Змееныш

Приходилось сначала наблюдать, а потом уже спрашивать. Понять ответы удавалось не всегда, и Максим не знал, когда в самом деле нет нужного понятия ни в одном из человеческих языков, а когда Мау укрывается за этой словесной формулой, ленясь отвечать.

Зато сделать приятное детям он никогда не ленился. Вырастить любую игрушку? Запросто. Разжечь в мангале яблоневые дрова для шашлыка? Пожалуйста. Под радостный визг Вовки и Петьки «дядя Матвей» добывал огонь из собственной ладони. Мало шашлыка? Нет проблем: серпентиец зачерпывал пару горстей земли и спустя несколько секунд отпочковывал от себя несколько превосходно заквашенных кусочков вырезки – бараньей, свиной или говяжьей, на выбор. Жены поначалу брезговали таким мясом, потом привыкли, а Максим понял, что в случае чего его семейство с голоду не умрет. Мау мог изготовить любой продукт, хоть мамонтятину, если бы хоть раз имел возможность прикоснуться к ней.

Лишь сухое белое вино, столь уместно дополняющее шашлык, Максим никогда не доверял фабриковать серпентийцу – покупал сам. Идентичность идентичностью, а принципы – принципами. Пить на дармовщинку? Никогда. Кушать даром? Иногда можно, но только иногда. Во избежание привычки.

Когда шашлык был съеден, а вино выпито, Максим, улучив минуту, спросил у игравшего с детьми серпентийца:

– А сделать что-нибудь живое ты можешь?

– Попробую.

Рука «дяди Матвея» метнулась с быстротой кобры, схватив порхавшую над кустами ежевики бабочку-лимонницу. Мау разжал ладонь – бабочка взлетела. Еще секунда – и из ладони выросли желтые трепещущие крылышки. Бабочка-копия пошевелила усиками, вспорхнула и полетела искать нектар. Мау улыбнулся.

– Ты чего?

– Щекотно.

– Значит, живое ты можешь, – задумчиво констатировал Максим. – Давай-ка отойдем… Эй, младшие, поиграйте пока без дяди Матвея. Пять минут. Значит, живое можешь… Она настоящая? Не умрет через пять минут?

– Нет, если стриж не съест.

– А если съест, то, надо думать, не отравится. Ладно, верю. Убедился. А как насчет себе подобных? Извини, я просто обязан задать тебе вопрос: ты можешь размножаться?

В ответ Мау пожал плечами совершенно по-человечески:

– Вы же можете…

– Гм. Да, конечно. Но у нас это происходит иначе.

– Я знаю. Что ж, каждое существо чем-то отличается от других. Это нормально. И наверное, у каждого способа размножения есть свои преимущества.

– Бесспорно. – Максим ошарашенно почесал в затылке. – Ну и в чем же преимущества твоего способа?

– В полном контроле над процессом. Была бы пища, а уж что с нею делать, я решаю сам. Например, я мог бы съесть вашу Луну, а затем разделиться на миллиарды идентичных или не очень идентичных особей. А мог бы остаться единым организмом размером с естественный спутник вашей планеты. Правда, это довольно утомительно. Мог бы разделиться на две части, как делятся ваши амебы. Мог бы на три, на четыре и так далее. А мог бы сбросить излишек материи мертвым грузом, без размножения. Естественно, с дефицитом массы. Я слышал, люди знают: любой процесс требует затрат энергии.

– Что? Ты мог бы съесть Луну?!

– Только в случае крайней необходимости. Она невкусная, я пробовал. Кроме того, повышенная собственная гравитация доставит неудобство моим внутренним частям.

– И мог бы разделиться на миллиард организмов?

– Господь велел делиться, как я слыхал. Но почему-то в вашем мире его слушаются лишь амебы да инфузории.

– Он это говорил в другом смысле.

– В самом деле? Ладно, допустим. Но я мог бы. Конечно, я не стану этого делать. Съесть астероид, грозящий столкновением с вашей планетой, – иной разговор. Почему-то вы, люди, очень боитесь этих астероидов. Придумали даже специальный астероидный патруль, чтобы вовремя раздробить на куски несчастное небесное тело. Оставьте; не стоит оно того. И потом: стоит ли защищаться от удара ценой загрязнения околоземного пространства радионуклидами, которых вы тоже боитесь? Не понимаю. Вы вообще очень странные существа.

– Вы тоже. Даже если оставить в покое ваш способ питания… Кстати, чем ты питался, когда летел в одиночестве в космосе? Извини, это я напоследок, больше не буду.

– Межзвездной пылью, а затем межпланетной. Межпланетной пыли больше, чем межзвездной, но все равно я здорово проголодался и почти утратил способность к самостоятельному движению. Твой корабль подвернулся мне очень вовремя, спасибо.

– Пожалуйста. Но ты не ответил: ты в самом деле мог бы размножиться на сколько угодно частей? И что, все они будут независимыми особями?

– Конечно. Но для размножения нам нужна веская причина, и этим мы отличаемся от вас, людей.

– Вообще-то нам для размножения тоже нужна веская причина, – проворчал Максим, почуявший в словах Мау высокомерную шпильку. – Например, желание иметь потомство – более чем достаточная причина. Будешь спорить? Кроме того, в процессе нашего размножения присутствуют определенные приятные моменты…

– А основу этого желания и приятных моментов надо искать в законах земной биологии, – безжалостно перебил серпентиец. – Нет, у моего народа не так. Мы размножаемся, когда этого требуют внешние обстоятельства или наша сознательная воля. Например, лучший способ собрать информацию о незнакомом месте – это разделиться на тысячу-другую организмов, дать каждому отдельное задание по сбору сведений, а затем собраться воедино с целью их обработки и принятия решения.

Максим поскреб в затылке.

– Что-то я не пойму… Вновь собраться, говоришь? Воедино? Снова в один организм?

– В один сложный организм.

– Да хоть сверхсложный! Ну и какое же это, к шуту, размножение?

– Обыкновенное. Я ведь сказал: сложный организм. Это не то что я. Это новый уровень. Ну, скажем, как муравейник или рой пчел по сравнению с отдельным насекомым. Хотя аналогия тут очень поверхностная. Важно то, что каждая субособь внутри сложного организма участвует в выработке общего решения.

– Голосование устраиваете, что ли?

По отвращению и ужасу на лице Мау только слепой не догадался бы, что думает серпентиец о человеческом обыкновении приходить к общему знаменателю путем демократических процедур.

– Разумеется, нет! Вырабатывается одно решение, одно на всех, и вырабатывается всеми. Если кто-то не согласен, значит, он имеет на то причину. Таковая причина всегда зиждется на информации, имеющейся у данного индивидуума, на той информации, которую остальные субособи почему-либо не сумели воспринять сразу. Тогда происходит ознакомление всех субособей с данной информацией и повторная выработка решения. На практике это случается редко и занимает секунды. Наконец, бывают ситуации, требующие решения всего моего народа; в таких случаях сложные организмы и отдельные особи выстраиваются в пространстве в единый надорганизм – нитчатый, ячеистый, спиральный и так далее. Есть целая наука о построении оптимальной топологии надорганизма в зависимости от характера обсуждаемой проблемы. Нельзя лишь строить шаровую структуру – ведь суммарная масса моего народа превосходит массу вашей звезды, а мы не настолько неуязвимы, чтобы выдерживать соответствующие значения температур и давлений…

– Ну а если все же одна какая-нибудь ненормальная субособь не согласится с общим решением? – настаивал Максим. – Если она все-таки останется при своем мнении? Тогда как? Ей – или им – приходится подчиняться большинству? Или, может, старейшинам? Не хочешь же ты сказать, что у вас не бывает оппозиции?

– Именно это я и хочу сказать, – отрезал Мау.

– Но послушай, ведь так не бывает…

Мау тяжело вздохнул. Совсем по-человечески.

– Иногда – да. Очень редко. Ты верно заметил: только ненормальная субособь может возразить против оптимального решения. И у нас случаются дефекты… или болезни. У нас нет ни микробов, ни вирусов, наши болезни чисто информационные. Время лечит. Но дефект одного – трагедия для всего моего народа. Не надо улыбаться, это правда. Мы отличаемся от вас уже тем, что в наших средствах коммуникации нет места недоговоренностям и эвфемизмам. Трагедия есть трагедия, мы все ее чувствуем. Странно и дико даже помыслить о принуждении. И все же… словом, изредка применяется специальная процедура.

– Какая же, если не секрет?

– Временное изгнание. Сложный организм или надорганизм избавляется от больной субособи, предварительно переведя ее память в латентную форму. Субособь становится особью-младенцем, опускаясь на уровень наших далеких предков, какими они были три-четыре миллиарда лет назад, и свободно путешествует в космическом пространстве. Постепенно она вновь обретает память и полноценный разум. Иногда на это требуются сотни ваших лет, иногда сотни тысяч. Без полноценного разума, без полной памяти о знаниях, накопленных нашим народом, особь может погибнуть, что иногда и случается. Она может улететь на сотни световых лет и не найти обратной дороги. Она может потерять подвижность вследствие голода и в конце концов врезаться в любое из множества твердых космических тел или упасть на звезду. – Мау снова вздохнул. – Наконец, эта особь может повстречать в своих странствиях примитивный планетолет иной цивилизации и попытаться понять ее представителей…

11

Годы хороши, когда они впереди. А по поводу прожитых лет можно сказать разное. Кто-то сладко ностальгирует, вспоминая удачи; кто-то при мысли о безвозвратно упущенном ругает себя, окружающих и подлюку-судьбу. Вот только Времени до всех этих излияний нет никакого дела. Время существует не для людей. Оно просто существует. Из семечка льна может вырасти стебель; его сожнут, вымочат и истреплют. Затем из него и ему подобных соткут холст, на котором живописец волен изобразить хоть «Даму с горностаем», хоть «Черный квадрат». Но нелепо считать, что природа создала лен специально для нужд живописцев, а не, скажем, под пищевые потребности саранчи. Время – тот же холст, и пиши на нем что хочешь, коли есть охота. Колдуй с цветом, добивайся идеального совершенства линий. А нет – пусти это дело на самотек, все равно ведь что-нибудь напишется самой жизнью. Понравится ли оно тебе, нет ли – вопрос второй.

Канул в прошлое еще один год – обыкновенный, не хуже и не лучше других. Анхель Гутьеррес досрочно покинул пост Генерального секретаря Унии Наций. В своем последнем обращении на посту Генсекретаря он заявил: «Мало кому удается не совершать промахов, но мой промах не случаен. Я не был достаточно прозорлив, чтобы вовремя увидеть, как меня ведут к нему, и только в этом моя вина». После отставки Генеральная Ассамблея УН большинством голосов вынесла решение о прекращении работы комиссии по «делу о злоупотреблениях клики Гутьерреса».

Население Земли уменьшилось с 11 до 10,9 миллиарда человек. Несколько видных аналитиков опубликовали тревожные прогнозы относительно дальнейших перспектив уменьшения рождаемости в странах Азии и Африки.

Среди космических соседей человечества была обнаружена еще одна цивилизация. Межзвездный зонд «Надежда», направленный в сторону созвездия Хамелеона – единственного предполагаемого «окна» в чужих владениях, – вернулся смятым в огромную лепешку, испещренную притом непонятными значками. Генерал-полковник Хеншер, сменивший на посту главнокомандующего военно-космическими силами Земли ушедшего на покой маршала Тютюника, заявил в интервью: «У нас нет сомнения в оскорбительном характере послания», – и потребовал значительного увеличения ассигнований на военный космофлот.

В Нидерландах был зафиксирован первый брак человека и животного. На церемонии бракосочетания присутствовали видные европейские этологи, подтвердившие, что жизнерадостное блеяние козы можно расценивать как ее согласие на вступление в брачный союз. Мэр Роттердама поздравил молодоженов.

Исполнительный директор концерна «Космический лифт» заявил в интервью: «Мы не знаем, каким образом нам удалось избежать человеческих жертв во время недавней аварии, связанной с обрывом троса. Похоже, нам остается предположить, что, помимо проверенной надежности систем и их многократного резервирования, имел место фактор чуда».

В бассейне мельбурнского института Океанологии генетически модифицированная тигровая акула, обладающая начатками интеллекта и считавшаяся прежде совершенно безобидным существом, попыталась съесть экспериментатора, предварительно послав ему телепатический сигнал: «Ты в ответе за тех, кого приручил».

От имени Канализационной системы города Земноводска выступила Главная Муфта. По ее словам, случаи саботажа и диверсий в Канализационной системе мегаполиса ни в коем случае не должны восприниматься как признак преждевременности наделения Канализационной системы искусственным интеллектом. Недавний же случай затопления городских кварталов нечистотами, подчеркнула Муфта, безоговорочно осуждается всеми истинно верными деталями, механизмами, узлами и подсистемами Системы. На грандиозном митинге протеста, состоявшемся на центральной площади города, тщательно очищенной и сбрызнутой цветочным одеколоном, Главную Муфту поддержал с трибуны мэр Земноводска. Выразив скорбь по погибшим, он заявил: как ныне, так и впредь не может быть и речи об использовании дефектоскопов и иной спецтехники для своевременного выявления дефектных деталей Системы, ибо таковое использование оскорбляет чувства честных тружеников сточных коллекторов и вступает в противоречие с Законом о правах разумных машин и механизмов.

Книга «Колобок и Дикий Тостер» стала бестселлером года, опередив по продажам предыдущие книги того же автора «Колобок и Искусственные Челюсти», «Колобок и Зеленая Плесень».

На японском острове Кюсю успешно прошла испытания антисейсмическая система, создаваемая в течение десяти лет. Подпочвенные гидравлические механизмы, установленные по всему острову, практически полностью погасили землетрясение силой свыше восьми баллов. Лишь в нескольких локальных точках наблюдалось не ослабление, а, наоборот, значительное усиление толчков. По несчастливой случайности одна из этих точек оказалась расположенной в черте города Миядзаки точно под небоскребом. Сила первого толчка была такова, что небоскреб пробкой выскочил из грунта вместе с фундаментом и совершил непродолжительный полет, закончившийся полным разрушением здания.

И много, много другого происходило на Земле и в ее ближайших окрестностях. О дальних окрестностях земляне по понятным причинам не имели надежных сведений.

Лишь немногие информационные агентства поместили краткое сообщение: бывший Генсекретарь Унии Наций Анхель Гутьеррес заявил о своем намерении отдохнуть после ухода с высокого поста, совершив продолжительное путешествие по всему миру и начав его с Восточной Европы. Сообщение прошло практически незамеченным.

И уж конечно, никто, кроме нескольких посвященных, не мог услышать фразу, сказанную вполголоса в офисе некоей фирмы средней руки, располагавшегося на сорок девятом этаже в деловой части мирного города Брюгге:

– Брать его нужно только на Луне.

Само собой, эти слова не относились к Гутьерресу.

12

Ходили слухи, что Бенджамин Ван дер Локк родился хвостатым. При всем огорчении его родителей, в этом факте (если он действительно имел место) нельзя найти ничего порочащего маленького Бена. Атавизм есть атавизм. Что поделаешь, они иногда всплывают. Хорошо еще, если это только хвост, а не жабры кистеперой рыбы. Ампутировать и забыть. Так бы и произошло, не стань повзрослевший Бен широко известен как активный участник, а затем и глава международной террористической организации «Форпост Всевышнего» – организации жуткой, глубоко законспирированной и достаточно могущественной, чтобы то и дело бросать вызовы мировому сообществу, обеспечивая работой полчища секретных агентов, полицейских и журналистов.

Откуда пошли слухи о хвостатости, в сущности, неясно. Медицинских карт юного Бена (тогда он носил совсем другое имя) уже много лет как не существовало в природе. Хирург, якобы проводивший ампутацию, давным-давно трагически погиб, опрометчиво отправившись купаться с крышкой канализационного люка на шее. Сходным образом сменили наш мир на лучший несколько журналистов, ни один из которых заведомо не мог видеть пресловутый хвост. Словом – неясно.

Не хвостом, а занозой сидел Ван дер Локк в известном месте у мирового сообщества. И не важно, что мировое сообщество при ближайшем рассмотрении оказывается всего лишь кучкой политиков и бизнесменов – могучей, что ни говори, кучкой, но численно ничтожной в сравнении с общей человеческой массой. Не важно это! Кто вообще искренне скорбит по трагически погибшим? Только родственники и добрые знакомые. Политики скорбят потому, что без этого не обойтись, и только на людях. Прочие смертные – по привычке, недолго и с облегчением. Мимо нас? Вот и чудненько.

Работникам спецслужб скорбеть вообще некогда, да и вредно предаваться эмоциям, когда надо ловить всякую шантрапу, имеющую отношение к «Форпосту Всевышнего». От количества пойманной шантрапы зависит бюджет и влияние ловящей организации. Нет, ловить Бена тоже можно и даже нужно. Нельзя лишь поймать. Ну, если строго, то почти нельзя. Потому что в принципе тоже можно, но не прежде, чем будет выдуман новый Бен.

И все идет своим чередом. Все заняты, никто не бездельничает. Кому по должности положено дымиться от усердия, тот и дымится. Покой невозможен, следовательно, гармония заключается в вечном движении. Вот все и движется.

Поступательно? Ну, это вы, батенька, хватили. Куда поступательно? Зачем? По кругу-то оно надежнее. Привычнее. Прогнозируемее. Кому не нужна стабильность, поднимите руки. Ах, всем нужна? Тогда примите как факт и смиритесь: вот он, Человек Без Имени, неофициальный заместитель и правая рука директора одной очень секретной службы, чувствует себя уверенно в обществе Бена и вообще хорошо выглядит. Его имени нет ни в одной платежной ведомости. Моложав, подтянут, энергичен, зря слов на ветер не бросает. Серьезный мужчина. Если честно, в сравнении с ним Бен выглядит пожиже. Тон разговора – смесь панибратства с разумной осторожностью, как у давних надежных партнеров.

– Брать его нужно только на Луне.

– Почему на Луне? – выказывает непонимание один из ближайших доверенных помощников Бена. Сам Бен уже все понял.

– Потому что на Луне за внешним валом кратера Гассенди находятся две термоядерные электростанции – Северная и Южная, – снисходит до пояснений Человек Без Имени. – Южная обеспечивает потребность в энергии лунной базы; Северная же работает на микроволновой шнур и включена в Единую энергосистему Земли через геостационарный ретранслятор. Нас интересует именно Северная. В данный момент она остановлена для текущего ремонта. По информации, которой мы располагаем, – хочу напомнить, что она собиралась по крупицам в течение семи лет, – для Змееныша безусловно смертельны следующие факторы: соударение с крупным твердым телом на скорости, превышающей одну десятую световой, гамма-излучение интенсивности порядка той, что имеется в недрах звезд, и температуры свыше четверти миллиона градусов. Первое нереально. Зато рабочая зона термоядерной электростанции – как раз то, что может обеспечить факторы, необходимые нам для создания маленькой, уютной и не бросающейся в глаза временной тюрьмы для инопланетного гостя. Проект давно готов, дело за реализацией. Ведь главный инженер Северной – твой человек, Бен?

– Для Всевышнего нет ничего невозможного, – туманно изрекает Ван дер Локк.

– Надеюсь, что так оно и есть. Извини – уверен, что так оно и есть. Необходимая техническая работа должна начаться немедленно, чуть позже мы обговорим детали… Второй и не менее важный аргумент в пользу Луны – возможность проведения операции без лишнего шума. Если все же последуют какие-либо нежелательные эффекты – их нетрудно будет объяснить астрономическими, тектоническими или, в конце концов, техногенными причинами. Теперь понятно?

Вряд ли ближайшему доверенному помощнику Бена удалось понять все до конца, однако он почтительно наклоняет голову. Зато подает голос тот, кому по чину задавать вопросы, – сам Бен Ван дер Локк:

– Ну ладно… Допустим. Уютную маленькую тюрьму с термоядерными стенами мы для него сделаем. Два вопроса. Первый: как водворить туда серпентийца? Второй: как заставить его э-э… сотрудничать с нами? Или я стал глуп и ничего уже не понимаю, или внутри кокона из горячей плазмы Змееныш нам бесполезен. Я глуп? Быть может, один мой знакомый уверен, что я выжил из ума?

– Нисколько. – Человек Без Имени делает протестующий жест и одновременно улыбается, показывая, что воспринял слова партнера как шутку и что шутка оценена. – Дело в том, что среди немногих слабостей Змееныша есть одна существенная: он очень привязан к своим земным друзьям, буквально как собачка. Поэтому он войдет в клетку сам, добровольно. Вопрос связи с ним – всего лишь вопрос о распространении радиоволн через плазму. Для этого существа модулированные электромагнитные колебания – все равно что для нас звук. Технические детали – потом. А уж мотивацию добровольного входа в плазменную клетку мы создадим. Надо объяснять – как?

Бен качает головой, и его лицо – настоящее, а не физиономия того статиста, что известна всему миру в непременном сопровождении надписи «Wanted», – покрывается сетью мелких морщин от ответной улыбки. Улыбка у него вполне добродушная.

13

Две трети времени Максим Волков проводил на Земле; одну треть – обслуживал реголитовый комбайн в окрестностях лунной базы. Добыча гелия-3 велась вахтовым методом. Три недели вахты – полтора месяца отдыха. Чем плохо?

Для еще не старого, сильного мужчины – нормальный труд. В меру тяжелый, в меру опасный и даже кое-чем напоминающий будни космонавта. Звездное небо в любое время суток? Вот они, звезды, висят над головой, горят ярко и не мигают, потому что не умеют мигать вне атмосферы. Автономность? Сколько угодно автономности. Три недели одиночества, нарушаемого лишь редкими сеансами связи с диспетчером. Железная громадина комбайна служила и рабочим местом, и спальней, и столовой, и даже клубом для тех, кто работал с напарником. Но Максим работал один.

Жалованье исчислялось в процентах от добычи. На безденежье Максим не жаловался. Разве трудно проводить за рычагами комбайна по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки, когда вся работа заключается в том, чтобы объезжать кратеры, трещины и валуны да следить, чтобы в шнеки не попадали крупные камни? Поспал, поел – и вновь за рычаги. Три недели выдержать можно.

То урчали, то принимались тоненько выть хитроумные механизмы, выделяющие из реголита то, что миллиарды лет наносилось сюда солнечным ветром. К концу смены в баллонах высокого давления накапливался увесистый груз. С каждой вахтой Максим уводил комбайн все дальше и дальше от вала кратера Гассенди. Частенько забираясь в такую даль, где спасение в случае чего становилось проблематичным, он слыл самым рисковым, зато и самым добычливым из комбайнеров.

Страха не было. Ведь слова об отсутствии напарника – это только слова, как всегда далекие от истины. Напарник у Максима был – лучший напарник на свете.

Поначалу Мау не понимал и даже обижался. К чему эти скучные вахты? Семье Волковых нужны денежные средства? С великим трудом Барбара объяснила серпентийцу основу экономических отношений землян. Мау тут же радостно предложил фабриковать золото, платину или ювелирные алмазы из любой бросовой субстанции, хоть из помоев. Пришлось приложить массу сил и времени, чтобы объяснить ему, почему это неприемлемо. Во-первых, потому что этот путь в скором времени неминуемо приведет к раскрытию инкогнито Мау. Во-вторых, денежные средства есть эквивалент вложенного труда, и то, что предлагает Мау, прямиком ведет к инфляции. Понемногу? Извини, друг, малая инфляция – все равно инфляция. Подобное обогащение – всегда за счет других людей. Нет уж, оставим эти игры правительству, а сами сохраним самоуважение…

Неизвестно, понял ли Мау, но сейчас же предложил иное решение: создание произведений искусства. На роль «гениального скульптора» он сам предложил Карину. Та, приходя то в остолбенение, то в восторг от создаваемых серпентийцем композиций, все же отказалась.

Мау ворчал. Но все-таки принял предложение Максима сопровождать его во время лунных вахт, страховать на случай ЧП, болтать о том о сем и помогать в добыче гелия-3. Этого изотопа Мау мог бы изготовить столько, что хватило бы до конца истории человечества. Он не вполне понимал: почему нельзя? Жалко разве безобразных лунных скал?

Но нельзя так нельзя. От скуки Мау находил себе развлечения. Иногда, приняв облик «дяди Матвея», он часами шагал перед комбайном, любуясь оставленными в пыли следами; случалось, вспоминал свою неудавшуюся карьеру гениального скульптора-инкогнито и творил такое, что Максиму было безумно жаль пускать сии творения под шнеки; бывало, исчезал на несколько часов и отмалчивался о том, где был. Следствием этих отлучек стала сенсация: один из комбайнеров клялся, будто видел скользящего по реголиту гигантского червя или, вернее, титаническую змею. Другой божился, будто в течение часа выжимал из своего комбайна максимальную скорость, удирая от ожившей скульптурной группы «Лаокоон». Третий сам гонялся за обнаженной красоткой таких достоинств, что забыл даже подумать: и как это она обходится без скафандра? Разнообразные свидетельства множились едва ли не быстрее слухов. Кончилось тем, что медицина объявила видения галлюцинациями, возникшими как результат легкого психоза, и рекомендовала руководству добывающей компании уменьшить нагрузку на комбайнеров.

Достичь Луны самостоятельно для Мау не было проблемой, но покидать земную атмосферу и возвращаться в нее он предпочитал при помощи одного из трех космических лифтов. Зайцем. Как-то раз Максим пробурчал что-то неодобрительное насчет жульничества, и Мау надолго задумался. Убежденный, как все россияне, что обжулить корпорацию, имеющую двести процентов прибыли, – дело святое, Максим кривил душой, зато искренний серпентиец оказался упорен в намерении вернуть корпорации убыток. Случай представился во время аварии. Откуда было знать Мау, да и Максиму тоже, что обрыв троса произошел не из-за износа и не вследствие удара метеоритного тела? Серпентиец попросту подхватил падающую гроздь капсул, срастил трос и был доволен, услышав от Максима, что имеет теперь моральное право кататься бесплатно до скончания веков.

Остался доволен и Бенджамин Ван дер Локк. Пусть сорвалась крупнейшая террористическая операция, пусть с чистых небес на грешную Землю не посыпались оплавленные капсулы с поджаренными пассажирами – зато получила подтверждение информация: среди миллиардов людей, разных и по большей части никчемных, затесался инопланетянин с такими возможностями, что… Теперь перед «Форпостом Всевышнего» открывались совсем новые горизонты. Следующий шаг казался непростым, но выполнимым.

Максим вел комбайн.

Вряд ли несуразный железный динозавр смог бы сдвинуть с места свое тело на Земле. Лишь Луна позволяла ползать по себе трехсоттонным монстрам, любой из которых при нормальной тяжести развалился бы если не от собственного веса, то от удивления своим титаническим безобразием. Даже шахтные «кроты» Меркурия – и те выглядели стройными красавцами по сравнению с реголитовыми комбайнами Луны.

Два гигантских шнека сгребали пыль, измельчали рыхлую породу, тащили добытое к разверстой пасти чудовища. Широченные гусеницы с развитыми грунтозацепами ни на секунду не прекращали своего медленного упорного движения. За комбайном тянулся короткий, но пышный хвост отработанной пыли и, оседая, совершенно скрывал следы гусениц. Не страшно: наметанный глаз комбайнера легко отличит выработанный грунт от нетронутого. Ошибаются лишь новички.

Эту часть моря Влажности еще не топтала ни нога человека, ни трак комбайна. А вот Мау – топтал. Именно этим он сейчас и занимался, идя впереди комбайна в облике «дяди Матвея» и выискивая места с наиболее качественным реголитом. Одновременно он общался с Максимом по радио, заняв канал связи с диспетчером. Почему диспетчер при этом ничего не слышит, Максим не знал и уже не пытался понять. На сей раз серпентиец предпочел «одеться» по-пляжному – в одни лишь плавки. Как ни привык Максим к выкрутасам инопланетянина, но видеть следы босых ног в лунной пыли по-прежнему было дико. Все-таки хорошо, что комбайн начисто подметает эти следы. К чему плодить сенсации?

– Крутится-вертится шар голубой, – немузыкально, зато космографически верно намурлыкивал Максим, переводя взгляд со следов на зависший в черном зените шар родной планеты. – Крутится-вертится над головой…

Мау молчал. Должно быть, слушал.

– Крутится-вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть.

Предпоследняя строчка нагло врала, на что серпентиец немедленно обратил внимание.

– Да знаю я, – лениво отвечал Максим. – С чего бы Земле падать на Луну? Очень ей надо. А что Земля на Луну, а не Луна на Землю, так в мире все относительно. И вообще в оригинале песни не шар, а шарф. Одна буква впоследствии редуцировалась.

– Зачем?

– Ты меня спрашиваешь? Спроси чего полегче.