Грозный всадник

– Мелко, мелко пласт забираешь. Ты глубже, глубже давай землицу, подсказывают мужики.

Нажал атаман посильнее - лопнул сошник.

– Соха с норовом, с норовом. Не даётся, упрямая! - засмеялись крестьяне.

– Да зачем казаку соха? Он саблей землицу вспашет! - похихикивает дядя Митяй.

Посмотрел Разин на мужиков. Насупился.

Крестьяне в момент притихли. Дядя Митяй ухватился за бороду. "Эх, осерчает сейчас атаман!"

Однако Степан Тимофеевич вдруг рассмеялся.

– Молодец, борода! - похлопал по плечу дядю Митяя. - Благодарю за науку. - Эй! - закричал казакам. - Не забижать хлебопашный народ. Выдать коней, приклад. Равнять с казаками. - Потом задумался и добавил: - И пахарь и воин что две руки при одном человеке.

Глава вторая

ВЫШЕ ДЕРЕВЬЕВ ВЗЛЕТЕЛИ КАЧЕЛИ

ЦАРСКОЕ ЛОЖЕ

Простояв месяц в Астрахани, Разин начал поход вверх по Волге: на взятый уже Царицын и дальше на Саратов, Самару, Симбирск, Казань.

Часть армии на стругах и лодках поплыла Волгой. Растянулись отряды на несколько вёрст. Двести судов и лодок в отрядах Разина. Другая часть войска двинулась берегом.

До Царицына шли знакомой дорогой, то есть той же, которой шли от Царицына к Астрахани. Разница только в том - раньше спускались по Волге вниз, теперь подымались навстречу течению. Двигались раньше с боями. Теперь по вольной земле ступали.

Через несколько дней показался вдали Царицын.

Приготовили в городе Разину для отдыха целый боярский дом. Дом каменный, крыша железная, ступени из мрамора, дубовая дверь.

– Отец, для тебя, для твоей особы.

Ведут горожане Разина из горницы в горницу:

– Тут вот боярин ел.

– Тут вот боярин пил.

– Это ещё не всё!

Идёт Степан Тимофеевич по барским хоромам, налево, направо глянет.

– Тут вот боярин господу богу поклоны бил, - продолжают объяснять горожане.

– Тут вот порол дворовых.

– Это ещё не всё!

Сменяет горница горницу. Довольны царицынцы. Каждый про себя рассуждает:

"Ну, будет батюшка Степан Тимофеич доволен".

"Палаты самим палатам".

"Попомнит отец Царицын!"

Привели они Разина в боярскую опочивальню.

– Царское, батюшка, ложе, - показали ему на кровать.

Кровать необычная. Ножки высокие. Полог со всех сторон. На перине лежит перина. А сверху ещё перина. На подушке лежит подушка. А сверху ещё подушка. Ляжешь в такую мягкость, как в глубокой реке утонешь.

Поклонились, ушли горожане. Остался Разин один. Глянул на стены метровые стены. Хоть из пушек по ним пали. Глянул на окна - окна всего с ладонь. Ни неба, ни звёзд не видно. Поднял Разин голову кверху. Повис над ним каменный потолок, словно плита могильная. Посмотрел Степан Тимофеевич себе под ноги - пол под ногами каменный. Камень сверху, камень снизу, камень со всех сторон.

Снял Разин пояс, снял сапоги и саблю, сунул пистолеты к себе в изголовье, разделся, лёг.

Лежит, утонувши в перинах, Разин. Непривычно лежать, как боярину, казаку. Смотрит на каменный потолок, на оконца в ладонь, на метровые стены. Душно в хоромах Разину. Устал Степан Тимофеевич за день. Сон клонил атамана, в глаза просился. А тут вдруг пропал.

К тому же блохи его одолели. Злее этих боярских блох разве что только голодные волки. Кусали они атамана, забыв о любом почтении.

Прокрутился Степан Тимофеевич целый час. В подушках, в перинах запутался. Исцарапал ногтями тело.

– Да будь ты проклято! - не сдержался Разин.

Встал он с боярской постели. Снова саблю надел и ремень, сапоги натянул казацкие. Пистолеты засунул за пояс.

Прошёл Степан Тимофеевич из горницы в горницу и вышел наружу.

Обступила Разина ночная прохлада. Вольный ветер в лицо ударил. Моргнули на небе звёзды. Расправил Степан Тимофеевич грудь. Вобрал в себя свежий воздух.

Осмотрелся Разин вокруг. Заметил в углу двора сеновал. К нему и направился. Лёг на душистое сено. И тут же богатырски уснул.

Возвращаются горожане к себе домой.

– Ну, будет батюшка Степан Тимофеевич доволен.

– Да куда уж - палаты самим палатам.

– Попомнит отец Царицын!

И правда, запомнил Царицын Разин. На хоромы боярские смотреть с той поры не мог.

ДВЕНАДЦАТЬ ДВАЖДЫ

Обветшали в Царицыне крепостные стены. Брёвна местами подгнили, местами и вовсе выпали. Вал земляной обсыпался.

Решил Разин царицынский кремль чинить.

– Без крепостей нам пока нельзя. Они и для нас защита.

Приказал Степан Тимофеевич, чтобы на работу явились все.

– Всем на стенах работы хватит. Эх, за такие-то стены давно б воеводу пора на виселицу! Чтобы явились все, - повторил атаман. - А ежели кто заупрямится: казак ли, мужик, горожанин - быть за это тому в ответе, сечь нещадно при всех кнутами.

Дружно пошла работа.

Разин и сам подхватил топор. Скинул кафтан Степан Тимофеевич, сплюнул себе на руки. Начал тесать бревно. Размахнулся. Ударил. Крякнул. Опять размахнулся. Крякнул. Играет топор в умелых руках. Лишь щепки летят во все стороны.

Смотрят на Разина разинцы. Поспешают за Разиным разинцы.

Хотя и строг был приказ атамана, но всё же нашлись ослушники. Возможно, их было больше, однако попались двое: царицынский житель Кузьма Соловей и свой же казак Остапка.

Был Остапка у Кузьмы на постое. Утром они поднялись. Умылись. Съели по краюхе душистого хлеба. Запили его молоком. Собрались идти на работу. Кузьма вытащил два топора. Себе и Остапке. Остаток хлеба завернули в тряпицу, приготовили взять с собой, так как знали: работа у стен до вечера.

Короче, собрались честно. Оба поднялись рано. Время было ещё в запасе. Оно и подвело. Решили Кузьма и Остапка перед работой сразиться в кости. Увлекались в то время такой игрой. Была она очень азартной, хотя и совсем несложной, нечто вроде "орла и решки". Только не монеты были в руках у играющих, а небольшие костяшки. Две стороны их имели различный цвет. На цвет и играли. Бросали поочерёдно. Чьей стороной выпадали кости, тот и выигрывал.

Бросил кости Кузьма.

Бросил кости Остап.

Бросил кости Кузьма.

Бросил кости Остап.

Так и пошло. То удача идёт к одному, то удача идёт к другому. То не везёт Кузьме, то не везёт Остапке.

Играли они на одежду: на шапку, рубаху, штаны, сапоги. То проиграет всё до штанов Кузьма, сидит, словно в бане, голый. То в натуральной своей красивости сидит на скамье Остапка.

Вошли игроки в азарт. Солнце поднялось давно к зениту. Да где им смотреть на солнце! Кости глазами ловят.

Так и не смогли оторваться они от игры до самого вечера. Сражались бы дольше. Да тут возвращались с работы разинцы. Уличили они ослушников.

Приволокли провинившихся к Разину.

Что им сказать в ответ атаману? Признались во всём сердечно.

Вина у обоих была одинакова. Все ждали, что таким и наказание тоже будет.

Однако Разин сказал:

– Кузьме всыпать двенадцать палок. Остапке - двенадцать дважды!

Кое-кто зароптал на Разина:

– Как же так, отец атаман?! Выходит, жильца ты милуешь, а раз свой, то готов - до смерти.

– Оттого что свой, потому и больше, - ответил Степан Тимофеевич. Велика ли для нас потеря, если какой-то жилец ослушался. Если же свой это беда для войска. Отсюда и высший спрос.

Заботился Разин о строгих порядках в армии. Был нетерпим и строг.

ВАРФОЛОМЕЙКА

Привязался в Царицыне к Разину мальчик. Варфоломейкой звали. Весь нос в веснушках, словно тмином обсыпан. Глаза как две голубые бусины.

Ходил он за Разиным и день, и второй. На третий Разин приметил мальчика:

– Ну, как тебя звать?

– Варфоломейка.

– Что же ты ходишь, Варфоломейка, за мной?

– Дай из пистоля стрельнуть!

Посмотрел на мальчишку Разин:

– Сколько ж тебе годов?

– Будет без двух двенадцать.

– Ишь ты какой подсчёт! - рассмеялся Степан Тимофеевич. - Значит, выходит - десять.

– Нет, двенадцать, - твердит мальчишка. - Двенадцать без двух годов.

– Ладно, пусть будет по-твоему, - согласился Степан Тимофеевич. - Ты что же, считать умеешь?

– До двух дюжин, - ответил мальчик.

– А цифры слагать научен?

– Научен.

– Сколько же два и два?

– Четыре, - важно ответил Варфоломейка.

– А три и четыре?

Задумался мальчик. Незаметно для Разина пальцы на обеих руках загнул, секунду спустя ответил:

– Три и четыре - выходит семь.

– Мастак ты, мастак, - опять усмехнулся Разин.

Понравился Разину мальчик. Дал он ему из пистолета стрельнуть.

Расхвастал Варфоломейка дружкам и приятелям, что сам Степан Тимофеевич Разин дал ему из пистоля стрельнуть.

Стали мальчишки ходить за Разиным.