Дед

– И только-то…

Дед выглядел разочарованным.

А что, собственно, он хотел от меня услышать? Или мне нужно было восторженно захлопать в ладоши?

– Я думал, что вы более проницательны, – покачал головой Дед.

– Ну уж что есть. – Я с прискорбием развел руками.

– Мы можем повторить эксперимент, используя все, что угодно: разорванный лист бумаги, сожженную спичку…

– Послушайте, что вы хотите мне доказать?

Оперевшись на локоть, Дед подался в мою сторону.

– То, что при определенном расположении движущихся составов любой предмет, помещенный в центр железнодорожных путей, восстанавливается в своем первоначальном виде. А если бы мы продолжали эксперимент с яйцом, то через какое-то время оно бы просто исчезло.

– А спичка превратилась бы в ту сосну, из которой была сделана?

– Нет. Спичка остается тем кусочком дерева, из которого была сделана. Для того чтобы восстановить сосну, понадобились бы все спички, которые были из нее сделаны.

– Так. – Я поискал глазами место, куда можно было бы положить яйцо, которое до сих пор держал в руках, и, не найдя ничего лучшего, засунул его в одинокий поношенный тапок у двери. – Значит, у вас там машина времени?

– Не знаю. Может быть. Исправные часы, помещенные в центр, просто останавливаются, а сломанные – начинают идти.

– В таком случае я посоветовал бы вам открыть часовую мастерскую. Если, конечно, вам не нужна Нобелевская премия.

– Вы очень остроумны.

– Я был бы еще остроумнее, если бы не жара.

– Я не знаю как, по какому принципу действует созданная мною система, но то, что она действительно действует, вы могли убедиться сами.

– И что же получается, сделав мировое открытие, вы никому об этом не говорите, а продолжаете баловаться с разбитыми яйцами и сожженными спичками?

Дед грустно улыбнулся.

– Молодой человек, вы только что сами все видели своими собственными глазами и все равно боитесь поверить, думаете, что вас просто дурачат. А представьте себе, если никому не известный лысый старик придет в академию и заявит, что у него дома стоит машина времени или что-то вроде этого? Как по-вашему, какая будет реакция?

– Да уж, реакция будет соответствующая, – не мог не согласиться я.

– Вот видите. А у меня уже не так много сил и здоровья, чтобы кому-то что-то доказывать.

Мысли у меня в голове плыли и путались. Жара была тому виной или же отчаянная убедительность, с которой говорил Дед, – не знаю. Может быть, Деду действительно удалось создать некую пространственную систему, внутри которой происходит восстановление сломанных предметов? Яйцо-то целое, вот оно, можно подержать в руке, хотя я сам разбил его об пол. Возможно, у Деда получилось что-то вроде ленты Мёбиуса – пространство, вывернутое наизнанку, проход в другое измерение… А впрочем, ничего я в этом не понимаю. Пусть специалисты решают, что у него там получилось – искривление пространственно-временного континуума или спонтанное поглощение энтропии.

– Хорошо, будем считать, что я вам поверил. Но как вам это удалось?

– Совершенно случайно. Я часто перестраивал железнодорожные пути и вот однажды собрал то, что вы видите. В центре, в треугольнике, я поместил макет озера. Но когда я запустил поезда, он превратился сначала в бесформенную расплавленную массу, а затем – в кучку цветных пластиковых шариков.

– И с чем вы еще экспериментировали?

– Со всем, что попадало под руку. И всегда результат был один и тот же: вещи сначала обновлялись, а затем распадались на те составные части, из которых были когда-то сделаны. После этого я перешел к опытам с биологическим объектом. Цветок, помещенный в центр системы, снова собрал свои лепестки в бутон и втянул его в стебель, который стал быстро уменьшаться в размере и в итоге превратился в семя. Бабочка сложила крылья и стала куколкой, из которой выползла гусеница. Раздавленный таракан ожил и побежал.

– Ну, это вы напрасно, – не мог не заметить я. – Тараканов у нас и без того хватает.

Дед улыбнулся шутке и продолжал:

– Даже замороженная рыба, купленная в магазине, оттаяла, ожила и стала бить хвостом.

– А из тушенки, наверное, получилась живая корова?

– Нет, только кусок свежей говядины.

– Тоже неплохо. А вот если… Ну, впрочем, ладно.

Дурацкий вопрос чуть было не сорвался у меня с языка, но я все-таки сумел удержаться.

– Я так и не понял, для чего вы это мне рассказываете?

– Я вынужден просить вас о помощи, – медленно, чтобы я смог в полной мере оценить, какое высокое доверие мне оказано, произнес Дед.

– Нет проблем, – с готовностью согласился я. – Что я могу для вас сделать?.. И при чем здесь железная дорога?

Не иначе как старик решил отписать мне ее по завещанию, чтобы я запускал ее каждый год в день его рождения.

– Знали бы вы, как не хочется умирать, – тяжело вздохнул Дед.

– Наверное, когда-нибудь узнаю, – ответил я лучшее, что смог придумать.

– Сегодня ночью у меня был очень тяжелый приступ. Мне даже подумалось, что он будет последним. Следующую ночь я скорее всего не переживу.

– Ну что вы, конечно же, переживете, – как можно убедительнее произнес я. – Это просто жара на всех ужасно действует. Я тоже чувствую себя едва живым.

Дед тихо покачал головой.

– День или два – какая разница. Конец неизбежен. И помочь мне можете только вы. Я хочу испытать действие системы на себе.

– Вы хотите омолодиться! – догадался я.

– Именно так, – кивнул головой Дед.

– А я вам нужен в качестве свидетеля.

– Нет. Вам предстоит включить и остановить движение поездов, когда я буду находиться в центре системы.

– А почему бы вам самому не повернуть рычажок. Ведь это, насколько я понимаю, не электрический стул.

– Дело в том, что во время работы системы по всему внешнему периметру рельсов возникает невидимое поле, не позволяющее проникнуть внутрь очерченного им круга. А поскольку пульт управления железной дорогой находится снаружи, то и управлять им должен тот, кто находится вне рельсового периметра. Перенести пульт внутрь системы, как вы понимаете, нельзя, потому что он может разрушиться.

Все, что говорил Дед, было вполне логично. Я задумчиво потер щеку и, почувствовав под рукой колючую щетину, подумал, нельзя ли каким-нибудь образом приспособить дедову систему, чтобы обходиться без бритья?

Дед внимательно наблюдал за моими раздумьями.

– Ну что ж… – Я решительно хлопнул себя по коленям. – Когда начнем?

– Если вы не против, то прямо сейчас, – сразу же засуетился Дед, как будто боялся, что, хорошенько подумав, я откажусь от затеи.

Широким жестом конферансье, вызывающего артиста на бис, я пригласил Деда занять место среди сплетения рельсов. Я вел себя так безалаберно, наверное, потому, что все-таки до конца не верил в то, что что-нибудь произойдет.

Дед установил поезда в исходные положения и показал мне, как пользоваться пультом управления. Он сам установил требуемую скорость движения и категорически запретил мне дотрагиваться до переключателей стрелок. От меня требовалось только включить и выключить питание.

Убедившись, что я все правильно понял, Дед, осторожно ступая среди игрушечных деревьев и домиков, добрался до центрального треугольника и сел, скрестив ноги.

– Можно начинать, – торжественным полушепотом произнес он.

– Эй, послушайте! – воскликнул я, вспомнив, что забыл спросить самое главное. – А как я узнаю, что пора выключать? Вы скажете мне или подадите какой-нибудь знак?

– Не знаю, смогу ли я это сделать. Действуйте по обстоятельствам. В любом случае выключайте дорогу, как только заметите, что во мне произошли какие-то изменения.

– Договорились. – Я взялся за рычажок включения. – Ну что, поехали?

Дед рубанул рукой воздух, как командир артиллеристов, командующий залпом, и я запустил поезда.

Дед сидел неподвижно, сложив руки на коленях. Я внимательно наблюдал за ним, но никаких изменений пока не замечал, если не считать того, что лицо его стало похожим на гипсовую маску, а глаза как будто поблекли и затуманились. Я даже испугался, не хватил бы старика удар от волнения, и, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, помахал рукой. Дед моего знака, похоже, не заметил. Я окликнул его и снова не получил никакого ответа.

Тогда я вспомнил, что Дед говорил о поле, которое образуется вокруг железной дороги во время движения поездов. Я протянул руку и действительно почувствовал преграду. Ладонь уперлась в нечто, похожее на туго надутый воздушный шар из плотной резины. Я попытался усилить нажим, но невидимая преграда не подалась ни на миллиметр. Почему-то я сразу подумал, что этот барьер не прошибешь даже танком.

Изучением поля я занимался не более минуты, но, когда посмотрел на Деда, с тем произошли значительные изменения. У него отросли волосы! Жидковатые и совершенно белые, но раньше-то у него вообще был голый череп! И морщины на лице как будто немного разгладились.

Я хотел было выключить дорогу, но вдруг подумал: а куда торопиться? Дед велел мне действовать по обстоятельствам. Он не видит и не слышит меня, но скорее всего это из-за поля. Выглядит Дед нормально, даже лучше, чем до начала эксперимента. Так пусть еще немного помолодеет и подлечится.

А внешность Деда между тем продолжала меняться. Волосы стали гуще, приобрели стальной оттенок, лицо округлилось, кожа на нем разгладилась, и даже кривые тощие пальцы его стали распрямляться.

И вдруг одежда на Деде расползлась по швам, упала на пол, потеряла цвет и превратилась в спутанные мотки ниток.

Все, пора кончать, решил я и потянулся к пульту.

Рука уперлась в невидимую и непреодолимую преграду.

Не знаю, что произошло, но пульт, установленный возле самых рельсов, но с наружной стороны кольца, каким-то образом попал в зону действия поля и стал недостижим для меня.

Я вскочил на ноги и застучал кулаками по невидимой преграде. Но не раздалось ни единого звука.

Теперь только сам Дед мог бы помочь себе, но он сидел все так же неподвижно, вперив невидящий взгляд в пустоту, и молодел на глазах. Волосы его стали темными, почти черными, зубные протезы выпали изо рта и рассыпались по полу, а обнаженное тело, иссушенное годами, стало наливаться мышцами.

Потеряв счет времени, я стоял, уперевшись ладонями в невидимый барьер, и наблюдал, как Дед превращался из старика во взрослого мужчину, а затем в юношу. Наконец он стал уменьшаться в росте, неотвратимо приближаясь к моменту своего рождения. Что произойдет после этого?

Глядя на мальчика, вокруг которого бегали игрушечные паровозики, я мысленно отсчитывал его возраст: пять, четыре, три, два, один год…

И в этот момент два поезда столкнулись на стрелке и сошли с рельсов. Опора под моими руками исчезла, и я упал во весь рост, подмяв под себя железнодорожные пути, вагоны, тоннель, маленький вокзальчик и целый лес деревьев. Все эти игрушки с невероятным числом углов и острых краев впились в мое тело. Поднявшись на четвереньки, я подполз к тому месту, где находился Дед.

На полу лежал младенец едва ли старше месяца. Вел он себя так, как и положено: дергал ножками, размахивал кулачками и пускал пузыри. Вот только взгляд у него был совсем не детский. Глядя в его глаза, можно было подумать, что он помнит все произошедшее с ним и только несформированный еще голосовой аппарат не позволяет ему высказать свое мнение на этот счет.

Я взял младенца на руки и отнес его на кровать.

После этого я вернулся в свою квартиру и вызвал по телефону милицию, сказав, что, случайно увидев соседскую квартиру раскрытую настежь, обнаружил в ней грудного ребенка.

А что мне еще оставалось? Нянчиться с ребенком самому? Или честно признаться, что это сам Дед, не без моей помощи превратившийся в младенца, и отправиться после этого на психиатрическое обследование?

Младенца забрали. У Деда, как выяснилось, не было ни родственников, ни друзей, поэтому и разыскивали пропавшего скорее всего без особого рвения. Через пару месяцев в его квартиру въехали новые жильцы.

Я купил себе электрическую железную дорогу и попробовал собрать из нее такую же конструкцию, которую, упав, сломал в квартире Деда. Но в собранной мной системе разбитые яйца не желали снова становиться целыми. Наверное, важны были какие-то мелочи, которые я все время упускал: размеры рельсовых петель, скорость движения поездов, количество вагонов в составах или расположение на путях туннелей и станций. Да мало ли что еще. А может быть, системе было нужно вполне определенное место в пространстве, особая точка, которая находилась в квартире Деда.

Провозившись с железной дорогой весь летний отпуск, я собрал ее в коробку и засунул далеко под кровать.

Я подумал, что, смастерив свою железную дорогу, Дед тем самым нарушил один из основополагающих законов мироздания, гласящий, что время не способно течь вспять. И, кто знает, быть может, именно за это он и понес заслуженное наказание, превратившись в младенца, чей разум неспособен оценивать последствия совершаемых им поступков.

Независимо от того, нравится нам это или нет, но в мире существуют области непознанного, куда человеку лучше и не заглядывать. Иначе, сами того не желая, мы можем нарушить то весьма неустойчивое равновесие, благодаря которому мир, в котором мы живем, существует.