На этом месте я хочу изменить стиль своих воспоминаний. Ибо это не воспоминания как таковые, а некие иллюстрации, показывающие каким опытом я обладаю, какие факты могу знать, и какие выводы вправе из этих фактов делать. Все же я, прежде всего, профессиональный ученый и привык следовать научным методам изложения проблем. Так что предыдущий текст прошу рассматривать как описание условий эксперимента или, модельного участка исследований.
Итак, я не излагаю некоторую последовательность событий, в которых мне довелось участвовать, а привожу самые яркие факты, свидетелем которых (хотя бы косвенным) я был. И которые, на мой взгляд, иллюстрируют наиболее важные моменты.
Итак, одним из первых, кого я увидел, придя в Белый Дом, был Сергей Рыбников, глава московского отделения НРПР, один из руководителей Русского Легиона. Одетый в полувоенную форму, подтянутый и спокойный, он излучал уверенность.
Вот этим, уверенностью и спокойствием запомнился мне этот мой партийный товарищ. Бывший офицер, Сергей был профессионален и аккуратен. И в то же время прагматичен. То, что мы потеряли в этих событиях только одного бойца целиком заслуга Сергея. Он профессионально сберег бойцов Легиона.
Потом мы были вместе с Сергеем в руководстве партии Юрия Беляева, а затем Рыбников ушел из политики в бизнес. И так же спокойно и уверенно сделал пусть небольшую, но довольно успешную карьеру в этой совершенно новой для себя сфере деятельности.
Для чего я привожу этот пример? Только для того, чтобы продемонстрировать оперативность нашего руководства и четкость нашей организации.
А также для того, чтобы читатель понял, откуда у меня информация по ряду следующих эпизодов. Ибо бойцы Легиона в первый же день заняли все внутренние посты. И только на третий день противостояния были в значительной мере сменены баркашовцами.
Итак, поговорив с Сергеем, я попал потом в пресс-центр штаба сопротивления. Где мне и предложили пока работать. Эта первая ночь в пресс-центре запомнилась мне одним интереснейшим эпизодом.
Я сидел один за столом в большой комнате пресс-центра, когда ко мне вошел странно одетый человек. Судя по брюкам и рубашке, это был морской генерал (авиатор или морской пехотинец) или адмирал. Однако его верхней одеждой была турецкая кожаная куртка, скрывавшая погоны. Тогда такая смешанная одежда смотрелась странно. Офицеры, тем более генералы, не имели в те годы привычки одеваться таким образом.
Вошедший обратился ко мне с вопросом: «Как мне найти кого-нибудь из военных?». Я в меру своей осведомленности объяснил. «Адмирал», как мысленно я его назвал, ушел.
А потом пришел часа через полтора. Удивившись, что снова оказался в той же комнате, он повторил вопрос. Я снова объяснил ему, уже более конкретно, как пройти в кабинет Ачалова, которого к тому времени уже назначили «министром обороны», и кабинет которого охраняли бойцы Русского Легиона.
Через неполный час явно усталый человек вернулся опять ко мне.
– Видите ли, – начал он, – Ачалов никого не принимает, а у меня срочное дело.
– Какое?– спросил я.
– Я начальник штаба авиации Черноморского флота. Судя по всему, без вооруженного столкновения не обойдется. Мы поддерживаем Верховный Совет в борьбе с антиконституционным переворотом и готовы обработать нашими самолетами цели, указанные военным руководством Верховного Совета. Но наши самолеты приспособлены для работы по морским целям. И поэтому я хотел бы получить хотя бы некоторые технические пояснения.
И он пустился в профессиональные рассуждения.
Я прервал его.
– Товарищ адмирал.
– Генерал, – поправил он.
– Товарищ генерал, я всего лишь старший лейтенант запаса и совершенно некомпетентен в проблеме, которую вы поднимаете. Могу посоветовать вам обратиться к депутату Павлову. Он Вас примет наверняка. И он близок руководству нашего Сопротивления (для себя я именно так называл оборону Белого дома) и найдет возможность свести Вас с нужными людьми.
И назвал номер кабинета Павлова.
Дошел ли генерал до Павлова или нет, я так потом и не удосужился узнать. Скорее всего, все же нет. Ибо этот профессионал наверняка понял из увиденного, что победа так бардачно организованным силам точно не светит. И не стал связываться с заведомо проигравшими.
Почему же новый «министр обороны» не принял такого важного визитера? Это пояснили мне наши ребята, охранявшие в ту ночь кабинет Ачалова.
Передаю их рассказ пока без комментариев.
«После назначения Ачалова министром обороны он явился к себе в апартаменты и потребовал водки и женщину. Мы доставили ему и то, и другое. Водки из ночного ларька и какую-то дешевую проститутку. Он прогулял с ней всю ночь, велев ни в коем случае не беспокоить. В это время ему звонили многие командиры частей, которые открыто предлагали свое содействие. Мы их просили перезвонить утром, записывая их телефоны, которые они давали совершенно открыто. Судя по числу звонков, они открыто называя себя, рисковали сознательно, ибо совершенно очевидно, что большая часть армии поддерживала Верховный Совет. И они не сомневались в победе.
Утром, когда Ачалов проспался, мы доложили ему все. Он обматерил нас, а потом стал пытаться звонить ночным контрагентам. Но телефоны в Белом Доме были уже отключены».
Не проверял и не могу проверить истинность этого рассказа, но я сам ему верю. А этого «красного генерала», толстая рожа которого была действительно поразительно красна, считаю главным убийцей моих товарищей, повинном в поражении защитников Конституции в гораздо большей степени, чем Ельцин, Грачев, Ерин, Куликов и Романов вместе взятые.
Возможно, я не прав. Своего мнения никому не навязываю. Но сам думаю так.
Вообще история с назначением Руцким своих собственных «белодомовских» силовых министров заслуживает того, чтобы рассказать ее. Группа депутатов обратилась к Руцкому с предложением подтвердить от имени Верховного Совета и «нового президента», то есть Руцкого, полномочия ельцинских силовых министров – Грачева, Ерина и тогдашнего министра безопасности (не помню его фамилии). Таким образом, продажные ельцинские силовики не имели бы личного интереса бороться с Верховным Советом. При любом победителе они оставались бы при своих должностях.
А валять дурака при отсутствии личного шкурного интереса российская сволочь в погонах умеет.
И тогда бы Ельцин проиграл. Потому что чисто политически он имел проигрышную позицию. Ибо Конституционный суд признал тогда его указ о роспуске Верховного Совета противоречащим Конституции РФ.
Руцкой согласился с аргументами депутатов и через полчаса… назначил «своих» министров. А на возмущенный запрос этих депутатов ответил весьма невнятно.
Это была типичная «глупость либо измена». Впрочем, мне кажется, что все же измена. Ибо в итоге Руцкой весьма неплохо устроился в новой ельцинской России, стал курским губернатором и наслаждался жизнью с молодой женой, третьей по счету.
В то время, как поверившие ему люди гнили в безвестных братских могилах.
Но еще больше укрепил меня в моих оценках один случай, произошедший гораздо позже. Волею судеб мне пришлось участвовать в одном проекте с группой ребят, ветеранов войны в Приднестровье и защитников Белого Дома. Они рассказали мне, что среди их товарищей было несколько раненных в 1993 году. Когда Руцкой стал губернатором, они обратились к нему с просьбой помочь раненным материально и социально.
Руцкой обещал и попросил зайти через неделю. Через неделю Руцкого якобы не оказалось на месте, и их не пустили. Они зашли еще через неделю. И тогда охранник, симпатизирующий им, сказал, что приходить бесполезно. Руцкой распорядился их не пускать и врать про свое отсутствие.
Ребята хотели подстеречь губернатора на дороге и уничтожить. Но запал у бывших бойцов уже был не тот. Покушение так и не организовали.
Опять же, я не могу проверить рассказ этих парней. Но я верю «своим». И не верю «чужим». А ельцинские губернаторы мне чужие. Так что для меня Руцкой грязный предатель.
Как, впрочем, и большинство т.н. «руководителей обороны» Белого Дома. Ибо они, кажется, сделали все возможные «ошибки», чтобы проиграть. Но в такой ситуации это уже не ошибки, а нечто другое – предательство и заказная провокация.
Чего стоит, например, знаменитый «поход на Останкино». Вдумаемся, на штурм телецентра идет толпа. Но во главе ее стоит все же некоторый вооруженный отряд во главе с Макашовым.
Этот красный генерал начинает штурм. Не может взять телецентр и спокойно уходит вместе со всеми вооруженными людьми. А безоружную толпу оставляет на расправу. Более того, ничего не предпринимает, чтобы остановить другую толпу, идущую к Останкино. Уже явно на убой, который начался. И начало которого он мог наблюдать.
Ну, кто он после всего этого?!! Как можно назвать человека выведшего безоружных людей на пулеметы, и после этого спокойно смотавшегося со своими вооруженными телохранителями. Не пошевелившего пальцем, чтобы спасти безоружных людей от бойни.
И это генерал?!! Это мразь и сволочь. И только придурки могут считать его героем.
Кстати, настоящий герой, генерал Рохлин, искренне презирал Макашова и не хотел его видеть в составе своего движения ДПА. Зато после убийства Рохлина эта красная сволочь оказалась в руководстве ДПА и тут же начала подставлять движение своими дебильными провокационными заявлениями типа того, что «ДПА – это ДПЖ, движение против жидов».
На этом фоне уже мелочью выглядят совершенно тупые провокации Анпилова и Терехова, которые постоянно призывали что-то штурмовать. Большинство этих попыток было остановлено депутатами – лидерами белодомовского сопротивления.
Но бывшему замполиту Терехову все же удалось организовать «штурм» второстепенного узла связи. В результате которого погибла совершенно не причастная ни к чему женщина.
Разумеется, эта провокация потом активно использовалась ельцинской пропагандой.
Но венцом провокаторской деятельности можно считать два эпизода.
Первый состоялся 27 сентября. Тогда намечалась попытка штурма Белого дома чисто полицейскими силами. Наверняка эта попытка увязла бы в сопротивлении, и Ельцин потерпел бы фиаско. Но ельцинистам была передана дезинформация о том, что в Белом доме находится тяжелое оружие и милицейский штурм будет отбит с большими потерями для нападающих.
Что характерно, этой дезинформационной операцией как подвигом гордятся те, кто ее осуществил. Их панегирический рассказ об этом был напечатан потом газетой «День» (ныне «Завтра»).
Я просто поражаюсь тупости тех, кто этим хвастается и тупости тех, кто не видит саморазоблачения этих героев в их хвастовстве. Неужели не понятно, что вместо рукопашного мордобоя 27 сентября, которое эти «чекисты» предотвратили, они спровоцировали тем самым полномасштабную бойню с применением тяжелого оружия 5 октября, которую предотвратить уже были не в состоянии?!
Но еще большей была провокация РНЕ. Запад долгое время не давал Ельцину добро на расправу с Белым домом. И тогда был проведен знаменитый парад баркашовцев вокруг здания парламента. С нацистскими приветствиями и свастиками.
Этот, с позволения сказать, парад в тот же день был показан по всем западным телеканалам. После этого в течение дня добро с Запада на расправу с защитниками Конституции было получено.
И началась подготовка к провокациям в Останкино, а потом расстрел безоружных людей из танков и крупнокалиберных пулеметов.
Мне тяжело писать обо всем этом. 5 тысяч погибших товарищей не позволят мне никогда забыть о тех днях. Нет прощения убийцам. И нет прощения тем, кто это убийство приветствовал. И режим наследников убийц развалится. Причем развалится кроваво. Ибо проценты на не отмщеную кровь все набегают.
Зря некоторые думают, что закон Кармы ждет следующей жизни. В наше время он работает немедленно. И вот уже один из главных палачей Белого дома, ментовский генерал Романов много лет живет как овощ, взорванный, но не убитый в Чечне.
Да, хороший урок преподнесли палачу наши Боги. Он будет долго мучится и гнить заживо. И смертное избавление не придет к нему. Пусть подумает о тех девчушках с 14 этажа, которым его озверевшие омоновцы засовывали гранаты в промежность. И живет, мочась и испражняясь под себя до тех пор, пока эти девчушки не найдут нужным простить его, там, на небесах.
Но нет прощения и тем, кто предал людей, поверивших им. Тех «вождей», которые проиграли все на свете, кто был глупцом, либо изменником, и кто после всего этого пошел не в монастырь, замаливать грехи, а продолжал наслаждаться жизнью с молодыми женами и любовницами.
Кто после всех этих поражений еще смел числить себя «вождями».
И кто, видите ли, «для пользы государства» «простил» палачей Белого дома и ищет «конструктивного взаимодействия» с их наследниками.
7-го или 8-го октября утром жена протянула мне номер «Московского комсомольца». На первой полосе был броский заголовок типа «Они еще на свободе?!!».
В том списке я значился под четвертым номером.
– Гляди, Михалчик, где ты удосужился отметиться, – со спокойной улыбкой произнесла она, глядя на меня своими холодными голубыми глазами нормандской королевы.
Я навек благодарен ей за это арийское спокойствие.
А Николай Лысенко, приехавший в то время в Москву, сказал мне:
– Знаете, Петр Михайлович, для пользы дела мы от вас откажемся. Скажем, что вы не состояли в нашей партии. Это нам будет полезно для продолжения политической борьбы. Вы согласны со мной?
Я молчал и спокойно улыбался в ответ.
Я не испытывал к нему злобы за это предательство. Но не испытывал и никаких теплых чувств за преподанный урок практической политики.
Ледяной холод и равнодушие были в моем сердце.
Но если мне когда-либо волею наших Богов доведется обладать властью, пощады от меня патриотическая сволочь не получит.
4. Мой генерал. Отдельной строкой
После покушения на Юрия Беляева в 1994-м году и фактического удушения нашей Партии Свободы (тогда она еще называлась НРПР Беляева) приложить силы в общественно-политической деятельности мне было некуда.
Однако, я приобретал все больший опыт в журналистике. Первые пробы пера были довольно успешны. А, кроме того, в журналистике очень пригодился мой профессиональный опыт как системного аналитика. Ибо с 1981 года я работал во Всесоюзном институте системных исследований АН ГКНТ и Госплана СССР (ныне Институт системного анализа РАН).
Этот опыт аналитической работы несколько раз помогал мне делать маленькие сенсации. Так, не зная ничего о реальных фактах, я «на кончике пера» почти дословно угадал вопросы, обсуждавшиеся на тайной встрече Лужкова, Явлинского и Лебедя. А потом так же угадал готовившуюся, но не состоявшуюся тогда, отставку Черномырдина.
В итоге я оказался приглашен в аналитическую службу РИА «Новости».
Поэтому на первый учредительный съезд Движения в поддержку армии (ДПА) осенью 1997 года я пришел, как представитель РИА «Новости». Выступление Рохлина приятно удивило меня. В целом оно не отличалось от многочисленных выступлений лидеров тогдашней оппозиции, которых я искренне презирал.
Но это только в целом.
В выступлении содержалось несколько тезисов, которые, будучи выделены внимательным слушателем и сопоставлены друг с другом, позволяли сделать вывод, что генерал собирается не болтать, а брать власть силовым способом.
Такая смелость (фактическая заявка на силовое взятие власти) и глубочайший ум (умение запрятать эту заявку так искусно) покорили меня. Кроме того, Рохлин производил впечатление интеллектуала и эрудита. При этом оставаясь типичным военным в лучшем, уже забытом, понимании этого термина.
Повторяю, я был просто очарован масштабом этой личности. Никогда ни до, ни после этого мне не довелось встречаться с человеком такого уровня. Человеком, который, по моему мнению был не до оценен современниками именно потому, что возвышался над ними как альпийский пик над пригорками. Тупые людишки России конца 1990-х просто не могли так высоко задрать головы, чтобы увидеть и понять рядом с кем они имеют честь находиться.
Я написал статью, комментирующую этот съезд. И, с согласия своего руководства в РИА «Новости» сдал ее в некоторые газеты.
Статья попала в аппарат Рохлина. Мне предложили встретиться. Звонил сотрудник пресс-службы генерала полковник А. Волков. Я пришел, принеся с собой одну аналитическую записку, которую написал по заказу одной банковской структуры. Записка была посвящена деликатному вопросу исследования различных вариантов силового взятия власти в России.
Судя по всему, и мои комментарии о съезде и моя записка понравились Льву Яковлевичу. На следующий день он запросто позвонил мне домой сам и пригласил придти к нему. Я с энтузиазмом согласился.
И принес на встречу еще ряд своих записок о кризисных явлениях в экономике страны и о возможных последствиях некоторых нестандартных шагов в предкризисной ситуации.
Генерал пришел в восторг.
– Предлагаю Вам стать моим штатным сотрудником, – без лишних предисловий предложил он.
– Лев Яковлевич, – ответил я, – работать с Вами большая честь для меня. Но давайте, я буду сотрудничать с Вами не официально. Это даст нам определенные возможности. Ведь журналистика, тем более т.н. «закрытая журналистика» сродни работе спецслужб. Зачем орать на весь мир о моем сотрудничестве с Вами.
– Согласен, – тут же согласился генерал.
Вообще, это был поразительно неординарный человек. Явно военный профессионал высочайшего класса. Со всеми присущими его корпорации чертами. И в то же время поразительно демократичный. Причем, не внешне, а внутренне. Способный мгновенно понять мысль собеседника и, если находил ее правильной, столь же мгновенно изменить свое мнение, не оглядываясь на личные амбиции.
Вот такой удивительный человек, жесткий, волевой, целеустремленный, и в то же время интеллектуальный, эрудированный, демократичный, до предела простой в общении.
Уже после, когда я уехал из Москвы, то волею случая встретился в своем городке с замполитом разведроты в полку Рохлина во время войны в Афганистане.
Рассказ этого человека я привожу здесь, ибо он очень точно характеризует генерала.
«На всю жизнь я запомнил самый драматичный момент и в своей жизни и в жизни Рохлина. Тогда полк получил приказ наступать на базу душманов вдоль ущелья.
Сомнения Рохлина относительно целесообразности такой операции были отметены командованием.
– Все узлы сопротивления будут подавлены авиацией. Вам только трупы собирать останется, – заявили ему.
Авиация действительно поработала усердно. Бомбардировщики ТУ-16 несколько часов буквально утюжили ущелье. Однако, эффективность ковровой бомбежки в горах невелика. Никаких узлов сопротивления в местности, изобилующей пещерами, таким методом не подавили.
И полк попал в огненный мешок.
Командир с трудом вывел своих людей из-под огня. Потери были огромными. Я, находясь со своей ротой в авангарде, выжил только чудом.
– Я не имею права дальше жить, – сказал после этого Рохлин и вынул пистолет.
Два присутствующих рядом офицера буквально повисли на руках у будущего генерала, не дав ему застрелиться. Я был свидетелем этой сцены и до конца жизни запомнил глаза Рохлина. Человека, несомненно, волевого и властного, прирожденного полководца. Но в тот момент эти глаза были наполнены такой болью и такой мукой осознания своей ответственности за каждого погибшего, что бывалым офицерам, что говорить, людям, изрядно очерствевшим душой, делалось не по себе.