Помоги проекту - поделись книгой:
– Спросил бы у меня. Это совсем простой вопрос. Для ответа на него не нужны лживые драконы.
– Вот как?
– Разумеется. У человека нет будущего, а потому знать попросту нечего. И у всего мира нет предначертанного будущего. И хотя среди служителей Ахура-Мазды в последнее время распространились еретические толки о неизбежности победы над Ангра-Манью, я считаю их пустым звоном. Я был бы рад им верить, да только котелок у меня еще варит. Думать головой надо, а не жопой! Думать! Ничто не предначертано, королевич!
Обычно Конан не говорил, а цедил сквозь зубы – с явным чувством своего духовного превосходства, с иронией или издевкой. Но тема мирового будущего воспламенила толстокожего варвара. Недра железной двери нет-нет да и отзывались словам Конана одобрительным гудением.
«А смерть? Смерть разве не предначертана каждому из нас?» – хотел спросить Зигфрид. Но сразу же отказался от этой затеи. Вопрос был чересчур грустен. Особенно в свете вчерашней гибели
– Я принимаю вашу точку зрения, – политично согласился королевич. – Но мы, батавы,
– Нет. Это меня не удивляет.
– Ну вот. Считайте, что я спросил у Фафнира, какие дороги чужбины для меня удобней прочих. Это традиция нашей семьи. Так же поступил мой старший брат Атаульф. До него – мой отец Зигмунд и мой дядя Рогнар. И многие другие наши родичи. Я хотел знать, в какую сторону мне можно направляться. А в какую лучше даже не смотреть.
– Так бы сразу и сказал, что хочешь узнать свое назначение. А то «будущее», «будущее»… Все-таки, чувствуется, что мы с тобой рождены в разных краях. И языки у нас разные.
– «Назначение» – у неодушевленных орудий. У плуга или седла. А у человека – «предназначение» или «призвание».
– Вот и договорились. Бьюсь об заклад, что быть королем – не твое призвание. Так Фафнир сказал?
– Та-ак… Откуда вы знаете!?
– Твой старший брат, Атаульф, убьет тебя, стоит ему заподозрить за тобой подобные претензии. Это совершенно ясно. Я такого навидался – страшно сказать! Вовсе не нужно быть драконом, чтобы судить о твоем призвании.
– Если так, скажите пожалуйста, что же предложил мне дракон?
– Дай-ка подумать… Ты можешь быть воином. Это очевидно. Очевидно также, что воин из тебя выйдет неважный. Далее, можешь пойти в жрецы Спасителя. В епископы, правильно? В епископы ты сгодишься, уж точно. «Свет невечерний», «открытое-сокрытое»… Складно поешь! Больше вариантов для королевича я не вижу. В сапожники или евнухи ты вряд ли захочешь. Не-ет, постой-ка. Есть третий путь! Можешь стать судьей. Представителем справедливости. Как Сраоша в войске Ахура-Мазды. Будешь ходить с дубинкой и молотить по головам мздоимцев и лиходеев.
У Конана был талант обижать людей. Возможно, границы применимости этого таланта были узки и распространялся он не на людей вообще, а лишь на батавов и хальвданов, то есть на народы, свято чтящие авторитет Фафнира? В любом случае, Конан в который уже раз уронил этот авторитет. Да еще и потоптался по нему преизрядно.
Потому что сказанное Конаном в точности совпадало с речениями Фафнира. Буквального соответствия не было, конечно. Но по сути – никаких отличий!
Зигфрид страшно обиделся. И сразу же заартачился.
– А вот и неверно. Ни о каком епископстве речь не шла! Фафнир говорил о том, что я могу стать Ловцом Стихий, то есть магом.
– Разница как между мулом и онагром, – безучастно отозвался Конан. – И даже меньше. Могу сообщить тебе, что в тех землях, где исповедуют истинное учение Заратуштры, служителей Ахура-Мазды и Спасителя как раз и называют магами. Так что ты, сам того не ведая, не перечишь мне, а лишь подтверждаешь мною сказанное.
Зигфрид совсем приуныл. Может, и впрямь не было у Фафнира особого знания?
Но тут же укорил себя за святотатственную мысль. Как это «не было»!? Что значит «не было»!? Ведь самое главное – не что, а
– Хорошо же… Пусть разницы нет… – голос Зигфрида срывался, но он изо всех сил стремился сохранить самоконтроль и старательно строил фразы. – Если вы, король Конан, притязаете на драконову мудрость… Скажите, что еще предложил мне Фафнир? Что?
В ответ Конан не по-человечьи заворчал. Или заурчал? Или забулькал? Зигфрид решил, что это у варвара от голодухи и недостатка воспитания.
– Вот что я тебе скажу, королевич, – спустя минуту отозвался Киммериец слегка севшим, но по-прежнему зычным голосом. – Можешь ты стать Ловцом Памяти. Нету в вашем языке лучшего названия, не скажешь попросту «воин», или «маг», или «судья». В самом деле: король – Ловец Власти, воин – Ловец Отваги. Маг – Ловец Стихий, судья – Ловец Справедливости…
С каждым новым словом Конана сердце королевича опускалось на три сажени. Теперь оно билось где-то далеко под землей. Колени королевича ходили ходуном, его лицо стало мраморным.
Киммериец повторял сказанное «Фафниром без кожи» слово в слово.
– …А Ловец Памяти может быть кем угодно. Скальдом, воином, ярлом, берсеркером, магом. Он может быть даже золотарем. Но когда-то Ловец Памяти подожжет один-единственный храм или будет распят на косом кресте. Он напишет «Метаморфозы» или сосчитает небесные сферы. И все это совершенно неважно. Важно лишь то, что он обязательно – обязательно! – запомнится. Войдя в мир, Ловец Памяти останется в нем навсегда. Как луна и звезды. Смерть его неизбежна, но память о нем нетленна. Потому и называется он Ловцом Памяти…
– Король Конан, замолчите! – сорвался Зигфрид, зажимая голову в тиски ладоней.
В своей жизни королевич дважды общался с вивернами. Единожды – с драконом. Собственно, Фафниром. Против своей воли омывшись в его крови, он испытал на себе последствия загадочной трансмутации зрения.
Пять лет назад королевич был свидетелем большой резни: отцовская дружина во главе с Атаульфом вырубила полторы тысячи саксов. Страшен был вид развороченных тел, но страшнее всего – крик умирающих лошадей.
Семь лет назад во сны к королевичу повадилась ведьма. Только смешанная коллегия из двух епископов-ариан и трех друидов смогла вычислить мерзавку и в ходе честной ордалии отправить ее на дно Беорзее за день до того, как та умыкнула у Зигфрида сердце.
В общем, королевич навидался всякого. Но Конан, недалекий Конан, который повторял буква в букву никогда не слышанные им речения вещего дракона!.. Как если бы варвар был не Киммерийцем вовсе, а самим Фафниром!
Но Конан будто только и ждал умоляющего вопля королевича. Он расхохотался и продолжил:
– А еще расскажу тебе о путях, которыми ты пойдешь, совершив свой выбор! Чтобы стать Ловцом Отваги – отправляйся прямиком ко двору базилевса ромеев и отыщи там аколуфа Никифора, которого после несчастливой встречи с готской стрелой прозвали Монофтальмосом, сиречь Одноглазым. Нанимайся на службу в его галатскую тагму, будь послушен во всем – и через пять лет выйдет из тебя отчаянный воин. А через пятнадцать – сам станешь аколуфом и, воюя с персами, дойдешь до Евфрата. Но помни: домой ты уже не вернешься…
Поскольку Конан не обращал на протестующие вопли Зигфрида ни малейшего внимания, королевич прислонился к двери и замолчал. Прагматика взяла верх над священным ужасом – Зигфрид заключил, что выслушать напутствия Фафнира повторно будет небесполезно.
– Чтобы стать Ловцом Справедливости, иди в Сирмий, ко двору царя гуннов Атли. Галлоримляне брешут о нем, как псы: он, де, людоед, дикарь, животное. Правда же их слов лишь там, где называют они Атли Бичом Божиим. Но в том и справедливость. Риторов и легистов Галлии забрал Атли силой. Академики Греции и гностики Азии идут к Атли самовольно, ценя его просвещенное правосудие и стоическую умеренность. Великолепие гуннского двора прирастает лучшими умами рассветной стороны. Найдешь в Сирмии неоплатоника Валентиниана, некогда семь лет пробывшего в плену у свевов. Сможешь с ним объясниться и будешь учить справедливость по Кун Цзы и Катону. Станешь судьей над гуннами и федератами, поедешь в Равенну и Константинополь. Но домой ты уже не вернешься…
Прославленная своей необратимостью река бытия словно бы повернула вспять. Зигфрид, со всей определенностью, вошел повторно в те самые воды, из которых вчера уже вышел.
А воды эти тем временем повествовали:
– Чтобы стать Ловцом Стихий, иди в Нибелунгенланд. Если дойдешь – считай себя везучим. В Нибелунгенланде найди Рюдеберг, на Рюдеберге разыщи Нифльзее. Если отыщешь – считай себя счастливым. По Нифльзее плавает круглый корабль, обшитый кожей линдвурмов. Кораблем правит карлик Альбрих. Если он оставит тебя в живых – считай себя избранным. Скажешь Альбриху, что Фафнир ему кланяется. Карлик возьмет тебя в ученики. Через пять лет станешь фюрером над всеми тварями и духами Нифльзее. Через пятнадцать лет ты превзойдешь свою природу и сделаешься Ловцом Стихий. К людям ты уже не вернешься.
Нифльзее, Озеро Мрака, вдруг представилось Зигфриду столь зримо, будто на его берегах он родился и вырос. Хотя, в действительности, его детство прошло на берегах Беорзее – Медвежьего Озера.
Вопреки названию этого черноводного горного ока, воздух над Нифльзее был прозрачен, как пасхальные мысли. Пара огромных рыбин играла совсем близко от береговых валунов. Рыбьи игры подсказывали, что Нифльзее – озеро глубокое, с дном ямистым и коварным.
Хотелось есть, но вот лезть из-за этого в воду Зигфриду не хотелось совсем – застудишь брюхо, намочишь перья. Поэтому, хлопнув крыльями и капризно оттолкнув от себя землю всеми четырьмя лапами, он взмыл в воздух, намереваясь перехватить рыбу-игрунью над самой водой, когда та, осуществляя собственное скромное стремление к полету, преодолеет границу двух стихий и…
Чужие воспоминания, воспоминания Фафнира, вошедшие в плоть Зигфрида вместе с драконьей кровью, отступили.
– Какая же я дубина! – воскликнул Зигфрид.
Королевич вдруг понял. Понял, что же случилось на самом деле этим утром, пока он умывался в ручье и завтракал ломтиками медвежатины, деликатно удалившись от входа в пещеру, чтобы не смущать голодного Киммерийца своим чавканьем.
Стал бы король Конан смущаться, как же! Да он сам мог смутить кого угодно!
Ни грана сомнений не оставалось у Зигфрида: этот мосластый каннибал вырезал у Фафнира сердце и закатил пир горой!
А ведь королевич его предупреждал. Заклинал. Умолял потерпеть пять каких-то несчастных дней без пищи и воды. В этом нет совершенно ничего страшного – и друид, и дисциплинированный монах сказали бы, что полный пятидневный пост не вреден, а полезен, и даже очень. Он поспособствовал бы духовному, да и телесному преображению варвара. Но не-ет…
Вот и ключик к пугающей загадке. Знание Конана – заемное, почерпнутое из сердца Фафнира. А все пророчества его – суть пророчества Фафнира.
Он причастился драконьими плотью и кровью, и со всей неизбежностью станет драконом. Живым или мертвым, просветленным или безумным – драконом, не человеком.
Через одну-две трапезы Конан начнет понимать язык деревьев и птиц. Ему откроются тайны Творения и Конца Мира. Но если природа дракона была этому знанию созвучна и, более того, сама являлась его неотъемлемой частью, то природа человека такой полноты заповедных сведений не выдержит.
И что же случится тогда? Конец Конана – вот что.
Знание о том, что ждет варвара, пришло к Зигфриду вместе с кровью Фафнира. Но королевич отделался гомеопатическими дозами
Удивительно, как еще Конан жив остался.
Или не остался? Вдруг по ту сторону двери уже обдирает с себя остатки лопнувших шароваров некий новоявленный монстр, дракон-антропоген? Ведь Конан, договорив до конца прорицание о Ловце Памяти, заткнулся и вот уже несколько минут из-за двери не доносилось ни звука.
– Король, как вас теперь правильнее называть!? Человек Конан или дракон Конан? А может, король Фафнир?
– Провались ты к дэвам, королевич, – безнадежным, похмельным голосом отозвался Киммериец. – Я – это я.
– Так о чем мы с вами говорили, король Конан?
– То есть как это о чем? Ты что – уже забыл?
– Не серчайте. Я лишь хочу проверить, внимательно ли вы меня слушали. Мне почудилось, что вы задремали.
– Каков наглец. Думаешь, если я до тебя не могу добраться, так можно выказывать недоверие старшему. И какому старшему! Конану из Киммерии!
– Я могу сейчас встать и пойти прочь. И тогда ни через пять, ни даже через пятьсот пять дней никто эту дверь не откроет. Помните: ключ с
– Долбодятел, – процедил Конан еле слышно.
Зигфрид молча ждал более содержательного ответа. И, как уже случилось возле Флейты Ветров, он варвара переупрямил.
– Знай же, жестоковыйный отрок: я слушал тебя более чем внимательно. Ты рассказывал мне со слов Фафнира о Ловцах. Куда тебе нужно направиться и что сделать, чтобы твои назначения сбылись.
– Это я вам рассказывал? – переспросил Зигфрид, нажимая на «я».
– Ты. Ты! Ты, чтоб мне сдохнуть!
Вот так-то. Трансмутация личности Конана шла полным ходом. И проходила она в высшей степени любопытно. Устойчивую связь с человеческой действительностью варвар стремительно терял. Но вторая, драконья, природа, овладевающая его сознанием, пока не открывала варвару своего присутствия, прикидываясь до времени чем-то внешним, далеким и безопасным.
На третий день началось самое интересное.
Конану, варвару из Киммерии, открылись тайны Творения и Конца Мира. Каковые он поспешил поведать Зигфриду в ходе очередного полуденного транса, в который он входил на этот раз особенно долго, помогая себе грозным рычанием и даже как бы клекотом.
Зигфрида постигло разочарование.
Разумеется, варвар, как и в прошлые разы, счел рассказанное им от лица Фафнира некоей не заслуживающей доверия чепухой, услышанной от нечестивого фантазера Зигфрида.
– Говорил я себе: Конан, не ищи славы на склоне лет. Много ты злого погубил, а значит вдоволь уже добрых дел переделал. Нет, понесли меня дэвы на Край Земли. И здесь, среди грязи и убожества, пал я ниже низкого. Превратился в мальчишку, которого… – Конан саркастически хмыкнул и выдержал паузу, – …которого учит тайнам мироздания богоравный, мудрый как большая желтоухая собака философ Зигфрид!..
На Гнитайхеде Зигфрид улыбнулся дважды. Этот раз был вторым.
Зигфрида тронула не шаблонная ирония Киммерийца, нет. Но ультимативный идиотизм ситуации: варвар, драконоубийца и драконоед, пропитавшийся до самых корней волос фафнировым знанием и сам же этим знанием фонтанирующий, отделен глухой стеной от второй, драконьей половины своей новой личности и, более того, гласно подвергает ее, эту половину, диалектическому остракизму.
– …Скажите пожалуйста, учитель Зигфрид, – паясничал Конан, – если все сказанное вами правда, как же свершится ваш Рагнарек теперь, без Фафнира? Ведь вы сами сказали, что вместе с Ангра-Манью, который зовется у вас Локи, должны выступить против светлых богов дракон Фафнир и волк Фенрир?
– В том-то все и дело, – королевич не видел оснований более скрывать от Киммерийца сакральной сути совершенного им преступления. – Ваше бесцеремонное вмешательство нарушило установленный от века и тщательно оберегаемый нашими народами порядок вещей. Раньше Конец Мира был известен. Каждый знал, как и что случится. В великой битве погибнут и боги, и их присные. Но это ведь будет не гибель ради гибели, а начало обновления!
– Как сказано! Философ Зигфрид, немедля оставьте старикашку Конана подыхать и отправляйтесь учиться. В судьи!.. В священники!.. Расскажите людям правду!.. Подвижный язык соберет немало денежек!.. Главное – оборвать остатки ниточек между разумом и языком!.. Мелите больше!.. Плетите гуще!..
С каждым выкриком Конаном опускал свои молотобойные кулаки на железную дверь. Иногда подбавлял ногами. Сами небеса могли бы спутать рукотворные громы Конана с настоящими.
– А откуда у вас такая уверенность в полной гибели богов? – спросил вдруг варвар рассудительно. – Если сыщутся победители? Если этими победителями станут волки и драконы?
Контраргументов у Зигфрида не сыскалось. И правда, как разжиться гарантиями в таком щепетильном деле?
«Откуда-откуда»…
От Фафнира. Но Фафнир-то, если вдуматься, был лицом заинтересованным!
– Вот подумай, надутый лягушонок, кому были выгодны такие басни? Людям или Фафниру? Если Фафнир должен был выступать в битве последних дней против светлых богов, зачем твои родичи его оберегали?
– Чтобы сохранить симметрию. Фафнир был бы сражен рукой Бальдра, сына Одина. Но теперь Бальдр найдет другого врага. Воинство Одина получило перевес и кто-то в нем может выжить. А без полной гибели богов не будет обновления, – отчеканил Зигфрид.
– По-моему, все проще. Думаю, твои родичи – просто
В тот час Зигфрид впервые посмотрел на ситуацию чужими глазами и впал в нерешительность, Можно сказать, лишился интеллектуальной девственности. А вдруг Киммериец прав?
На четвертый день речь зашла о силах, движущих мирозданием. Киммериец трещал без умолку.
Зигфрид понимал немногое. Увлекшись, Конан часто сбивался на язык небеснорожденных драконов. В пещере то и дело раздавались необъяснимые звуки. Не то лопались исполинские грибы-дождевики, не то ухал тысячеголосый совиный сброд.
Ни дождевики, ни совы не казались Зигфриду удовлетворительным оправданием для такой загробной какофонии, но зато эти домашние, уютные образы его успокаивали.
Поскольку язык небеснорожденных драконов насыщен магическими созвучиями вдесятеро от языка Адама и Евы, кругом творилось черт знает что.
Стрельнули ростками, зацвели и увяли, не завязав ягод, останки сухого ежевичника, который Зигфрид почти под корень извел на растопку костров.
Трава на поляне росла скорее отдельными пучками, нежели хрестоматийным «сплошным ковром». И вот некоторые из этих пучков одним махом скрутились в тугие колтуны, дико вывернулись и вросли в землю верхушками – да так, что шевелящиеся корни оказались наверху.
Зигфрид убрался подальше – не хватало еще, попав под волну магических вибраций, обнаружить себя закрученным в бараний рог и воткнутым в землю, как морковка.
Но Конан уже сменил регистр стихий. Несколько каменных зубьев пробились сквозь траву на два локтя. Потом втянулись обратно, оставив после себя круговые выбросы коричневого глинозема.
Варвар даже не фонтанировал – он извергался, как молоденький исландский вулкан. Его речь уже далеко ушла по пути превращения в Слово: созидательное, разрушительное, непознаваемое в своих целях, как искусство ради искусства.
К счастью для Зигфрида, да и для всего Гнитайхеда, воля Конана, способная придать Слову целенаправленность и, следовательно, настоящую силу, в этом макабре участия не принимала. А
Поделиться книгой: