Торговцы жизнью

— Когда как, — признал Ким. — Я такое уже видел, особенно вначале, когда мы не понимали, как важно равномерно подпитывать котел по периметру. Все вроде в порядке, вдруг со всей высоты как… — Он хлопнул кулаком в раскрытую ладонь. Потом поднял голову к небу, его глаза подозрительно сузились. — Давай посмотрим, что с пилотами?

Пилотов уже успели обгрызть какие-то мелкие лесные проныры. Они, в частности, сорвали с одного из них шлем, истерзали кожу на лице, очень основательно поработали над щеками и шеей.

Борясь с удушьем от отвратительного запаха, Ростик с Кимом выволокли ребят из кабины. Ким положил их на раскаленный песок, снял свой шлем, постоял молча, потом приказал:

— Сопелов, Винторук, копайте могилы. Назад их не повезем, тут похороним.

— Только не сачкуйте, — с тайной угрозой пророкотал Антон, — не в песке ройте, песок эти кроты все равно расковыряют. Найдите землю поплотнее, а еще лучше — с камнями. Чтобы холмик обложить.

Раньше за ним такого не наблюдалось. Впрочем, человек меняется, и почему-то особенно это заметно у ребят неприхотливых, вроде Антона.

Могилу копали часа два. За это время Ким, Ростик и Антон приводили лодку в порядок. То есть перебирали наиболее уязвимые узлы, чтобы перегнать ее в Боловск для настоящего ремонта. Раньше Рост и не подозревал, что эти лодки такие деликатные и хрупкие устройства, что они так легко ломаются, теряют регулировки, теряют саму способность подниматься в воздух и развивать сколько-нибудь приличную скорость.

Сам он, конечно, был не слишком умелым ремонтником, но ребятам, кажется, был все-таки полезен. Как-то, очередной раз не разобрав, что от него требуется, он предложил:

— Ким, может, я пойду могилу копать, а Сопелов тут поработает? От него будет больше проку.

— Нет, Рост, ты по другой статье, для тонкой работы. Так нас Серегин выдрессировал, и так останется, похоже, навечно. А за Сопелова не волнуйся, мы и без него справимся.

Они справились. Конечно, Ким ворчал, что согнутые штанги — совсем не то, что несогнутые, что котел, который так шарахнулся о землю, не очень-то уже и разовьет мощность и что из-за расколотого лобового стекла будет так холодно, что никаким тулупом не спасешься, но в целом машина была готова к переходу.

Во время работы разговаривали мало, хотя общие соображения время от времени проскакивали. Ким, когда они укрепили, как могли, заднюю площадку у котла, постоял на ней, обеспокоенно покрутил головой и потом сказал с большой долей уверенности:

— Все равно Винторука придется привязывать, иначе выпадет, дурья башка. Он, когда задумается, совершенно не в себе становится. А за котлом, похоже, только и делает, что размышляет.

Бакумур, у которого уши при упоминании его имени стали торчком, хотя до него было метров сто, постоял и снова стал копать. От Кима это не укрылось.

— Ишь ты, соглашается, волосатая душа, — добродушно пробурчал он уже потише. — Научился соглашаться… Или не соглашаться.

Антон, который за это время очень ловко выправил фермы передних лап и даже поставил какие-то регулировки с ограничителями поворотов, что делало полет более безопасным, хотя, разумеется, более медленным, выпрямился, посмотрел на Кима, присел, тяжело дыша, на антигравитационный блин. Снял пропитанную потом фланелевую рубашку, посмотрел на лес, который начинался в паре сотен метров на западе.

— Тянули до последнего, на открытое пространство, чтоб нашли…

Дальше разговор потек о таких тонкостях управления, что Ростик и не пытался в него вникнуть. Потом настало время хоронить погибших.

Они постояли у могилки, без шапок, обдуваемые слабым ветерком с моря. А может, дуло от реки, потому что в горячем воздухе то и дело всплывал отчетливый запах камышей, а не только водорослей.

Положили ребят, уже завернутых в одеяла, которые нашлись на обеих лодках. Ростик хотел было спросить, зачем в полете одеяла, потом решил, что и так понятно — летали ребята далеко, а помимо прочего, это значило, что в полете приходилось и прикорнуть, чтобы сохранить хоть какую-то способность соображать и работать.

Могилу забросали дружно и быстро. Постояли вокруг, никто ничего не хотел говорить. Чтобы не получилось совсем молча, Антон вытащил пистолет — даже голый по пояс, запарившийся от работы, он не расставался с оружием — и выстрелил в воздух. Ким хотел было что-то сказать, но не стал.

Обкладывать могилу камнями оставили одного бакумура и пошли к лодкам. И тут вышел конфуз. Сопелов, который только разок взглянул на результат их ремонтных усилий, произнес с апломбом, преодолеть который — Ростик это сразу понял — ни у кого не хватит сил:

— Так не пойдет. Нужно обновлять ферму вот этой лапы, а не то она обломится на повороте, и тогда уж могилу рыть не придется — всех удар о землю кремирует… В лучше виде.

Рост посмотрел на левую заднюю ферму. Она ему тоже не нравилась, но, как Киму и Антону, показалась не очень страшной… Антон все-таки попытался спорить:

— Управление нормальное, значит, тяги работают. Кроме того, я из-под нее песок отбросил и попрыгал, испытывая…

— Ты испытывал, — веско ответил неумолимый Сопелов, — вниз. А в полете она будет работать вверх. Смотри, в верхней части ее особенно… — Внезапно все увидели, что пара полос в верхней части покоробилась, как асфальтовая дорога после оползня. — Ого! И ты на этом собираешься лететь? Да тут даже не о маневрах речь, она просто при подъеме развалится.

— Слушай, Сопелов, — зарокотал Антон, — ты вообще не на этой тачке поедешь, ты вместе с Ростом будешь котел у Кима грести…

— Нет, — вдруг произнес Ким. Все посмотрели на него, даже, кажется, бакумур, который снова вытащил из-под шерсти на загривке свои длинные подвижные уши. Дело не в том, кто где полетит. Пока вот этот хмырь, — он нехотя кивнул в сторону Сопелова, — не даст добро, мы и пытаться не станем.

— Понял? — не удержался техник, и это чуть не полностью обесценило его мнение, словно он просто выдумывал трудности, выпендриваясь перед Антоном.

— А так было бы хорошо, — заметил Антон, — и лодку нашли, и с дварами не поссорились. А теперь!..

— Нет, — повторил Ким. Повернулся к Сопелову, спросил в упор:

— Что тебе нужно?

— Я бы вывернул всю эту ферму из крепежных гнезд и поставил другую, от нелетающих лодок. Тогда…

— Это же возвращаться на аэродром нужно! — воскликнул Антон.

От могилы к ним приблизился бакумур. Он даже в ясный день шел так, словно подкрадывался ночью к добыче. Глаза у него сделались совершенно белые от полностью опущенных дневных пленочек, он казался каким-то фантастическим полуденным привидением. «Кажется, в испанской мифологии есть такие», — подумал Ростик.

— Придется возвращаться, — обреченно вздохнул Ким. — Рисковать не будем.

— Что же, все бросим и полетим назад? — спросил Ростик.

— Ну зачем же все бросать? Захватим их полетные карты. — С этими словами Ким ловко перегнулся через разбитое лобовое стекло и выдернул откуда-то пачку серой бумаги со странными закорючками, сделанными цветными карандашами. — Они ребятам уже не потребуются, а Дондик нам голову оторвет, если мы без них вернемся.

Ветерок стал налетать еще живее, еще решительнее. И в нем появилось обещание прохлады — значит дело повернуло к вечеру. Ростик посмотрел на солнце, жаль, оно тут никогда не клонилось к горизонту, так было бы здорово…

Антон сел на песок под разбитую лодку, пристроившись в куцей тени. Ким тоже присел на приступку, на которой собирался разместить бакумура. Сопелов отошел на десяток шагов, потом вернулся и пристроился на корточки на самом солнцепеке. Даже бакумур, словно почувствовав, что делать тут больше нечего, подошел и привалился плечом к Киму.

Возникла тишина. Каждый думал о своем, и в то же время мысли всех кружились над чем-то общим. Ростик дважды открывал рот, собираясь спросить кое-что, но не решался. В одном он был уверен, Ким не просто так волынил.

— Как их звали? — спросил Ростик наконец. Антон посмотрел на него с укоризной, словно Ростик нарушил некий важный договор.

— Фарид и Рустам. Рустам — брат Гуляб, — ответил Ким. — Оба с детства друзьями были. Лучшие летуны во всей нашей банде. Раньше всех мобилизовались, раньше других выучились… Не расставались никогда.

— Ну, положим, лучший, наверное, ты, — ответил честный Антон, но уверенности в его голосе не чувствовалось.

Ростик набрался мужества и решил, что молчать ребятам он не даст, что-то в этом было скверное.

— А в чем проблема?

— Гуляб была девушкой Кима, но потом удрала к Фариду. И стала его, — Антон смотрел в сторону. Потом повернулся и резко спросил Кима:

— Хочешь, я пойду к ней с известием, что они… Что больше не вернутся?

Ким мотнул потным чубом.

— Будет лучше, если пойду я. Мне ведь выпало командовать этими розысками.

— Ким, — позвал Рост, — я говорил о смерти ребят, наверное, уже десятку матерей и жен. Это Полдневье, тут много людей умерло, и все мы так или иначе умрем.

— Да, умрем. — Ким вздохнул, поднялся и потопал к своей лодке. На ходу он ответил Ростику:

— Понимаешь, в этот поиск должен был пойти я со своим экипажем, и она может вообразить, что я спрятался от смерти за их спинами. Она не простит, а я ничего не сумею объяснить.

Они стали готовиться к возвращению. Сопелов посмотрел на остающуюся разбитую лодку и вдруг произнес:

— Может, оставим кого-нибудь? Просто так, посторожить?

— Нечего тут сторожить, — пробурчал Антон. — Завтра прилетим, переставим твою ногу и вернемся домой молодцами.

— Нога не моя, а самолетная, — почему-то обиделся Сопелов. Он считал, что Антон к нему придирается.

«А через пару дней новый полет, новый поиск, новые смерти, — подумал Ростик, — И так без конца». Как у него вырвалось про Полдневье! Интересно, это в самом деле что-то объясняет или ему только кажется?

По дороге назад Ростик уже не сидел за рычагами и по этой причине зверски замерз. Впрочем, все замерзли. Наверное, потому, что летели не очень быстро, и путь показался долгим.

Садиться Киму пришлось в темноте, впрочем, как и утром, на нужном месте горели факелы, и Антон приглядывал за высотой. Так что все получилось очень хорошо, только тряхнуло чуть сильнее, чем обычно. Как выяснилось, от этого проснулся Сопелов. Он спал всю дорогу, чем вызвал непонятное негодование Антона.

— Не нужно, — попросил его Ким, когда они шли к зданию полетной вышки, чтобы доложить о возвращении, — он правильно спал. Это в твоем распоряжении вся ночь, а ему ногу для той машины готовить.

— Дел-то на полчаса, — буркнул Антон, но больше не ругался.

На том и разошлись, каждый в свою сторону. Ростик — домой, Ким — отчитываться перед Серегиным, Сопелов — искать необходимую запчасть. Антон влетел в казарму с воплем, что Ким должен будет его завтра разбудить. Лишь бакумур остался на месте, но Ростик не сомневался, что и он хорошо знает, куда пойдет отдыхать перед завтрашним полетом.

5

Но вылететь пораньше не вышло. Ким поволок Ростика и Антона в Белый дом, перед очи начальства. И хотя на месте оказался один капитан Дондик, легче от этого не стало. Потому что настроен он был сурово.

Во-первых, размахивая бумажками, которые они вчера вытащили из кабины разбившейся лодки, он орал, что брать полетные карты, по которым любой недоумок может определить положение Боловска, — преступление перед городом. Во-вторых, он почему-то стал возмущаться, что они вообще берут какие-то карты с собой.

— Вам что, памяти маловато? Не можете запомнить, в какую сторону летите, зачем и что должны на месте сделать? Вы что — Ляпидевские, Чкаловы или лавры Расковой вам покоя не дают? Всего-то пара часов лету, все видно как на ладони…

Вот последнего Ростик и не сумел уже снести. Все происходящее становилось слишком явственным примером кабинетной истерии, когда менее чем за сутки, навоображав себе невесть что в отрыве от реального положения вещей, и Дондик, и, очевидно, Председатель прошли путь от относительно спокойного восприятия необходимости полетных карт для пилотов до откровенно унизительной для всех крикливой и бессмысленной ругани.

— А что это ты на нас кричишь, капитан? Или тебе лавры Сталина, Жданова и Хрущева покоя не дают?

— Что?

Ростик встал, посмотрел на присмиревших ребят. И вдруг даже под этой внешней покорностью отчетливо увидел пробуждающийся гнев. И понимание, что унижение, на которое их сюда привели, не такая уж неизбежная и обязательная вещь, как на далекой Земле.

— Пошли, ребята. Пусть этот… капитан прежде сообразит, что все, к кому эти карты могут попасть, уже сорок раз проверили, где находится город и кто в нем обитает. А потом поучится достойно вести себя.

— Да как ты смеешь, мальчишка?..

— Как ты, офицер, которого я уважать начал, можешь орать, как базарная торговка?!

Больше Ростик даже не оборачивался. Он вышел и так хлопнул дверью, что чуть не пришиб последовавшего за ним Антона.

По дороге на аэродром Ким вдруг развеселился:

— Нет, Рост, что хочешь говори, а с нервами у тебя не в порядке.

— Это почему же?

— Это капитан, он к Председателю без стука…

— Если Председатель не поглупел, то сумеет во всем разобраться. А если не сумеет… Тогда и другого найти можно.

— Ого! — сказал Ким.

— Так это же политика, — заметил Антон.

— Ну и что? Ну, политика? — Ростик покрутил головой. — Вы поймите, лопухи, мы им нужны больше, чем они нам. Вся эта политическая кодла, если что-то не так сделает… Я первый в набат ударю.

— Запретят они тебе летать, — вдруг погрустнел Ким, — и узнаешь, что они за кодла.

— А о набате — так они и дали тебе ударить!

— И все равно не позволю, чтобы всякий чекистский жлоб на меня орал с идиотскими претензиями… Ведь идиотские же претензии?

Они прошли сотню шагов молча. Ребята взвешивали, насколько прав был капитан, а потом, кажется, постарались понять, что имел в виду Ростик, когда говорил о том, что дварам известно о Боловске. Наконец Ким кивнул:

— Да, наверное, идиотское требование. Но и карты идиотские, без компасов, без надежных промеров расстояния, с какими-то закорючками вместо условных обозначений… Это не карты, конечно.

И все-таки первое, что на аэродроме сделал Ким, — рассказал о полученном нагоняе Серегину, а потом выложил на стол командной вышки свою карту, которую по примеру истребителей носил в сапоге, а не в планшетке.

— Все, кажется, по этим бумажкам мы отлетались. Попробуем, как будет без них. Но если хоть с одним из нас что-то случится, я… — Он опустил голову, постоял, пошел к двери.

— Погоди, — Серегин, казалось, абсолютно не был расстроен какими-то там нагоняями или ссорами с капитаном. — Начальство не хочет — ладно, сотрем мы с карт город. Все оставим, а это уберем. И будут у тебя и карты и курсы, какие сам проложишь. А условных обозначений… Так ты же их сам рисуешь, вот и подучись, постарайся, чтобы похоже было на инструмент, а не на… кабацкую вывеску. — Рассудительный, почти умиротворенный тон мигом сделал все происшедшее неважным и далеким. Но Серегин не унимался:

— И знаешь, я тут подумал ночью. Лучше тебе будет отправиться на этот раз… с Коромыслом.

Последнюю фразочку он произнес прямо как подарок. А Ким от удивления головой покрутил. Антон обрадовался еще больше:

— Коромысло? Вот это да! Он же в дальние походы не ходит, как тебе удалось?

— Я ему сказал, — Серегин хитро посмотрел из-под кустистых бровей, — что у него будет возможность назвать что-нибудь таким именем, каким ему захочется.

— А если он захочет дваров назвать коромыслами? Нам так и придется их величать? — с тревогой спросил Антон. — Сам знаешь, какой он упрямый.

— Неизвестный объект, — проговорил Серегин со значением. — И только один. Ну, идите, и так четверть дня, считай, потеряли.

Они вышли. Ростика распирало любопытство.

— А кто это такой — Коромысло? Пилот, что ли, какой?

— Это, друг, поднимай выше, — с удовлетворением сказал Ким. — Это загребной, который может победить бакумура… Если тот в плохой форме, конечно.