Помоги проекту - поделись книгой:
Педантичный Кочетков аккуратно положил папку в сейф.
Кстати, этот румяный блондинчик меня тоже раздражает, не хуже серегинской супруги… или уже вдовы?
Однако Киря загулял. Похоже, очаровательная Аллочка настолько понравилась моему бывшему однокурснику, что я его сегодня уже не дождусь. Так что пойдем-ка, Танечка, до дому.
— Саша, я ухожу. Подполковнику привет.
Но в коридоре натолкнулась на адресата привета. Киря поспешил сообщить, что его задержало начальство. Как же, как же, верим-верим, усмехнулась я и коротко попрощалась.
— Пока, Кирсанов. О результатах следствия сообщу дополнительно.
А поскольку дело было вечером, о чем я уже упоминала, ни о каком следствии, разумеется, речи и быть не могло. И для частного детектива тоже наступило свободное время. Как я его на этот раз проводила, мое личное дело. Поэтому несколько часов из повествования мы пропустим и перейдем сразу к «существенному».
Итак, каков был наш первый шаг в расследовании данного дела? А таков — позвонила я Серегиной, чтобы договориться о встрече.
Трубку сняла сама Алла Викторовна. Я сообщила, что мне необходимо с ней встретиться, и она предложила приехать к ней домой.
— В шесть часов вечера вас устроит?
— Разумеется, — согласилась я.
— Вот и хорошо, — откликнулась Серегина, а потом добавила: — Дома спокойно, нам никто не помешает.
Без трех минут шесть я подъехала к дому, где проживали супруги Серегины, поднялась на четвертый этаж и позвонила в нужную квартиру. Такое впечатление, что Алла Викторовна стояла за дверью и смотрела в глазок — открыла моментально.
— Проходите, пожалуйста. Я так волновалась, что вы не приедете.
— Добрый вечер, — сказала я, вновь поражаясь многословию дамы. А она продолжала тарахтеть:
— Здравствуйте. Я так рада, что вы пришли. Я так на вас надеюсь…
А квартирка славненькая. Просторная прихожая; зеркало во всю стену — люблю такие. Три комнаты. «Вот, пожалуйста, — гостиная, столовая. Вон та дальняя — спальня», — любезно объяснила мне хозяйка совершенно непонятно для чего.
— В спальню я сейчас редко захожу: тяжелые воспоминания. Все больше в гостиной и на кухне.
«Тяжелые воспоминания»… До чего же меня раздражают все эти красивые выражения! Прямо восемнадцатый век какой-то: «После трапезы я чуточку всплакнула, а потом отправилась почивать, пробудилась от нелицеприятных сновидений, но через неопределенное время Морфей вновь смежил мои веки»… Бр-р!
Прошли мы в конце концов в гостиную. Славная комната. Уютная. Обставлена современной мебелью — кто его знает в каком стиле. Кресла очень мягкие, и в одном из них я немедленно «потопла».
Алла Викторовна предложила сначала кофе, но тут же спросила:
— Или, может быть, чай?
— Кофе, пожалуйста. Благодарю.
Хозяйка принесла растворимый. Терпеть его не могу. Но что делать… Пей, Танечка, пей, сама выбрала.
— Вы спрашивайте, не стесняйтесь. Я отвечу на любой вопрос, даже…
Даже на какой? Конечно, ответишь. У меня все разговаривают. А стесняться, милая моя, Татьяна Александровна Иванова перестала лет этак… в общем — много назад. Ну что ж, пора бы переходить к делу.
— Алла Викторовна, расскажите, пожалуйста, о вашем муже.
Аллочка поморгала и выдавила из себя пару слезинок, уткнулась прехорошеньким напудренным носиком в кружевной платочек. Тушь у нее, наверное, водостойкая.
— Леня — чудесный человек. Замечательный. Редкой души человек. Вы знаете, он очень-очень добрый, он такой…
Ее понесло. Пришлось слушать. Нет, пожалуй, своего благоверного она укокошила не сама. Ну это если считать, что Серегин мертв, а не сбежал из дома куда глаза глядят. Преступники, как правило, невольно сбиваются на «был»: «был чудесным человеком», «был добрым» и все такое прочее. А может, эта дама просто хорошо следит за своей речью?
— В молодости… то есть в юности Леня являл собой пример необычайной красоты. Он и сейчас хорош собой. Знаете, такой высокий, статный… А еще он очень умный. Ах, какая у него голова!
Пожалуй, Аполлон — в джинсах или без таковых — тоже отсутствует. Но все равно эту версию следует проверить.
— Алла Викторовна…
— Леня считает с поразительной скоростью, как вычислительная машина.
— Алла Викторовна…
— А раньше…
Надо же, как увлеклась! Как же ее остановить-то?
— Позвольте, я вас перебью.
— Да?
— Меня интересует, как вы познакомились с Леонидом Павловичем. Ведь он, если не ошибаюсь, намного старше вас.
— На семнадцать лет. Ну и что? Подумаешь — разница в возрасте! Ведь главное — как человек к тебе относится, правда? Леня меня бережет. И всегда так было. Знаете, когда мы совсем близко познакомились…
Интересно, что значит «совсем близко»?
— …мне было двадцать лет, Лене — тридцать семь. Представьте себе: рослый, стройный шатен, виски немного тронула седина, но ведь этот так называемый недостаток только украшает мужчин.
И с каких это пор седина является недостатком? А если уж заговорили о «мужских украшениях», то таковыми, по-моему, являются шрамы.
— …Знаете, такое прекрасное, мужественное лицо.
Простите, сударыня, но в моем сознании слова «прекрасный» и «мужественный» меж собой никак не сочетаются. Поэтому лицо вашего мужа в молодости я представить себе не могу.
— А у меня всегда была внешность фотомодели…
Скромна, однако.
— …ноги «от ушей», натуральные роскошные волосы, тонкая талия… ну и все остальное на месте, — Аллочка смущенно опустила глазки. — Я, знаете, всегда любила роскошь, респектабельных мужчин… Умела заигрывать с ними, не подавая никаких надежд…
Поразительная скромность. Слов нет.
— Леня… ну, тогда еще он был для меня Леонидом Павловичем… сразу мне понравился, с первого взгляда.
Понятно. Серегин входил в число «респектабельных мужчин». Квартирка-то небось его? Аллочка завлекла мужика, очаровала, а тот как честный человек на ней женился. А потом она его — с Аполлоном… Ох, дался мне этот Аполлон! Однако Кире-то, поди, Аллочка ничего подобного не рассказывала. И кочетковские уши наверняка избежали участи выслушивать данные откровения. А мне вот приходится сидеть тут с умным видом и головой кивать в знак согласия.
— Я, как и сейчас, работала тогда секретарем директора в нашей фирме.
— В фирме «Горностай»? — на всякий случай уточнила я.
— Ну да. Так вот, Леня… Леонид Павлович часто наведывался к шефу, и мы, естественно, ну… как бы это сказать…
— Неизбежно полюбили друг друга, — подсказала я.
— Нет, не так. Мы… сталкивались, что ли, по нескольку раз в день. Я, конечно, Лене сразу понравилась… Но, знаете, я нравилась всему мужскому персоналу нашей фирмы, поэтому не придавала таким обстоятельствам особого значения.
Ну и выражения у вас, мадам. Каким обстоятельствам?
— Леонид Павлович все ходил вокруг да около. Буквально, имею в виду. Но на работе всюду люди, и, конечно, поговорить о личном мой будущий муж не мог. К сожалению, не имелось таких возможностей.
— Понимаю.
— Да и случая подходящего не было. Нас свела презентация в Доме моделей. Мы оказались за одним столиком. Ну, естественно, весь вечер провели вместе, потом Леня поехал меня провожать…
В общем, как я понимаю, дело благополучно закончилось свадьбой.
— Но вы, пожалуйста, чего-нибудь не подумайте…
Простите, сударыня, что именно я должна «не подумать»?
— …он только проводил — и все.
А мне-то какое дело?
— Но с этого самого вечера у нас начался бурный роман, приведший в конце концов к законной регистрации брака.
Ну я же говорю — дело благополучно закончилось свадьбой.
— Знаете, ведь наша с Леней… в смысле, с Леонидом Павловичем, наша с ним совместная жизнь, она не первая для моего мужа.
Господи, эта мадам когда-нибудь начнет высказывать свои мысли по-человечески? Конечно, прошу прощения, не мне делать ей замечания… но должна же я хотя бы чуточку понимать смысл того, что она изволит излагать. А то ведь приходится в буквальном смысле слова мысленно переводить ее речи. Например, в данном случае госпожа Серегина сообщила, что ее любимый Ленечка женился во второй раз. Так мне показалось, во всяком случае.
— …потому что первая Ленина жена отказалась ехать в город…
Наверное, я задумалась — прослушала. Но ничего существенного, кажется, не пропустила.
— …она сослалась на то, что в большом городе задыхается и жить здесь не может. В общем, Леня уехал один, а его первая жена осталась где-то в районе.
В каком-нибудь, думаю, тихом, спокойном городке… или в деревеньке, где ночью на небе зажигаются мириады звезд, а чистый воздух хочется пить…
— Сынишка Леонида Павловича, Мишутка, остался с матерью. Он уже сейчас большой — ему целых четырнадцать лет.
Сие было сказано с такой гордостью, как будто этот Мишутка является сыном самой Аллочки.
— Алиментов по исполнительному листу мой муж, конечно, не платил…
Нехороший человек.
— …а просто высылал деньги по почте…
Хороший человек.
— …столько, сколько считал необходимым, чтобы его первая семья ни в чем не нуждалась и у сына было абсолютно все. Вот.
Ясненько.
— Я, разумеется, не возражала никогда. Разве я могу возражать или спорить с Леней? Он авторитет для меня. И всегда был им. Но в моей душе не было и нет места ревности, вы не подумайте чего.
Сударыня, мы, кажется, условились: я вообще не думаю.
— Мы даже вместе навещали изредка Ленину первую семью. Чаще он ездил один, конечно. Но мы наезжали с подарками и гостинцами, а сын гостил у нас во время каникул.
Идеальная, однако, семья у этого Серегина — с двумя женушками и одним дитенком.
— А отпуска, — Аллочка мечтательно возвела голубые глазки к потолку в художественных разводах, — мы проводили на Канарах, в морских круизах или туристических поездках по экзотическим местам. О, как это было прекрасно!
Рада за вас, мадам.
Серегина вдруг всхлипнула. Плавный такой переход: от восторженно-мечтательного настроения — к печальному.
— Вы даже представить себе не можете, как мне тяжело!
Ну почему же, могу. От Канар тяжело так сразу отказаться.
Аллочка встала, прошлась по комнате. Действительно, что ли, переживает?
— Принести вам воды? — спросила я на всякий случай.
Мадам помотала головой. Вздохнула. Ну, как хочет. Мое дело — предложить, ее — отказаться.
Немного успокоившись, Серегина вернулась на свое место. Губы, правда, дрожат, и глаза на мокром месте, но в целом — разговор можно продолжить. Я попросила свою собеседницу охарактеризовать людей из окружения Леонида Павловича.
— Вы полагаете, что это мог сделать кто-то из знакомых мужа?
Что — «это»? Неужели мадам уже похоронила своего благоверного?
— Алла Викторовна… — нет, надолго мне терпения все-таки не хватит, — …во-первых, о судьбе вашего мужа нам ничего не известно. Пока. Вполне может оказаться, что он жив и здоров. Скорее всего, так оно и будет.
— Но… как же… прошло столько времени…
Поделиться книгой: