Пушистики и другие

— Да, не понимают, — согласился Стенсон. — Объяснить пушистику, что такое детектор масс или счетчик радиации… — Он ненадолго задумался. — Я, наверно, начну учить их ювелирному делу. Им нравятся красивые вещи, и из них могут получиться отменные ювелиры.

Это была неплохая идея. Где-нибудь через год можно будет провести выставку искусства и ремесел пушистиков. Нужно будет обсудить это с Гердом и с Рут. Ну, и с Маленьким Пушистиком и Доктором Криппеном тоже, конечно.

Мимо пронесся десяток пушистиков — пятерка детективов, Мамуля, за которой несся Беби, и еще несколько других, которых Холлоуэй вроде должен был знать, но не мог вспомнить. В этом водовороте кружился большой красно-желтый мяч. Алмаз увязался за ними.

— Почему бы вам не научить их каким-нибудь играм с мячом, Джек? — спросил Клайд Гэррик. Он был спортсменом-любителем. — Например, футболу. Пушистики, играющие в футбол, — на это стоит посмотреть. — Пушистик, на которого катился мяч, перепрыгнул через него и упал на того, кто пнул мяч. — Или баскетбол — видели, как он только что прыгнул? Хотелось бы мне собрать команду из человеческих детей, которые могли бы так прыгать.

Холлоуэй покачал головой:

— Некоторые морские пехотинцы в Хоксу-Митто пытались научить пушистиков играть в футбол, — сказал он. — Из этого ничего не вышло. Они не видят смысла в правилах и не понимают, почему нельзя играть за обе команды одновременно. Если пушистик видит, что кто-то что-то делает, ему тут же хочется начать помогать.

Гэррик был шокирован. Он считал, что людей, не имеющих духа соперничества, вообще вряд ли можно называть людьми. Стенсон кивнул.

— Вот про это я и говорю. Они хотят помогать всем. Их может заинтересовать только такой вид спорта, в котором одиночка соревнуется сам с собой. Если вы научите пушистика чему-нибудь новому, он не успокоится, пока не сумеет сделать то же самое, но лучше.

— Стрельба из винтовки, — неохотно проворчал Гэррик. Он не считал стрельбу спортом. По крайней мере, не атлетическим спортом. — Я знаю стрелков, которые заявляют, что стрельба в одиночку привлекает их не меньше соревнований.

— Не знаю, не знаю. Пушистику понадобится очень маленькое ружье и очень маленькие заряды. Ну подумайте, они же сами весят пятнадцать — двадцать фунтов. Отдача калибра 0,22 будет для пушистика такой же увесистой, как для меня от моего 12,7. Но насчет стрельбы — это хорошая мысль. Мы учим их делать луки и стрелы и стрелять. Вы, наверное, удивитесь: большинство пушистиков способны натянуть двадцатифунтовый лук — для них это то же самое, что стофунтовый лук для человека.

— Ого! — Гэррик посмотрел на водоворот золотистых тел вокруг разноцветного мяча. Существо, которое весит так мало и при этом способно натянуть двадцатифунтовый лук, заслуживает уважения, вне зависимости от наличия или отсутствия у него командного духа. — Вот что я вам еще скажу, Джек. Я объявлю розыгрыш кубков при региональных соревнованиях стрелков и при отборочных соревнованиях мирового чемпионата, и можно будет начинать проводить турниры и организовывать команды. А через год мы сможем провести соревнование на звание чемпиона мира.

А что любой пушистик сделает с выигранным кубком!

— Но что мне на самом деле хотелось бы увидеть, — продолжал Гэррик, — так это настоящую, живую футбольную лигу пушистиков. Как вы думаете, не могли бы вы их заинтересовать?

Нет. И это чертовски хорошо. Если устроить футбол «для пушистиков, вокруг тотчас организуется тотализатор. А насколько Джек знает Народ, любой из них способен проиграть игру ради кусочка ПР-3. И любой в обеих командах согласится сделать то, о чем попросит какой-нибудь Большой, просто затем, чтобы помочь. Нет, не надо нам такого футбола.

Во время разговора Холлоуэй продолжал пробираться через толпу поближе к роботу-бармену. Ив Джанивер, стакан которого был пуст, оказывал Джеку активное содействие в этом. Как только они приблизились на достаточное расстояние, Холлоуэй с судьей потребовали выпивки. Джек как раз запасался питьем, когда с ним поздоровалась Клодетт Пендарвис и спросила, давно ли он прибыл.

— Да только что. Я видел ваших пушистиков — они унеслись куда-то вместе с некоторыми из моих, — сказал Холлоуэй. — А судья еще здесь?

Нет, судьи здесь уже не было. Клодетт спросила у Джанивер, не знает ли он, где сейчас находится верховный судья. В зале, на совещании — он. Гас Браннард и еще некоторые юристы. Пендарвис и Браннард должны появиться немного попозже. Мистер Пендарвис хотел бы знать, может ли он посетить Бюро опекунства, пока он находится в городе.

— Конечно, миссис Пендарвис. Завтра утром вас устроит?

Завтрашнее утро их вполне устраивало. Холлоуэй спросил, как идут дела. Клодетт сказала, что желающих взять пушистиков в семью стало меньше. Пожалуй, Холлоуэй этого и ожидал.

— Но зато больница хочет взять побольше пушистиков, чтобы они развлекали пациентов. У них уже есть несколько пушистиков, но они хотят побольше. Доктор Маллин говорит, что они очень хорошо влияют на некоторых психических больных.

— Ну и в школах мы можем использовать их более широко, — присоединившаяся к разговору женщина была миссис Хоквуд, заведующая детским садом и начальной школой. — У нас уже есть пара пушистиков в подготовительных классах. Вы знаете, что пушистики действительно учатся вместе с детьми?

Эти дети должны быть в возрасте от четырех до шести лет. Да, Холлоуэй вполне мог в это поверить.

— А почему только в подготовительных классах, миссис Хоквуд? — спросил Холлоуэй. — Переведите их в класс, который учит буквы, и увидите, как быстро пушистики их выучат. Могу поспорить, что они выучат их быстрее, чем шестилетние дети людей.

— То есть вы предлагаете научить пушистиков читать?

Эта идея никогда прежде не приходила Холлоуэю в голову и теперь показалась ему весьма любопытной. Очевидно, миссис Хоквуд она тоже не приходила, и теперь Холлоуэй мог наблюдать за ходом ее размышлений, отражавшимся у нее на лице. Научить пушистиков читать? Но это нелепо, читать могут только люди. Но пушистики тоже люди — их официально признали разумными существами. Но все же они — пушистики, они не такие. Но тогда…

В этот момент появился Бен Рейнсфорд, извинился за то, что не поздоровался с ним раньше, и спросил, прибыло ли его семейство вместе с ним. Разговаривая с Рейнсфордом, Холлоуэй увидел приближающихся Гаса Браннарда и верховного судью Пендарвиса. Верховный судья взял бокал вина для себя и коктейль для жены; они отошли вместе. Браннард — большой, бородатый, представительный и одетый, несмотря на дотошный судейский протокол, в охотничий костюм, взял стакан с неразбавленным виски. Подошли и включились в разговор Виктор Грего и Лесли Кумбс. Потом кто-то утащил Рейнсфорда в сторону, чтобы поговорить с ним.

Вот в чем проблема подобных вечеринок — всех видишь и ни с кем не можешь поговорить. Теперь и в Хоксу-Митто по вечерам творилось почти такое же безобразие. Краем глаза Холлоуэй заметил, что миссис Хоквуд направляется к Эрнсту Маллину. Маллин был большим авторитетом в области психологии пушистиков; если Маллин скажет, что пушистиков можно научить читать, миссис Хоквуд в это поверит. Холлоуэю и самому хотелось поговорить с Эрнстом — и об этом, и о многих других вещах, но не посреди такого балагана.

Мимо прошествовал парад тачек, помедленнее и не так шумно. Чуть позже компания, гонявшая мяч, отправилась толкать тачки. Беби запрыгнул в одну и перевернул ее. У пушистиков начался обеденный перерыв, и они оттащили все игрушки туда, откуда взяли. Холлоуэю понравилась идея о присутствии пушистиков в школах для человеческих детей — это может оказать на них цивилизующее влияние. Через некоторое время пушистики вернулись обратно, болтая о еде.

Для Больших тоже наступило время перекусить. Их пришлось собирать вместе дольше, чем пушистиков, и потом они, разумеется, застряли на верхней веранде, где Сандра Гленн, Ахмед Хадра и персонал Дома Правительства организовали для пушистиков шведский стол. Еда стояла на большом вращающемся столе. Пушистики сочли это очень забавным. Смотревшие на них люди тоже. Наконец люди отправились в обеденный зал. Поскольку не все гости явились с дамами, разбить присутствующих попарно, подобно пассажирам ковчега, не представлялось возможным. Джека Холлоуэя посадили между Беном Рейнсфордом и Лесли Кумбсом, напротив Виктора Грего и Гаса Браннарда.

К тому времени как роботы-официанты убрали пустые тарелки из-под десерта и принесли кофе и ликеры, пушистики начали просачиваться в зал. Они уже давным-давно управились со своим обедом. Начало темнеть, и пушистики хотели находиться там же, где и Большие. Винить их за это было трудно — ведь это была их вечеринка, не так ли? Они вошли робко, словно благовоспитанные дети, следя, чтобы ни к чему не прикасаться, и поздоровались с людьми.

Алмаз подошел к Грего. Грего погладил пушистика и посадил его на край стола. Рейнсфорд отодвинул свой стул назад, и Флора с Фауном вскарабкались ему на колени. На Гаса Браннарда карабкалось сразу четверо или пятеро. Маленький Пушистик тоже захотел сесть на стол, после чего проворно расстегнул сумку, вытащил свою маленькую трубку и закурил. Несколько пушистиков подошли к Лесли Кумбсу с просьбой: «Дядя Лесси, пожалуйста, дай заку'ить», — и Кумбс зажег для них сигареты. Кумбсу нравились пушистики, и он обращался с ними так же серьезно и вежливо, как со своими друзьями-людьми, но не любил, чтобы пушистики забирались ему на руки, и те об этом знали.

— Бен, давай подпишем эти соглашения, — сказал Грего. — Потом мы сможем уделить малышам побольше внимания.

— И где же мы будем их подписывать — в твоем офисе? — спросил у Рейнсфорда Холлоуэй.

— Нет, подпишем их прямо здесь, на столе, чтобы все могли видеть. Ведь вечеринка проводится именно по этому поводу, разве не так? — сказал Рейнсфорд.

Они очистили место на столе для генерал-губернатора, ссадив пушистиков на пол или передав их тем, кто сидел по другую сторону. Были принесены бумаги, по три копии каждого соглашения. Рейнсфорд передал бумаги одному из своих секретарей, чтобы тот зачитал их вслух. Первым было общее соглашение, по которому колониальное правительство соглашалось передать в аренду сроком на девятьсот девяносто девять лет лимитированной компании «Заратуштра» все незаселенные государственные земли, кроме района на континенте Бета, отведенного под резервацию пушистиков. В обмен на это лимитированная компания «Заратуштра» согласна продолжать выполнять все те невыгодные общественные работы, которые прежде выполняла лицензированная компания «Заратуштра», и, в дополнение к этому, основать научный центр, который будет заниматься исследованием расы, известной как «пушистик разумный заратуштрианский», ради благосостояния этой расы. Кроме северной части континента Бета, новая Компания получала обратно как арендатор все, что по Решению Пендарвиса потеряла как собственник.

Сперва документ был подписан Рейнсфордом и Грего, потом — Гасом Браннардом и Лесли Кумбсом как соответчиками, потом несколькими свидетелями, выбранными наугад из числа присутствующих. После этого соглашение о Каньоне Желтого Песка могло считаться вступившим в силу. Холлоуэй как специальный уполномоченный по делам аборигенов имел к этому делу большой интерес. Компания получала в аренду — также на девятьсот девяносто девять лет — участок площадью в пятьдесят квадратных миль вокруг Каньона Желтого Песка, с правом добычи полезных ископаемых, строительства зданий и вывоза с этого участка добытых солнечников и других минералов. Правительство соглашалось передать Компании в аренду и другие участки земли, при условии, что это разрешит комиссия по делам аборигенов, и обязалось не сдавать в аренду земель из резервации пушистиков без согласия Компании. Компания обязалась платить проценты с дохода от продажи всех добытых солнечников в размере четырехсот пятидесяти солов с каждого карата, причем оговаривалось, что эти деньги должны поступать колониальному правительству и употребляться на нужды пушистиков; деньги полагалось класть в банк, а проценты должны были идти правительству на административные расходы. Ну что ж, это соглашение давало правительству немалую прибыль, делало пушистиков богатыми, а лимитированная компания «Заратуштра» получала куда больше, чем потеряла компания лицензированная. Так что это было выгодно всем.

Рейнсфорд, Грего, Гас и Лесли Кумбс подписали соглашение, потом свою подпись поставил Джек Холлоуэй как специальный уполномоченный по делам аборигенов, а потом — полдюжины свидетелей.

— А как насчет того, чтобы кто-нибудь из пушистиков тоже поставил подпись? — спросил Грего, осматривая толпу пушистиков, которые взобрались на стол, чтобы получше видеть, что это там делают Большие. — Это их резервация и их солнечники.

— Но, Виктор, — попытался возразить Кумбс, — они не могут это подписать. Они — аборигены, они ничего в этом не смыслят и по закону приравниваются к несовершеннолетним. И, кроме того, они не умеют писать. По крайней мере, пока не умеют.

— Они могут поставить отпечатки пальцев рядом со своими именами, как это делают неграмотные люди, — сказал Гас Браннард. — И они могут поставить подписи в качестве дополнительных свидетелей. Ни в качестве аборигенов, ни в качестве несовершеннолетних они не лишены права свидетельствовать о вещах, касающихся их личного опыта или наблюдений. Я собираюсь приговорить Лео Такстера, Ивинсов и Фила Новиса к расстрелу на основании показаний пушистиков.

— Генеральный судья Пендарвис, выскажите, пожалуйста, свое мнение по этому поводу, — сказал Лесли Кумбс. — Я не против, чтобы несколько пушистиков поставили свои подписи под соглашением, если это не лишит документ законной силы.

— Ни в коем случае, мистер Кумбс, — произнес Пендарвис. — По крайней мере, я полагаю, что это не причинит никакого вреда. А вы как считаете, судья Джанивер?

— Конечно, они могут быть свидетелями, — согласился Джанивер. — Пушистики присутствуют здесь и могут засвидетельствовать то, что сами видели.

— Я думаю, — сказал Пендарвис, — что нужно объяснить пушистикам, для чего ставятся эти подписи.

— Мистер Браннард, не хотите ли попытаться? — спросил Кумбс. — Вы можете объяснить теорию земельной собственности, права на пользование земельными недрами и договорные обязательства в терминах, доступных пониманию пушистиков?

— Джек, попробуй лучше ты. Ты больше меня знаешь о пушистиках, — сказал Браннард.

— Ну ладно, я могу попробовать.

Холлоуэй повернулся к Алмазу, Маленькому Пушистику, Мамуле и еще нескольким, сидящим поближе к нему.

— Большие делают имена-знаки на бумаге, — сказал он. — Это значит, что Большие пойдут в лес — в то место, откуда пришли пушистики, — копать ямы, доставать камни, продавать их другим Большим. Потом они получат хорошие вещи, отдадут их пушистикам. Сделают имена-знаки на бумаге для пушистиков, пушистики сделают пальцы-знаки.

— Зачем делать пальцы-знаки? — спросил Маленький Пушистик. — Чтобы получить диски? — он прикоснулся к серебряному диску, висевшему у него на шее.

— Нет, просто делать пальцы-знаки. Потом, если кто-то спросит, пушистики скажут: да, мы видели, как Большие делали имена-знаки.

— Но зачем? — Алмазу хотелось все понять. — Большие дают пушистикам хоешие вещи уже сейчас.

— Это такая иг'а у Больших, — сказала Флора. — Папа Бен иг'ает в это все вьемя, делает имена-знаки на бумаге.

— Совершенно верно, — сказал Браннард. — Большие так играют. Очень большая игра. Большие называть ее Закон. А теперь смотрите, что будет делать Дядя Гас.

7

— Ну что ж, я был не прав, — сказал Гас Браннард. — Я очень рад признать свою ошибку. Я получил несколько докладов из разных мест, и мнение издателей одинаково благоприятное.

Лесли Кумбс на экране кивнул. Он находился у себя в квартире, в библиотеке. На столе перед ним располагалась чашка с кофе, груда бумаг и листы с распечатками.

— Конечно, мнение издателей еще не означает выигранных выборов, но доклады, поступающие из низов, тоже благоприятны. Все вдет так же, как всегда, а это именно то, чего желает большинство людей. Новости должны принести нам дополнительные голоса, вместо того чтобы лишить их. Ведь люди Хьюго Ингерманна распускали слухи, будто все будут разорены налогами, для того, чтобы пушистики жили в роскоши, например… А теперь оказалось, что пушистиков будет содержать правительство.

— Виктор еще в городе?

— Нет. Он отправился в Каньон Желтого Песка еще до рассвета. Он всю последнюю неделю занят тем, что перебрасывает в каньон людей и оборудование с Большого Черноводья. Возможно, в данный момент они уже начали долбить породу, чтобы добраться до солнечников.

Браннард засмеялся. Ну точно тебе мальчишка, которому подарили новое ружье — не терпится его испытать.

— А Алмаза он тоже взял с собой, я полагаю?

Грего никогда не расставался со своим пушистиком.

— Ну что ж, почему бы вам не зайти в Дом Правительства на коктейль? Джек сейчас в городе. Мы сможем наконец спокойно поговорить, чтобы нас не перебивали все кому не лень, и люди, и прочие разумные, как вчера вечером.

Кумбс ответил, что будет очень рад. Они поговорили еще несколько минут, потом сеанс связи закончился, но тут же снова зазвучал зуммер. Когда Браннард нажал на кнопку приема, на экране появилось лицо его секретарши, причем выражение лица было таким, словно девушка обнаружила у себя на столе сдохшую неделю назад змею.

— Достопочтенный — технически, конечно, — Хьюго Ингерманн, — сказала секретарша. — Он уже десять минут пытается добраться до вас.

— Ладно, раз уж это мой долг, попытаюсь с ним разобраться, — ответил Браннард. — Соедините меня с ним, — и Гас включил записывающее устройство.

Экран замигал, потом очистился, и на нем появилось полное, ухоженное лицо, дружелюбное и искреннее, с невинно распахнутыми голубыми глазами. Лицо человека, которому доверился бы любой — если не был знаком с его обладателем поближе.

— Доброе утро, мистер Браннард.

— Утро действительно доброе, мистер Ингерманн. Чем могу быть вам полезен? Кроме отмены смертного приговора, конечно.

— О, я полагаю, что это я могу быть вам полезен, мистер Браннард, — Ингерманн сиял, как директор сиротского приюта рождественским утром. — Как вы посмотрите на признание своей вины со стороны Лео Такстера, Конрада и Розы Ивинсов и Фила Новиса?

— Я не могу принимать это во внимание. Вы знаете, что признание вины по основному обвинению недопустимо.

Несколько мгновений Ингерманн смотрел на Браннарда в притворном изумлении, потом рассмеялся:

— По этим нелепым обвинениям? Нет, мои клиенты признают свою вину по приличному и законному обвинению первой степени в грабеже, хищении и преступном сговоре. Это, конечно, в том случае, если правительство согласится снять свои смехотворные обвинения в совращении и порабощении.

Браннард сдержал искреннее желание спросить у Ингерманна, в своем ли он уме. Хьюго Ингерманн был кем угодно, но не сумасшедшим. Вместо этого Гас поинтересовался:

— Вы считаете меня слабоумным, мистер Ингерманн?

— Я надеюсь, что вы достаточно разумны, чтобы увидеть выгоду моего предложения, — ответил Ингерманн.

— Ну что ж, как ни жаль, но я ее не вижу. Выгоду для ваших клиентов — да; для них это разница между двадцатью годами заключения и пулей десятого калибра в затылок. Но боюсь, что выгода для колонии куда менее очевидна.

— Ничуть не менее. Вы не сможете доказать эти обвинения, и вы об этом знаете. Я даю вам возможность сорваться с крючка.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Ингерманн. Но боюсь, что я не могу принять данного предложения, продиктованного вашей исключительной добротой. Вам придется опровергать эти обвинения в суде.

— Вы думаете, я не смогу их опровергнуть? — Теперь Ингерманн всем своим видом выражал презрение. — Вы предъявляете моим клиентам обвинение в совращении, если я правильно понял? Вы отлично знаете, что, когда мы имеем дело со взрослыми, о совращении речи идти не может. А вам не хуже меня известно, что пушистики являются взрослыми.

— С юридической точки зрения они приравнены к детям.

— Они приравнены к детям по постановлению суда. Это постановление не только противоречит физическому факту, но также является вопиющей узурпацией законодательной власти судом и, следовательно, неконституционно. И потому я намерен его оспорить.

Но ведь это дохлое дело! Правительство может допустить, чтобы это постановление было оспорено. Ведь в этом случае… А! Видимо, на это он и рассчитывает. Браннард пожал плечами:

— Мы можем и не настаивать на том, что ваши клиенты повинны в совращении. Вполне довольно доказанного обвинения в порабощении. В этом хорошая сторона смертной казни — Никого не нужно расстреливать больше одного раза.

Ингерманн презрительно рассмеялся:

— Вы думаете, что можете погубить моих клиентов ложным обвинением в порабощении? Эти пушистики были не рабами, а сообщниками.

— Их напоили допьяна, в этом состоянии вывезли из места обитания, лишили их свободы перемещения, вынуждали выполнять определенную работу, а за неудачу наказывали заключением в карцер, голодом и пытками электрошоком. Если это не соответствует классическому описанию условий порабощения, то мне хотелось бы услышать, как это еще можно назвать.

— И что, пушистики обвиняют моих клиентов в этих преступлениях? — спросил Ингерманн. — И проверка на детекторе лжи показала разницу между правдивыми и лживыми заявлениями пушистиков?

Нет, пушистики не выдвигали обвинений, и в этом заключалась только половина проблемы. Вторая же половина состояла в том, чего Браннард все время боялся.

— Можете не отвечать, я сам вам все скажу, — продолжал Ингерманн. — Они не выдвигали обвинений по той простой причине, что пушистиков невозможно подвергнуть проверке на детекторе лжи. Я получил эти сведения от доктора Эрнста Маллина, главного пушистиколога Виктора Грего. Полиэнцефалографический детектор лжи просто не реагирует на пушистиков. А теперь можете выставлять этих пушистиков против моих клиентов, и посмотрим, что из этого получится.

Это было правдой. Маллин, с его убежденностью в том, что всякая научная информация должна быть опубликована, заявил, что, сколько он ни работал с пушистиками, синий цвет на детекторе ни разу не сменился красным, свидетельствующим о лжи. Кроме того, Маллин заявил, что во время его опытов ни один пушистик ни разу не сказал ни слова лжи, ни под детектором, ни просто так. Но с этим Ингерманн решил не считаться.

— А что касается обвинения в совращении, если вы действительно верите, что пушистики по умственному развитию соответствуют несовершеннолетним, то почему вы сочли нужным, чтобы десяток пушистиков поставили отпечатки пальцев под соглашением об аренде Каньона Желтого Песка? Несовершеннолетние не подписывают подобные документы.

Браннард засмеялся.

— Ну это как раз была просто забава для пушистиков, — сказал он. — Они хотели делать то же самое, что делают Большие.

— Мистер Браннард! — Ингерманн произнес это тоном отца, которому его пятилетний сын только что сообщил, что банда разбойников в черных масках пришла и украла коробку с печеньем. — Вы полагаете, что я действительно в это поверю?

— Меня ни в малейшей степени не волнует, поверите вы в это или нет, мистер Ингерманн. Хотите ли вы сообщить мне еще что-либо?

— А что, этого недостаточно? — поинтересовался Ингерманн. — До суда остается меньше месяца. Если за это время вы измените свое мнение, и если в вас восторжествует благоразумие, — позвоните мне. А пока прощайте.

Обычно пилот автолета Виктора Грего не был безумным… ну разве что только в то время, когда он брался за рычаги управления. Каньон Желтого Песка находился на расстоянии трех часовых поясов к востоку от Мэллори-порта, и когда они прилетели на место, солнце стояло гораздо выше, чем тогда, когда они вылетали. Алмаз тоже это заметил и не преминул высказаться по этому поводу.

На посадочной площадке, расположенной на крыше здания Дома Правительства, их встретил сержант морской пехоты.