Дожить до завтра

Марина Серова

Дожить до завтра

Я скинула шелковый корейский халатик и медленно, с наслаждением опустилась в благоухающее пенное блаженство. Вода в ванне расступилась, приняла мое тело и снова сошлась, надежно укрыв его и от изнуряющей июльской жары, и от всех этих подружек с их дачами, автобусами, детьми и комарами.

И тогда зазвонил телефон. Я, расплескивая воду, помчалась в прихожую.

— Алле!

— Извините, я ошибся номером, — пророкотал из трубки незнакомый баритон, и тотчас пошли короткие гудки.

«Уж не от Грома ли?» — подумала я, угнетенно наблюдая в зеркало, как стекающая с голого тела вода образует на полу маленькое Черное море. Время я еще не упустила, но и тянуть с выходом на связь, если этот звонок — «привет» от майора Сурова, не следовало.

Я пожала плечами, водрузила трубку на место и направилась в ванную — быстренько превращать священнодействие в «помывку личного состава».

«Интересно, какое задание я получу на этот раз?» — попыталась сообразить я и снова опустилась в уже начавшую оседать пену.

После быстрого и позорного провала разведгруппы в Югославии все мы стали как зачумленные — ни жизни, ни работы. Если, конечно, не считать жизнью воскресный «отдых» на даче, а работой — исполнение должности юрисконсульта Тарасовского Комитета солдатских матерей. Мне этого не хватало. И то, что работа в комитете — всего лишь «ширма», прикрытие, нисколько не утешало: уж очень однообразной была моя жизнь. Армия штамповала отписки, как брила затылки, — одна в одну. Меры, разумеется, принимались: одних списывали, других сажали, отчего моя деятельность тоже как бы имела смысл. Если бы Мату Хари продержали в таком положении, сколько и меня, она бы набрала вес и в конце концов выскочила замуж за вражеского офицера. Чтобы избежать еще худшей судьбы «вечной запасной».

Я покончила с мытьем, наскоро вытерлась, накинула сарафан и шлепанцы и выскочила за дверь. Газеты еще продавались, и я, схватив две основные, помчалась домой, на ходу просматривая колонки частных объявлений. Так и есть: одно было обращено ко мне.

«Багира, спасибо за науку. Ты еще помнишь нашу опушку? Твой Балу». Это означало, что Гром назначил мне встречу в городском парке Тарасова — возле деревянной статуи танцующего медведя — «Балу». «Спасибо» означало подтверждение обычного времени встречи — 18.00.

Я стремительно привела себя в порядок и поехала в парк — благо от моего дома это не так далеко.

Гром подошел к месту встречи одновременно со мной.

— Здравствуй, Юленька.

— Здравствуйте, Андрей Леонидович…

— Ты одна? — Гром быстро и внимательно осмотрелся.

Он, конечно же, имел в виду возможный «хвост» — последнее задание прошло не очень гладко, и Гром предпочитал перестраховаться.

— А с кем же еще, Андрей Леонидович? Того хорвата вы мне отсоветовали, сами замуж не берете, — сделав вид, что не поняла его озабоченности, съехидничала я.

— Ю-юленька, заросшие боевики — дурной тон, — с укоризной протянул Гром, оставив за кадром укол в собственный адрес.

Мы неторопливо пошли по роскошной дубовой аллее.

— Ну что, Андрей Леонидович, где вы пропадали?! — поинтересовалась я.

— На даче, Юленька, на даче, — одними губами улыбнулся Гром.

— Опять? — вздохнула я. «На даче» языком Грома означало дачу показаний где-нибудь в генпрокуратуре. А из этого всегда следовало одно и то же: что-то где-то пошло не так.

«Не так» все пошло задолго до Югославии. Дурная манера начальства не держать слова, да и просто не исполнять своих прямых обязанностей стала традицией. Иногда и вовсе казалось, что все результаты наших трудов кто-то нагло и методично спускает в сортир.

— Когда работать начнем? — поинтересовалась я.

— А что, из Комитета солдатских матерей тебя выгнали?

— Я о настоящей работе, вы стрелки-то не переводите…

— Сегодня, Юленька, сегодня. Если ты, конечно, готова.

Душа моя ухнула вниз и снова взлетела — высоко-высоко!

— Чем хоть заниматься будем?

— Ты, Юленька, в порядке исполнения своих трудовых обязанностей поедешь проверять жалобы. Дня на три.

— Чьи?

— Матерей, Юленька, матерей — тех самых, на которых работаешь… Я ведь не ошибся: плановая проверка Воскресенского гарнизона назначена на июль?

— Верно, — поразилась я феноменальной памяти Грома; план проверок он видел мельком месяцев шесть назад. — То-то председательша обрадуется, если я соглашусь сама ехать: ей на конференцию надо, в Москву!

— Вот и отлично. Проверишь, конечно, своих солдатиков… а заодно посмотришь, как там с сохранностью оружия…

— Одним глазком? — издевательски подначила я. — Что я сделаю за три дня?

— Не кипятись. Я тоже подъеду.

На следующий день я получила «добро» председателя Комитета солдатских матерей Светланы Алексеевны, подписала бумаги и даже получила суточные.

Проверка совпала с проводимой губернатором кампанией «Народ для армии, армия для народа». В последние недели под стариком закачалось кресло, и он решил опередить развитие событий и взять инициативу в свои руки. Поэтому в Воскресенский гарнизон направлялась целая делегация: отдел по общественным связям, военкоматовцы, кто-то из облфинотдела и целая банда журналистов «губернаторского» телеканала.

Народу набралось на два микроавтобуса и то ли пять, то ли шесть легковушек, но за мной, ввиду особого положения комитета, заехали отдельно. Замвоенкома майор Орлов прибыл на служебной «Волге» вместе с расфуфыренной дамой и сухим, ядовитым на вид клерком.

— Знакомьтесь, Юлия Сергеевна, — строго обратился ко мне Орлов. — Наталья Павловна — начальник отдела по общественным связям при аппарате правительства…

Я кивнула.

— И Юрий Иванович — главный ревизор облфинотдела.

На этот раз голову наклонил клерк.

— Ну что, Юлия Сергеевна, вы готовы? Тогда поехали.

Я нырнула на заднее сиденье — переднее замвоенкома не уступил бы даже родной маме.

Орлов невзлюбил меня с того самого дня, когда впервые увидел: беда в том, что наше знакомство состоялось, когда я учинила скандал по поводу призыва. Военкоматовцы умудрились «забрить лбы» четырнадцати абсолютно непригодным к строевой службе мальчишкам. Я это дело развернула, и с тех пор Орлов здоровался со мной сквозь зубы.

Молодой солдатик-водила вел машину дерзко, но грамотно, соседей разморило, майор меня демонстративно не замечал, и я погрузилась в размышления…

Повод для контакта с ответственными за сохранность оружия в Воскресенском полку у меня был: из этой воинской части в комитет поступили две жалобы — от матери Василия Быкова из второй роты и матери Петра Скачкова из роты охраны главного объекта полка — резервных оружейных складов. По письмам выходило, что обоих притесняли, избивали, отбирали деньги и посылки из дома — в общем, стандартный набор.

В принципе, здесь я знала, что делать. Стремительный наезд на офицеров из второй, как можно больше суеты вокруг тяжелого положения Быкова… и рота охраны сделает все, чтобы я подобрела, когда буду проверять их по поводу Скачкова. А значит, будет стол, задушевный разговор — обслужат по первому разряду. Я постепенно, по мере знакомства меняю гнев на милость, и все офицеры — мои. Главное: не сесть за стол сразу — на Быкове. Иначе мое общение этим столом и ограничится: дальше просто не пустят.

— Приехали! — сообщил Орлов, когда «Волга» ткнулась в полосатый шлагбаум КПП.

Основная колонна выехала в Воскресенск часа за полтора до нас, и поэтому мы несколько выбились из общей «культурной программы» и упустили возможность отведать «хлеб-соль» на вышитом красными петухами рушнике или что там у них было при встрече.

Из домика у шлагбаума выскочил перепуганный боец.

— Дежурный по КПП ефрейтор Семушкин! — заорал он, поедая глазами майора.

— Понятно, ефрейтор, — кивнул в ответ майор. — Доложи: Орлов приехал.

Боец посмотрел на остальных членов комиссии: нас замвоенкома не представил.

— А с ним — двое штатских, — ядовито дополнила я, — и симпатичная «телка».

Орлов издал невнятный звук и поспешно отвернулся: похоже, он оценил всю глубину сарказма.

Я пододвинулась к нему и пихнула локтем в бок:

— Майор, ты когда дуться перестанешь?

Замвоенкома опешил, но быстро справился с собой и переключился на дежурного:

— Со мной члены комиссии из правительства и юрисконсульт Комитета солдатских матерей. Быстро доложить!

Через пять минут мы уже были у штаба полка. Как и следовало ожидать, войсковое гостеприимство не знало границ: похожий на Портоса командир полка мудро вел действо по четко размеченному руслу.

— Мы ведем наш репортаж из Воскресенского полка. Славные боевые традиции… — бодро вещала в телекамеру ряженная в камуфляж молоденькая журналистка.

— Настя, чуть правее встань, — прервал ее оператор. — Не закрывай плакат. Вот так. Еще раз.

— Прошу всех в столовую! — громко известил гостей командир. — Сначала завтрак, потом — работа. Да-да, Степан Петрович, охота завтра в пять; сбор у входа в гостиницу.

Это в мои планы входило, но — чуть позже, и я нахально дернула Портоса за рукав:

— Товарищ подполковник…

— Да, Юлия Сергеевна…

— Вы не забыли, что я здесь по делу? Меня ведь в первую очередь дети моих матерей интересуют.

— Де-ети, — насупился Портос. — Выгодно им быть детьми, потому что ответственность на себя брать не хотят — нормальную, мужскую.

— За что их время от времени и убивают, — доброжелательно поддержала я. — А мы с вами — на охоту и рыбалочку!

Портос окаменел.

— Петров! — заорал он. — Дежурный! Где начальник штаба?!

— Да здесь я, Виктор Иванович, — вынырнул из-за спины командира начальник штаба.

— Покажи Юлии Сергеевне всех, кого она пожелает! Кого вам подать?!

— Быкова, пожалуйста.

Портос досадливо крякнул и потер свою богатырскую шею.

— Что-то не так? — поинтересовалась я.

— В госпитале Быков, — посуровел Портос. — Со вчерашнего дня. Петров, отвези Юлию Сергеевну.

«Ну вот, — сказала я себе. — И напраслину возводить не придется; у них и без меня неприятности!»

Меня, как ту паршивую овцу, быстренько отделили от общего стада и посадили в полковой «уазик».

— В госпиталь, — распорядился офицер. — И побыстрее.

— А где замполит, товарищ майор? — поинтересовалась я. — Вроде в прошлый раз он со мной занимался…

— Тоже… блин, в больнице, — хмыкнул начальник штаба. — Поехал в отпуск, в Москву, да и слег. А мне теперь за него отдувайся! Вы не расстраивайтесь особенно, когда Быкова увидите: не так он и плох — больше «косит».

— Надеюсь, что так.

— А то ведь знаете, как считают: раз молодой, значит, все его обижают. А он и сам — не ангел. Его давно подозревали. А вчера поймали с поличным. И главное, гад, у своего призыва воровал! Ну и перестарались парни…

Машина выехала на бугор, и в узкой долине внизу появилась длинная череда низких, одноэтажных строений — это были те самые резервные склады. Я, залюбовавшись видом, пошарила глазами. Вот оно! На холме с той стороны долины слабо угадывались маленькие домики. А рядом — водонапорная башня. Оттуда можно при необходимости сутки-другие понаблюдать за складами… если бы у меня была эта лишняя пара суток.

Серое здание гарнизонного госпиталя выросло перед нами как из-под земли, и даже зрелая июльская листва огромных тополей не могла скрасить впечатление: от госпиталя тянуло холодом, сыростью и запустением. Мы прошли по пахнущему эфиром и хлоркой коридору, поднялись по черной лестнице на второй этаж в кабинет главврача, и после короткой перепалки нас провели к Быкову.

На застиранных серых простынях лежал солдат. Выглядел он ужасно. Лицо его опухло и было расцвечено самыми жуткими оттенками — от грязно-желтых до зеленых и фиолетовых. Правый глаз налился кровью и, похоже, не закрывался. А из гноящихся порванных губ торчали обрывки шовных ниток.

Я присела к нему на край кровати.

— Вася, как ты себя чувствуешь? Говорить можешь?

Солдат попытался что-то сказать, но из губ вырвалось только невнятное сипение. Что-нибудь произнести он просто физически не мог. Я повернулась к начальнику штаба:

— Перестарались, говорите?

— Мы приняли меры: виновный на гауптвахте, идет следствие. — Майору было неловко: похоже, что реальное состояние Быкова он увидел впервые.

— Могу я с ним поговорить?

— С кем? — не понял он.

— С тем, что на гауптвахте, — не с Быковым же.

Майор пожал плечами:

— Поехали. — Похоже, что после этого зрелища ему уже было плевать, что еще я увижу.