Батум

Губернатор. Ну, вот видите… это уж совсем по-новому! Но что же вы так официально… э… в верхней одежде? Не угодно ли вам снять пальто?

Ваншейдт. У меня, ваше превосходительство, рукав в пиджаке с корнем вырван. Я ведь прямо с завода, на квартиру даже не заезжал, кинулся в поезд и к вам. (Идет к вешалке в углу, снимает пальто, вешает его, кладет па полочку котелок.)

Губернатор. Что же случилось? На вас лица нет.

Ваншейдт. Ваше превосходительство, ужас! Что у нас на заводе творится, это прямо нельзя описать! Пришлось уволить триста восемьдесят девять человек.

Губернатор. Триста восемьдесят девять? Большое количество! Я полагаю, что это вследствие падения спроса?

Ваншейдт (удивленный проницательностью губернатора). Вы угадали, ваше превосходительство. И они после этого устроили настоящий ад!

Губернатор. Чего же они хотят?

Ваншейдт. Они, конечно, хотят, чтобы их обратно приняли.

Губернатор. Так, так…

Ваншейдт. Но этого мало. Они такие требования выставили…

Губернатор. Агитаторы, конечно, работали?

Ваншейдт. Тучи агитаторов, нельзя себе представить, что там делается!

Губернатор. Вы пробовали повлиять на них?

Ваншейдт. Пробовал, ваше превосходительство.

Губернатор. И что же?

Ваншейдт. Они меня кровопийцей назвали.

Губернатор. Что же вы?..

Ваншейдт. Не на дуэль же мне их вызвать, ваше превосходительство. Я еле из конторы выскочил. Ведь они меня уж за пиджак хватали.

Губернатор. Что такое! Это чудовищно… Вы в список этих уволенных, я надеюсь, поместили самых беспокойных?

Ваншейдт. Само собой разумеется. Я захватил список с собой. (Роется в карманах, вытаскивает листок.) Ну уж это прямо чудеса! Как же это так?.. Извольте поглядеть.

Губернатор. Но позвольте… ведь это прокламация?..

Ваншейдт. Конечно, прокламация.

Губернатор. Какая наглость!

Ваншейдт. А где же список? (Идет к вешалке, шарит в карманах пальто.) Пожалуйста, ваше превосходительство еще одна.

Губернатор. Hо каким же образом… э… это к Вам попало?

Ваншейдт. Не знаю. Прошу на завод войска.

Губернатор. Гм… Сколько ж вам нужно войск на завод?

Ваншейдт. Два батальона.

Губернатор. Помилуйте, господин Ванштейн! У вас сколько в Батуме заводов?

Ваншейдт. Восемь керосиновых.

Губернатор. Ну вот-с! Ведь это, господин Ванштедт… язык арифметики неумолим… потребуется шестнадцать батальонов! А шестнадцать батальонов — это дивизия! И если к ней придать, как это полагается, конный дивизион артиллерии… а госпиталя, интендантство!.. Это… э… Я понимаю серьезность вашего положения и, конечно, дам вам стражников.

Ваншейдт. Сколько дадите, ваше превосходительство?

Губернатор. Пять человек.

Ваншейдт. Дайте сорок.

Губернатор. Ну, шесть.

Ваншейдт. Тридцать пять.

Губернатор. Помилуйте, господин Ваншейт… ну семь.

Ваншейдт. Пятнадцать.

Губернатор. Господин Вайнштейн, это странно, мы как будто торгуемся…

Адъютант (входя). Срочная, ваше превосходительство.

Губернатор. Читайте.

Адъютант (читает). «Кутаисскому военному губернатору. Копия — жандармское управление, полковнику Трейницу. Секретно. Срочно. Батуме забастовал ротшильдовский завод. Стали все цеха. Тысяча пятьсот человек. Ожидаю беспорядков. Ротмистр Бобровский».

Губернатор. Что?!

Ваншейдт. Вот, ваше превосходительство!

Губернатор. Сколько времени?

Адъютант. Половина третьего.

Губернатор. Ушел! Телефонируйте сейчас же на вокзал, чтобы дали паровоз, салон. Я еду в Батум. И… это… ко мне на квартиру чтобы… это… чемодан!

Адъютант. Слушаю. (Бежит к дверям.)

Ваншейдт. Я с вами, ваше превосходительство.

Губернатор. Что? Ах, да, да.

Чья-то рука в самых дверях подает адъютанту телеграмму.

Адъютант. Срочная!

Губернатор. Ну, ну?

Адъютант (читает). «Панаиота побили на Сидеридисе. Подпись: Сидеридис».

Губернатор (взревел). Что же это такое?! Я вас спрашиваю! Это еще что? Какой Панаиот? Что это значит? Почему побили? Телеграфируйте этому Сидеридису, чтобы он сию минуту перестал телеграфировать мне глупости! Кто этот Панаиот?!

Ваншейдт. Панаиот, ваше превосходительство, это главный приказчик у Сидеридиса.

Губернатор. Так, черт же их… так и телеграфируй — почему его побили?! Шинель мне!

Курьер бросается к вешалке, Ваншейдт также.

Губернатор (всовывая руки в рукава). Зачем побили? Ведь если побили, значит, есть в этом избиении какой-то смысл! Подкладка, цель, смысл!

Поспешно выходит, за ним бросается Ваншейдт.

Темно.

Картина пятая

Через сутки. Мартовский день. Наполовину выгоревший цех на заводе в Батуме. Чувствуется, что и цех и двор залиты громаднейшей толпой (ее самое не видно). Цепь городовых не подпускает ее к какому-то помосту, на котором стоят Трейниц, полицеймейстер, Ваншейдт и Кякива. Слышен ровный гул толпы. Входит губернатор в сопровождении двух казаков.

Губернатор. Здравствуйте, господа!

Полицеймейстер. Здравия желаю, ваше превосходительство.

Губернатор. Это что же? Целая толпа, как я вижу?

Полицеймейстер вздыхает.

Губернатор. Безобразие! Здравствуйте, рабочие! (Молчание.) Безобразие! (Обращает свое внимание на Кякиву.) Это кто такой?

Трейниц. Переводчик при жандармском управлении, ваше превосходительство.

Кякива. Кякива, ваше превосходительство.

Губернатор. Безобра… а, хорошо. Вы им… ты им… э… любезнейший, будете, будешь переводить. (Толпе.) Ну-с, выпустите вперед главных!

Толпа закричала на русском, грузинском языках: «У нас нету главных!.. Нету у нас никаких главных!.. Все одинаково терпим!.. Все мы здесь главные!.. Все!..»

Кякива. Они, ваше превосходительство, говорят, что нету главных, все одинаково, говорят…

Губернатор. Что это значит — одинаково?

Кякива (кричит по-русски). Что значит — одинаково?

Губернатор. Не могут же объясняться сразу две тысячи человек! Пусть вперед выпустят того, кто изложит их желания! (Полицеймейстеру.) Всегда надо пробовать подействовать мерами кротости.

Полицеймейстер вздыхает. Выходят Геронтий, Порфирий и Климов.

Губернатор. Ну, вот так-то лучше. Потолкуем, разберемся в ваших нуждах. (Геронтию.) Ну, говори, что у вас тут, чем это вы недовольны?

Геронтий. Очень тяжко живем. Мучаемся.

Кякива. Он говорит, мучаются.

Губернатор. Понимаю я.

Толпа: «Нету житья!.. Плохо живем!.. Мучаемся!..»

Полицеймейстер. Тише вы! Один будет говорить!

Геронтий. Человек не может работать по шестнадцать часов в сутки. Поэтому рабочие выставляют такие требования: рабочий день не должен превышать десяти часов.

Губернатор. Гм…

Геронтий. Накануне воскресных и праздничных дней работу заканчивать в четыре часа пополудни. Без разбору не штрафовать. Штраф не должен превышать трети жалования. (По-грузински повторяет эти слова.)

Толпа: «Замучили штрафами!»

Климов. Штрафами последнюю рубаху снимают!

Ваншейдт. Это, ваше превосходительство, неправда.

Климов. Как это — неправда?

Толпа: «Как это неправда? Догола раздевают рабочего! Живодерствуют!»

Полицеймейстер. Тише!

Губернатор. Дальше!

Геронтий. Всем поденным прибавить по двадцать копеек. Рабочим, которые возят пустые банки, прибавить на каждую тысячу банок одну копейку. Заготовщикам ручек прибавить десять копеек с тысячи. В лесопильном прибавить двадцать копеек на каждую тысячу ящиков.

Ваншейдт (полицеймейстеру). Нет, вы все это слышите!

Полицеймейстер вздыхает.

Геронтий. И требуем мы еще, чтобы всех уволенных до последнего человека приняли бы обратно.

Ваншейдт (полицеймейстеру). Нет, вы прислушайтесь!

Геронтий. И еще мы требуем, чтобы с нами не поступали как со скотом, чтобы не избивали рабочих. Бьют рабочих на заводе.