Антистерва

— Сеня, бери чемоданы — приехали.

И шагнул к таможенной стойке.

* * *

Лола вглядывалась в бесчисленные аэропортовские табло, пытаясь понять: куда ей надо идти, чтобы попасть на тот самый экспресс, на котором, как объявили еще в полете, можно по самолетным билетам бесплатно доехать до метро? Ей нужна была станция «Дмитровская», потому что поблизости от этой станции, как откуда-то знала тетя Зоя, находилось несколько рабочих общежитий, в которые за сравнительно небольшую плату можно было устроиться на ночь. Что она будет делать потом, когда уже устроится — если вообще устроится — в общежитие, Лола совершенно не представляла. Но сейчас она об этом и не думала… Ее охватила такая паника и такой леденящий страх, какого она никогда не испытывала в жизни!

«Ну почему я, дура такая, в самом деле телеграмму не дала, не позвонила? — дрожа, словно от холода, тоскливо думала она. — Что за храбрость, что за гордость такая идиотская?!»

Она не знала, как правильно назвать то чувство, которое не позволило ей сообщить о приезде своим неизвестным родственникам. Но если бы они каким-нибудь чудом оказались сейчас здесь, в Домодедово, то она бросилась бы к ним как к самым близким людям. Она просто не представляла, что одиночество в огромном враждебном городе — еще и не в городе даже, а только в аэропорту — окажется таким ужасным и вся ее воля мгновенно будет этим ужасом парализована!

«Может, лучше прямо отсюда на Малую Дмитровку поехать? — тоскливо подумала она. — Далеко это, интересно? Или все-таки сначала до „Дмитровской“ добраться, может, это рядом — названия похожи…»

При чем здесь «Дмитровская», почему она уцепилась именно за это название, такое же незнакомое, как любые названия улиц и станций этого пугающего города, Лола не знала. Просто вертелось что-то в разом опустевшей голове.

— Девушка, кто вас встречает? — вдруг услышала она. И вздрогнула, как будто над нею раздался трубный глас. Однако глас был хотя и басистый, но отнюдь не трубный.

Стремительно обернувшись, Лола увидела всего-навсего «матраса» по имени Сеня. Она потеряла из виду Сеню и его начальника сразу же, как только те прошли контроль. А потом, растерявшись при мысли, что ей предстоит как-то устраиваться в этом жутком городе, и вовсе про них забыла. И вот теперь, словно из-под земли вынырнув, Сеня интересовался, кто ее встречает.

— Никто, — машинально ответила Лола. И тут же спохватилась: — А вам какое дело?

— Тогда пойдемте, — сказал он и, прежде чем она успела возразить, взял ее под руку.

Хватка у него была такая, что Лоле показалось: если она попытается высвободить руку, то он ее просто сломает.

— Куда это — пойдемте? — все-таки воскликнула она и сама услышала, как жалко, с дрожью звучит ее голос.

— В машину. Поговорить надо.

Не снисходя больше до объяснений, Сеня зашагал к выходу на улицу. Лола заскользила с ним рядом по гладкому полу; ноги не слушались ее.

Сеня открыл перед ней заднюю дверь машины — какой именно, Лола не поняла, успела только разглядеть, что черной и длинной, — и втолкнул ее в салон. Сам он уселся на переднее сидение рядом с шофером и предупредил:

— Двери заблокированы, дергать не надо.

— Здравствуйте, — услышала Лола. — Итак, я вас слушаю. Человек в стальном плаще сидел рядом с ней. Впрочем, не совсем и рядом: салон был так просторен, что их разделяло довольно большое расстояние. И с этого расстояния было видно, как холодно поблескивают в полумраке его глаза.

— И что же вы хотите услышать? — поинтересовалась она.

Наконец-то вместо ужаса она ощутила собранность и такую же, как у собеседника, холодность, которые вообще-то и были ее главными жизненными состояниями. Почему это вдруг произошло, Лола не поняла, но ей стало почти весело. Она словно бы встретилась с собой прежней, с собой всегдашней, и обрадовалась этой встрече.

— Хочу услышать, кто вам поручил за мной следить и какие последствия это будет для меня иметь.

— Мне никто ничего не поручал, — пожала плечами Лола. — Я увидела… То есть не совсем увидела, но это неважно. Можно считать, что увидела, как мальчишка что-то положил вам в карман. На этом рейсе могут подбросить наркотики, меня об этом предупреждали. И я решила предупредить вас.

— Кто вас предупреждал? — Его голос прозвучал настороженно.

— Какая разница? Этот человек не имеет к вам никакого отношения.

— Как знать, — усмехнулся собеседник. — Полчаса назад вы тоже не имели ко мне никакого отношения.

— А сейчас, по-вашему, имею? — с такой же, как у него, усмешкой спросила Лола.

— Уверен. Хотя вы упорно это отрицаете. Ну, неважно. Как вас зовут?

— А вам не кажется, что, прежде чем задавать этот вопрос, надо представиться самому?

— Кажется. Но еще мне кажется, что вы и сами прекрасно знаете, кто я. Ваше имя? — повторил он.

Лола поняла, что спорить с ним бесполезно. К тому же паспорт лежал у нее во внутреннем кармане пальто, и она была уверена, что для Сени не составит ни труда, ни стеснения в одно мгновенье его оттуда извлечь.

— Елена Васильевна Ермолова.

— Елена Васильевна? — переспросил он. — Странно. У вас что-то восточное есть во внешности. Какая-то почти неощутимая, но довольно эффектная перчинка. Откуда?

— Может быть, нарисовать мое генеалогическое древо? — сердито спросила Лола.

— Сеня, дай Елене Васильевне бумагу и ручку.

— Послушайте, вам что, больше нечего делать? — Он все-таки вывел ее из себя! — Зачем вам мое генеалогическое древо? Или вам просто доставляет удовольствие надо мной издеваться?

— Еще раз повторяю: я пытаюсь понять, кто вы такая и чего вам от меня надо.

— От вас мне надо только одного: чтобы вы немедленно выпустили меня из машины.

— Прямо на ходу?

Только теперь Лола заметила, что машина не стоит на месте, а плавно и бесшумно едет и, наверное, уже давно, потому что за окнами мелькают не аэропортовские строения, а придорожные деревья.

— Куда вы меня везете? — воскликнула она.

— В город. А по дороге, надеюсь, вы объясните мне более подробно, куда именно вам надо попасть и зачем.

— А если не объясню?

— Тогда я отвезу вас туда, куда сочту нужным.

Лола не знала, что на это ответить. Перед этим человеком она была так же беспомощна, как перед городом, в который он ее вез. Это была данность, не признавать которой было бы глупо.

— Хорошо, — кивнула она. — Я объясню. Только это действительно не имеет к вам никакого отношения. Вообще-то мне не надо никуда и низачем…

Машина бесшумно неслась вперед, рассекая октябрьские сумерки и незаметно начавшийся дождь. Выражение холодных глаз собеседника не менялось во время Лолиного короткого рассказа.

— Почему же вы не позвонили родственникам? — спросил он, когда она замолчала.

— Вы ничего не поняли, — вздохнула Лола. — Вот вы — стали бы вы обращаться к незнакомым людям с просьбой устроить вашу жизнь?

— Я — не стал бы.

— Почему же вы думаете, что стала бы я?

Впервые в его глазах мелькнуло что-то похожее на чувство. Вернее, на отблеск какого-то внятного чувства — удивления.

— Но ведь вы — не я… — произнес он.

В его голосе не слышалось уверенности. Лола сдержала смех.

— На Николину, — скомандовал он шоферу. И, снова обернувшись к Лоле, сказал: — Меня зовут Роман. Будем знакомы.

ГЛАВА 6

Дом был безупречен.

Лола ожидала увидеть все что угодно: краснокирпичный замок под медной крышей — она слышала про эти образцы нуворишеской безвкусицы — долговязую бетонную башню, еще какую-нибудь махину размером с самолетный ангар, — только не это прекрасное, деревянное, цвета червонного золота строение. Оттого, что все окна были ярко освещены, ощущение глубокого, золотого покоя, исходившего от этого дома, усиливалось многократно.

Только когда въезжали в ворота, Лола заметила, что их машина движется в сопровождении двух других машин. Выходя из нее, она увидела, что впереди массивного «Мерседеса» остановился еще более массивный джип, а позади — вообще что-то невообразимое, напоминающее бронетранспортер.

Но дом был прекрасен, как редкостная драгоценность.

Невысокий, всего в два этажа, он раскинулся на просторной поляне под березами и соснами — так, словно вырос прямо из устланной разноцветными листьями и влажными от дождя иголками земли как что-то живое. Внизу его поддерживали тонкие деревянные колонны, а весь верхний этаж был окружен балюстрадой. Изгибаясь, она образовывала то широкие открытые балконы, то округлые застекленные «фонари», за которыми мерцали бесчисленные огоньки — Лоле показалось, что свечные.

Если бы рядом с ней шел по дорожке к дому не этот, а любой другой человек — любой из тех, кого она знала до сих пор, — она непременно сказала бы, что ее поразил этот дом. Но выказывать какие-либо чувства Роману казалось ей неуместным.

— Посидите пока вон там, в холле, — сказал он, пропуская ее перед собою в прихожую, тоже отделанную золотистым деревом. — Вам приготовят спальню, а потом мы поужинаем.

— Зачем же спальню? — вздрогнула Лола. — Я…

— Устраиваться в общежитие сегодня уже поздно. Вы успеете это сделать завтра с утра. Я вернусь через полчаса.

И, не глядя больше на Лолу, Роман пошел вверх по деревянной лестнице, которая спиралью завивалась вокруг столба, стоявшего посередине огромного холла.

— Пальто снимай, — проводив начальника взглядом, сказал Сеня. — У нас тут тепло, небось не замерзнешь. Надо будет, еще и камин растопим. В общем, сиди пока, жди.

Лола думала, что он тоже куда-нибудь уйдет, предоставив ей осматриваться в одиночестве. Но Сеня и не подумал уходить. Он уселся в широкое кресло, придвинул к себе журнальный столик и принялся листать один из лежавших на нем пестрых журналов.

— Садись, садись, — повторил он, заметив, что Лола по-прежнему стоит посреди холла. — В ногах, люди говорят, правды нет.

— Где моя сумка? — спросила она.

Сумку как-то незаметно взял у нее из рук один из мужчин, сопровождавших Романа в дом.

— Контроль проходит, — усмехнулся Сеня. — Кто тебя знает, чего ты в нее напихала. Я и тебя б хорошенько проконтролировал, да пока что команды не поступало.

— Может, мне вообще все с себя снять, не только пальто? — поинтересовалась Лола.

— А чего — снимай! — хмыкнул Сеня. — Добровольное, так сказать, сотрудничество со следствием. Я, куколка, в такие случайности не верю, — жестко добавил он. — — Вроде чего-то там увидела, дай скажу… Мы в эту поездку как Штирлицы собирались — никому ни гу-гу, на рейсовом самолете затраханном, как будто своего нету. Как не навернулись еще… А тут вдруг наркоту в карман суют, а потом на выходе хуже, чем таджиков, шмонают, только что в задницу не лезут! Скажешь, тоже случайность?

— Не знаю, — пожала плечами Лола. — Меня это не интересует.

— Кому-нибудь другому расскажешь. И что это он придумал, первую встречную поблядушку с улицы в дом тащить! — покрутил головой Сеня. — Ладно, у начальства свои причуды. Только учти: я с тебя глаз не спускаю, так что лучше без фокусов.

Ей не верилось, что все это происходит с нею. Эти подозрения, эти угрозы казались ей такими же невероятными, как расчерченная тонкими деревянными рамами стеклянная стена, за которой в темной сумеречной дымке виднелись только поле да роща… Как необозримый холл и спиральная лестница, ведущая неизвестно куда. Как тускло поблескивавшие красноватым деревом полы. Как все, что с ней произошло за последние полтора часа.

— Елена Васильевна, вы можете подняться наверх, — услышала она у себя за спиной. — Я вас провожу.

Обернувшись, Лола увидела женщину лет пятидесяти, одетую в темно-синее платье. Та смотрела на нее без любопытства, с отстраненной вежливостью.

— Пусть мне вернут сумку, — сказала Лола. — Мне даже руки нечем помыть.

— Вам все приготовлено, в том числе и мыло, — ответила женщина. — И сумка ваша уже наверху. Вы можете пройти со мной.

Никогда еще Лоле не приходилось видеть, чтобы обычная домашняя жизнь была отлажена так ровно и бесстрастно. Внутри этого красивого дома словно бы работал какой-то надежный механизм, и люди были такой же частью этого механизма, как то приспособление, с помощью которого — Лола видела — бесшумно закрылись ворота, как только в них въехали машины.

— Хорошо, — сказала она и пошла вслед за женщиной по той же винтовой лестнице, по которой несколько минут назад поднялся хозяин этого безупречного дома.

— Вы поступили глупо и бездарно. Было бы смешно вам этого не сказать, а я не люблю выглядеть смешным.

В этом Лола как раз не сомневалась. Представить, что он мог бы выглядеть смешным, было просто невозможно.

— Что же бездарного в моем отъезде оттуда? — пожала плечами она. — По-вашему, я должна была сторожить родное пепелище, пока в следующий раз вместе с квартирой не сожгли бы уже и меня?

Она вспомнила, как зияли темными провалами окна с лопнувшими от жара стеклами, и невольно вздрогнула.

— Вы не должны были бросаться в никуда. — Роман отставил бокал с недопитым вином; карминные блики завораживающе заволновались на скатерти. — Вы не мальчишка-беспризорник, который мчится в хлебную Москву на попутных электричках.

— Я прилетела на самолете.

— В вашем возрасте пора понимать фигуральные выражения.

Лола хотела что-нибудь на это ответить, но только бестолково вздохнула. Она никогда не видела таких людей и не знала, как себя с ними вести. Что отвечать человеку, который заявляет тебе в лицо, что ты немолода, глупа и бездарна?

— Ешьте салат, — словно не замечая — а может быть, и в самом деле не замечая — ее растерянности, сказал Роман. — Мясо будет готово, я думаю, минут через пять.

Когда, в самом начале ужина, он спросил, какое мясо и какое вино она предпочитает, Лола не сразу нашлась с ответом.

Она словно забыла на мгновенье, что у нее вообще могут быть какие-то предпочтения… Как она себя ни уговаривала, что, мол, нет ничего необыкновенного ни в белоснежной спальне — ей показалось, что она вошла внутрь лилии и лепестки плотно сомкнулись над нею, — ни в ванной цвета топленых сливок, которая к этой спальне примыкала, чувствовать себя совершенно невозмутимой ей не удавалось. К тому же у нее не было одежды для торжественных случаев, поэтому ее подготовка к ужину заключалась лишь в том, что она помыла руки.

— Приготовят баранину. — не дождавшись ответа, сказал Роман. — Я не ем другого мяса.

Лола тогда мельком взглянула на камин — не в нем ли эту баранину собираются готовить? Но в камине только потрескивали жаркие березовые дрова и никакого мяса, конечно, не было.

Она была уверена, что взглянула на камин совсем незаметно. Роман однако же все прекрасно заметил и усмехнулся:

— Вы хотите, чтобы мясо жарили прямо здесь? В этом нет никакой романтики, только посторонние запахи, которые гораздо уместнее на кухне.

— А почему вы едите только баранину?

Чтобы хоть что-нибудь сказать, она сказала очередную глупость и сразу это поняла.