Газета Завтра 189 (28 1997)

— Заместитель Немцова по Минтопэнерго С.Кириенко признал, что условия конкурса по ТНК давали односторонние преимущества одному из участников (АЛЬФА-банку), и высказался за изменение этих условий.

— По настоянию С.Дубинина Межбанковское соглашение с Чечней подписано на условиях России. Председатель Нацбанка Чечни Закаев раздраженно отметил несогласованность позиций Центробанка и СБ РФ.

12 июля — Арбитражный суд Тюменской обл. отложил приватизацию ТНК. Конкурс будет перенесен как минимум на два месяца.

Для политика главное — вовремя уйти в отпуск. И Чубайс продемонстрировал в этом деле самый высокий класс. Громко, на всю страну отрапортовал о погашении долгов перед пенсионерами, после этого дал старт радикальному переделу собственности в нефтяном комплексе и, сев, кажется, на велосипед, укатил подальше от театра военных действий, от скандалов и пальбы — в Норвегию. Красиво! Когда он оттуда вернется, все уже окажутся по уши в … экономике: финансовые группы, вцепившись в отвоеванные плацдармы, будут зализывать раны и готовиться к грядущим схваткам, а политические конкуренты — отмываться от компроматов и сушить подмоченные репутации.

Группа ОНЭКСИМбанка, считающаяся теневой командой Чубайса, включилась в борьбу за передел собственности с самыми агрессивными намерениями и самыми масштабными аппетитами. Эксперты предрекали, что она при политической поддержке Чубайса легко получит самые лакомые куски. Но прогнозы не оправдались — прокол следовал за проколом.

Для начала ее в вызывающе некорректной манере отбросили от Сибнефти, находящейся в зоне интересов Объединенного банка Березовского. Следующей провалилась операция по захвату Газпрома. Эта атака была отбита совместными действиями Березовского и Черномырдина. Вроде и удар был рассчитан точно, и поддержка была обещана со стороны всесильных вице-премьеров, и сам премьер уже, казалось, был прочно выведен из игры на роль свадебного генерала. Но — сорвалось! Представитель ОНЭКСИМбанка А.Вавилов, ко всеобщему удивлению, не прошел в Совет директоров Газпрома. А ведь Газпром стоил любых усилий, ибо, получив над ним контроль, ОНЭКСИМбанк сразу оказывался в центре ВСЕГО российского рынка (финансового, товарного, информационного) и превращался в финансового монополиста национального масштаба. И успех был вполне вероятен, — Чубайс далеко еще не использовал свой политический потенциал, свой карт-бланш, полученный им от президента.

После этого сокрушительного провала наблюдатели заговорили о том, что Чубайс, видимо, играет в более сложную игру, что он предпочел отступить, встать над схваткой. Косвенно этот вывод подтвердила резкая античубайсовская статья, опубликованная в Известиях, газете, контролируемой ОНЭКСИМом. Стало окончательно ясно, что Чубайс решил утверждаться на чисто политическом поле, и ему как политику не нужны сверхмощные финансовые монополисты, даже если бы эта монополия была инициирована им самим.

После такого “предательства” вся летняя кампания ОНЭКСИМа была, конечно, сорвана. Последний удар банк получил от Дубинина, председателя Центробанка.

Нужно заметить, что ЦБ был одной из целей в военных действиях ОНЭКСИМа. Весьма вероятно, что в ранних своих планах команда Чубайса-Потанина имела в виду взять под контроль это ключевое учреждение (во всяком случае, Потанин, уходя из правительства, предлагал себя на должность главы ЦБ). То, что такие намерения действительно имели место, косвенно подтверждается парой чьих-то “немотивированных” наездов на Дубинина в печати и еще более странным распоряжением Ельцина о возобновлении расследования по давнему делу о “черном вторнике” 1994 года. Президенту почему-то приспичило именно сейчас довести это дело до конца и наказать чиновников, виновных в тех событиях. Нетрудно понять, что главным объектом расследования должен был бы стать Дубинин.

И вот теперь Дубинин “отыгрался”, передав через Черномырдина в Прокуратуру материалы с обвинением Потанина и Вавилова в хищении нескольких сот миллионов долларов бюджетных денег, предназначенных для финансирования индийского заказа МАПО МИГ. Вряд ли это будет иметь для Потанина серьезные уголовные последствия, но амбиций у него определенно должно поубавиться.

Другой жертвой политического вероломства Чубайса стал Альфа-банк. Он тоже числился в команде, патронируемой Чубайсом, и тоже рассчитывал на крупные куски собственности. Он, в частности, связал свои интересы с Западно-Сибирским металлургическим комбинатом и, самое главное, — с богатейшей Тюменской нефтяной компанией (Самотлор). И что же? От Запсиба его теперь успешно отодвигают местные кемеровские банки, а надежды на “большую нефть” Самотлора потускнели в ходе скандальной публичной перепалки с нефтяными генералами Нижневартовска. “Халява”, к которой изготовился этот незадачливый банк, оказалась столь вопиющей и столь неуклюже оформленной, а лоббирование его интересов высшими государственными чиновниками (А.Кохом, ГКИ) — столь неприкрытым, что потребовалось вмешательство президента.

Теперь приватизация ТНК будет отодвинута, а условия конкурса скорректированы не в пользу Альфа-банка. Все это грозит превратиться в очередную неудачу Альфа-банка на нефтяном фронте, и в дальнейшем может привести к полному упадку его бизнеса. В частности, оказавшись без нефти, банк может потерять пока еще прочные позиции в завидном деле бюджетного кредитования сельхозпроизводителей.

Вообще летняя нефтяная война высветила реальный масштаб интересов отечественных финансово-банковских групп, их удручающий провинциализм и мелочность. Так, например, Дубинину, видимо, пришлось выдержать согласованное давление чеченской делегации, требующей свободного доступа чеченских банков на российский валютный рынок, а также Немцова и СБ РФ, готовых обеспечить соглашение по нефтетранзиту “любой ценой”. И председателю ЦБ с трудом удалось уберечь российское финансовое пространство от появления в ней очередной “черной дыры” — Межбанковское соглашение было подписано на российских условиях.

Итак, летний поход российских “денежных мешков” за нефтью нельзя признать триумфальным. Можно констатировать, что масштабного передела собственности пока не произошло, что сложившаяся олигархическая структура, достаточно глубоко укорененная в отраслевых и региональных элитах, оказала сопротивление по основным направлениям атаки.

Хотя, понятно, основные битвы еще впереди. Конкурсы по шести нефтяным компаниям, по “Связьинвесту”, по “Норильскому никелю” назначены и будут проведены. Бюджет требует деньги, и правительство не остановится ни перед чем, чтобы получить от приватизации до конца года запланированные 11-13 трлн. руб. А это в сумме почти столько, сколько выплатил в счет долга Газпром, взяв у западных банков кредит в 4 млрд. долларов.

Очевидно, что российские банки будут не в силах удовлетворить такие аппетиты правительства из собственных средств. И уже сейчас ясно, что осенью решающее слово должны будут сказать отнюдь не отечественные деньги. Во всяком случае, банки спешно готовят “посадочные полосы” для их десантирования. В частности, ОНЭКСИМ объявил о слиянии банка МФК и инвесткомпании “Ренессанс-Капитал” — таким образом создается мощная инвестиционная структура, ориентированная на массированный приток иностранных денег.

Группа СБС-Агро с той же целью создает совместную структуру с крупнейшей американской “Альянс Кэпитал Менеджмент”, управляющей пятьюстами пенсионными фондами в 17 странах мира. И нет оснований сомневаться, что большая часть конкурсных лотов будут так или иначе уплывать к мощным западным структурам, порождая недовольство других (столь же мощных) западных структур, оказавшихся чуть менее удачливыми в том, что сейчас именуется российской политикой. Ну как тут не вознегодовать! И не попытаться переиграть уже сыгранное, схватив-таки за хвост (с его очень причудливо переливающимся политико-экономическим оперением) жар-птицу российской политики и экономики.

Как это делается — известно. Вал скандалов и взаимных разоблачений будет нарастать. А то и какие-нибудь “штучки покруче” наметятся. Так что за жарким летом непременно последует еще более жаркая осень.

А.БАТУРИН

«ГРАНИЦА» — СЛОВО СВЯТО

С командующим Тихоокеанским пограничным округом генерал-полковником

Виталием СЕДЫХ беседует

Александр ПРОХАНОВ

Александр ПРОХАНОВ. Виталий Викторович, советско-китайская граница для меня — мой первый боевой опыт. Помню март 69-го, Даманский, сырые голубеющие снега на Уссури, солнечные сопки в рыжих неопавших дубах, и на талых ручьях — красные кумачовые гробы, ветер колышет белые накидки, под ними — твердые закостенелые тела убитых пограничников, и мать падает на гроб, хватает, целует ледяные руки сына. До сих пор не забываю имен пограничных гарнизонов — Нижне-Михайловка, Иман, не забываю имен пограничников, живых и убитых — Бубенин, Бабанский, Стрельников, полковник Леонов. Не забываю убитого, впрессованного в снег китайца с пулевой дырой во лбу — меховая шапка отпала, красная рана, красная на шапке звезда.

А летом того же года — Казахстан, Джунгарские ворота, озеро Жаланашколь. Пограничники атакуют захваченную китайцами сопку Каменную, и по всей горе, где прокатилась атака, — рассыпанные автоматные магазины, кровавые бинты и недозрелые помидоры из китайских сухпайков.

Теперь, сидя с Вами, пограничником-дальневосточником, я вспоминаю те годы.

Именно тогда я понял, что граница — это далеко не романтическая среда, а место тяжелого ратного труда. В те годы поговаривали и даже писали в открытой прессе о приближении большой, крупномасштабной войны с Китаем. Китайцы формировали по ту сторону границы свои укрепрайоны, наращивали военное присутствие, и главное — витала в воздухе какая-то ошеломляющая угроза. Я хотел бы Вас спросить, что представляет собой сегодня русско-китайская граница на Вашем участке, какой она переживает момент? Я понимаю, что политическая ситуация между нашими странами, нашими народами уже совершенно другая, и это очень благотворно, но граница есть граница. В чем сегодня проблемы приморского пограничья?

Виталий СЕДЫХ. Если отвечать Вам, Александр Андреевич, коротко, то можно сказать, что сравнительно с периодом конфронтации, пик которой пришелся на 69-й год, государственная граница уже не является четкой и жесткой разделительной линией между нашими народами и государствами. Возможно, Вам мои слова покажутся странными, но русско-китайская граница сегодня — это, скорее, линия соединения. Вот доказательства тому. В 69-м году не было ни одного пункта пропуска на территории Приморского края или на участке нашего пограничного округа, через который бы проходили грузы, транспортные средства или, скажем, туристы, а с начала 90-х годов действуют уже четыре пункта пропуска, и действуют на полную мощность в соответствии с их объемом обустроенности. Причем с каждым годом объем перевозок резко возрастает, так что и китайская, и наша сторона постоянно решают вопросы о расширении этих объемов. Кроме того, если в 69-м году между советскими и китайскими пограничниками отношения были очень холодными, потому что никакой официальной основы для них не существовало, то сегодня, после ряда поездок в Пекин, реализуя установки руководителей нашего государства, директора Федеральной пограничной службы, нам удалось достичь соглашения с китайскими коллегами о взаимной охране границы. Это соглашение предусматривает порядок взаимодействий по обеспечению режима российско-китайской границы. В соответствии с ним за последние два с половиной года я как командующий округа неоднократно встречался и с командующими китайских провинциальных военных округов, и с руководителями департаментов пограничной охраны министерства общественной безопасности КНР. В результате этой работы количество нарушений государственной границы или, как мы, пограничники, говорим, попыток прорыва через границу снизилось с 768 случаев в 1993 году до 240 — в 1996-м, а за первые шесть месяцев текущего года таких попыток было всего 86.

Другой очень точный показатель — попытки нарушения режима границы, связанные с незаконным пересечением ее, но без умысла перейти на сопредельную территорию и вести там какую-либо противоправную деятельность. Количество таких нарушений режима за последние годы снизилось приблизительно в 4 раза, а на отдельных участках — в 5-6 раз. Все эти цифры говорят, что характер российско-китайской границы в корне изменился. Граница стала не местом выяснения отношений, а местом и линией укрепления дружбы и добрососедства, и это, положа руку на сердце, действительно так. Меня как военного человека, который провоевал не один год, который смотрел на противника через прицел автомата, — меня такая ситуация только радует. В воздухе на границе перестало пахнуть порохом.

А. П. Но вот когда была конфронтация — сначала явная, потом ушедшая несколько в глубину, — в условиях той напряженности держать границу было, наверное, легче. Жесткая граница, наша позиция силы и твердости — она обеспечивала больший порядок. Конечно, любая жесткость требует усилий, но нынешняя мирная граница — она как бы сложнее для вас, пограничников, стала: больше хлопот, больше новых явлений. Так это или нет?

В. С. Нет, так говорить нельзя, хотя частично я могу с Вами согласиться. Увязывать жесткость с порядком на границе нельзя, даже приведенные мною цифры об этом свидетельствуют. По крайней мере, количество нарушений границы и пограничного режима в те годы было существенно выше. Я думаю, потому, что сопредельное государство претендовало тогда на нашу территорию, вольно или невольно потакая действиям своих граждан по явочному освоению наших земель и вод. При переходе к новым отношениям китайская сторона изменила позицию, и даже на официальных встречах представители КНР подчеркивают свою заинтересованность и свои усилия по поддержанию порядка на государственной границе. В качестве примера могу привести следующий факт: именно китайцы с прошлого года начали строить со своей стороны на двух участках тоже электросигнализационные заградительные системы, причем общей протяженностью до 200 км.

Но появились, Вы это совершенно правильно подметили, новые тенденции. Они связаны с открытием пунктов пропуска, через которые пошла незаконная миграция китайских граждан — прежде всего по линии безвизового туристического обмена. Я понимаю, что эту миграцию питают экономические корни, ведь незаконные эмигранты-китайцы оседают в Приморском крае с целью занятия коммерческой, предпринимательской деятельностью. Мы, конечно, понимаем, что через этот канал осуществляются также интересы спецслужб: если бы они его не использовали, то зачем было бы содержать спецслужбы вообще? Нас беспокоило оседание китайцев, причем зрелого возраста и с такой, я бы сказал, военной выправкой, вблизи важных стратегических объектов: узлов связи, аэродромов, железнодорожных мостов и т.д. Такая тенденция была в 1994 году подмечена, и по нашей инициативе руководство Приморского края в лице Евгения Ивановича Наздратенко, а также прокурора, начальника УВД, начальника УФСБ и ряда других заинтересованных ведомств провело совещание, на котором был выработан целый комплекс мер по пресечению такой незаконной миграции, получивший название “Операция “Иностранец”, что позволило за три последних года в целом решить и эту проблему, особенно в части оседания китайцев из числа туристов-безвизовиков. Цифры здесь такие: в 95-м году 79% китайцев осело в Приморском крае и только 21% нам удалось выявить и депортировать, то есть в принудительном порядке возвратить в сопредельное государство в 96-м году мы не смогли депортировать 35% граждан КНР, незаконно находящихся на нашей территории, а в 1997 году удалось закрепиться здесь всего 1,2% китайцев. Если же говорить в абсолютных цифрах, то ежегодно от двух до четырех тысяч китайцев имели намерения и пытались не возвратиться вовремя на свою территорию. Так что о миллионах незаконных мигрантов речи быть не может.

А. П. Есть еще один деликатный вопрос. Немцы во времена Бисмарка сформулировали такой тезис о “желтой опасности”, имея в виду Китай: нарастающий вал тогда сотен миллионов, а теперь — и миллиарда человек. Ощущение этого гигантского человеческого клубка — оно ведь витает в подсознании и русских людей, особенно тех, кто живет рядом с границей. Я в прошлом году был в Китае, меня пригласила крупнейшая газета КНР “Гуанминжибао” выступать с лекциями о современной России, и я там интересовался, насколько справедлив тезис о китайской экспансии? Потому что хуацяо на юг двигались и продолжают двигаться, очевидна эта китайская экспансия в Малайзию, в Индию, хотя сами китайцы и на бытовом уровне, и, конечно, на официальном заявляют, что все это не более чем мифология, что у Китая нет устремлений к экспансии, к гегемонии, что это чисто экономическое движение “челноков”, что у Китая достаточно собственной территории. Вот Вы как военный, как профессиональный пограничник испытываете ли этот комплекс общенациональных тревог, чувствуете ли это нарастающее экономическое и человеческое явление, чудо китайское?

В. С. Как военный человек отвечу вначале на военную, а потом и на другие части вашего вопроса. Что касается “желтой опасности”, то, с военной точки зрения, сегодня такой проблемы нет, поскольку существует оружие массового поражения, которому безразлично, будут там два человека или два миллиарда — в этом адском огне погибнут все. При наличии у России мощного ядерного щита — прямой военной угрозы нет. Но есть угрозы демографические, иммиграционные. Я приводил реальные цифры, они невелики, но важно другое. При депортации китайских граждан-нелегалов мы подвергали их административным наказаниям, в том числе и штрафам. Но вместе с тем у меня имеются данные, что китайская сторона своих депортированных из России граждан к ответственности вообще не привлекает. Как это расценивать? Так, что полностью закрываются глаза на интересы России, не принимаются меры, чтобы препятствовать дальнейшей незаконной иммиграции. Кроме того, в течение прошлого года мы подвергались серьезному и длительному нажиму со стороны спецслужб Китая, китайского МИДа с целью воспрепятствовать депортации их граждан. Что предлагали китайцы? Чтобы мы каждого задержанного нарушителя везли в Хабаровское генконсульство для выдачи необходимых документов, потом возвращали на пункт пропуска, через который он пересек границу, и в течение десяти суток ждали ответа от китайских властей — примут они своего гражданина обратно или нет.

Моя позиция по этому вопросу всегда оставалась неизменной. Она заключалась в том, что мы поддерживаем официальные контакты со своими коллегами в целях обеспечения порядка на государственной границе, но ни разу ни один российский представитель не позволил себе при встрече — официальной или даже неофициальной — выразить свое мнение о внутреннем китайском законодательстве. Плохо оно, хорошо ли, нравится нам, россиянам, или нет — это есть суверенное дело Китайской народной республики. Мы как соседи просто обязаны уважать установившийся там закон и порядок. Того же вправе ожидать и от своих соседей. Пришлось даже заявить, что я буду вынужден подключить свою, российскую, общественность и средства массовой информации к обсуждению ситуации на Дальнем Востоке. Это подействовало, и вот уже полгода как китайцы, скрепя сердце, принимают эти сотни и тысячи депортированных из России своих сограждан.

А. П. Вот Вы сказали, что, по крайней мере, в Приморье сняты территориальные претензии. Это, конечно, большое достижение, но оно предполагает следующий этап — это демаркация границы, это землемеры со своим аршином, чтобы зафиксировать, буквально застолбить достигнутые договоренности. Демаркация, знаю, происходит очень энергично, интенсивно, однако на определенных участках границы возникают конфликты по этому поводу, в частности, конфликт, который затронул вначале только Приморский край, а потом стал известен и понятен Москве, всей стране в целом. И вот вокруг этого конфликта разгораются страсти: националисты, коммунисты, либералы и другие партии вносят каждая свою лепту в этот спор, в эту дискуссию, которая касается в данном случае районов озера Ханка и реки Туманган. Могли бы Вы своим военным четким языком объяснить, в чем сущность этого конфликта, в чем его драматургия?

В. С. Отвечая на этот вопрос, необходимо сразу же сделать несколько отступлений.

Во-первых, пограничники охраняют ту границу, ту линию, которую определят правительство и президент. Пограничники не определяют линию прохождения границы — она определяется в соответствии с законом, с двусторонними соглашениями, которые утверждаются соответствующими законодательными органами. Такие соглашения были подписаны, их утвердили высшие законодательные органы СССР и КНР. Обозначение границы на карте, ее делимитация были проведены и закреплены этими соглашениями, то есть два государства сказали: “Здесь линия проходит”.

Теперь, во-вторых, когда дело дошло до демаркации, в этот заключительный этап установления границы уже на местности, выяснилось, что делимитация проведена была не очень качественно и на отдельных участках — в ущерб Российской Федерации и в пользу нашего соседа Китая. Но, насколько мне известно, китайцы в настоящий момент не настаивают жестко на том, чтобы линию провести именно так, как определили в процессе делимитации. Так вот, новая линия границы уже продемаркирована, стоят пограничные знаки, прорублены просеки, но охраняется она по прежней линии, не по новой, а в отношении тех трех участков, где возникли сомнения, ведутся переговоры с китайцами. Чем они закончатся, уступят ли китайцы в тех законных и обоюдно подписанных договоренностях или не уступят — я не могу сказать, потому что все переговоры ведет Министерство иностранных дел.

А. П. Вот я сейчас разговаривал с губернатором и с его заместителем, которые так остро и мотивированно объяснили драму Тумангана, реки Туманной тем, что в итоге будут нарушены геостратегические интересы России в следующем веке. И я думаю, что Вы как гражданин — не военный, а просто как русский человек — имеете собственную точку зрения на эту проблему.

В. С. Я сегодня командующий округом, у которого в подчинении тысячи пограничников, и в этом качестве буду охранять ту линию, которую определят наше правительство и президент. Но, конечно, мне не безразлично, где именно пройдет эта линия, и любая пядь земли, если она просто-напросто передается сопредельному государству, отзывается душевной болью у каждого из нас, в том числе и у меня.

А. П. В частности, я познакомился с генерал-майором, уже в отставке, Розовым — и вот меня, моих друзей его поступок просто-напросто поразил: настолько он не свойствен ни нашей советской, ни сегодняшней российской этике. Мне казалось, что такой неординарный поступок должен был вызвать взрывную реакцию в военной среде, среди офицеров. Как отозвалась его добровольная отставка в кругах пограничников?

В. С. В принципе решение генерал-майора запаса Розова Валерия Михайловича не вызвало какой-то реакции в офицерском корпусе по одной-единственной причине, я ее уже называл, но повторюсь: вопросами демаркации занимается Министерство иностранных дел, и генерал Розов принял свое решение, находясь в штате Федеральной пограничной службы, но работая полностью в совместной российско-китайской комиссии по демаркации, то есть он был в подчинении Министерства иностранных дел. И если генерал Розов был не согласен с позицией этого ведомства, то, видимо, он подал пример не пограничникам, а сотрудникам МИДа.

А. П. Интересно, что силовые структуры — и Советского Союза, и Российской Федерации — подвергаются колоссальному давлению со стороны политических сил и структур. Идут непрерывные чистки ФСБ, это сегодня одна из самых несчастных служб, страшный всемогущий монстр КГБ превратился за время реформ в загнанного пушного зверька, с которого разве что шкуру еще не сняли. Или, например, армия наша многострадальная, ее трясет непрерывно. Что творится в ФАПСИ — черт знает что! И на этом фоне единственная силовая структура — погранвойска — удивительным образом сохранили все же свою внутреннюю строгость, стройность, независимость, хотя бы относительную, от всех этих вихрей политической жизни, общество по-прежнему уважает погранслужбу. Что это: результат того, что Николаев такой тонкий стратег, либо все же пограничники в нашем обществе вызывают особый пиетет, на них не решаются замахнуться? Вы согласны, что пограничникам живется легче, нежели всем остальным?

В. С. Ну, легче или труднее — здесь не мне судить, потому что у нас трудностей своих столько, что не хватает времени их преодолевать. Но разница некоторая существует в отношении общества к пограничникам и к другим силовым структурам. Первая причина — это глубокие нравственные корни пограничников, костяк которых, естественно, составляет офицерский корпус. Все, что в нас есть, — закладывалось еще сызмальства. Кто-то начинал службу с рядового на заставе, кто-то — с курсантской скамьи в училище. Но везде с первых же дней закладывались в нас патриотизм, любовь к границе Отечества, самопожертвование и бескорыстие. У нас традиционно предметом особого внимания была чистота — не действий даже, а помыслов: с довоенных лет, а может, и с петровских времен даже это идет. Поэтому в рядах пограничников не было места непатриотам, непрофессионалам — они не приживались попросту. И вот, когда на страну выпала пора перестроек и радикальных реформ, в том числе и в силовых структурах, мы, пограничники, оказались той структурой, которую эти вихри не только не сломали, но даже и не согнули, не заставили изменить вере в необходимость охранять и защищать государственную границу. Вот это самое главное.

И, конечно, в руководство ФПС, на наше счастье, был назначен такой высочайший профессионал, как генерал армии Николаев Андрей Иванович. Среди офицеров так говорят: “Самое ценное, что он носит — это даже не высокие погоны на плечах, а голову”. И душа у него настоящего офицера: нравственность, которая просто служит примером для подражания, бескорыстие, преданность делу в это тяжелое время. Именно с Николаевым абсолютное большинство наших офицеров связывают тот факт, что пограничные войска не развалились, устояли, — более того, совершенствуют свою деятельность и помогают пограничникам других стран Содружества. Сейчас директор пограничной службы находится в поездке по Молдавии — и не от хорошей жизни, поверьте, а потому, что там система охранной службы границы развалилась, и этот развал непосредственно несет в себе угрозу российским национальным интересам. Причем это не разовый выезд, а постоянная целенаправленная работа ведется.

А. П. Я, к сожалению, не знаю Андрея Ивановича лично, смотрю как бы со стороны, и на меня он производит впечатление блистательного генерала, в хорошем смысле кастового, с чисто военным благородством и такой рафинированностью военной на фоне настоящей человеческой скромности. А вот как Ваш путь складывался? Вы сказали, что успели повоевать. Это, если не секрет, где — в Афганистане?

В. С. Окончил я алма-атинское пограничное училище, после окончания которого попал в Западный пограничный округ, семь лет там прослужил, был заместителем и начальником заставы, потом меня направили в Академию имени Фрунзе. Окончил ее и получил назначение в Среднеазиатский пограничный округ, где служил на различных должностях, которые были связаны с выполнением специальных задач на территории Афганистана. Семь лет прослужил там: от офицера до заместителя начальника оперативной группы и заместителя начальника штаба округа, после чего меня снова направили учиться в Академию Генштаба, откуда вернулся уже заместителем командующего округом. Далее — Северо-западный пограничный округ, первый заместитель командующего, начальником штаба год проработал — и вот четвертый год являюсь командующим в Тихоокеанском округе.

Что касается Афганистана, то у пограничных войск КГБ СССР там была своя зона ответственности, ее называли еще буферной зоной. Это полоса территории глубиной от 80 до 150 км вдоль государственной границы СССР со стороны Афганистана. И в этой зоне ответственности находилось, о чем почти не писали, свыше сорока наших гарнизонов: от Чекаба до Мазари-Шарифа. По сути, в каждом центре северных провинций находились наши оперативные и мотоманевренные группы численностью от 14 до 17 тысяч человек, которые выполняли специальные задачи пограничной службы.

Пользуясь случаем, могу Вам один исторический секрет открыть: последним нашим солдатом, который вышел из Афганистана, был рядовой советский пограничник, и случилось это в 16 часов 21 минуту 15 февраля 1989 года через Мост Дружбы на участке Тактабазарского погранотряда. Выход был вдоль реки Мургаб. Я был у генерал-лейтенанта Коробейникова, которого начальник погранвойск СССР генерал армии Матросов назначил непосредственным руководителем вывода, начальником штаба и вел учет, когда, с какого направления какие подразделения вышли. Мы были, по сути дела, арьергардом и выходили уже после того, как отгремели фанфары, когда откушали плов и шашлык, когда прошел командующий 40-й армией, после того, как разъехались пресса и телевидение — в 15 часов 30 минут вышла на этом направлении последняя наша мотоманевренная группа и сбросила в Аму-Дарью обувь, оставленную кем-то на Мосту Дружбы.

А. П. Живописную картину Вы нарисовали. Но все это в прошлом, а как все же сейчас? Каким образом в стройную, налаженную жизнь погранзастав, в быт погрангородков врывается сегодняшняя трагедия? Чем отличаются, например, ребята-призывники от дореформенных?

В. С. Разница значительная. Если до 91-го года сто процентов призывников имели законченное среднее образование и выше, то сейчас только процентов 70 — 75. Если раньше ни одного призывника не брали, кто имел приводы в милицию, то сейчас на это вообще не обращают внимания, в пограничники попадают даже люди с условной судимостью. Кроме того, примерно 15% — с дефицитом веса, а раньше ни единого человека с дефицитом веса не брали. Почему? Не из кого выбирать. У нас два раза в год призывы, весенний и осенний, и численность призыва различная. Так вот, с последних призывов я формирую учебные пункты со щадящим режимом и усиленным питанием, солдаты их уже прозвали “откормфермы”. Там идет питание за счет подсобного хозяйства и улова рыбы, обучаются там ребята не три месяца, а шесть, чтобы они набрали вес и могли вынести те сильные физические и моральные нагрузки, которые встретятся им непосредственно на государственной границе.

Далее. Если раньше не было ни одного призывника, который до призыва нигде не учился и не работал, то сегодня таких до 40%. Вопрос возникает: а чем они занимались на гражданке? С чем пришли в пограничные войска? Это — трагедия, конечно. И проявляется она иногда очень неожиданно. Вот последний случай — на 8-й заставе в бухте Преображения, в Находке. Там кого только не было уже: и прокуратура, и ФСБ, и служба собственной безопасности округа разбиралась, журналисты ездили — я никому не запрещал. Официального заключения по этому ЧП нет, так что поверьте на слово.

Вот получает солдат в начале года письмо от матери, ему увольняться весной, и та ему пишет: “Сынок, здравствуй, вот получили твое письмо, спасибо. Дома все нормально, новостей больших нет”. Дальше пишет, что сосед дядя Петя запил и помер, а соседка такая-то бегает на панель, мать с отцом переживают за нее, бьют, ничего не получается. Еще один сосед из-за безысходности повесился. Такие вот примеры из жизни, а в конце: “Мы тебя ждем, соскучились”. А мысль-то подспудно просматривается: хотим повидаться, но делать у нас нечего — оглядись там, где служишь: может, можно зацепиться, устроиться на работу, обеспечить себе более-менее нормальные условия существования. А что в Преображении? База тралового флота, половина безработных, вторая половина месяцами не получает зарплату. Ну хорошо бы, один солдат такие письма из дому получал, но ведь у многих та же ситуация, морально и психологически их эта обстановка, которая ожидает после увольнения, уже давит. И вот однажды, просматривая по телевизору фильм, один из тех, от которых меня лично коробит, где пропагандируются индивидуализм, секс, насилие, — этот сержант и говорит приятелю: “Слышь, Петро, вот это жизнь — смотри! Девочки, деньги… А куда мы поедем на гражданку? Лучше вот так вот три денька хотя бы пожить, чем всю оставшуюся жизнь мучиться, как мучаются наши близкие, родители наши. Куда ни глянь, работы нет, зарплаты нет, выживают кто как может. Так лучше три дня пожить, а там — хоть трава не расти!”

Поговорили вроде бы в шутку… Но проходит месяца два, они возвращаются к этому разговору, и уже создается, формируется группа из трех человек, которая определила: “Лучше три дня пожить и покончить жизнь самоубийством, чем отслужить и вернуться домой, в отстойник”. Разрабатывают план: захватим оружие, убивать никого не будем, запрем личный состав и, пока те находятся под замком, забираем машину, выезжаем в поселок, ограбим один-два ларька, наберем водки, конфет, печенья, лимонад, прихватываем девочек, отрываемся от возможного преследования и три дня погудим, а затем все трое кончаем жизнь самоубийством. Вот и все.

Судьба им отпустила в этом замысле всего один час. На их пути встали два прапорщика, ответственные в этот день на пограничной заставе. Но договоренность была, собственно, они с жизнью уже распрощались, отведя себе всего трое суток. Так вот, когда прапорщики встали на пути реализации этого замысла, они их убрали. Весь личный состав, и женщины там говорили им, умоляли: “Не делайте этого!” Все — они прапорщиков расстреляли, выехали в поселок, к магазинам, но уже на пути движения милиция выставила наряд. Двое покончили жизнь самоубийством при встрече с милицией, а один сдался.

На заставе не установлено ни одного факта неуставных отношений и признаков дедовщины никем не обнаружено. Начальник заставы, заместитель, старшина особенно — все возможное сделали, чтобы создать нормальный быт. Это по оценке совершенно сторонних организаций, которым не нужно защищать честь нашего мундира. Да и местные жители отмечали, что это происшествие для них неожиданно: ведь на заставе нормальные условия, все чисто, уютно, все накормлены. Даже не верится, что такое могло произойти. Что здесь? Кто еще недоработал? Конечно, мы урок усвоили и выводы сделали. Наказали офицеров — правда, скорее, остальным в назидание, для профилактики, чтобы отслеживали настроение личного состава: что за пределами военных городков, что дома, — чтобы интересовались, как-то поддерживали. Большой список мероприятий.

Но основная-то причина — в обществе.

А. П. Поэтому я и говорю, что трудно воспитателям сейчас. Им трудно говорить современным молодым людям, просвещенным, достаточно оснащенным интеллектуально, отчасти циничным, что граница по-прежнему священна, то есть вот я умру, но не дам сломаться этой границе. Как говорить такое, когда на глазах сломалась огромная граница — значит, она не священная оказалась? И никто не умер за нее. Допустили. В прошлом году сломалась граница в районе Чечни. Вы сейчас, по существу, обустраиваете границу по внутреннему контуру России. Значит, и здесь можно ее ломать. Все-таки это огромная психологическая драма для пограничников. Мы не можем говорить, что граница не священна, что она случайна, но на самом деле тенденции, которые сейчас развиваются, раскручиваются — они таковы, что ломают границы, а мы позволяем меняться этому контуру и не умираем. А сейчас всерьез говорят о возможности превращения Российской Федерации в Российскую конфедерацию. Эта проблема вышла в общественность. По существу, подготовлен распад России и создание восьми десятков маленьких государств с проблемой границ у каждого — а я по-прежнему буду говорить, что граница Российской Федерации Магаданского района для меня священна. Это же огромная драма.

В. С. Вы затронули очень широкий пласт внутриполитических вопросов, доступ к обсуждению которых и к участию нам, военным, просто-напросто закрыт официально. Я не имею права их обсуждать. Это дело президента, правительства, Госдумы, Совета Федерации. Единственное, что я могу сказать, — мы все живые люди, мыслим, переживаем и чувствуем, и эти процессы, которые произошли в связи с перестройкой, в том числе конфедерация, — они отзываются болью в наших душах и наших умах.

СЛУЖИТЬ РОДИНЕ, А НЕ РЕЖИМУ генерал Валерий Розов:

Так говорит дальневосточный генерал-патриот, создавший прецедент добровольной отставки по причине несогласия с антироссийской политикой нынешних властей

Так исторически сложилось, что проведением русско-китайской границы всегда занимались военные: адмирал Путятинов, генерал-майор Игнатьев, всем известный генерал-губернатор Муравьев-Амурский, губернатор генерал-майор Баранов. Я границу охранял, границу защищал, но никогда границу не продавал. И я не хочу, чтобы на моих детей и внуков потом показывали пальцами: вот, их отец и дед был тем самым человеком, который нашу землю отдал. Тем более и земля-то непростая, политая кровью героев, два полка полегло там, отстаивая Родину. В следующем году исполнится 60 лет со времени тех боев, неужели не будет никому стыдно за то, что на сопке Заозерной уже взорван музей, мемориал тех дней. Это блиндажный дот, построенный Карбышевым и превращенный в знак воинской памяти. Ветераны еще живы, они придут на место, где пали их боевые товарищи, — а там обломки, расколоты стенды с именами героев. Кому помешала память о тех боях и тех победах?

Кто тогда с кем воевал? Мы вместе с китайцами воевали против общего врага — японского милитаризма. Этот музей мог стать местом российско-китайской дружбы, но его посчитали оборонительным объектом, взорвали вместе с экспозицией. Но это — штрих к очерку нынешних нравов. Впечатление же в целом такое, что ситуацию определяют люди с извращенной психикой. Ведь переделка границы не нужна. Во всех официальных документах сказано, что граница устанавливается по водоразделу, который сам определяется в процессе демаркации. Я каждый метр этой границы своими ногами прошагал и могу засвидетельствовать — нет там другого водораздела, чем тот, по которому сегодня проходит граница. Все приказы на переделку линии границы отдавались устно: “Ты что, не понимаешь?” — спрашивали меня, не буду называть, кто. Я говорю: “Понимаю, но вы отдайте приказ на бумаге — пограничную линию провести там-то и там-то. Ведь я человек военный, даже сослаться на то, что исполнял ваш приказ, без бумаги не смогу”. Весь позор на исполнителя ложится, от этого не отмоешься. Местные власти иск подадут за халатное отношение к служебным обязанностям, повлекшее за собой незаконную передачу земель иному государству, — это многомиллиардный материальный ущерб и урон престижу Родины, срок по приговору суда обеспечен. Это, так сказать, моральная сторона дела.

Есть и правовая. Нельзя искать благосклонности соседей, каких угодно — великих или малых- за счет раздачи своих земель. Допущена ошибка, ее нужно исправить с учетом всех международных норм, за столом переговоров. Статья 9 Соглашения между СССР и КНР “О советско-китайской государственной границе в ее восточной части” гласит: “Советская сторона, — в том, что ее касается, согласна, что китайские суда под флагом КНР могут осуществлять плавание по реке Туманной (Туманцзян) ниже 33-й пограничной точки, упомянутой в ст. 2 настоящего Соглашения, с выходом в море и обратно”. Понятно, что из космоса эти суда в реку Туманную не упадут, нужен порт, а к нему по земле нужно подвести коммуникации. То есть речь идет о коммуникациях, идущих по нашей территории.

Конечно, быть собакой на сене тоже нельзя — не в русских это привычках. Но с просьбой о выходе в Японское море Китай впервые обратился к нам 22 июня 1860 года. 100 с лишним лет назад вопрос был так поставлен китайцами, когда у них вообще не было никакой цивилизации в ее современном понимании. И за эти сто с лишним лет никто в России не брал на себя ответственность, чтобы эту землю отдать китайцам, обеспечить их интересы за наш счет. А теперь собираются в одностороннем порядке передавать Китаю в соглашении по межгосударственной границе участки территории, где вообще нет ни сантиметра советско-китайской границы и не было никогда. Это российско-корейская граница сегодня, и если решать вопрос цивилизованно, то нужно садиться за трехсторонние переговоры и определять порядок прохождения судов через реку Туманган. А если китайцам нужен порт, то все равно земля-то наша,- берите ее в аренду, стройте порт, подводите железные дороги. Но надо учитывать и наши интересы, тем более что никакого юридического, исторического, какого угодно основания для передачи этой земли Китаю нет. Она наша раз и навсегда, это должно быть ясно.

“Поднебесная империя” сегодня — это миллиард триста миллионов населения, в пограничных провинциях Зелинь и Хайлуцзянь — 110 миллионов жителей, земли не хватает. А у нас в крае — два с половиной миллиона, и до озера Байкал, по-моему, всего восемь. В 89-м году китайцы нам еще кланялись, а сегодня свысока смотрят: “Что тебе, Иван, стопочку налить?” Ведь у них сейчас развитие идет полным ходом, а у нас — наоборот, все рушится. Они видят и понимают ситуацию, пока не оказывают давления, но намеки очень прозрачные делают. “Зря вы митингуете на границах, — говорят нам китайцы. — Казаки там какие-то. Представляете, если мы, сто миллионов, на границе митинговать начнем?” И нынешнее давление Москвы на Наздратенко во многом с этими проблемами связано.

Когда говорят, что Россия полтора миллиона квадратных километров оттяпала когда-то у Китая, то пусть посмотрят на заголовки всех соглашений, трактатов и договоров, которые были заключены: Айгунский, Тиньцзиньский и Пекинский,- все три определяют прохождение границы между Россией и Китаем именно по той линии, которая существует и сейчас. В Приморье граница ни на сантиметр в пользу России никогда не сдвигалась, наоборот, сейчас река пришла к нам, и если Китай хочет решать проблемы, нужно садиться за стол переговоров. Нельзя считать, что всегда будет вечный покой и благодать на границе.

Основной момент сегодня — конечно, экономический. Грузов из Азии в Европу идет на 580 миллиардов долларов ежегодно. Морем это 56 суток получается. У нас из порта Находка — все грузы попадут в Европу через 12 дней. Но мы вздули цены на перевозку, и иностранцы отказались использовать Транссибирскую дорогу. Теперь она практически стоит, почти ржавеет. Китайцы хотят построить альтернативную дорогу, южнее, по своей территории, и по ней пустить грузы из Азии в Европу и обратно. Так нам надо не вздувать цены на перевозки, а хорошо все посчитать, чтобы вернуть мировой грузопоток на Транссибирку, — для БАМа даже хватит работы тогда. Это еще при царе поняли и начинали делать Транссиб, Китайско-Восточную железную дорогу. Ведь у торговых путей люди только и живут. Самый простой способ — зарабатывать на транспорте, на транзите. Восемь незамерзающих портов в Приморье. Надо китайцев перетянуть на свою сторону, договориться с ними, льготы предоставить, быть может, — но пусть они везут все через наши порты, а не выстраивают собственную сквозную транспортную линию.

Ничего из этих соображений в расчет при демаркации границы не принималось. Когда в результате я подал в отставку, то ни одного слова осуждения от своих коллег, от офицеров я не услышал. Я не требовал никакой корпоративной поддержки, это мое личное решение.

Сегодня ожидаю декабрьских выборов в краевую Думу по Хасанскому району Приморского края, население выдвинуло, поддержало мою позицию по этим вопросам. Так что, несмотря на отставку, считаю себя по-прежнему на действительной службе, единственно действительной — на службе своей Родине и своему народу.

«ЭТО — ВАРВАРЫ» Алексей Щусев

Внук прославленного русского зодчего отвечает на вопросы корреспондента “Завтра”:

— Алексей Михайлович, сейчас, когда Москва, как плесенью, обрастает какими-то безвкусными стеклянными ларечками, застраивается отвратительными монстроидальными статуями, именно в этот период власти задумали разрушить шедевр мировой архитектуры, великое творение вашего деда, Алексея Викторовича Щусева — мавзолей Ленина… Не кажется ли вам, что, кроме политиканства, здесь просматривается некий фрейдиcтский комплекс: бездарная эпоха мстит всему яркому и подлинному?

— Для меня во всей этой истории с мавзолеем является ужасным уже тот факт, что безумные деструктивные идеи идут из правящих кругов. Именно они инициируют разрушительный процесс, возбуждают общество… А радио и телевидение подхватывают — из динамиков несутся какие-то дикие предложения, бредовые фантазии. Предлагают продать тело Ленина или возить его по базарам — показывать за деньги… Да это просто варвары.

— Алексей Михайлович, вы ведь тоже, как ваш дед,- архитектор. Имеете звание Заслуженного архитектора России, являетесь автором двадцати уникальных проектов. На ваш взгляд, можно ли рассматривать мавзолей как выражение русского национального стиля, продолжение византийской традиции, скрытое, правда, в строгой конструктивистской оболочке? Вспомним “ступенчатые пирамиды” некоторых башен Кремля…

— Я полагаю, это большая натяжка. Рождение мавзолея происходило в результате изучения не только русского, но, в первую очередь, мирового опыта строительства сооружений такого рода. К работе Щусев отнесся крайне ответственно. Первый проект родился за одну ночь. Потом пришло выверенное, точное решение — определились необходимые пропорции и масштабы. На Красной площади был создан фанерный макет в натуральную величину…

— И тем не менее по проектам Щусева построено множество зданий в древнерусском стиле. Множество церквей — не только в России, но и во Франции, в Италии.

— Да, два ордена Российской империи, которые он так в жизни ни разу и не надел, — Анну II степени и Станислава III степени — он получил из рук царя по представлению Священного Синода за вклад в дело церковного строительства. Великая княгиня Елизавета Федоровна основала в 1912 году Марфо-Марьинскую обитель и заказала деду проект Покровского собора. Этот собор написал Нестеров.

— Нестеров был дружен с вашим дедом?

— Более, чем дружен! Нестеров крестил моего отца, именно в честь Нестерова моего отца и назвали Михаилом. Он и Корин часто приходили к нам — в Гагаринский переулок, дом 25, где я родился, где проходило мое детство. Угловая комната в этом доме когда-то была домашней мастерской деда. Там он зимней ночью 1924 года набросал первые эскизы мавзолея. Дом, где мы жили, позже был взят под охрану государства, находится в ведении Минкультуры. Я в свое время пытался организовать на его базе дом-музей деда. Ведь у меня имеется море ценнейшего архивного материала — колоссальные залежи… Документы, вещи, фотографии.

— Проекты главного строения Советского Союза — тоже хранятся дома?

— Авторские эскизы, макеты, этапные стадии разработок мавзолея Ленина — все здесь! Где вы еще увидите вот эти уникальные латунные гвозди, которыми был сбит второй деревянный мавзолей? Эти гвозди Щусев спроектировал специально со шляпкой пирамидальной формы.

— Так и не удалось открыть музей?

— Какое там. Бился несколько лет. Министр Сидоров вообще отказался меня выслушать, а дом в Гагаринском заняла некая фирма “Игральные автоматы”. На месте, где сиживали на скамейке Щусев с Рерихом (есть у меня такой фотоснимок), сейчас мусорный контейнер… Но ничего — надо бороться. Дед не хотел, чтобы я становился архитектором. Он говорил, что профессия архитектора очень тяжкая и что сам он измучен ею. Говорил, что архитектора на всех этапах жизни и работы ждет борьба. Борьба за воплощение собственных идей. Если бы он знал, что борьба продолжается и сейчас…

Беседу вел Андрей ФЕФЕЛОВ

БОМБА ПОД МАВЗОЛЕЙ Дмитрий Жуков

Еще задолго до наступления на нашей земле последней воровской смуты услышал я то ли легенду, то ли чей-то досужий вымысел о том, что если кто из православных построит сто храмов, то это зачтется ему в загробной жизни полным списанием всех земных грехов и дан ему будет едва ли не ангельский чин, и что архитектор Алексей Викторович Щусев возвел будто бы девяносто девять церквй и обителей, а потом взял да и воздвиг мавзолей неистового гонителя веры В. И. Ленина, по наущению Врага рода человеческого.

Про зодчих всегда выдумывали много красивого и трагического, вспомним хотя бы Барму и Постника… Бьюсь об заклад, что всякий, кому попадутся на глаза эти строки, видел и творения Щусева: десятки церквей, романтических версий нашего древнего каменного зодчества, разбросанных по городам и весям, московскую Марфо-Марьинскую обитель, храмы в Почаевской лавре и на Куликовом поле. Видел их тот, кто побывал на Казанском вокзале, в гостинице “Москва”, на Москворецком мосту, в станции метро “Комсомольская-кольцевая” или посетил Большой театр в Ташкенте, институт марксизма-ленинизма в Тбилиси, восстановленные после войны города Истра, Новгород и Кишинев и уж, конечно, мавзолей. Всего щусевского, что имеет отношение к двум эпохам нашей культуры, к “каменной летописи”, не перечислить, я брал лишь то, что на слуху и на виду…

Все, что сделано рукой мастера, принадлежит национальной культуре. Мавзолей прочно вошел в нашу историю. Он был обречен на это своим местоположением на Красной площади, которую, по замыслу Щусева, он как бы “подсобрал”, оттеснив к краю Лобное место. Без него немыслима память о таких событиях, как напутствие уходящим на фронт воинам 7 ноября 1941 года и Парад Победы 9 мая 1945 года. Уже не переделать миллионов хроник, фильмов, снимков, описаний… Но если перед большевиками, заделавшимися “демократами”, нет преград, то почему бы им не начать разрушение и заметание следов своего прошлого с масонских звезд на кремлевских башнях?

Тут возникает и еще один вопрос, который в свое время замяли. Если уничтожение мавзолея связано с официальной установкой “окончательной расчистки политического поля от коммунистических пережитков”, то почему с самого начала “демократизации” не провели “декоммунизации” по примеру денацификации в Германии? Да потому что большевистской номенклатуре пришлось бы уступить место патриотам, не допустившим бы развала и разорения страны, и в Кремле ныне было бы чисто от бесовщины.

Идея уничтожения мавзолея была провозглашена под аплодисменты прикормленных “деятелей культуры”, ненавидящих Россию. Именно Россию, а не коммунистический режим, плотью от плоти которого они являются. Это заметно по сборищам на телевидении — как часто видишь там (судя даже по фамилиям) потомков палачей… Но спрятать концы в воду им не удастся. Мы знаем твердо — революционный террор, стравливание русских друг с другом направлены были на уничтожение России. Победа в Отечественной войне была победой России, народа, а теперь она отдана без сопротивления, потому что у власти оставались все те же. И остались.

Теперь они придумали еще одно мрачное развлечение для нашего одураченного и анемичного народа, а вернее, отвлечение от непрерывно растущих цен, хотя нас уверяют, что никакой инфляции нет, от задержек зарплат и пенсий, от растущих налогов и квартплаты. Навар от всего этого оседает на заграничных счетах жулья, которое стоит ныне то ли у кормила, то ли у кормушки… Скорее последнее, если пренебречь рожденным в иных краях злым умыслом выморить остатки русского населения.

Кинута давным-давно обглоданная кость. Грызитесь! Кинул большевик, снесший дом Ипатьева, чтобы не осталось памятного места, где стены были забрызганы кровью детей того, кто своим смирением лишил народ воли к сопротивлению. Кажется, это некромания какая-то — взяться уничтожить еще одну обитель смерти.

Геростратов комплекс и глупость человеческая не имеют границ ни во времени, ни в пространстве. Только ею объясняется гибель цивилизаций. А что бы осталось нам от римской истории и культуры, если бы каждый новый цезарь полностью стирал память о своем предшественнике? А бывало и такое. Христиане уничтожали языческие ценности, чтобы потом, начиная с эпохи Возрождения, подражать им и лелеять уцелевшие фрагменты былой культуры в музеях. Статуи Наполеона после его поражения были низвергнуты, часть упрятана в пыльные склады, откуда их через несколько десятков лет извлекли с почтением и водрузили на место. Большевики проводили субботники по очистке Кремля от памятника Александру II. Аналогичный и поныне стоит в Хельсинки на самом видном месте. Бесследно исчез памятник “белому генералу” Скобелеву, работы Лансере, что был у нынешней мэрии. На постамент памятника 300-летию дома Романовых в Костроме водрузили статую Ленина. О церквях и монастырях, уничтожавшихся при всех большевиках, от Ленина до Хрущева, теперь и упоминать не надо. Пришла очередь мавзолея…

В былые времена мавзолеи возводились не из политических соображений, а как память о любимом человеке. Первой подала пример женщина. Артемизия, вдова карийского царя Мавзола, в знак своей скорби воздвигла в IV веке до Р. Хр. такую великолепную усыпальницу, что она вошла в перечень семи чудес света. Последние камни ее растащили в XVI веке нашей эры. Мавзолей Тадж-Махал возведен Шах-Джаханом для упокоения любимой жены. Этот мавзолей, да и многие другие, считаются в своих странах величайшими историческими и культурными реликвиями, несмотря на смены режимов и даже демократические поветрия.

Тело Ленина было набальзамировано на другой день после смерти профессором Абрикосовым, а первоначальная деревянная усыпальница возведена Щусевым за три дня. Инициатор всего этого по сию пору остается неизвестным. Это не первая и не последняя тайна Кремля. К весне того же 1924 года Щусев исполнил в дереве усыпальницу, совмещенную с трибуной, что и было повторено в камне в 1929 году более монументально. Таким мы и знаем мавзолей…

И в то самое мгновенье, когда я написал последнее слово, заверещал телефонный звонок, и знакомый художник предложил мне подписаться под коллективным письмом интеллигенции (не люблю этого слова, все чудится некий провизор в пенсне, читающий прогрессивные газеты и неправильно выговаривающий русские слова, — можно ли назвать Пушкина или Достоевского “интеллигентами”?) о захоронении тела Ленина, поскольку тот вдохновил истребление миллионов людей, был государственным изменником и пр. и пр. Мистика какая-то!

— А как же сам мавзолей? — спросил я.

— А это уже неважно, — ответили мне.