Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)

«В обычном состоянии я бы шутя вызывала эрекцию». Наша Хлоя, впрочем — скелет, вымазанный жёлтой ваксой.

Хлоя просто такая, как она есть, а я — ничто. Даже не ничто. Тем не менее, руки Хлои ощупывают меня, когда мы садимся в круг на пушистый ковёр. Мы закрываем глаза. Хлоя вызывается вести нас в направленной медитации, и она берёт нас с собой в сад безмятежности. Хлоя берёт нас с собой на гору, во дворец семи дверей. Во дворце семь дверей — зелёная дверь, жёлтая дверь, оранжевая дверь, и Хлоя проводит нас сквозь каждую дверь, голубая дверь, красная дверь, белая дверь, и мы находим то, что находится за ними.

Глаза закрыты, и мы представляем, что наша боль — это шар белого исцеляющего света у нас под ногами, растущий, поглощающий наши колени, наши талии, наши груди. Наши чакры открываются. Сердечная чакра. Головная чакра. Хлоя ведёт нас в пещеры, где мы встречаем наше животное силы. Моим был пингвин.

Лёд покрывает пол пещеры, и пингвин говорит: «Скользи». Безо всяких усилий мы скользим сквозь туннели и галереи.

А затем время обнимашечек.

Открой глаза.

Хлоя сказала, что это был терапевтический физический контакт. Мы все должны выбрать себе партнёра. Хлоя бросается мне на шею и рыдает. У Хлои есть кремы и наручники, и она рыдает, в то время как я смотрю на часы на второй руке в одиннадцатый раз.

Так что я не плакал в своей первой группе поддержки, два года назад. Я не плакал также ни во второй группе поддержки, ни в третьей. Я не плакал ни на паразитах крови, ни на раке желудка, ни на органической мозговой деменции.

Вот что происходит, когда у тебя бессонница. Всё вокруг очень далеко, фотография фотографии фотографии. Бессонница отдаляет тебя от всего, ты ничего не можешь коснуться, и ничто не может коснуться тебя.

А потом был Боб. Когда я в первый раз пришёл на «Вернувшихся Мужчин Вместе», Боб — большое желе, огромный бутерброд с сыром, наверх на меня в «Вернувшихся Мужчинах Вместе» и начал плакать. Большое желе направился прямо сквозь комнату, когда подошло время обнимашечек, его руки висят вдоль туловища, его плечи вращаются. Его огромный желейный подбородок сверху на груди, его глаза уже заволокли слёзы. Шаркая ногами, невидимыми шажками ступни-вместе, Боб скользит по цементному полу, чтобы взгромоздить весь свой вес на меня.

Боб приземляется на меня.

Огромные руки Боба обвиваются вокруг меня.

Большой Боб был качком, рассказал он. Все эти радужные дни Дианабола, затем Вистрола — стероида, который дают скаковым лошадям. Свой собственный зал, у Боба был собственный тренажёрный зал. Он был женат три раза. Он отписал им кучу всего, а я видел его когда-нибудь по телевизору? Вся эта передача как-сделать о расширении собственной груди была практически его идеей.

«По своему честные незнакомцы вынудили меня сделать огромную резиновую самому, если ты понимаешь, что я имею в виду».

Боб не знал. Может быть лишь один из его крикунов один раз опускался, и он знал, что это — фактор риска. Боб рассказал мне о постоперационной гормональной терапии.

Многие культуристы бухают слишком много тестостерона, что вызывает то, что они называют коровьим выменем.

Я должен был спросить, что он подразумевает под «крикунами».

«Крикуны», — сказал Боб. «Гранаты. Орехи. Камни. Шары. Яйца. В Мексике, где ты покупаешь стероиды, они называют их „Коконы“».

«Развод, развод, развод», — сказал Боб и достал из бумажника фотографии самого себя, огромного и на первый взгляд абсолютно голого, в демонстрационной позе и каком-то окружении. «Это дурацкая жизнь, — сказал Боб, — но когда ты на сцене, раскачанный и выбритый и полностью очищенный от телесного жира (до двух процентов), и мочегонное оставляет тебя холодным и твёрдым на ощупь, как бетон, ты ослеп от огней, и оглох от грохота аудиосистемы, пока судья не скажет: „Растяните квадратную мышцу, напрягите и держите“.

«Вытяните левую руку, напрягите бицепс и держите».

Это лучше, чем настоящая жизнь».

Ускоренная перемотка, сказал Боб, к раку. Теперь он остался банкротом. У него росло двое сыновей, которые не отвечали на его звонки.

Лечение коровьего вымени, согласно врачу — вскрыть чуть ниже сосков и дренировать всю жидкость.

Это всё, что я помню, потому что дальше Боб заключил меня в огромные объятия, и накрыл сверху своей головой. И я потерялся внутри забвения, такого тёмного и тихого и завершённого, и когда я наконец отстранился от его мягкой груди, футболка Боба была моей рыдающей маской.

Это было два года назад, в мою первую ночь в «Вернувшихся Мужчинах Вместе».

И почти на каждой встрече с этого момента Большой Боб заставлял меня плакать.

Я не ходил больше к врачу. Я никогда не жевал корень валерианы.

Это была свобода. Утрата всех надежд была свободой. Если я ничего не говорил, люди в группе всегда подозревали худшее. Они плакали сильнее. Я плакал сильнее. Посмотри вверх, на звёзды, и ты улетаешь.

Возвращаясь домой после групп поддержки, я чувствовал себя более живым, чем когда бы то ни было ранее в своей жизни. У меня не было ни рака, ни кровяных паразитов; я был маленьким тёплым центром, вокруг которого вращалась жизнь на этой Земле.

И я спал. Дети не спят так сладко.

Каждый вечер я умирал и каждое утро я рождался.

Воскрешённый.

До сегодняшнего вечера, два года счастья до сегодняшнего вечера, потому что я не могу плакать, когда эта женщина смотрит на меня. Потому что если я не могу коснуться дна, я не могу спастись. У меня на языке ощущение обойной бумаги, так сильно я давлю им на дёсны. Я не спал четыре дня.

Когда она смотрит, я — лгун. Она — фальшивка. Она — лгун. Сегодня во время знакомства мы представлялись: я — Боб, я — Пол, я — Терри, я — Девид.

Я никогда ни называю своё настоящее имя.

— Это рак, правильно? — спросила она.

Затем она сказала:

— Что ж, привет, меня зовут Марла Зингер.

Никто так и ни сказал ей, что это за рак. А потом мы были слишком заняты, усыпляя своего внутреннего ребёнка.

Мужчина всё ещё рыдает у неё на шее, Марла делает ещё одну затяжку.

Я наблюдаю за ней в просвет между дрожащими сиськами Боба.

Для Марлы я — фальшивка. Начиная со второй ночи, когда я увидел её, я не могу уснуть. Я всё ещё был первой фальшивкой, может быть, кстати, все эти люди притворялись с их болячками и их кашлем и их опухолями, даже Большой Боб, Большое желе. Большой бутерброд с сыром.

Посмотрите на его жирные волосы.

Марла курит и смотрит по сторонам.

В этот момент ложь Марлы входит в резонанс с моей ложью и всё, что я могу охватить взором — это ложь. Посреди всей этой правды. Все виснут друг на друге и рискуют поделиться своим самым сильным страхом, что смерть движется к ним прямо, не сворачивая, и что ствол пистолета упирается им в глотку. А Марла курит и смотрит по сторонам, а я… я похоронен под заплаканным ковром, и всё внезапное, даже смерть и её близость прямо здесь, с телевизионными пластмассовыми цветами, будто не существует.

— Боб, — говорю я, — ты разбиваешь меня. — Я пытаюсь шептать, а потом перестаю, — Боб, — Я пытаюсь говорить тихо, но срываюсь на крик, — Боб, мне нужно в туалет.

Зеркало в уборной висит прямо над стоком. Если так будет продолжаться, я увижу Марлу Зингер в «За пределами», группе дисфункций мозга, вызванных паразитами. Конечно, Марла будет там, и что я сделаю — это сяду рядом с ней. И после знакомства и направленной медитации, семи дверей во дворце, белого исцеляющего шара света, после открытия своих чакр, когда придёт время обнимашечек, я схвачу эту маленькую сучку.

Её руки плотно прижаты к телу, мои губы прижаты к её уху, и я говорю: «Марла, ты — большая фальшивка, выметайся отсюда».

Это единственная настоящая вещь в моей жизни, и ты разбиваешь её.

Ты, большой турист.

В следующий раз, когда мы встретимся, я скажу: «Марла, я не могу спать, пока ты здесь. Мне нужно это. Выметайся.»

3

Ты просыпаешься в Эйр Харбор Интернэшнл.

Каждый взлёт или посадку, когда самолёт слишком сильно закладывал на одно крыло, я молился об аварии. Этот момент лечит и мою бессонницу, и мою нарколепсию: мы должны умереть, потерявший надежду и плотно упакованный человеческий табачок в сигаретке фюзеляжа.

Так я встретил Тайлера Дардена.

Ты просыпаешься в О'Хара.

Ты просыпаешься в ЛаГвардия.

Ты просыпаешься в Логане.

Тайлер подрабатывал киномехаником. По своей натуре Тайлер мог работать только ночью. Если штатный киномеханик заболевал, профсоюз вызывал Тайлера.

Есть такая категория людей: ночные люди. Есть другая категория людей: дневные люди. Я могу работать только днём.

Ты просыпаешься в Даллсе.

Сумма страховки возрастает втрое, если ты погиб в служебной поездке. Я молился об эффекте воздушных ножниц. Я молился о пеликанах, засосанных в турбину, о расшатанных болтах и льде на крыльях. Во время посадки, когда самолёт спускается на взлётную полосу и начинает выпускать шасси, наши кресла зафиксированы в верхнем положении, столики сложены, вся ручная кладь закрыта в ящиках у нас над головой и край взлётной полосы стремительно приближается, чтобы встретить нас, потушивших сигареты, я молился об аварии.

Ты просыпаешься на Лав Фильд.

В будке киномеханика Тайлер делал переустановки, если кинотеатр был достаточно старым. В этом случае в будке установлено два проектора, один из которых работает.

Я знаю это, потому что Тайлер знает это.

На второй проектор устанавливается следующая катушка фильма. Большинство фильмов записано на шести — семи катушках, которые прокручиваются в определённом порядке. В новых кинотеатрах все катушки склеиваются в одну большую пятифутовую катушку. В этом случае не нужны ни два проектора, ни переустановки, ни тумблер, переключаемый туда-сюда, катушка номер один, клац, катушка номер два на другом проекторе, клац, катушка номер три на первом проекторе.

Клац.

Ты просыпаешься в СииТэк.

Я рассматриваю людей на ламинированных карточках для экстремальных ситуаций. Женщина плавает в океане, её каштановые волосы развеваются, подушка с сиденья прижата к груди. Её глаза широко распахнуты, но она ни улыбается, ни хмурится. На другой картинке люди, спокойные, как священные коровы Хинду, тянутся со своих мест за кислородными масками, выпавшими из потолка.

Это, должно быть, скорая помощь.

Вот.

Мы теряем давление в кабине.

Вот.

Ты просыпаешься, и ты в Виллоу Ран.

Старый кинотеатр, новый кинотеатр, — для того, чтобы перевезти фильм из одного в другой, Тайлер всё равно должен разделить его на исходные шесть или семь катушек. Маленькие катушки упаковываются в пару гексагональных стальных чемоданов. У каждого чемодана сверху ручка. Приподними один, и ты вывихнешь плечо. Настолько они тяжёлые.

Тайлер — банкетный официант, обслуживающий столики в шикарном отеле в центре города, и Тайлер — киномеханик из профсоюза киномехаников. Я не знаю, сколько Тайлер работал все те ночи, когда я не мог уснуть.

В старых кинотеатрах, где фильм крутится с двумя проекторами, киномеханик должен внимательно следить за ним, чтобы сменить катушки в точный момент, так чтобы зрители не заметили разрыва там, где заканчивается одна катушка и начинается другая. Ты должен смотреть на белые пятнышки в правом верхнем углу экрана. Это предупреждение. Внимательно следи за фильмом, и ты увидишь два пятнышка в конце каждой катушки.

Между собой киномеханики называют их «след окурка».

Первое белое пятнышко — это двухминутное предупреждение. Ты включаешь второй проектор, чтобы он успел разогнаться до нужной скорости.

Второе белое пятнышко — пятисекундное предупреждение. Внимание. Ты стоишь между двумя проекторами, и будка пропитана горячим потом от ксеноновых ламп, одного взгляда на которые достаточно, чтобы ослепнуть. На экране появляется первое пятнышко. Звук к фильму идёт из огромных динамиков за экраном. Будка механика звуконепроницаемая, потому что в будке стоит рёв цепных колёс, прокручивающих фильм со скоростью шести футов в секунду, десять кадров в каждом футе, шестьдесят кадров проносятся в секунду, грохоча, как бандитская перестрелка. Два проектора разогнались, и ты стоишь между ними и держишь пальцы на тумблере каждого из них. В по-настоящему старых проекторах в ступице кормящей катушки есть звуковой сигнал.

Даже в фильмах, идущих по телевизору, есть предупреждающие пятнышки. Даже в видиках в самолёте.

В большей части проекторов привод на принимающую катушку, и по мере того, как принимающая катушка вращается всё медленнее, кормящая катушка вращается всё быстрее. И в конце катушки кормящая разгоняется так быстро, что начинает звенеть звуковой сигнал, предупреждая, что пора делать переустановку.

Тьма раскалена проекторными лампами и звенит звуковой сигнал. Ты стоишь там между двумя проекторами, держишь руки на тумблере каждого из них, и смотришь в угол экрана. Вспыхивает второе пятнышко. Отсчёт до пяти. Один тумблер защелкиваешь, в то же мгновение другой тумблер отщелкиваешь.

Переустановка.

Фильм идёт дальше.

Никто из зрителей и понятия не имеет.

Звуковой сигнал установлен на кормящей катушке, и киномеханик может немного вздремнуть. Но киномеханик делает много вещей, которые не обязан делать. Не в каждом проекторе есть звуковой сигнал. Дома ты будешь иногда просыпаться во тьме в холодном поту с мыслью, что ты проспал переустановку. Зрители тебя распнут. Зрители, чей фильм ты испортил, и администратор будет звонить в профсоюз.

Ты просыпаешься на Крисси Фильд.

Что меня умиляет в путешествиях — это то, что куда бы я ни направился, везде малюсенькая жизнь. Я приезжаю в отель, малюсенькое мыло, малюсенький шампунь, один мазок масла, одноразовая зубная щётка. Уселся в обычное самолётное кресло. Ты — великан. Твои плечи слишком широкие. Твои ноги Алисы-в-Стране-Чудес вдруг становятся такими огромными, что касаются ног человека перед тобой. Подают ужин, миниатюрную сделай-сам Курицу «Кордон Блэу», один из этих объединить-их-всех проектов, чтобы ты был чем-то занят.

Пилот включит знак «Пристегните ремни» и мы попросим тебя не ходить возле кабины.

Ты просыпаешься на Мэйс Фильд.

Иногда Тайлер просыпается в темноте, трясущийся от кошмара, что он проспал смену катушек, или что плёнка порвалась, или что плёнка застряла ровно настолько, что цепные колёса разорвали полоску дырочек в звуковой дорожке.

После того, как катушка закончится, свет лампы пробивается сквозь звуковую дорожку и вместо речи ты слышишь только «вуп вуп вуп», режущий звук вертолёта от каждого луча, пробивающегося сквозь дырочки цепного колеса.

Что ещё киномеханик не обязан делать: из лучших кадров попадавших к нему фильмов Тайлер делал слайды. В первом полнометражном фильме, который помнит человечество, были эпизод с обнажённой Энджи Дикинсон.

За время, пока копии этого фильма проехали из западных кинотеатров в восточные, сцена обнажения исчезла. Один киномеханик вырезал себе кадр. Другой киномеханик вырезал себе кадр. Всем хотелось иметь слайд обнажённой Энджи Дикинсон. Порно пришло в кинотеатры, и эти киномеханики, несколько парней, собрали коллекции, которые смело можно назвать эпическими.

Ты просыпаешься на Боинг Фильд.

Ты просыпаешься в Эл Эй Экс.

Сегодня у нас почти пустой полёт, так что ты можешь свободно поднять ручку кресла и потянуться. Ты потягиваешься, зигзагом, колени гнутся, талия гнётся, локти гнутся, вытягиваясь через три или четыре сиденья. Я перевожу часы на два часа назад или на три часа вперёд, Тихоокеанское, Горное, Центральное или Восточное время; часом меньше, часом больше.

Это твоя жизнь, и всё это кончается в одну минуту.

Ты просыпаешься в Кливленд Хопкинс.