Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Такой же, как вы - Александр Николаевич Громов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Гуннар подумал.

– Ты прав, выродок, – сказал он. – Я просто пристрелю вас обоих. Вы умрете быстро.

Рыжий усмехнулся:

– Тогда какой же нам смысл?

– Если один из вас сделает то, что я сказал, я вас не убью, – сказал Гуннар. – Я сдам вас кому следует, и, если вас признают годными к исправлению, вы будете жить.

Он кривил душой: всякому было понятно, что этих двоих никто и никогда не признает всего лишь отклонутиками. Исправительный лагерь не для таких, как они. Таких выводят за город и показывают, где копать.

– Вы согласны?

– Нет.

– У вас не очень много времени, – сказал Гуннар. – Подумайте.

* * *

Тоннель вышел из скальной стены с ошибкой в полметра – Ксавье Овимби лично замерил отклонение. Многовато, но в пределах допустимого, а для первого раза, вероятно, неплохо. Теперь еще неделя – и в каньоне Покорителей, в тысяче метров над пенным потоком повиснет легкий ажурный виадук, и если со временем, лет через сто, его решат не менять на новый, а подновить, сохранив как памятник эпохи, то он, очень может быть, еще увидит первых переселенцев… Ксавье усмехнулся одними глазами – чтобы не заметили. Хоть какой-то след в истории… Виадук хорош: и красив, и прочен. Тоннель хуже. Мало металла, нечем крепить своды и, как назло, целый пояс трещиноватых пород. Дрянь. Но какое-то время выдержит, а как только ветка дотянется до месторождения, с металлом сразу станет легче, тогда и укрепим настоящими тюбингами – навек, до самых до землян. А кроме того, можно будет попросить кратковременный отпуск.

Ночь была теплая, тихая. Молчали машины, и когда рассказчик замолкал, слышался лишь треск сучьев в костре да временами попискивало в кустах какое-то ночное насекомое. На лицах людей, сидящих у костра, плясали багровые отблески.

Ксавье Овимби любил такие вечера. Обычно у огня собирался весь участок, все, кроме Хьюга Огуречникова, вечно искавшего уединения. С Хьюгом сложнее, он ветеран, из самых первых, ему скоро три года, и получается – брезгует… А все-таки зря это он, мало ли что на участке подобралась сплошь двух-трехмесячная молодежь, зато уютно, день позади, никто не суетится, не бегает, не ругается в прототипа бога душу, ни пыли нет, ни грохота – покой и приятное отдохновение. Можно и послушать, что рассказывают, и самому порассказать в свое удовольствие. Правда, если честно, то слушать других как-то не очень хочется, может быть, поэтому Хьюг и уходит каждый раз? Опять-таки зря, всегда ведь можно потерпеть и дождаться своей очереди…

Рассказывал Леви Каюмжий, проходчик из новеньких, и рассказывал неправильно. Было досадно, Ксавье собирался сам рассказать эту историю и теперь морщился, ловя рассказчика на несообразностях. Зелен, неопытен, выдумывает на ходу для пущего правдоподобия, вязнет в несущественных деталях – а кому они нужны? Не воображает же в самом деле, будто кто-то и впрямь поверит этим байкам о Земле, где он сроду не был? Но, видимо, очень уж хочется, чтобы поверили.

Рассказывали видения, фантазии, сны. Двадцать мужчин – женщин на участке не было, – двадцать слепков с прототипа, с разными лицами и одинаковыми снами, достаточно общительные, чтобы не разбежаться, и слишком сильные для того чтобы взвыть. Они были молоды, и для рассказов о реальных событиях время еще не пришло.

«…Так вот, мужики, только я, значит, это – и вдруг скрипит дверь. Ну, думаю, влип, муж пришел, а она смотрит мне поверх плеча, огромными такими глазами, да как завизжит прямо над ухом! Аж заложило. Оборачиваюсь – никакого мужа, а в дверь просовывается во-от такая морда, глаза в темноте светятся, и вроде бы пока только любопытствует, но уже и к прыжку готовится. Гиенолев, одним словом, а вокруг, естественно, никого… Флора визжит, как зарезанная, зачем-то простыней прикрывается, а я, сами понимаете, в чем был, то есть ни в чем, ищу нож, он у меня всегда на поясе. Пояс нашел – нет ножа! Тогда хватаю табурет…»

Эту историю про домик егеря в саванне Ксавье слышал в разных вариантах, и обычно женское имя варьировало от Флоранс до Лауры, а ворвавшийся зверь – от леопарда до носорога. Далее следовал рассказ о том, как именно герой одолел зверя и какую восхитительную ночь провел с возлюбленной. Финал был драматический: уйдя из домика еще затемно и удивляясь про себя недальновидности мужа Лауры-Флоранс, герой на следующий день узнавал, что муж-егерь в ту же ночь погиб в перестрелке с браконьерами. (Варианты: умер от укуса змеи, затоптан стадом гну, поскользнулся на откосе и съехал в речку к крокодилам и т. п…) «И больше, мужики, я ее не видел…» Общий вздох, особенно громкий у тех, кто сам имел виды на эту историю. Но дважды за вечер рассказывать одно и то же не дозволяется – неписаный закон.

– Врешь ты все, – не выдержал Ксавье. – Нет на Земле никаких гиенольвов, там или гиена, или лев, одно с другим не скрещивается. Молчал бы лучше. Бездарь.

Теперь все смотрели на него – осуждающе. Ксавье опустил глаза. Надо же, нехорошо как получилось: не уследил за собой, сорвался. Перебивать рассказчика нельзя, это всем известно, новичков этому учат в первый же вечер у костра. А уж оскорбить кого-то значит оскорбить всех, кто услышал, и себя в том числе. Жаль. Но почему именно я, любой же мог…

Ждать, когда обиженное выражение на лице Леви сменится праведным гневом, не стоило. Ксавье встал, скороговоркой извинился и пошел прочь от костра. Второй неписаный закон: при угрозе конфликта виновный обязан удалиться и не показываться на глаза некоторое время. Правда, нередко трудно бывает определить, кто виновен. Забавно смотреть, как двадцать человек, бросая работу, спешат разойтись по двадцати разным направлениям. Впрочем, поправил он себя, забавно только тому, кто видит это впервые…

В тоннеле было сумрачно, провешенный по стенам светящийся кабель не давал настоящего света. Сюда уже была втащена малая ферма будущего виадука, и Ксавье не утерпел, прошелся ощупью по швам, выискивая дефекты. Нету. Ну и хорошо, что нету. Чем-то и тоннель хорош: идти спать не хочется, к костру возвращаться еще рано, не в чащу же идти, там ночное зверье, тот самый гиенолев, которого Леви поселил на Земле… ладно, с кем не бывает. А оружие заперто – от соблазна, и в руках ни ножа, ни даже табурета, хотя все это фольклор: даже Леви знает, что убить гиенольва ножом невозможно. Его можно только поджечь, он вспыхивает сразу, как пропитанный эфиром, ревет и мечется, мечется и горит…

Ближе к концу тоннеля резко чувствовалась сырость: в любой сезон над каньоном висела водяная пыль. Хьюг боком сидел на краю, привалившись спиной к стенке тоннеля. Одну ногу он поджал под себя, другая свешивалась в каньон. Противоположной скалы видно не было, она только чувствовалась и гнетуще давила на сознание. Прямо напротив в мокрой черноте дрожал и плавился белый круг, обведенный кольцевой радугой, – светящийся вход следующего тоннеля.

– Не упадешь? – спросил Ксавье.

– Когда-нибудь упаду обязательно, – равнодушно согласился Хьюг. Он отвернулся от черноты и заморгал, привыкая к свету. – Кого опять принесло?

– Это я, Ксавье. Не ждал?

– Ксавье, говоришь, – пробормотал Хьюг. – Это который же?.. А, помню, помню, инженер. Ты иди отсюда, Ксавье, ладно?

– Ладно. – Ксавье пожал плечами. Ему вдруг до смерти захотелось вот так же посидеть на скользком краю, впитывая кожей сырую тьму и думая только о своем, неприкосновенном. Интересно, удастся ли отсюда разглядеть звезды? – Я, собственно, ненадолго. Немного побуду, потом уйду.

– Ты не потом, ты сейчас уйди…

– Куда это? – спросил Ксавье, отступая на шаг. Он был уверен в том, что Хьюг видит его усмешку. Разумеется, нехорошо провоцировать, и Хьюг безусловно прав, но господи, как же надоело…

– К прототипу! – рявкнул Хьюг. – Сам уйдешь?

Многовато на сегодня, подумал Ксавье. Сначала Леви, теперь Хьюг… тормоза не держат. И я уже не первый.

– А если сам не уйду? – спросил он, косясь на обрыв. – Тогда что?

Хьюг подвигал желваками. Помедлил.

– Тогда садись…

Ксавье осторожно приблизился к краю, осторожно сел, не спуская глаз с Хьюга, оперся о скалу напряженными лопатками – в случае чего можно успеть вскочить. Второй неписаный закон нарушался безбожно, такое даром не проходит.

– Следишь за мной? – спросил Хьюг.

– Слежу, – согласился Ксавье. Он был готов ко всему. – Да кто за тобой не следит? Все следят.

– Ты-то зачем?

Ксавье пожал плечами:

– Да так, знаешь ли. Все-таки я твой начальник, обязан знать, что с тобой происходит, разве нет?.. – Было видно, как Хьюг обмякает, расслабляясь. Похоже, он держал себя в руках. – А если человек избегает общества и прячется в тоннеле, – продолжал Ксавье, воодушевляясь, – то следить за таким человеком я просто обязан. Да и каждый обязан.

– Следи, следи, – кивнул Хьюг. – Ты за мной хорошо следи, спрыгну ведь.

Ничего себе… Ксавье осторожно посмотрел вниз, в черноту. Дна каньона не было видно, его и днем не было видно, только слышался шум потока, пробравшийся сквозь километровую толщу тумана. Лететь и лететь… Чепуха, опять Хьюг шутит.

– Они, наверно, хотели как лучше, – равнодушным голосом сказал Хьюг. – Как положено, из ума пополам с сердцем, из высших гуманистических устремлений… как могли. Они там на Земле большие гуманисты, иначе у них уже не получается. Создать людей разными – да разве это возможно? Для гуманиста? Ведь один созданный обязательно будет умнее или сильнее, красивее… м-м… агрессивнее другого, а ведь это уже преступление – знать, что кто-то заведомо будет обделен, кому-то не достанется чего-то нужного, когда так просто ему это нужное дать. Просто протянуть руку и дать – живи, имей, пользуйся на благо, больше не дадим и меньше иметь не позволим… избавь себя хотя бы от зависти, стань человеком, скот, в обществе таких, как ты. Иметь возможность создать идеальный социум, извечную мечту, общество абсолютного, безграничного равенства и пренебречь – разве не преступление?.. Идеальное общество нельзя населить неидеальными людьми. Это не для практического гуманиста, верно? И ведь хорошие, наверно, ребята… – Хьюг хрипловато рассмеялся. – Я бы с ними не прочь поделиться впечатлениями. Одного только не могу им простить…

– Чего? – спросил Ксавье, моргая.

Глаза Хьюга совсем потухли.

– У нас слишком большая тяга к жизни, – сказал он, глядя в черноту. – Слишком. Покоритель и должен быть жизнестойким, тут у гуманистов сомнения не было. Это и так само собой разумеется. – Он опять рассмеялся. – Мы должны жить и работать, до прилета переселенцев мы должны освоить хотя бы десятую часть суши, да в конце концов мы должны жить и для себя, они об этом не забыли, для них это наверняка было даже важнее… У нас прототип вместо генотипа, нам прописано радоваться. Видишь – я смеюсь… Скажи, а ты мог бы сейчас спрыгнуть, а? Вон туда?

– Туда? – Ксавье почувствовал, как его ладони ищут опору. – Н-нет… А зачем?

– Не хочешь, – удовлетворенно сказал Хьюг. – Это так естественно. А если бы очень захотел, если бы все надоело до головной боли, до рвоты… смог бы?

– Ну, наверное. – Ксавье сделал движение, будто собирался еще раз наклониться над обрывом. Он знал, что этого не сделает. – Почему бы нет. Если бы, как ты говоришь, все надоело… Всегда можно себя заставить.

– Вре-ешь, – злорадно сказал Хьюг. – А ну попробуй. Никогда ты себя не заставишь, запомни это как следует. Ни-ко-гда. И никто из нас не сможет себя заставить, даже в темноте с разбега, мы слишком сильны для этого. Слишком любим жизнь, слишком предназначены для жизни, долгой и счастливой – по благородному замыслу наших создателей. Беда в том, что мы созданы еще и слишком общительными, чтобы, значит, не разбегались друг от друга, а образовывали социум. Ты что-нибудь слыхал об отшельниках?

Ксавье покачал головой.

– Ну еще бы, где тебе. Об этом мало говорят, и правильно. Детская болезнь. Время от времени кто-нибудь, до этого числившийся вполне благополучным, вдруг начинает огрызаться, иногда даже буйствует, это смотря по обстоятельствам, а потом просто бежит. Подальше. Прячется в лесу, в горах, жрет черт-те что, воюет со зверьем и первые дни совершенно счастлив. Только больше месяца никто не выдерживает – возвращаются, и все по новой… Так-то.

– Зря ты здесь сидишь, – сказал Ксавье, – ревматизм ловишь. Потому и мысли у тебя такие. Шел бы к костру, что ли. Погрелся бы, послушал – разве плохо?

Хьюг с интересом посмотрел на него:

– А что, историю про трех баб на леднике там еще рассказывают?

– Рассказывают.

– А про домик в саванне?

Ксавье кивнул.

– Я так и думал, – сказал Хьюг. – И зачем мне идти? Себя я могу и здесь послушать. Три года, знаешь, слушаю – не надоедает.

– А ты других послушай.

Хьюг сморщился, будто сжевал лимон. Что-то я не то сказал, подумал Ксавье. А ведь и верно – чушь. Где их взять, других этих?

– Ну, сам бы рассказал что-нибудь такое… невыдуманное. Ты же можешь, у тебя опыт.

– Могу, – согласился Хьюг. – Только не хочу. Знаешь почему? Смотрю вот я сейчас на тебя и думаю: каким же наивным, до слез трогательным дурачком я был три года назад… не обиделся? Не обижайся, ты не один такой, там у костра таких двадцать человек… терпят друг друга, не расходятся. Двадцать крепеньких таких Хьюгов Огуречниковых… И ты тоже Хьюг, а я – Ксавье. Только потрепанный. А самым молодым, знаешь, даже нравится, что каждый встречный для них – ожившее зеркало. Ты женатый?

– Нет.

– Женись, – сказал Хьюг. – Непременно женись, у женщин же совсем другой прототип, хоть отдохнешь… Женись, пока и тебя на край не потянуло. Кандидатура есть?

Ксавье помялся. Кивнул.

– Есть. – Ему вдруг захотелось поделиться с Хьюгом тем, чем он не делился еще ни с кем – единственным сном, который он ни разу не решился рассказать. – Ее зовут Клара…

– Как-как? – перебил Хьюг. – Клара, говоришь?

Ксавье запнулся.

– Д-да. Клара. А что?

– Да нет, ничего. – Хьюг зачем-то отвернулся в черноту. – Хорошее имя.

* * *

Стрельба снаружи совсем прекратилась. Стало тихо, только где-то очень далеко гудело пламя, вылизывая пустые коробки зданий, да иногда с шумом, похожим на тяжелый вздох, рушились перекрытия. Тишина отчетливо выдавала подготовку к новой атаке, Гуннар почти ощущал, как выдвинутые из глубины резервные роты занимают исходные позиции. Выродки этого не ощущали. Старикан сидел и тяжело дышал, как жаба, издыхающая под лучами солнца, а рыжий приподнялся, пошарил под собой и неожиданно вытащил сверток.

– Цела? – ожил старикан.

– Цела. Помялась только.

– Что за вещь? – спросил Гуннар, настораживаясь. На оружие было не похоже, но от выродков всего можно ожидать.

Рыжий раздраженно развернул сверток.

– «Хроника одного свершения». Старая книга. Точнее, рукопись. В подвале не все сгорело.

Гуннар мельком взглянул. Внутри свертка оказалась кипа тонких листов, вроде тех, на которых рисуют пиктограммы. Ничего опасного.

– Зачем?

– Чтобы читать, дикарь. Ты хоть читать-то умеешь?

Гуннар сел на пол спиной к стене, держа автомат между колен. Занятные твари эти выродки, правду говорят, что долго смотреть на них вредно. И внеочередную комиссию придется из-за них проходить, это ясней ясного. Может быть, пристрелить? Нет, попозже.

– Я не дикарь, а человек, – лениво сказал он. – А ты выродок, вот ты и читай. Мне читать незачем.

– Он книг никогда не видел, – встрял старикан.

Выродки снова переглянулись. Рыжий с безнадежным видом покачал головой:

– А еще говорили, что мы ошиблись с выбором прототипа… Какой там прототип. Это система.

– Эй, ты! – Пришлось поднять автомат.

– Что это за здание? – засипел старикан. У него был скорбный вид школьного учителя, объясняющего непосильную задачу сопливому кандидату в отклонутики. Гуннар усмехнулся. Ну-ну.

– Библиотека.

– Зачем она?

– Здесь хранится ненужное. Это все знают.

Рыжий замычал, раскачиваясь.

– Вот как, – сказал старикан. – Ненужное. Ты здесь бывал когда-нибудь раньше?

– Нет.

– Запрещено?

Гуннар не выдержал – фыркнул. Ну, дают эти выродки! Смех, да и только.

– Ничего не запрещено. Сюда можно входить любому, у кого есть дело. У меня дела не было, и я не входил.

– Ты слышал? – спросил рыжий. – У него не было дела.

Гуннар мельком взглянул в окно. Ему удалось охватить взглядом всю площадь. Там было мертво и сумрачно, свежие трупы уже успело припорошить копотью, и они мало отличались от вчерашних. Над площадью висела осторожная тишина. Новая атака могла начаться каждую минуту.

– Ты почитай ему, – просяще сказал старик. – Почитай, пожалуйста, вдруг он поймет, это же история… Вслух почитай. – Он придвинулся и затеребил рукав рыжего. – Андрей, ну не надо так, ну я прошу тебя, почитай, ведь не может же быть, чтобы он ничего не понял, не верю я в это… Ну хочешь, я ему почитаю…



Поделиться книгой:

На главную
Назад