Последний аргумент

– Я тебя не знаю! Проваливай! – взревел динамик. Информация о дурном нраве господина Кочерыжного и его склонности к экстремизму подтвердилась полностью.

– Ухожу, – сказал Виктор миролюбиво.

Когда развернулся, спиной чувствовал ненавидящий взгляд.

Перешагнув через лужу и выйдя из зоны видимости, майор махнул рукой. Стремительные черные тени метнулись вдоль стены, послышались глухие удары.

– Да она бронированная! – крикнул кто-то из бойцов. Хлипкая на вид дверка оказалась оборудована для самой упорной обороны.

– Вашу мать! – вскричал динамик. – Пришли за мной, агенты Моссада? Я вам покажу великий Израиль …

Откуда-то повалил дым. Боец «Стальных когтей», первым его глотнувший, зашатался и с судорожным всхлипом осел на землю. Остальные быстро подхватили пострадавшего товарища под мышки и отступили.

Виктору ничего не оставалось, как последовать за ними.

– Противогазы сюда! – капитан отдавал распоряжения решительно, в глазах блестела радость. Еще бы – когда еще представится такой шанс показать себя?

– Товарищ майор, наденьте это, – Белкин не сразу понял, что обращаются к нему.

Черная маска противогаза смотрелась уродливой, словно громадный гриб-паразит, который если присосется к твоему лицу, то по собственной воле не покинет его никогда.

Лямки больно врезались в затылок, а нос заложило горьким запахом резины.

Сквозь противогаз видно было хуже, но выбирать не приходилось.

Двое спецназовцев некоторое время возились около двери. Затем разом бросились в сторону. Ядовитый дым продолжал струиться из невидимых щелей и неряшливыми прядями полз по двору.

Шум от взрыва был слабый, словно лопнул воздушный шарик. Но там, где только что была дверь, обнаружилось темное отверстие, в которое черными хищными тенями устремились бойцы.

Ударил выстрел, затем еще один. Грохнула очередь.

– Ядреный корень! – выругался капитан так, что слышно было даже через противогаз. – Если он мне ребят покалечит …

Но выстрелов больше не было, а из подвала выбрались двое бойцов, несущих нечто дергающееся и судорожно извивающееся. На губах господина Кочерыжного пузырилась пена, а ядовитый дым (который потихоньку рассеивался) ему ничуть не мешал.

– Суки! – орал он. – Проститутки израильские! Продались жидам, предали Россию и Гитлера!

– Противогаз можно снять, – проговорил капитан.

Виктор с облегчением скинул опостылевшую резиновую маску и только тут ощутил, как вспотел. Прохладный ветер, пробежавшийся по мокрой коже, вызвал легкий озноб.

– У него там целый арсенал, товарищ капитан, – сказал один из бойцов. – Счастье, что ни в кого не попал!

– Ладно, грузите его в машину, – распорядился Виктор. – Поводов для задержания у нас теперь более чем достаточно. А я пока подвальчик осмотрю…

– Что здесь происходит? – уверенный, властный голос прозвучал неожиданно для всех. Даже русский ариец Кочерыжный, что до сего момента без устали дергался и злобно вопил, изумленно замолк и обвис в руках конвоиров.

У входа во двор, небрежно поигрывая ключами, расположился невысокий субъект. Бордовый пиджак не сходился на круглом пузе, а висящая на шее золотая цепь была такой толщины, что вполне удержала бы слона. На красном лице толстяка застыло самодовольно-наглое выражение, а за его спиной переминались с ноги на ногу трое детин в фартуках грузчиков. Испитые рожи не несли на себе печати интеллекта, а кулаки выглядели большими, как арбузы.

– Что здесь происходит? – повторил невысокий.

– Милицейская операция, – Виктор вытащил из кармана удостоверение, но оно особенного эффекта не произвело.

– Это мой магазин, – разведя в сторону руки с растопыренными пальцами, сказал обладатель бордового пиджака. – И все пристройки тоже мои… А я, Вася Быков, вас всех, мусоров клятых, купил и перекупил! Так что убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

Лицо капитана «Стальных когтей» побагровело, он сделал шаг вперед и даже открыл рот, намереваясь достойно ответить нахалу.

– Спокойно, – сказал Виктор, вклиниваясь между капитаном и толстяком в пиджаке. – Вы настаиваете, что это ваш магазин, и что все вокруг него тоже ваше?

– Будешь спорить? – обнажив в улыбке желтые зубы, спросил Вася Быков.

– Нет, – покладисто ответил Виктор. – Просто в этом самом дворе, десять минут назад были задержаны двое лиц, находящихся в состоянии наркотического опьянения. На основании этого мы в соответствии со статьей сто восемь УПК имеем право произвести обыск …

Исключительно приятно было наблюдать, как происходит смена выражений на лице обладателя толстой золотой цепи. Наглое самодовольство – легкая неуверенность – проблеск мысли в свинячьих глазах – настоящий страх …

За распространение наркотиков в судах давали максимальную меру – это знали все. А то, что Вася Быков был не очень чист и как минимум знал, что творится у него в подсобках, читалось у него на лице.

Местная милиция, похоже, его покрывала, но так ведь эти ребята с автоматами явно не из районного отдела…

– Ладно, работайте, – бросил толстяк, как-то сразу увядая. – Всегда рад помочь родным органам.

Здоровяки в фартуках посмотрели на хозяина изумленно. Тот цыкнул на них и странная компания покинула двор.

– Бывают же люди, – утирая потный лоб, с чувством сказал капитан. – Интересно, как они тут такие, в этом русском квартале живут?

– Ладно, грузите его, – махнул рукой Виктор, оставив без внимания лирическое высказывание. – Двое со мной в подвал.

Внутри пахло, как в общественном туалете, который не мыли месяцами. Тусклые лампочки под потолком заросли паутиной, а стены, сплошь обклеенные красными плакатами с изображением свастики, создавали мрачное впечатление.

Оружия обнаружился полный набор. Гранаты, пистолеты, несколько винтовок, ящик, доверху набитый тяжелыми блестящими цилиндриками патронов.

И еще – бутылки. Из-под водки, одинаковые, словно солдаты, они длинными шеренгами выстроились вдоль стен, кучками стояли в углах, валялись в ящиках столов и даже торчали из сливного бачка в туалете.

Судя по их обилию, господин Кочерыжный последние полгода пил. По черному.

Из подвала Виктор выбрался в сильной задумчивости.

Проклятое сердце, которое часто оказывается мудрее холодной головы, настойчиво шептало, что Русский Арийский Регион, несмотря на показушный экстремизм, никакого отношения к взрывам не имеет.

* * *

Народу на Поклонной горе было не так много. Все-таки пятница – не самый популярный день для гуляний. Вот скоро прозвенит в школах столицы Последний звонок, и тогда здесь будет столпотворение. Выпускники будут внаглую пить пиво, целоваться, а самые смелые полезут купаться.

Но пока тут сравнительно пустынно, и фонтаны безвозбранно швыряют в далекое майское небо полные пригоршни воды, мелодично журча на сотни голосов. Солнце блестит в каплях, и со всех сторон тянет свежестью.

Среди всего этого великолепия там и тут ненавязчиво попадаются группы милиционеров. Взгляд у всех, как у одного – пристальный, цепкий. Всю московскую милицию подняли на ноги, чтобы та поймала террористов или хотя бы не допустила еще одного взрыва.

Владимир шагал меж фонтанов, пристроившись в хвост группе европейских туристов. Наклеенные усики слегка щекотали нос, а под дорогим, специального покроя, костюмом, скрылся контейнер с взрывчаткой. В руке – видеокамера, а на лице – традиционно нагло-завистливое выражение европейца, попавшего в огромную и страшную Россию. Никто не узнает в дородном господине доцента Смолякова.

Весь расчет на то, что все члены группы, собранной прямо тут, в Москве, не очень хорошо знают друг друга, а уж экскурсовод – и подавно. Затесаться в стройные ряды иностранцев удалось в тот момент, когда они выгружались из туристского автобуса, огромного, словно доисторический ящер, но окрашенного с аляповатой яркостью.

На непонятно откуда взявшегося новичка никто не обратил внимания. Он ничем не отличался от других. Шел, прижав к лицу видеокамеру, которой постоянно крутил по сторонам.

Маршруты туристических групп Владимир изучил заранее, и точно знал, что в нужное ему место они попадут. Не сразу, но зато наверняка. Милиционеры на туристов почти не смотрели – эти не опасны, их в столице как грязи. Опасны свои, и вот их-то в первую очередь и следует подозревать…

Впереди, над деревьями, рос и медленно приближался огромный шар памятника Дружбе Народов. В его исполинском постаменте расположен музей Истории Москвы, без осмотра которого иностранным гостям никак не обойтись.

Сначала пришлось зайти в несколько других музеев, посетить показушную православную церковь. Там батюшка, похожий на клоуна в сверкающих золотом одеждах, очень театрально провел службу перед туристами, посылая в их сторону облака сладкого ладанного дыма.

Кожа под усиками отчаянно чесалась, а непривычный груз на животе привел к тому, что заболела поясница. Боль становилась все сильнее, но Владимир терпел, сжимая зубы, хотя каждый шаг отдавался по всему позвоночнику.

С трудом сдержал вздох облегчения, когда громадная сфера оказалась совсем близко, чудовищным метеором нависла над головой. Казалось, что еще мгновение, и все это рухнет, размазав тебя по земле. На поверхности шара, символизирующего Землю, видныелись фигуры, обнявшиеся в танце.

– В девяностых годах двадцатого века, – сказал экскурсовод, остановив группу в точке, откуда памятник производил особенно мощное впечатление. Говорил он по-английски, но Владимир этот язык понимал достаточно хорошо, – когда комплекс Поклонной горы только начинал застраиваться, скульптором Церетели была здесь возведена огромная стела непонятного назначения. В две тысячи семнадцатом, когда все творения Церетели признали уродливыми и вредными, после чего разрушены, место освободилось. В две тысячи двадцать шестом по проекту скульптора Хожаева был заложен памятник Дружбы Народов. Закончили его в две тысячи сорок втором. Высота памятника…

Дальше Владимир не слушал. Подумать только – более ста пятидесяти лет простоял на Поклонной горе огромный шар, и в скором времени ему предстоит исчезнуть, похоронить под обломками миф о «Дружбе Народов», которой никогда не было. И пропадет с лица земли памятник по его, Владимира Смолякова, воле…

На мгновение его обуяла гордыня, он почувствовал себя титаном, способным спорить со временем, которое тоже разрушает, но медленно, так медленно…

В себя пришел оттого, что экскурсовод слегка повысил голос:

– А теперь, дамы и господа, прошу внутрь. Нас еще ждет музей.

Вереница туристов втягивалась в чрево памятника, словно исполинская змея в нору. Владимир ненавязчиво пристроился последним.

Охранники у двери проводили иностранцев равнодушным взглядом.

Внутри музея стоял запах, который бывает только в подобных местах. Его исключительно трудно описать, но очень легко назвать – запах древности. Шорох ног туристов отдавался в безлюдных помещениях, а бабушки-смотрительницы провожали посетителей профессионально суровыми взглядами.

Экскурсия переходила из зала в зал, а Владимир невольно радовался, что просидел над планом музея несколько вечеров подряд. Изучая и запоминая. Теперь он легко провел бы экскурсию сам, причем по запасникам и служебным помещениям – тоже.

Между залами «Москва Ивана Грозного» и «Смутное время» пришлось идти по небольшому коридорчику. Здесь фальшивый иностранец приотстал и ловко свернул в открывшийся сбоку проход.

Серая неприметная дверь, которой он заканчивался, оказалась заперта.

Выругавшись про себя, Владимир вытащил из кармана отмычку и прислушался. Экскурсия не было слышно, но со стороны только что осмотренного зала приближались мягкие, шлепающие шаги.

Наверняка, одна из смотрительниц.

Остаться незамеченным не получится. Что тогда? Притвориться глупым иностранцем, не нашедшим туалет. Может, ему и поверят, но тогда будет сорвана почти два месяца готовившаяся операция!

Он остервенело зашевелил отмычкой в замке, стараясь не особенно шуметь.

Шаги приближались.

Владимир чувствовал, как потеют руки, как крупные капли собираются на лбу, превращая лицо в подобие восковой маски, к которой поднесли свечу.

Шаги уже рядом, за поворотом.

В замке что-то щелкнуло, дверь отворилась.

Он стремительно бросился в открывшуюся темную щель. Прикрыл дверь и замер, вслушиваясь. Сердце грохотало, словно отбойный молоток.

Переждав несколько мгновений, приоткрыл дверь.

Никого.

Теперь у него есть сорок минут на то, чтобы установить бомбу и покинуть здание вместе с туристической группой. Вытерев пот со лба, Владимир запер дверь, развернулся и заспешил вперед. Здесь было темно, но он прекрасно ориентировался в сплетении служебных коридоров.

Миновал развилку, от которой отходили два боковых прохода, пустых и темных, и безошибочно отыскал дверь, ведущую на лестничную площадку. Здесь горела тусклая оранжевая лампа дежурного освещения.

Служебные помещения под памятником оказались пустынны, и Владимир быстро достиг нужного места. Именно тут необходимо произвести взрыв, чтобы огромный монумент развалился. Игорь Пороховщиков когда-то учился архитектуре, и именно он высчитал слабое место сооружения.

Не доверять соратнику оснований не было.

Спустившись по лестнице, Владимир попал в подвал, сырой и пахнущий крысами. Подошвы при соприкосновении с полом издавали отвратительно чавканье, а в темных углах что-то подозрительно шуршало. Слышалось цоканье коготков по полу, иногда злобно блестели маленькие глаза.

Работники музея если и заглядывали сюда, то очень редко.

Коридор, еще один, низкий и узкий, точно крысиный лаз.

От этой мысли стало нехорошо. Живо представился огромный усатый зверь, волочащий за собой голый хвост толщиной в канат, клыки в ладонь в слюнявой вонючей пасти…

Владимир остановился, вытер пот со лба. «Это все нервы» – сказал он себе. – «Надо успокоиться, иначе провал неминуем».

Несколько раз глубоко вдохнул, насыщая мозг кислородом. Затхлый воздух подземелья был отвратителен на вкус.

Двинулся дальше. И почти сразу уперся в стену. Мощную даже на вид, такую, какие были в древних крепостях, которые сопротивлялись врагам и землетрясениям тысячи лет, пока не уступили времени.

Он знал, что эта стена уходит вниз и вверх, являясь одной из несущих для памятника. Дай она слабину хотя бы на миг, пойди трещинами – монументу не устоять, как дереву без корней.

Контейнер на животе опустел, освобожденная от груза спина сладостно застонала.

Установив детонатор, Владимир выпрямился и посмотрел на часы.

Он пробыл в подземелье на десять минут больше, чем рассчитывал. Теперь придется спешить.

К нужной двери вылетел мокрый, словно только что купался.

Остановился, чувствуя, что дышит так громко, что слышно на два этажа вверх и вниз. Кое-как привел себя в порядок, проверил, на месте ли усы, не съехал ли на бок опустевший контейнер фальшивого пуза.

Дверь оказалась заперта, но вновь пригодилась отмычка.

Щелкнул, сдаваясь, замок, и Владимир проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Оказался, как и ожидал, за тяжелой портьерой бардового бархата, скрывающей боковой выход от посетителей. Пахло здесь пылью и ужасно хотелось чихать.

Между полотнищами ткани обнаружилась щель.

Выглянув в нее, Владимир увидел старушку-смотрительницу, на стульчике в углу зала похожую на седую ворону. Судя по тому, что смотрела она в другую сторону, появление незапланированного посетителя не было услышано.