– Точно! – Радист аж подпрыгнул. – Прямо вниз! Будто бы я из железа стал!
– Из железа, говоришь? – усмехнулся Чугун.
– Из железа! – закивал Радист. – Из свинца!
– Встать! – рявкнул Чугун.
Доход и Радист встали.
– К воде!
Радист и Доход двинулись к воде.
– Радист, заходи в воду! – велел Чугун. – А ты, Доход, иди рядом!
Радист вошел в воду по пояс.
– Теперь, Радист, ложись на спину!
Радист послушно лег на спину и тут же ушел на дно.
– Круто, – сказала Тоска и даже поднялась с песка.
Чугун заскочил в озеро и выволок Радиста на берег.
– Я же говорил! – Радист выплевывал воду. – Я же говорил, что тону, а вы не верили!
– Действительно, тонет! – Чугун в ярости пнул песок. – Он тонет! У нас на носу соревнования, а он тонет! У него, видите ли, отрицательная плавучесть! С чего это вдруг?!!
– У него очугунивание, – сказала Тоска.
Я засмеялся, это снова была хорошая шутка.
– Дура! – завопил Чугун. – У нас тут проблемы, а у тебя все шуточки!
Тоска пожала плечами и снова улеглась на песок.
Чугун приблизился к Радисту. Обошел вокруг, рассматривая его с разных сторон. Потом неожиданно попытался его поднять.
Чугун был здоровенный парень, я об этом уже говорил, но от земли худого Радиста он оторвал с трудом.
Пыхтя.
– Был у нас один Доход, а стало два, – сказала Тоска. – Ха-ха-ха!
– Замолчи! – психовал Чугун. – Ничего смешного!
Радист задумчиво ощупывал собственные руки. Чем-то не нравились ему руки.
– Кстати, а у кого сирена? – спросил Чугун. – Ты, Куропяткин, что ли, с собой захватил?
– Это не сирена, – сказал я.
– А кто?
Я кивнул на Тоску.
А Тоска лежала на песке и пела песенку про страдания молодого аристократа накануне дуэли. Я ее немножко послушал, а потом отправился на кухню готовить обед. Выживатели же принялись тренироваться на берегу. Расставляли палатки, разводили костры, чего-то рубили и метали.
Я работал. Надо было как-то компенсировать пропущенный завтрак. И я чистил картошку, воду носил, дрова рубил. Газ, в доме, конечно, имелся, но готовить обед на газу, если это можно сделать на костре, – слишком жалко и убого.
И я состряпал настоящий походный обед – с дымком, сосновыми иглами и комарами. Аппетит у всех был просто отменный, особенно у Дохода и Чугуна. Эти слопали по две порции. Причем оказалось, что Чугун – настоящая свинья, он здорово чавкал, а потом еще миску облизал.
Тоска и та одолела целую тарелку.
А после обеда мы устроили сиесту, то есть испанский отдых. Разбрелись кто куда и стали спать самым безжалостным образом. Это здорово, спать после обеда на свежем воздухе.
Я притащил из своей комнаты плед и устроился в кресле-качалке.
Глава 5. Внутренний Бобик
– Что-то ненормальное происходит, – сказал Радист после славного послеобеденного отдыха. – Что-то ненормальное...
«Весьма своевременное замечание», – подумал я и спросил:
– Ты имеешь в виду...
– Я имею в виду себя. Вот потрогай. Ткни в живот.
Я вытянул палец и потрогал Радиста. Радист был твердым. Он был твердым внутри. Мой палец проникал сантиметра на два, а дальше начиналась твердота. Даже какая-то железная твердота.
– У тебя воспаление...
– А это тоже воспаление? – Радист разбежался и боднул толстенную сосну.
Со всей дури боднул. Сосна вздрогнула, как от удара тараном. После чего сверху на Радиста посыпалась целая лавина мелких и крупных шишек и целый выводок одуревших белок.
Нормальный человек сломал бы себе голову. И шею. И еще целую кучу костей. Но с Радистом ничего подобного не произошло. Он постоял немного, воткнувшись головой в дерево, затем сел и вытер со лба смолу.
Белки рванули к озеру.
– Грызуны отряда беличьих, – выдал Радист. – Направляются на северо-восток.
– Браво! – крикнула с крыльца Тоска. – Теперь, Радист, ты востребованный в жизни человек! У нас в городе есть отличная лесопилка – предлагаю тебе туда устроиться! Или на кондитерскую фабрику – орехи башкой колоть! Или в спецслужбы – там весьма ценится умение ломать лбом кирпичи!
– Смешного мало, Тоска, – сказал я. – Радист изменился.
– Ну и здорово! – Тоска улыбнулась. – Хоть какая-то польза от него теперь. И я вот изменилась...
– В смысле?
– В смысле смотри.
Тоска расправила плечи, набрала воздуху и чего-то спела.
С озера привычно уже поднялась стая уток. Стекла в доме вздрогнули. С многострадальной сосны, под которой сидел Радист, оборвалась очередная ветка. Ветка стукнула Радиста по голове и сломалась пополам.
– Тебе самой надо идти на лесопилку! – сказал Радист, потирая голову. – Такой пиле, как ты, только там и место!
На голос из дома выскочил Доход. Только Доходом он больше не был. Теперь Доход был настоящим качком. Весь топорщился от бугристых мышц: бицепсы, трицепсы, широчайшие мышцы и даже трудные для накачивания клювоплечевые мышцы.
Доход был крут. Я бы даже сказал, что теперь Дохода можно было снимать для качковского журнала. Причем доходские мышцы были не просто накачанные, мышцы были рабочие. Такие мышцы бывают у кузнецов, строителей и ребят, которые лет десять вкалывают на прокладке федеральных автомагистралей. Подобная разновидность мускулатуры – самая опасная.
И вся эта мускулатура наросла на Доходе за пару часов сиесты. Ничего не могло трансформировать человека с такой скоростью.
Доход был бодр. Он помахал мне кепкой, затем сделал так – подошел к дереву и встал на одну руку. Затем несколько раз на этой руке отжался, а потом оттолкнулся и приземлился на руки-ноги, как кошка.
– Крруто, – пролаял появившийся Чугун. – Ты выглядишь прросто здоррово!
А сам вот Чугун выглядел не очень здоррово. Покрылся волосами, конечности как-то неприятно деформировались, а верхняя челюсть выдвинулась вперед. Видимо, поэтому появилось такое странное рэканье.
– Недокус, – определил Гундосов. – Плохая кровь.
– Тебе надо в больницу, – сказал я Чугуну.
– Зачем? – Чугун подпрыгнул. – Я пррекрасно себя чувствую! Так здоррово! Все чую, все слышу! Знаете, тут в лесу вокрруг нас обитают соверршенно меррзопакостные барррсуки! Нет ничего хуже барррсука! Барррсук – это просто дррянь! Как господь допустил существование таких...
И еще двадцать пять предложений про барсуков, их никчемность и бессмысленность.
– Пойдем лучше искупаемся, – предложил Доход и спортивной походкой направился в сторону озера.
Чугун купаться не стал. Сказал, что он и без того чистый, лучше он сходит в лес подышит кислородом.
– Тебе не кажется, что тут происходят странные вещи? – спросил теперь уже Гундосов. – Что все как-то изменились?
– Ну, кажется...
– Это все прибор, – сказал Гундосов. – Выключатор. Это он. Он с нами что-то сделал...
– С нами? – спросил я.
– С ними, – поправился Гундосов. – С Доходом, с Радистом, с Тоской. Не говоря уж о Чугуне. Ты видел, как он изменился? Полусобака какая-то...
– Согласен, – сказал я. – Тут что-то происходит.
– Кстати, ты заметил, что Чугун как-то уж очень быстро в собаку превращается?
– Заметил. А знаешь, почему?
– Потому что в нем жил внутренний Бобик? – предположил Гундосов.
– Нет, не поэтому. Вернее, не совсем поэтому. Внутренняя собака в нем, конечно, жила, но тут не только она виновата. Просто он, когда испытывал прибор на себе, нажал два раза. Отсюда скорость превращения. Скоро он совсем особачится.
– Надо что-то сделать, – сказал Гундосов.
Я был с этим согласен. Но чтобы что-то сделать, надо было хорошенько подумать. Поэтому я отошел за дом, сел под сосну подальше от Радиста и стал думать. Хотя думать особо было нечего – все и так было понятно. Выключатор действовал. Только как действовал? Непонятно как.
И что надо сделать, чтобы этот прибор остановился?
У меня была лишь одна идея по этому поводу...
На мою сосну прилетел большой пестрый дятел и принялся тупо долбить древесину, отчего на меня сыпались древесные стружки, кора и останки погибших короедов. Сначала я терпел, а потом все-таки пересел под другое дерево.
Ко мне подошла Тоска.
Она ковырялась в зубах проволокой и держала под мышкой журнал.
– Ну что, нашла что-нибудь полезное? – спросил я.
– Угу, – Тоска устроилась рядом со мной.
– И чего? – спросил я.
Тоска стала листать журнал. Долистала до конца. Ткнула пальцем.
Последней страницы не было. Вчера мы этого как-то не заметили.
– Ты хочешь сказать, что на последней странице было написано что-то про прибор? – спросил я.
Тоска кивнула.
– А где она?
Тоска пожала плечами. Я вдруг понял, что Тоска не хочет разговаривать. Вернее, опасается. Своего голоса опасается.
– Дай-ка, – я отобрал у нее журнал и стал изучать его самостоятельно.
Последняя страница была выдрана с корнем. Видимо, ее выдрал Изобретатель. По каким-то своим причинам. Но Изобретатель забыл выдрать страницы, следующие за исписанной.
Это давало нам шанс.
– Иди позови остальных, – велел я Тоске. – Скажи, что у меня есть новости.
Тоска ушла. Я отправился на веранду. Достал свой верный бумажный кинжал и воткнул в стол. Я его немножко модифицировал – закалил в кузнице, улучшил, так сказать, боевые свойства, теперь кинжал резал не только бумагу, но даже тонкий металл.
Столешницу он, во всяком случае, пробил насквозь.
Всяких кин про сыщиков я видел много и примерно представлял, что надо предпринять. Для начала я вырезал из журнала лист, следовавший за уничтоженным. Положил его перед собой, расправил ладонью. Затем взял простой карандаш и вытащил из него стержень. Осторожно растолок рукояткой ножа графит в порошок. Засыпал черной пудрой лист. Постучал по ребру листа, чтобы графит распределился по бумаге равномерно.