Загадочное наследство

Тем более что трудно представить Мака Истона в этой роли.

Однако среди посланий не было ничего от него. Первое было от компании по мобильному сервису – что-то рекламное. Кейди не прослушала и трети. Зато второе заставило опуститься в кресло с круглыми от ужаса глазами.

Оно было от Сильвии.

– «Прости, у меня мало времени, звоню, только чтобы ты знала, что тетя Веста мертва – утонула в бассейне во время одного из своих дурацких ночных заплывов. Все говорит о том, что с ней приключился приступ паники и она совершенно утратила ориентировку, тем более что подсветку упорно не включала. Наверное, она просто не сумела добраться до лесенки. Похороны во вторник, я еще позвоню насчет деталей…»

Третий звонок был от родителей.

– «Приезжаем на похороны Весты, но долго не задержимся…»

Весты Бриггз больше нет, думала Кейди в тупом отчаянии.

Нет больше грозной повелительницы «Шатлейна». Невероятно! Как будто мир перевернулся с ног на голову.

Долго сидела она так, не в силах заняться делом, глядя в темнеющее пространство гостиной. Сухие глаза саднило. Лучше бы уж слезы!

Ах, Веста, Веста! Она была чем дальше, тем невозможнее и эксцентричнее, но ухитрилась остаться незаурядной личностью. Ее имя знал каждый хоть немного знакомый с миром искусства. Знал ее, завидовал ей – но не любил.

Кейди думала о том, что похороны будут многолюдными, но вряд ли на них будет пролито много слез.

Глава 10

– Так что там у тебя не задалось с последним заданием, папа? – полюбопытствовала Габриэла.

Мак подавил вздох и упорно продолжал созерцание гобелена. Это был во всех отношениях замечательный гобелен: начало восемнадцатого века, один из целой пасторальной серии, изображавший охоту на единорога – то есть нечто, гармонично спаявшее в себе мечту с реальностью. Краски, особенно живые в красной и синей части гаммы, сами по себе были редкостью, если учесть возраст плотной шерстяной основы и шелков вышивки. Полотно бурлило жизнью и энергией, каждый из многих десятков персонажей был индивидуален внешностью, позой, своим занятием. Еще больше поражала своим разнообразием живая природа: тут было все, от оленей до грифонов. А уж что касается растений, детальность их изображения просто ошеломляла.

Серия гобеленов была предоставлена музею частным коллекционером. В числе прочего это редкое событие давало Маку возможность увидеться с дочерью: пообедать вместе и потом побродить по выставке.

Посещение музеев было семейной традицией и страстью. Со своей женой Рейчел Мак познакомился на выставке импрессионистов, на втором курсе колледжа, и большинство их свиданий протекало также в музеях и выставочных залах. С рождением ребенка традиция не прервалась: Габриэла отправилась на свою первую встречу с прекрасным в детском сиденьице за спиной отца. Ей не было тогда и года.

После смерти Рейчел Мак и вовсе с головой окунулся в атмосферу музеев. Вместе с дочерью он посетил несметное число их, ища утешения в предметах искусства, самое существование которых говорило о нетленности человеческой природы, о неизбывности законов бытия.

Позже, когда им обоим, каждому по-своему, пришлось столкнуться с проблемами подросткового периода, Мак сделал очень важное открытие: музеи и галереи могут, пусть ненадолго, примирить между собой два поколения. Там ему удавалось временно отложить терновый венец отца-одиночки. Кто-то водил дочерей на балы, Мак Габриэлу – на выставки. Среди картин, статуй и старинных редкостей им удавалось находить общий язык даже в те моменты, когда больше нигде это было просто невозможно.

В летний период, во время каникул дочери, он взял привычку выезжать в заморские сокровищницы культуры: Эрмитаж, Лувр, Прадо и множество других прославленных европейских музеев. В каникулы покороче они обычно колесили по стране, добавляя к уже осмотренному новое: «Метрополитен» в Нью-Йорке, Художественный институт в Чикаго, Художественный музей в Сиэтле и прочее, и прочее…

– Что тебе в голову взбрело? – спросил он неохотно.

– Ради Бога, папа! Это же я, твоя единственная дочь и наследница. Мне ли не знать, когда что-то у тебя идет вкривь и вкось? Вот ты, например, всегда знаешь, что у меня новый парень.

Мак повернулся от гобелена и адресовал «дочери и наследнице» испытующий взгляд. С самого детства она была именно Габриэлой – не Габи или, скажем, Эли. Рейчел настаивала на этом, и так оно пошло. В детском саду дочь с ходу объявила воспитательнице, что будет откликаться только на полное имя. То же самое повторилось в школе, как начальной, так и средней. Сейчас Габриэле исполнилось девятнадцать, она была уже первокурсницей, но ничто не говорило о каких-либо переменах в ее жизненной позиции.

– Не всегда, – возразил Мак. – В данный момент я понятия об этом не имею. А что, у тебя новый парень? Эрик не выдержал испытания временем? Жаль. Мне он нравился.

Дочь возвела глаза к небу – серые глаза с чуть голубоватым оттенком, цвета густого тумана, в точности как у него. Но это была их единственная общая черта, всем остальным: белокурыми волосами, тонкостью черт и необычайно милой улыбкой – она была обязана матери. Вот уже шесть лет прошло с тех пор, как Рейчел погибла под колесами пьяного водителя, первоначальная острая боль уступила место тихой печали, но иногда – в такие моменты, как этот, – самый вид дочери будил застарелую жажду мести. И горечь. Едкую горечь от необходимости принять жестокий факт, что Рейчел не увидит, как Габриэла вырастает в женщину, такую же красивую и умную, как она.

– Я сто раз говорила, что мы с Эриком просто друзья!

– Что-то не припомню.

– И то, что он гей, тоже? Такие детали отец не забывает, так что перестань притворяться. Ты просто хочешь уйти от вопроса. Я вот прекрасно помню, что ты разыскал пропавший шлем и что Нотч и Дьюи согласились продать его программисту-затворнику из Санта-Крус.

– Эмброузу Вандайку.

– Имя не существенно. Я о том, что все как будто устраивалось ко всеобщему удовлетворению. Если так, почему ты такой мрачный?

– Я просчитался.

«И что самое неприятное, не в отношении денег», – мысленно добавил Мак, переходя к следующему гобелену, с изображением дворцового приема во всем его блеске, элегантности и, увы, безнадежном декадентстве.

– Ты не делаешь просчетов, – не унималась дочь.

– Их делает каждый хоть иногда.

– А твой просчет, он что, как-то связан с консультантом, которого ты нанял на этот раз? Эксперта по вопросам европейского декоративного искусства? Который, насколько мне помнится, женского пола.

Вопрос захватил Мака совершенно врасплох – он так и не успел привыкнуть к неожиданным вспышкам женской интуиции, которые случались у его взрослеющей дочери все чаще и чаще.

– Почему ты так решила?

– А разве нет? Ты все время обращаешься к консультантам, и я к этому уже привыкла. Но на сей раз… на сей раз что-то носилось в воздухе. Пожалуйста, признай это, пап.

– Я ничего не собираюсь признавать, – проворчал Мак, чтобы выиграть время. – Не делай скоропалительных выводов.

В прошлом нередко удавалось отвлечь Габриэлу – подростковый ум слишком боек, чтобы подолгу задерживаться на чем-то одном. Кроме того, молодежь считает все проблемы, кроме их собственных, не стоящими внимания. Они слишком заняты, пробиваясь во взрослый мир, как рассада на грядке пробивается наружу, и не придают значения уклончивым ответам.

– Почему скоропалительных? – Светлые брови дочери сошлись, придавая лицу трогательно насупленный вид. – Когда ты упоминаешь об этой своей новой знакомой, то как-то… я не знаю… меняешься, что ли. Настораживаешься, ведешь себя уклончиво, меняешь тему, а уж если удается развязать тебе язык, начинаются дифирамбы. Она и то, она и это – цены ей нет, да и только.

– Да, она ценный специалист, с чутьем. Я имею в виду шестое чувство, которое не каждому дано. Далеко не каждому. А между прочим, антиквар без него как без рук.

Чем дальше Мак говорил, тем больше сознавал, что у Кейди в самом деле есть все для осуществления своей угрозы и что в ее лице он может обрести серьезного конкурента. Одних связей недостаточно, одного мастерства тоже, но вместе они дают многообещающую комбинацию. Жутко было даже подумать, что она возьмется сама разыскивать утерянные ценности. Конечно, в девяти случаях из десяти дело удается уладить полюбовно, но тот самый десятый раз может стоить и жизни, как убедительно доказала история с ограблением Эмброуза Вандайка. В самом деле, Кейди приняла боевое крещение, жаль только, что теперь ей море по колено. С такой бравадой как раз и попадают в передряги.

«Если понадобятся кулаки, я их найму». Мак невольно передернулся, вспоминая эту парфянскую стрелу.

– Для тебя специалист с чутьем – не новость, пап. Ты только к таким и обращаешься. Тут что-то другое…

– Габриэла!

– Попробуй только утверждать, что нет. Ты ведешь себя странно с тех самых пор, как лично познакомился с Кейди Бриггз. Между вами что-то произошло, могу спорить на что угодно.

Очевидно, он как-то пропустил тот момент, когда Габриэла окончательно вышла из подросткового возраста. По крайней мере отвлечь ее уже не удается.

Переместившись к следующему гобелену, Мак углубился в изучение превосходно выполненного единорога.

– Пап!

– Ладно, раз уж тебе так неймется. Мисс Бриггз преступила рамки заключенного соглашения, а именно проявила излишнюю инициативу. По неприятному совпадению именно в этот раз возникли сложности, и, хотя никто не пострадал, пришлось все же подключить полицию.

– О! – оживилась дочь. – Так мисс Бриггз сваляла дурака!

– Ну, не совсем так…

– Именно так: сваляла ду-ра-ка, и притом здоровенного. Я вижу это по твоим глазам. Ну вот, теперь все ясно. Ты ее, конечно же, размазал по стенке и уволил без выходного пособия?

– Не совсем.

– А как? Человека вышибают с треском, если он напортачил настолько, что не обойтись без полиции. Ты мне сто раз повторял, что, мол, надо работать так, чтобы воды не замутить, и не в коем случае не вовлекать в дело власти. Повторял или нет? Ну то-то же! Кстати, потому народ так и ломится в «Потерянное и обретенное», что только у тебя можно избежать огласки.

– Бывают ситуации, когда без огласки не обойтись, и эта была как раз такого рода.

– Да, но ты же только что сказал, что это все вина мисс Бриггз: она вышла за рамки, проявив слишком много инициативы! Раз так, почему ты ее защищаешь?

– Я ее не защищаю, но и не обвиняю. Она же независимый консультант, а значит, имеет право на некоторую самостоятельность. Между прочим, потому многие специалисты и предпочитают оставаться независимыми. Мисс Бриггз недавно в этом бизнесе и не вполне представляет, как важно действовать осмотрительно и с оглядкой. Это приходит с опытом. Она научится.

«Скорее всего на собственных ошибках, – добавил он мысленно. – Например, разочек "наняв кулаки"».

– Ну хорошо, ей недостает опыта. Но ведь факт есть факт, она напортачила, а ты ее не вышиб с треском. Почему?

– Ну… я решил дать мисс Бриггз еще один шанс, потому что… потому что она знает свое дело. А она отказалась. Заявила, что не желает больше сотрудничать с моей фирмой.

– У нее что, крыша поехала?! Ушла по собственному желанию?

– Выходит, что так.

– Что ж ты сразу-то не сказал! – воскликнула Габриэла с заметным облегчением. – Значит, все разрешилось само собой, и не придется больше валандаться с чересчур независимым консультантом.

– Да уж, не придется. А можно узнать, что ты имеешь против мисс Бриггз? Ты ее даже не знаешь!

– Не обязательно лично знать, чтобы… – дочь сделала вид, что тщательно изучает ногти, – чтобы понять, что вы не пара.

– Что за ерунда!

– Она для тебя недостаточно хороша, пап. – Против обыкновения дочь смутилась и даже слегка покраснела. – Это же видно! Мы сейчас разговаривали, и ты все мрачнел и мрачнел. По-моему, она на тебя плохо влияет. Депрессивно.

Вот чем все кончается, когда желаешь дать своему ребенку образование. Он начинает умничать. И попробуй объясни ему, в девятнадцать-то лет, разницу между депрессией и сексуальной неудовлетворенностью. Особенно если и сам не очень-то ее улавливаешь.

– По-твоему, я в депрессии?

– А что, нет?

– Разумеется, нет!

– Все равно не мешает тебе побеседовать с Дженни.

Мак ощутил, как по спине прошел холодок при одной мысли о визите к семейному психоаналитику – седовласой и сухонькой, как строгая бабушка. Правда, ей удалось излечить его от беспросветного отчаяния после потери жены и ослабить неизбежные трения подросткового периода, но в самом деле язык не повернется излагать доброму доктору причины своей сексуальной фрустрации, а уж когда она уставится поверх очков!..

– Я в отличной форме! – бодро заявил Мак и тут же сменил тему: – Есть и хорошие новости: Нотч и Дьюи теперь купаются в деньгах благодаря щедрости Эмброуза Вандайка.

На этот раз попытка отвлечь увенчалась успехом. Сдвинутые брови Габриэлы наконец разошлись.

– Неужто он засыпал их деньгами за один только старый шлем?

– Представь себе. В деньгах он не нуждается, это мягко выражаясь. И знаешь, у меня такое чувство, что он просто не знает, что еще с ними делать, кроме как тратить на антиквариат. Отвалил Нотчу и Дьюи столько, что они выкупили закладную на музей, сделали ремонт и теперь расширяют дело.

– Рада за них, – искренне сказала дочь. – А дедушка знает? Он так радовался, когда ты согласился им помочь.

– Конечно. Я звонил ему вчера вечером. Знаешь, что он сказал? Что теперь спокоен за эту парочку – финансово они пристроены. – Перейдя к следующему экспонату, Мак перевел дух, готовясь к тому, что предстояло произнести. – Кстати о финансах. Нам нужно кое-что обсудить.

– Только не говори, что ты передумал дарить мне в этом году машину! Мне что, ждать до второго курса?

– Нет, дорогая, речь не о машине, ее ты получишь, как мы и договаривались. Я принял решение продать дом.

Дочь застыла на месте. Этого Мак и опасался. Габриэла повернулась от гобелена с искаженным лицом.

– Ты что!!!

– Я еще ничего не предпринимал, но собираюсь, – объяснил он очень мягко. – Уже присмотрел риелторскую компанию.

– Но, папа! Ты не можешь так поступить!!!

На последнем слове голос Габриэлы сорвался.

– Пойми, этот дом слишком велик для меня, теперь, когда ты начала учиться. Я там один, а на уход за садом не хватает времени. К тому же я почти постоянно в отлучке. Мне было бы гораздо удобнее жить ближе к аэропорту, чтобы не тратить столько времени на дорогу.

– А как же я? Куда я буду приезжать на каникулы, особенно летом?!

– Не волнуйся, даже в самом маленьком домике найдется спальня для гостей, – улыбнулся Мак.

– При чем тут спальня для гостей! – Габриэла, сама того не замечая, заломила руки. – Ты не мог запустить дом, потому что миссис Томсон приходит убираться раз в неделю. Нет времени на сад – найми садовника, ты можешь себе это позволить. Ну а дорога до аэропорта… для тех, кто не хочет вести машину сам, имеется общественный транспорт! Маршрутки всегда идут полупустые!

– Габриэла, Габриэла! – Он знал, что разговор будет трудный. – Я понимаю, это для тебя неожиданность…

– Это еще и мой дом! Я там родилась!

– Но ты выросла, ведь так? И мы оба знаем, что ты не собираешься возвращаться туда после института.

– Оба? Мне ничего подобного не известно. – Она сделала гримаску. – Ты думаешь, работа валяется на дороге? Ее еще надо найти, стоящую, и на это время выпускник, как правило, возвращается в родные стены.

– Ничего не выйдет, доченька. Лучше забудь о том, чтобы со своим образованием бить баклуши. Не подыщешь сразу – не беда, мой адвокат уже составил для тебя контракт, только подпись поставить. Не так шикарно, как в большой фирме, но как временная мера пойдет.

– Ты опять пытаешься увести меня от темы, – сердито произнесла дочь. – Мы говорили о твоих планах на продажу дома. Не верю, что ты это серьезно!

– Я еще не заключил контракта на продажу…

– Но собираешься, ведь так?

– Так.