть, с кладбища, иззябнув, воротилась.В лице от холода сквозь тонкие мешкиСмесились сизые и пурпурные краски,И с анкилозами на пальцах две рукиБезвольно отданы камина жгучей ласке.Два дня тому назад средь несказанных мукУ сына сердце здесь метаться перестало,Но мать не плачет — нет, в сведенных кистях рукСознанье — надо жить во что бы то ни стало.
НЕРВЫПластинка для граммофонаКак эта улица пыльна, раскалена!Что за печальная, о, господи, сосна!Балкон под крышею. Жена мотает гарус.Муж так сидит. За ними холст как парус.Над самой клумбочкой прилажен их балкон.«Ты думаешь — не он… А если он?Все вяжет, боже мой… Посудим хоть немножко…»…Морошка, ягода морошка!..«Вот только бы спустить лиловую тетрадь?»«Что, барыня, шпинату будем брать?»«Возьмите, Аннушка!» — «Да там еще на стенкеВидал записку я, так…»…Хороши гребэнки!«А… почтальон идет… Петровым писем нет?»«Корреспонденции одна газета „Свет“».«Ну что ж? устроила?» — «Спалила под плитою».«Неосмотрительность какая!.. Перед тою?А я тут так решил: сперва соображу,И уж потом тебе все факты изложу…Еще чего у нас законопатить нет ли?»«Я все сожгла». — Вздохнув, считает молча петли…«Не замечала ты: сегодня мимо насКакой-то господин проходит третий раз?»«Да мало ль ходит их…» — «Но этот ищет, рыщет,И по глазам заметно, что он сыщик!..»«Чего ж у нас искать-то? Боже мой!»«А Вася-то зачем не сыщется домой?»«Там к барину пришел за пачпортами дворник».«Ко мне пришел?.. А день какой?» «А вторник».«Не выйдешь ли к нему, мой друг? Я нездоров».…Ландышов, свежих ландышов!«Ну что? Как с дворником? Ему бы хоть прибавить!»«Вот вздор какой. За что же?»…Бритвы праветь.«Присядь же ты спокойно! Кись-кись-кись…»«Ах, право, шел бы ты по воздуху пройтись!Иль ты вообразил, что мне так сладко маяться…»Яйца свежие, яйца!Яичек свеженьких?.. Но вылилась и злоба…Расселись по углам и плачут оба…Как эта улица пыльна, раскалена!Что за печальная, о господи, сосна!12 июля 1909 Царское Село
НЕВОЗМОЖНОЕсть слова — их дыхание, что цвет,Так же нежно и бело-тревожно,Но меж них ни печальнее нет,Ни нежнее тебя, невозможно.Не познав, я в тебе уж любилЭти в бархат ушедшие звуки:Мне являлись мерцанья могилИ сквозь сумрак белевшие руки.Но лишь в белом венце хризантем,Перед первой угрозой забвенья,Этих ве, этих зэ, этих эмРазличить я сумел дуновенья.И, запомнив, невестой в садуКак в апреле тебя разубрали,У забитой калитки я жду,Позвонить к сторожам не пора ли.Если слово за словом, что цвет,Упадает, белея тревожно,Не печальных меж павшими нет,Но люблю я одно — невозможно.1907 Царское Село
ОН И ЯДавно меж листьев налилисьИстомой розовой тюльпаны,Но страстно в сумрачную высьУходит рокот фортепьянный.И мука там иль торжество,Разоблаченье иль загадка,Но он — ничей, а вы — его,И вам сознанье это сладко.А я лучей иной звездыИщу в сомненьи и тревожно,Я, как настройщик, все ладыПеребираю осторожно.Темнеет… Комната пуста,С трудом я вспоминаю что-то,И безответна и чиста,За нотой умирает нота.
ОСЕННИЙ РОМАНСГляжу на тебя равнодушно,А в сердце тоски не уйму…Сегодня томительно-душно,Но солнце таится в дыму.Я знаю, что сон я лелею,Но верен хоть снам я, — а ты?..Ненужною жертвой в аллеюПадут, умирая, листы…Судьба нас сводила слепая:Бог знает, мы свидимся ль там…Но знаешь?.. Не смейся, ступаяВесною по мертвым листам!1903
ОСЕННЯЯ ЭМАЛЬСад туманен. Сад мой донятБелым холодом низин.Равнодушно он уронитСвой венец из георгин.Сад погиб… А что мне в этом.Если в полдень глянешь ты,Хоть эмалевым приветомСквозь последние листы?..
ПЕТЕРБУРГЖелтый пар петербургской зимы,Желтый снег, облипающий плиты…Я не знаю, где вы и где мы,Только знаю, что крепко мы слиты.Сочинил ли нас царский указ?Потопить ли нас шведы забыли?Вместо сказки в прошедшем у насТолько камни да страшные были.Только камни нам дал чародей,Да Неву буро-желтого цвета,Да пустыни немых площадей,Где казнили людей до рассвета.А что — было у нас на земле,Чем вознесся орел наш двуглавый,В темных лаврах гигант на скале,Завтра станет ребячьей забавой.Уж на что был он грозен и смел,Да скакун его бешеный выдал,Царь змеи раздавить не сумел,И прижатая стала наш идол.Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,Ни миражей, ни слез, ни улыбки…Только камни из мерзлых пустыньДа сознанье проклятой ошибки.Даже в мае, когда разлитыБелой ночи над волнами тени,Там не чары весенней мечты,Там отрава бесплодных хотений.* * *В небе ли меркнет звезда,Пытка ль земная все длится;Я не молюсь никогда,Я не умею молиться.Время погасит звезду,Пытку ж и так одолеем…Если я в церковь иду,Там становлюсь с фарисеем.С ним упадаю я нем,С ним и воспряну, ликуя…Только во мне-то зачемМытарь мятется, тоскуя?..* * *Когда б не смерть, а забытье,Чтоб ни движения, ни звука…Ведь если вслушаться в нее,Вся жизнь моя — не жизнь, а мука.Иль я не с вами таю, дни?Не вяну с листьями на кленах?Иль не мои умрут огниВ слезах кристаллов растопленных?Иль я не весь в безлюдье скалИ черном нищенстве березы?Не весь в том белом пухе розы,Что холод утра оковал?В дождинках этих, что нависли,Чтоб жемчугами ниспадать?..А мне, скажите, в муках мыслиНайдется ль сердце сострадать?
ПЕЧАЛЬ ПРОСВЕТА
ПОЭЗИЯСонетТворящий дух и жизни случайВ тебе мучительно слиты,И меж намеков красотыНет утонченней и летучей…В пустыне мира зыбко-жгучей,Где мир — мираж, влюбилась тыВ неразрешенность разнозвучийИ в беспокойные цветы.Неощутима и незрима,Ты нас томишь, боготворима,В просветы бледные сквозя,Так неотвязно, неотдумно,Что, полюбив тебя, нельзяНе полюбить тебя безумно.
ПРОСВЕТНи зноя, ни гама, ни плеска,Но роща свежа и темна,От жидкого майского блескаВсе утро таится она…Не знаю, о чем так унылы,Клубяся, мне дымы твердят,И день ли то пробует силы,Иль это уж тихий закат,Где грезы несбыточно-дальнейСквозь дымы златятся следы?..Как странно… Просвет… а печальнейСплошной и туманной гряды.Под вечер 17 мая 1906 Вологодский поезд
ПОЭТУВ раздельной четкости лучейИ в чадной слитности виденийВсегда над нами — власть вещейС ее триадой измерений.И грани ль ширишь бытияИль формы вымыслом ты множишь,Но в самом Я от глаз — Не ЯТы никуда уйти не можешь.Та власть маяк, зовет она,В ней сочетались бог и тленность,И перед нею так бледнаВещей в искусстве прикровенность.Нет, не уйти от власти ихЗа волшебством воздушных пятен,Не глубиною манит стих,Он лишь как ребус непонятен.Краса открытого лицаВлекла Орфея пиериды.Ужель достойны вы певца,Покровы кукольной Изиды?Люби раздельность и лучиВ рожденном ими аромате.Ты чаши яркие точиДля целокупных восприятий.
ПРЕРЫВИСТЫЕ СТРОКИЭтого быть не может…Это — подлог,День так тянулся и дожит,Иль, не дожив, изнемог?Этого быть не может…С самых тех порВ горле какой-то комок.Вздор…Этого быть не может…Это — подлог…Ну-с, проводил на поезд.Вернулся, и solo, да!Здесь был ее кольчатый пояс,Брошка лежала — звезда,Вечно открытая сумочкаБез замка,И, так бесконечно мягка,В прошивках красная думочка…. . . . .Зал,Я нежное что-то сказал,Стали прощаться,Возле часов у стенки…Губы не смели разжаться,Склеены…Оба мы были рассеянны,Оба такие холодные…Мы…Пальцы ее в черной митенкеТоже холодные…«Ну, прощай до зимы,Только не той, и не другой,И не еще — после другой,Я ж, дорогой,Ведь не свободная…»«Знаю, что ты — в застенке…»После онаПлакала тихо у стенки,И стала бумажно — бледна…Кончить бы злую игру…Что ж бы еще?Губы хотели любить горячо,А на ветруЛишь улыбались тоскливо…Что-то в них было застылоДаже мертво…Господи, я и не знал, до чегоОна некрасива…Ну, слава богу, пускают садиться…Мокрым платком осушая лицо,Мне отдала она это кольцо…Слиплись еще раз холодные лица,Как в забытьи,Поезд еще стоялЯ убежал…Но этого быть не может.Это — подлог…День или год и уж дожит,Иль, не дожив, изнемог…Этого быть не может…Июнь 1909 Царское Село
СЕСТРЕА. Н. АнненскойВечер. Зеленая детскаяС низким ее потолком.Скучная книга немецкая.Няня в очках и с чулком.Желтый, в дешевом издании,Будто я вижу роман…Даже прочел бы название,Если б не этот туман.Вы еще были Алиною,С розовой думой в очах,В платье с большой пелериною,С серым платком на плечах…В стул утопая коленами,Взора я с вас не сводил,Нежные, с тонкими венамиРуки я ваши любил.Слов непонятных течениеБыло мне музыкой сфер…Где ожидал столкновенияВаших особенных р…В медном подсвечнике сальнаяСвечка у няни плывет…Милое, тихо-печальное,Все это в сердце живет…
СКЛАДЕНЬ РОМАНТИЧЕСКИЙ
1НЕБО ЗВЕЗДАМИ В ТУМАНЕ…Небо звездами в тумане не расцветитсяРобкий вечер их сегодня не зажег…Только томные по окнам елки светятся,Да, кружася, заметает нас снежок.Меж ресниц твоих снежинки закидавшиеНе дают тебе в глаза мои смотреть,Сами слезы, только сердца не сжигавшие,Сами звезды, но уставшие гореть…Это их любви безумною обидоюПротив воли твои звезды залиты…И мучительно снежинкам я завидую,Потому что ими плачешь ты…
2МИЛАЯ«Милая, милая, где ж ты былаНочью в такую метелицу?»«Горю и ночью дорога светла,К дедке ходила на мельницу».«Милая, милая, я не поймуРечи с словами притворными.С чем же ты ночью ходила к нему?»«С чем я ходила? Да с зернами».«Милая, милая, зерна-то чьи ж?Жита я нынче не кашивал!»«Зерна-то чьи, говоришь? Да твои ж…Впрочем, хозяин не спрашивал…»«Милая, милая, где же мука?Куль-то, что был под передником?»«У колеса, где вода глубока…Лысый сегодня с наследником…»15 апреля 1907 Царское Село
СОЛНЕЧНЫЙ СОНЕТПод стоны тяжкие метелиЯ думал — ночи нет конца:Таких порывов не терпелиНаш дуб и тополь месяца.Но солнце брызнуло с постелиСнопом огня и багреца,И вмиг у моря просветлелиМорщины древнего лица…И пусть, как ночью, ветер рыщет,И так же рвет, и так же свищет,Уж он не в гневе божество.Кошмары ночи так далеки,Что пыльный хищник на припекеШалун — и больше ничего.
СОН И НЕТНагорев и трепеща,Сон навеяла свеча…В гулко — каменных твердыняхДва мне грезились луча,Два любимых, кротко — синихНебо видевших лучаВ гулко-каменных твердынях.Просыпаюсь. Ночь черна.Бред то был или признанье?Путы жизни, чары сна,Иль безумного желаньяВ тихий мир воспоминаньяЗабежавшая волна?Нет ответа. Ночь душна.* * *Не могу понять, не знаю…Это сон или Верлен?..Я люблю иль умираю?Это чары или плен?Из разбитого фиалаВсюду в мире разлитаИли мука идеала,Или муки красота.Пусть мечта не угадала,Та она или не та,Перед светом идеала,Пусть мечта не угадала.Это сон или Верлен?Это чары или плен?Но дохнули розы пленаНа замолкшие уста,И под музыку ВерленаБудет петь, моя мечта.
СРЕДИ МИРОВСреди миров, в мерцании светилОдной Звезды я повторяю имя…Не потому, чтоб я Ее любил,А потому, что я томлюсь с другими.И если мне сомненье тяжело,Я у Нее одной молю ответа,Не потому, что от Нее светло,А потому что с Ней не надо света.1901
СТАНСЫ НОЧИО. П. Хмара-БарщевскойМеж теней погасли солнца пятнаНа песке в загрезившем саду.Все в тебе так сладко-непонятно,Но твое запомнил я: «Приду».Черный дым, но ты воздушней дыма,Ты нежней пушинок у листа,Я не знаю, кем, но ты любима,Я не знаю, чья ты, но мечта.За тобой в пустынные покоиНе сойдут алмазные огни,Для тебя душистые левкоиЗдесь ковром раскинулись одни…Эту ночь я помню в давней грезе,Но не я томился и желал:Сквозь фонарь, забытый на березе,Талый воск и плакал и пылал.
СТАРЫЕ ЭСТОНКИИз стихов кошмарной совестиЕсли ночи тюремны и глухи,Если сны паутинны и тонки,Так и знай, что уж близко старухи,Из-под Ревеля близко эстонки.Вот вошли, — приседают так строго,Не уйти мне от долгого плена,Их одежда темна и убога,И в котомке у каждой полено.Знаю, завтра от тягостной жутиБуду сам на себя непохожим…Сколько раз я просил их «Забудьте…»И читал их немое: «Не можем».Как земля, эти лица не скажут,Что в сердцах похоронено веры…Не глядят на меня — только вяжутСвой чулок бесконечный и серый.Но учтивы — столпились в сторонке…Да не бойся: присядь на кровати…Только тут не ошибка ль, эстонки?Есть куда же меня виноватей.Но пришли, так давайте калякать,Не часы ж, не умеем мы тикать,Может быть, вы хотели б поплакать?Так тихонько, неслышно… похныкать?Иль от ветру глаза ваши пухлы,Точно почки берез на могилах…Вы молчите, печальные куклы,Сыновей ваших… я ж не казнил их…Я, напротив, я очень жалел их,Прочитав в сердобольных газетах,Про себя я молился за смелых,И священник был в ярких глазетах.Затрясли головами эстонки.Ты жалел их… На что ж твоя жалость,Если пальцы руки твоей тонки,И ни разу она не сжималась?Спите крепко, палач с палачихой?Улыбайтесь друг другу любовней!Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,В целом мире тебя нет виновней!Добродетель… Твою добродетельМы ослепли вязавши, а вяжем…Погоди — вот накопится петель,Так словечко придумаем, скажем…. . . . .Сон всегда отпускался мне скупо,И мои паутины так тонки…Но как это печально… и глупо…Неотвязные эти чухонки…1906 * * *Но для меня свершился выдел,И вот каким его я видел:Злаченно — белый — прямо с елкиБыл кифарэд он и стрелец.Звенели стрелы, как иголки,Грозой для кукольных сердец…Дымились букли из-под митрыНа струнах нежилась рука,Но уж потухли струны цитрыМеж пальцев лайковых божка.Среди миражей не устануЕго искать — он нужен мне,Тот безустанный мировражий,Тот смех огня и смех в огне.
ТРИ СЛОВАЯвиться ль гостем на пиру,Иль, чтобы ждать, когда умруС крестом купельным, на спине ли,И во дворце иль на панели…Сгорать ли мне в ночи немой,Свечой послушной и прямой,Иль спешно, бурно, оплывая…Или как капля дождевая,Но чтоб уйти, как в лоно водВ тумане камень упадет,Себе лишь тягостным паденьемТуда, на дно, к другим каменьям.
ТРИНАДЦАТЬ СТРОКЯ хотел бы любить облакаНа заре… Но мне горек их дым:Так неволя тогда мне тяжка,Так я помню, что был молодым.Я любить бы их вечер хотел,Когда, рдея, там гаснут лучи,Но от жертвы их розовых телТолько пепел мне снится в ночи.Я люблю только ночь и цветыВ хрустале, где дробятся огни,Потому что утехой мечтыВ хрустале умирают они…Потому что цветы — это ты.
ВЕСЕННИЙ РОМАНСЕще не царствует река,Но синий лед она уж топит;Еще не тают облака,Но снежный кубок солнцем допит.Через притворенную дверьТы сердце шелестом тревожишь…Еще не любишь ты, но верь:Не полюбить уже не можешь…
ЗАВЕЩАНИЕВале Хмара-БарщевскомуГде б ты ни стал на корабле,У мачты иль кормила,Всегда служи своей земле:Она тебя вскормила.Неровен наш и труден путьВ волнах иль по ухабамБудь вынослив, отважен будьНо не кичись над слабым.Не отступай, коль принял бой,Платиться — так за дело,А если петь — так птицей пойСвободно, звонко, смело.
ЗИМНИЙ РОМАНСЗастыла тревожная ртуть,И ветер ночами несносен…Но, если ты слышал, забудьСкрипенье надломанных сосен!На черное глядя стекло,Один, за свечою угрюмой,Не думай о том, что прошло;Совсем, если можешь, не думай!Зима ведь не сдастся: тверда!Смириться бы, что ли… Пора же!Иль лира часов и тогдаНад нами качалась не та же?..
ЗИМНИЙ СОНВот газеты свежий нумер,Объявленье в черной раме:Несомненно, что я умер,И, увы! не в мелодраме.Шаг родных так осторожен,Будто все еще я болен,Я ж могу ли быть доволен,С тюфяка на стол положен?День и ночь пойдут Давиды,Да священники в енотах,Да рыданье панихидыВ позументах и камлотах.А в лицо мне лить саженныйКопоть велено кандилам,Да в молчаньи напряженномЛязгать дьякону кадилом.Если что-нибудь осталосьОт того, что было мною,Этот ужас, эту жалостьВы обвейте пеленою.В белом поле до рассветаСвиток белый схороните…. . . .А покуда… удалитеХоть басов из кабинета.
ЧТО СЧАСТЬЕ?Что счастье? Чад безумной речи?Одна минута на пути,Где с поцелуем жадной встречиСлилось неслышное прости?Или оно в дожде осеннем?В возврате дня? В смыканьи вежд?В благах, которых мы не ценимЗа неприглядность их одежд?Ты говоришь… Вот счастья бьетсяК цветку прильнувшее крыло,Но миг — и ввысь оно взовьется.Невозвратимо и светло.А сердцу, может быть, милейВысокомерием сознанья,Милее мука, если в нейЕсть тонкий яд воспоминанья.
АМЕТИСТЫГлаза забыли синеву,Им солнца пыль не золотиста,Но весь одним я сном живу,Что между граней аметиста.Затем, что там пьяней весныИ беспокойней, чем идея,Огни лиловые должныПереливаться холодея.И сердцу, где лишь стыд да страх,Нет грезы ласково обманней,Чем стать кристаллом при свечахВ лиловом холоде мерцаний.* * *Только мыслей и словПостигая красу,Жить в сосновом лесуМежду красных стволов.Быть как он, быть как все:И любить, и сгорать…Жить, но в чуткой красе,Где листам умирать.
БЕССОННЫЕ НОЧИКакой кошмар! Все та же повесть…И кто, злодей, ее снизал?Опять там не пускали совестьНа зеркала вощеных зал…Опять там улыбались язвеИ гоготали, славя злость…Христа не распинали разве,И то затем, что не пришлось…Опять там каверзный вопросикСпускали с плеч, не вороша.И все там было — злобность мосекИ пустодушье чинуша.Но лжи и лести отдал дань я.Бьет пять часов — пора домой;И наг, и тесен угол мой…Но до свиданья, до свиданья!Так хорошо побыть без слов,Когда до капли оцет допит…Цикада жадная часов,Зачем твой бег меня торопит?Все знаю — ты права опять,Права, без устали токуя…Но прав и я, — и дай мне спать,Пока во сне еще не лгу я.
БЕЗ КОНЦА И БЕЗ НАЧАЛА(Колыбельная) Изба. Тараканы. Ночь. Керосинка чадит. Баба над зыбкой борется со сном.Баю-баюшки-баю,Баю деточку мою!Полюбился нам буркот,Что буркотик, серый кот…Как вечор на речку шла,Ночевать его звала.«Ходи, Васька, ночевать,Колыбель со мной качать!». . . .Выйду, стану в ворота,Встрену серого кота…Ба-ай, ба-ай, бай-баю,Баю милую мою…. . . .Я для того для дружкаНацедила молока…Кот латушку облизал,Облизавши, отказал.. . . .Отказался напрямик:(Будешь спать ты, баловник?)«Вашей службы не берусь:У меня над губой ус.Не иначе, как в избеТараканов перебей.Тараканы ваши злы.Съели в избе вам углы.Как бы после тех угловДа не съели мне усов».. . . .Баю-баю, баю-бай,Поскорее засыпай.. . . .Я кота за те словаКоромыслом оплела…Коромыслом по губы:Не порочь моей избы.Молока было, не пить,Чем гак подло поступить?(Сердито.) Долго ж эта маета?Кликну черного кота…Черный кот-то с печки шасть,Он ужо тебе задасть…Вынимает, ребенка из зыбки и закачивает.(Тише.) А ты, котик, не блуди,Приходи к белой груди.(Еще тише.)Не один ты приходи,Сон-дрему с собой веди…(Сладко зевая.) А я дитю перевью,А кота за верею.Пробует положить ребенка. Тот начинает кричать.(Гневно.) Расстрели тебя, пострел,Ай ты нынче очумел?. . . .Тщетно борется с одолевающим сном.Баю-баюшки-баю…Баю-баюшки-баю…. . .
БУДИЛЬНИКОбручена рассветуПечаль ее рулад…Как я игрушку этуНе слушать был бы рад…Пусть завтра будет та жеОна, что и вчера…Сперва хоть громче, глажеИдет ее игра.Но вот, уж не читаяДавно постылых нот,Гребенка золотаяЗвенит, а не поет…Цепляясь за гвоздочки,Весь из бессвязных фраз,Напрасно ищет точкиТомительный рассказ,О чьем-то недобореКосноязычный бред…Докучный лепет горяНенаступивших лет,Где нет ни слез разлуки,Ни стылости небес,Где сердце-счетчик муки,Машинка для чудес…И скучно разминаяПружину полчаса,Где прячется смешнаяИ лишняя Краса.Июнь 1909
ДЛЯ ЧЕГО, КОГДА СНЫ ИЗМЕНИЛИ…
* * *Для чего, когда сны изменили,Так полны обольщений слова?Для чего на забытой могилеЗеленей и шумнее трава?Для чего эти лунные выси,Если сад мой и темен и нем?..Завитки ее кос развилися,Я дыханье их слышу…зачем?1902
ДРУГОМУЯ полюбил безумный твой порыв,Но быть тобой и мной нельзя же сразу,И, вещих снов иероглифы раскрыв,Узорную пишу я четко фразу.Фигурно там отобразился страх,И как тоска бумагу сердца мяла,Но по строкам, как призрак на пирах,Тень движется так деланно и вяло.Твои мечты — менады по ночам,И лунный вихрь в сверкании размахаИм волны кос взметает по плечам.Мой лучший сон — за тканью Андромаха.На голове ее эшафодаж,И тот прикрыт кокетливо платочком,Зато нигде мой строгий карандашНе уступал своих созвучий точкам.Ты весь — огонь. И за костром ты чист.Испепелишь, но не оставишь пятен,И бог ты там, где я лишь моралист,Ненужный гость, неловок и невнятен.Пройдут года… Быть может, месяца…Иль даже дни, и мы сойдем с дороги:Ты — в лепестках душистого венца,Я просто так, задвинутый на дроги.Наперекор завистливой судьбеИ нищете убого-слабодушной,Ты памятник оставишь по себе,Незыблемый, хоть сладостно-воздушный…Моей мечты бесследно минет день…Как знать? А вдруг с душой, подвижней моря,Другой поэт ее полюбит теньВ нетронуто-торжественном уборе…Полюбит, и узнает, и поймет,И, увидав, что тень проснулась, дышит,Благословит немой ее полетСреди людей, которые не слышат…Пусть только бы в круженьи бытияНе вышло так, что этот дух влюбленный,Мой брат и маг не оказался яВ ничтожестве слегка лишь подновленный.
ГАРМОННЫЕ ВЗДОХИФруктовник. Догорающий костер среди туманной ночи под осень. Усохшая яблоня. Оборванец на деревяшке перебирает лады старой гармоники. В шалаше на соломе разложены яблоки.Под яблонькой, под вишнеюВсю ночь горят огни,Бывало, выпьешь лишнее,А только ни-ни-ни.. . . .Под яблонькой кудрявоюПрощались мы с тобой,С японскою державоюПредполагался бой.С тех пор семь лет я плаваю,На шапке «Громобой»,А вы остались павою,И хвост у вас трубой…. . . .Как получу, мол пенцию,В Артуре стану бой,Не то, так в резиденциюЗакатимся с тобой…. . . .Зачем скосили с травушкойЦветочек голубой?А ты с худою славушкойУшедши за гульбой?. . . .Ой, яблонька, ой, грушенька,Ой, сахарный миндаль,Пропала наша душенька,Да вышла нам медаль!. . . .На яблоне, на вишенкеНет гусени числа…Ты стала хуже нищенкиИ вскоре померла.Поела вместе с листвиемТа гусень белый цвет…. . . .Хоть нам и все единственно,Конца японцу нет.. . . .Ой, реченька желты пески,Куплись в тебе другой…А мы уж, значит, к выписке…С простреленной ногой…. . . .Под яблонькой, под вишнеюСиди да волком вой…И рад бы выпить лишнее,Да лих карман с дырой.
К ПОРТРЕТУТоска глядеть, как сходит глянец с благ,И знать, что все ж вконец не опротивят,Но горе тем, кто слышит, как в словахЗаигранные клавиши фальшивят.* * *Нет, мне не жаль цветка, когда его сорвали,Чтоб он завял в моем сверкающем бокале.Сыпучей черноты меж розовых червей,Откуда вырван он, — что может быть мертвей?И нежных глаз моих миражною мечтоюНеужто я пятна багрового не стою,Пятна, горящего в пустыне голубой.Чтоб каждый чувствовал себя одним собой?Увы, и та мечта, которая соткалаТомление цветка с сверканием бокала,Погибнет вместе с ним, припав к его стеблю,Уж я забыл ее, — другую я люблю…Кому-то новое готовлю я страданье,Когда не все мечты лишь скука выжиданья.
КОЛОКОЛЬЧИКИГлухая дорога. Колокольчик в зимнюю ночь рассказывает путнику свадебную историю.Динь-динь-динь,Дини-дини…Дидо Ладо,Дидо Ладо,Лиду диду ладили,Дида Лиде ладили,Ладили, не сладили,Лиду надосадили.День делали,Да день не делали,Дела не доделали,Головы-то целы ли?Ляду дида надо лиДиду баню задали.Динь-динь-динь, дини-динь…Колоколы-балаболы,Колоколы-балаболы,Накололи, намололи,Дале боле, дале бале…Накололи, намололи,Колоколы-балаболы.Лопотуньи налетали,Болмоталы навязали,Лопотали-хлопотали,Лопотали, болмотали,Лопоталы поломали.Динь!Ты бы, дид, не зеньками,Ты бы, диду, деньгами…Деньгами, деньгами…Долго ли, не долго ли,Лиде шубу завели…Холили — не холили,Волили — неволили,Мало ль пили, боле лили.Дида Ладу золотили.Дяди ли, не дяди ли,Ладили — наладили…Ой, пила, пила, пила,Диду пива не дала:Диду Лиду надобе,Ляду дида надобе,Ой, динь, динь, динь-дини, дини, дини-динь,Деньги дида милые,А усы-то сивые…Динь!День.Дан вам день…Долго ли вы там?Мало было вам?Вам?ДамПо губам.По головамДам.Буби-буби-бубенцы ли,Мы ли ныли, вы ли ныли,Бубенцы ли, бубенцы ли…День, дома бы день,День один…Колоколы-балаболы,Мало лили, боле пили,Балаболы потупили…Бубенцы-бубенчики,Малые младенчики,Болмоталы вынимали,Лопоталы выдавали,Лопотали, лопотали…Динь…Колоколы-балаболы…Колоколы-балаболы…30 марта 1906 Вологодский поезд
МЕЛОДИЯ ДЛЯ АРФЫМечту моей тоскующей любвиТвои глаза с моими делят немо…О белая, о нежная, живи!Тебя сорвать мне страшно, хризантема.Но я хочу, чтоб ты была одна,Чтоб тень твоя с другою не сливаласьИ чтоб одна тобою любоваласьВ немую ночь холодная луна…
ПЕСНИ ПОД МУЗЫКУКэк-уок на цимбалахКэк-уок на цимбалахМолоточков лапки цепки,Да гвоздочков шапки крепки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки топотали,Мимо точки попадали,Что ни мах;На струнахКак и не бывало.Пали звоны топотом, топотом,Стали звоны ропотом, ропотом,То сзываясь,То срываясь,То дробя кристалл.В струнах, полных холода, холода,Пели волны молодо, молодо,И буруномГул по струнамСледом пролетал.С звуками кэк-уока,Ожидая мокка,Во мгновенье окаЧто мы не съедим…И Махмет-Мамаям,Ни зимой, ни маемНами не внимаем,Он необходим.Молоточков цепки лапки,Да гвоздочков крепки шапки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки налетают,Мало в точки попадают,Мах да мах,Жизни… ах,Как и не бывало.Осень 1900
МОЯ ТОСКАМ. А. КузминуПусть травы сменятся над капищем волненьяИ восковой в гробу забудется рука,Мне кажется, меж вас одно недоуменьеВсе будет жить мое, одна моя Тоска…Нет, не о тех, увы! кому столь недостойно,Ревниво, бережно и страстно был я мил…О, сила любящих и в муке так спокойна,У женской нежности завидно много сил.Да и при чем бы здесь недоуменья былиЛюбовь ведь светлая, она кристалл, эфир…Моя ж безлюбая — дрожит, как лошадь в мыле!Ей — пир отравленный, мошеннический пир!В венке из тронутых, из вянущих азалийСобралась петь она… Не смолк и первый стих,Как маленьких детей у ней перевязали,Сломали руки им и ослепили их.Она бесполая, у ней для всех улыбки,Она притворщица, у ней порочный вкус,Качает целый день она пустые зыбки,И образок в углу — сладчайший Иисус…Я выдумал ее — и все ж она виденье,Я не люблю ее — и мне она близка,Недоумелая, мое недоуменье,Всегда веселая, она моя тоска.12 ноября 1909 Царское Село
ОДУВАНЧИКИЗахлопоталась девочкаВ зеленом кушаке,Два желтые обсевочкаСажая на песке.Не держатся и на — поди:Песок ли им не рад?..А солнце уж на западеИ золотится сад.За ручкой ручку белуюМалютка отряхнет:«Чуть ямочку проделаю,Ее и заметет…Противные, упрямые!»— Молчи, малютка дочь,Коль неприятны ямы им,Мы стебельки им прочь.Вот видишь ли: все к лучшемуДитя, развеселись,По холмику зыбучемуДве звездочки зажглисьМохнатые, шафранныеЗвездинки из цветов…Ну вот, моя желанная,И садик твой готов.Отпрыгаются ноженьки,Весь высыплется смех,А ночь придет — у боженькиПостельки есть для всех…Заснешь ты, ангел-девочка,В пуху, на локотке…А желтых два обсевочкаРаспластаны в песке.26 июня 1909 Куоккала
ПЕЧАЛЬНАЯ СТРАНАПечален из медиНаш символ венчальный,У нас и комедийФиналы печальны…Веселых соседейУ нас инфернальныКосматые шубы…И только… банальныКосматых медведейОт трепетных снедейКровавые губы.
ПОСЛЕДНИЕ СИРЕНИЗаглох и замер сад. На сердце все мутнейОт живости обид и горечи ошибок…А ты что сберегла от голубых огней,И золотистых кос, и розовых улыбок?Под своды душные за тенью входит тень,И неизбежней все толпа их нарастаетЧу… ветер прошумел — и белая сиреньНад головой твоей, качаясь, облетает.. . . . . .Пусть завтра не сойду я с тинистого днаДождя осеннего тоскливей и туманней,Сегодня грудь моя желания полна,Как туча, полная и грома и сверканий.Но малодушием не заслоняй порыв,И в этот странный час сольешься ты с поэтом;Глубины жаркие словам его открыв,Ты миру явишь их пророческим рассветом.
С КРОВАТИ(Моей garde-malade)Просвет зелено-золотистыйС кусочком голубых небесВесь полный утра, весь душистый,Мой сад — с подушки — точно лес.И ароматы… и движенье,И шум, и блеск, и красотаЗеленый бал — воображеньяЕдва рожденная мечта…Я и не знал, что нынче сноваТам, за окном, веселый пир.Ну, солнце, угощай больного,Как напоило целый мир.
СУМРАЧНЫЕ СЛОВАЗа ветхой сторою мы рано затаились,И полночь нас мечтой немножко подразнила,Но утру мы глазами повинились,И утро хмурое простило…А небо дымное так низко нависало,Все мельче сеял дождь, но глуше и туманней,И чья-то бледная рука уже писалаСвятую ложь воспоминаний.Все, все с собой возьмем. Гляди, как стали четкиИ путь меж елями, бегущий и тоскливый,И глянцевитый верх манящей нас пролетки,И финн измокший, терпеливый.Но ты, о жаркий луч! Ты опоздал. ОшибкойТы заглянул сюда, — иным златися людям!Лишь сумрачным словам отныне мы улыбкойОдною улыбаться будем!
ТОСКА САДАЗябко пушились листы,Сад так тоскливо шумел.— Если б любить я умелТак же свободно, как ты.Луч его чащу пробил…— Солнце, люблю ль я тебя?Если б тебя я любилИ не томился любя.Тускло ль в зеленой кровиПламень желанья зажжен,Только раздумье и сонСердцу отрадней любви.
ТОСКА СИНЕВЫЧто ни день, теплей и крашеОсенен простор эфирныйОсушенной солнцем чашей:То лазурной, то сапфирной.Синью нежною, как пламя,Горды солнцевы палаты,И ревниво клочья ватыЛьнут к сапфирам облаками.Но возьми их, солнце, — душных,Роскошь камней все банальней,Я хочу высот воздушных,Но прохладней и кристальней.Или лучше тучи сизой,Чутко-зыбкой, точно волны,Сумнолицей, темноризой,Слез, как сердце, тяжко полной.* * *В ароматном краю в этот день голубойПесня близко: и дразнят, и вьется;Но я там не спою, что мне шепчет прибой,Что вокруг и цветет, и смеется.Я не трону весны — я цветы берегу,Мотылькам сберегаю их пыль я,Миг покоя волны на морском берегуИ ладьям их далекие крылья.А еще потому, что в сияньи сильнейИ люблю я сильнее в разлукеПолусвет-полутьму наших северных дней,Недосказанность песни и муки…
ВТОРОЙ МУЧИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТВихри мутного ненастьяТайну белую хранят…Колокольчики запястьяТо умолкнут, то звенят.Ужас краденого счастьяГуб холодных мед и ядЖадно пью я, весь объятЛихорадкой сладострастья.Этот сон, седая мгла,Ты одна создать могла,Снега скрип, мельканье тени,На стекле узор курений,И созвучье из теплаГуб, и меха, и сиреней.
ЧЕРНЫЙ СИЛУЭТСонет Пока в тоске растущего испугаТомиться нам, живя, еще дано,Но уж сердцам обманывать друг другаИ лгать себе, хладея, суждено;Пока прильнув сквозь мерзлое окно,Нас сторожит ночами тень недуга,И лишь концы мучительного кругаНе сведены в последнее звено,Хочу ль понять, тоскою пожираем,Тот мир, тот миг с его миражным раем…Уж мига нет — лишь мертвый брезжит свет…А сад заглох… и дверь туда забита…И снег идет… и черный силуэтЗахолодел на зеркале гранита.